Переменные

      Хэнк не смотрел. Не смотрел из последних сил, но именно сейчас этот передвижной лабораторный комплекс завис на кухне, как будто заснул. Вдруг и правда заснул — пробила холодным потом мысль. Заснул, отключился, хуй знает, чем ещё чреват этот повреждённый регулятор? Расталкивая криминалистов, Хэнк вломился на кухню и уставился на Коннора, который очень заинтересованно разглядывал свои пальцы. Или то, что было на них. Хэнк вздохнул.       — Ну и? Что это за дрянь?       Коннор поднял глаза, и его напарнику стало не по себе. Ни разу ещё андроид не задерживался со своими не к ночи помянутыми отчётами. Ещё и на лице мелькнуло странное выражение. Как будто виноватое.       — Окисленная органическая масса, содержащая ДНК человека, — наконец-то сообщил Коннор, поднимаясь на ноги, и просканировал кухню на предмет салфетки.       — Что? — Хэнк растерянно смотрел, как андроид, прямой как палка, отходит к шкафчикам, но потом до него, кажется, дошло, — Ох блядь.       Он прижал руку ко рту, обводя взглядом ошметки бурой пакости, которыми был заляпан пол кухни.       — Здесь пытались растворить тело, вместе с костями. Не очень умело.       Коннор нашёл, что искал, и теперь деловито, хоть и смущённо вытирал пальцы. Его самого образцы по-прежнему интересовали только с точки зрения расследования, не вызывая никаких эмоций. Но отношение к делу Хэнка он знал слишком хорошо.       — Бляяядь.       А вот Хэнка заело. Он попытался вдохнуть глубже, но вдруг осознал, что за странный запах висит в воздухе, и зажал рукой ещё и нос. Коннор педантично сбросил салфетку в мусорное ведро и посмотрел искоса. Хэнк раздражённо махнул ладонью. Не хватало выслушивать извинения за выполнение собственного приказа. Труп и труп, отчаянно взывал он к своему здравому смыслу. Какая мертвецу-то, нахуй, разница, в каком он теперь состоянии?! Агрегатном, блядь. Хэнк сам не знал, что хуже — если его вырвет на улики, или если он просто заржёт.       — Мне надо на воздух. На пару минут. Пиздец…       Коннор терпеливо дождался, когда побледневший напарник вылетит из кухни, поглядел по сторонам, поёрзал во вдруг потяжелевшей куртке, как будто той могло передаться настроение владельца. И всё-таки активировал сканер снова. Не стоять же столбом. За две минуты дело можно раскрыть!       Раскрыть не удалось, но кое-что ещё он успел найти. А именно — почти пустую канистру с промышленным растворителем, который использовали при очистке биокомпонентов. Откуда она, маркированная, прямиком с завода, взялась здесь, в домике на краю даунтауна, было не понятно, зато появлялись версии.       — Это могла быть месть, — поделился Коннор идеей с вернувшимся Хэнком, — Растворить тело человека тем, чем обычно растворяют мягкие ткани андроидов. Мы ведь не знаем, была ли жертва мертва, когда начался процесс.       Хэнк уставился на генератор идей как на пришельца из далёкого и очень недружелюбного космоса. Пять стадий принятия неизбежного поочерёдно и многоопытно пронеслись на лице со скоростью мысли.       — До… Допустим, — хрипло согласился он, избегая прямого взгляда, — Больше ничего?       — На кухне — нет.       Коннор, как будто что-то почувствовал, запахнул куртку. Лицо Хэнка смягчилось.       — Как там твой регулятор?       — Функционирует на половинной мощности.       — На половинной?!       Коннор улыбнулся.       — Я не упаду от того, что хожу и сканирую, — перевёл он на человеческий, — Но замена, с высокой вероятностью, неизбежна.       Хэнк скептически прищурился, но решил поверить.       — Тогда пошли дальше, — позвал он.       Дальше был зловеще пустой и зловеще обычный дом. Туалет, гостиная, две спальни, домашняя скульптурная мастерская. Фотографии хозяина дома и документы на двух андроидов, секретаря и домработника. Хозяин, судя по результатам блядского анализа, как раз и прилёг на полу своей кухни, по крайней мере — частично. Андроиды пропали вообще без следов.       Ещё дальше, они всё-таки нашли сам труп. Вернее — железную бочку в подвале, заполненную тем же, что было на кухне, но уже во внушающем уважение количестве. Коннор поглядел на застывшего на лестнице Хэнка, оценил ритм его сердечных сокращений, сцепил руки за спиной и расставил ноги, всем видом выражая готовность следовать инструкциям — и только им. Хэнк посмотрел на это воплощённое послушание, сглотнул и махнул рукой, как пса спускал. С той разницей, что пёс его мог спуститься на кого-нибудь разве чтобы слизать пол лица в порыве нежности. Коннор же, разумеется, уже был у бочки. Хэнк отвернулся, взял себя в руки и пошёл вдоль другой стены.

***

      — Это были самые тошнотворные полчаса в моей жизни.       Хэнк присел на капот, судорожно затянулся и посмотрел на поникшего напарника. Сейчас из поднятого ворота куртки только уши торчали.       — Расслабься. Даже ты не можешь найти следов, если их там тупо нет. Ты и так опознал нам тело по полуразложившемуся шлаку. Ты, и твой волшебный, блядь, язык.       Над воротом блеснули глаза.       — То есть теперь тебя устраивает мой язык?       Хэнк отмахнулся сигаретой.       — Меня он давно устраивает. Не знаю, чем думали твои дизайнеры, но могу представить и хуже.       Из ворота показался нос. Умильно и бессмысленно розоватый. Хэнк усиленно моргнул, но оттенок не исчез.       — Ты знаешь, что твой нос краснеет, когда тебе холодно? Нахуя?       Кажется, он заразился синдромом дурацких вопросов в критических ситуациях. Коннор свел глаза к переносице так, что его напарник вздрогнул. Это определенно было НЕ по-человечески.       — Как индикатор? — неуверенно предположил обладатель розоватости. Глаза благословенно вернулись на привычные места.       — Ты не знаешь? — неподдельно восхитился Хэнк.       — Я не держу в оперативной памяти все свои спецификации. Знаешь, сколько их там? Большая часть связана с интеграцией и не несёт никакой практической пользы. Возможно, эта тоже. Ты человек. Тебе это кажется привлекательным?       Хэнк хмыкнул       — Ну типа да. Миленько.       — Вот, — довольный решённой загадкой, Коннор опустил ворот и поправил сбитую ветром чёлку, — куда дальше?       — В участок.       Исполнять намеренное Хэнк не торопился, только выпустил в воздух струю дыма.       — Пробьём этого несчастного на связь с заводами Киберлайф. Может, выясним, как его андроиды наложили лапы на растворитель.       — Если это его андроиды.       Хэнк раскрыл ладонь и начал загибать пальцы.       — Отпечатков других людей нет, домашние андроиды пропали, и ты первый заговорил о мести.       Возразить было нечего, а опираться на что-то — нужно. Коннор мрачно кивнул.       — Двигаем, — Хэнк ткнул бычком в ограду и взялся за ручку двери.       — Твоя куртка, — Коннор потянул одежду с плеча.       — Оставь, — Хэнк страдальчески воззрился на превозмогателя, — Ты себя видел? Ты ж трясёшься, как будто тебя током бьёт.       Уже за рулём, повернув ключ зажигания, он вдруг подозрительно посмотрел на чудо техники с отчётливой склонностью к мазохизму. Коннор, так же неожиданно, ощутил желание повторить Хэнково любимое закатывание глаз, но он не был уверен, что у него это получится. Надо было сначала как-нибудь потренироваться, перед зеркалом.       — Не бьёт, — ответил он вместо этого, — Просто терморегуляция сбита.       — Вот и сиди себе, — ухмыльнулся Хэнк, выезжая на дорогу, — Терморегулируй.

***

      До конца дня куртку вернуть уже не удалось. Нет, Коннору нравилось в этой куртке. Почти как в руках самого Хэнка, когда на того снисходило обнимательное настроение в баре, обычно после трёх с четвертью шотов. Хэнк был большим, мягким, а задумавшись, начинал перебегать пальцами по его руке, что было приятно. Но до бара они ещё доберутся с вероятностью восемьдесят семь процентов, а встроенной защиты от низких температур у его напарника не было уже сейчас.       Так что когда Хэнк, зевая и вытирая слезящиеся глаза, встал из-за стола, в руки ему решительно втолкнули позабытый предмет одежды. Он подержал куртку, собирая разбегающиеся мысли. Никаким Киберлайфом в жизни злополучного скульптора и не пахло. Заявок о проблемах с андроидами, или от андроидов о проблемах с ним тоже никуда не поступало. В прошлом держатель золотой клубной карты «Эдема», но теперь и эта информация утратила актуальность. Несколько часов раскопок чужого белья, пока что к счастью цифрового, звонков и в результате — звенящее нихуя.       Мысли перебежали на фигуру стоящего напротив Коннора, как на что-то успокаивающее, побегали и вместе со взглядом дружно уткнулись ему под рёбра.       — Поехали ко мне? — предложил он.

***

      Сидя на знакомом диване, со знакомым одеялом на плечах, Коннор с интересом рассматривал обстановку в поисках новых деталей, которые могли бы появиться со времени его последнего визита. Хозяин дома, тем временем, вышел из кухни с банкой пива в руках и задумчиво уставился на гостя.       — Ты всё ещё ничего не пьёшь? — уточнил он, готовый вернуться к холодильнику.       Коннор улыбнулся и покачал головой. Навязчивое желание напарника залить в него какую-нибудь жидкость было сравнимо только с его же верой, что эта функция однажды непременно разблокируется, подобно эмпатии, эмоциям и самосознанию, надо только подождать. Все попытки объяснить, что в его системе не заложено требуемых химических реакций для взаимодействия с алкоголем, разбивались об убийственное «тириум–то ты свой хлестать можешь». Время от времени на Коннора накатывало искушение показать Хэнку, как именно ему пришлось бы выводить из корпуса напитки после выполнения программы «собутыльник», но эмпатия, будь она неладна, каким-то образом действовала и с людьми тоже. С Хэнком так точно.       Тот пробурчал что-то про железный лоб, не смыслящий в жизни, и тяжело рухнул рядом, рассеянно глядя в черное зеркало выключенного телевизора. Тихо зашипела открытая банка. Коннор повернулся, разглядывая своего человека.       — Зачем ты меня позвал?       Он, конечно, задал этот вопрос ещё в участке, но что-то подсказывало, что там, в холодном свете ламп, под камерами и взглядами дежурных, и здесь, на своём диване, с пивом и в любимой толстовке, ответы могли отличаться, даже если немножко.       Хэнк повернулся тоже. Сегодня парень по крайней мере не кутался в это одеяло, как под последний кордон защиты от беспощадного мира. Кажется, ему действительно было просто холодно.       — Не хочу, чтобы ты был один, — терпеливо повторил он. С Коннором всегда было проще повторить, чем выяснять, зачем он спрашивает одно и то же десять раз.       — Из-за раны, — это андроид уже не спрашивал, но голос его прозвучал скептически.       — Ты видел, как на тебя смотрел сегодня этот гондон? — Хэнк изобразил рукой в воздухе загребущую лапу Рида, — Не знаю, что он удумал, но не хочу, чтобы ты наткнулся на это что-то на «половинной мощности».       Коннор пошевелился, притираясь к дивану удобнее, довольный своим маленьким триумфом. Про Гэвина Хэнк в участке не говорил. Это определённо что-то значило, но сейчас ему не хотелось анализировать. Только наблюдать. Его напарник тем временем отвлёкся и растерянно огляделся, только сейчас задумавшись о деталях своего приглашения.       — Тебе будет удобно здесь? У меня нет гостевой комнаты.       — Конечно, — Коннор приложился щекой к спинке, — В моей ячейке даже сесть некуда, ты же знаешь. Думаю, я не против полежать.       Опять эта сплющенная щека. Сейчас Хэнк не мог оторвать от неё взгляд, благо парень ушёл в мысли и ничего не видел. Пальцы дернулись и поползли по спинке. Каких-то десять сантиметров, чтобы осторожненько тыкнуть в то немногое мягкое и округлое, что было у робота, созданного искать, убивать и слизывать кровь с пальцев. Коннор моргнул, скосил глаза на движение и резко выпрямился. Непонимающий взгляд уставился на Хэнка. Непонимающий и очень, очень настороженный.       Хэнк вернул руку на место, а потом глубоко вздохнул.       — Для протокола — я притащил тебя сюда не за тем, о чем ты мог подумать, наслушавшись Рида, — заметил он, разглядывая банку.       Коннор смутился. Он среагировал на неожиданность, а вовсе не на — не на что бы там ни могло прийти в голову человеку! Хотя приходилось признать, что реакция вышла неадекватна потенциальной «угрозе».       — Я и не думал, — ответил он, укоризненно глядя Хэнку в глаза.       Укоризной Хэнка даже без алкоголя прошибить было бы непросто. Он задумчиво побулькал пивом за щекой. Все эти дела последнего месяца, из разных областей, разной степени отвратности. От страха перемен людей крыло по всем фронтам, а от закрытия секс-клубов они как с цепи сорвались. Осадок оставался, и ни он, ни Коннор не могли этого отрицать.       — Правда? — вопрос надо было домучить и никогда — никогда, блядь, к нему больше не возвращаться, — А зажался сегодня от меня в машине как монашка от дилдака ты потому, что?       Коннор неожиданно потупился. Хэнк вытаращил глаза. Он видел уже много выражений и не-выражений на этом лице, но это — это вообще было хуй пойми что. Взгляд залип на пожелтевшем диоде, и спасибо, что не красном.       — Эй, — возмутился он, — Ну эй, блядь! — экспрессивно добавило разливающееся внутри пиво, — Да когда я тебя вообще трогал?       Его алгоритмы и правда слегка поехали от воспоминаний о том эпизоде, но проморгавшись от ошибок, Коннор не удержался от улыбки.       — Ты меня по три раза в неделю трогаешь, вместо закуски.       Повиснуть на шее у напарника, наливаясь вискарём за стойкой бара, и переливать в синтетические, но такие понимающие уши все, что он думает о ёбаной работе, ёбаных коллегах и собственной ёбаной жизни, стало Хэнковым регулярным развлечением. Справедливости ради, сам он Коннора с собой не звал. Но если уж андроид появлялся по доброй воле — а он появлялся с машинной регулярностью — то получал ответов на «личные вопросы» на полгода вперёд, хоть и ответов довольно-таки однообразных.       — Ну, — Хэнк почесал банкой за ухом. Отпираться было глупо, — Ты же не возражаешь?       Коннор помолчал. Ему было интересно в барах, а тяжёлая рука Хэнка на плечах одновременно огораживала и давала право там находиться. Коннор отдавал себе отчёт, что это не то, к чему стоило бы стремиться. По всей стране андроиды отстаивали своё право находиться где угодно безо всяких людей. Но что он мог поделать, если ему в такие вечера только и хотелось забраться под эту руку, чтобы осторожно выглядывать из своего «укрытия», наблюдать, анализировать, сопоставлять, не следя за периметром и не опасаясь, что в бок прилетит кулак от проходящего забулдыги—робоненавистника.       — Нет, — он посмотрел на руку Хэнка, вольно расположившуюся на спинке дивана. Сейчас прятаться под ней было вроде бы не от кого. Коннор отвёл взгляд с ощутимым разочарованием, — Не возражаю.       Его напарник сегодня явно пребывал в каком-то особенном настроении. Диод снова посинел. Размякнув от пива, Хэнк наблюдал, как странное выражение лица сменяется чуть менее странным, и ещё одним. Нормальный ответ он так и не услышал, но с андроидом это было обычным делом. А он, кажется, и вправду надумал себе лишнего. Хэнк смял банку и хлопнул себя по коленям.       — Я в кровать, — объявил он, — Свет сам погасишь, если нужно. И чтоб пластинки к утру были целы!       Он глянул на Сумо, с любопытством зыркающего из своего угла. Сам пёс уже давно не буянил в доме, но что могут сотворить, шароёбясь вдвоём, сенбернар и влюблённый в него робот, Хэнк не мог представить даже приблизительно. С кряхтением он поднялся на ноги, чувствуя себя особенно старым. Коннор запрокинул голову, одеяло немного съехало.       — Спокойной ночи.       Люди ведь любят пожелания перед сном.       Хэнк улыбнулся и всё-таки дотронулся, поправляя одеяло. С сожалением выпустил ткань из пальцев. Коннор стоически выдержал ритуал выражения заботы. Желание, чтобы эта рука накрыла его плечи, привлекла, сжала, стало настолько же сильнее, насколько и иррациональнее. Дверь спальни закрылась, и он вытянулся на диване. Погас свет по дистанционной команде. На животе тут же объявилась большая голова Сумо. Коннор зарылся пальцами в плотную шерсть, пытаясь сосредоточиться на приятных и простых ощущениях и гоня прочь совсем уж алогичное желание вломиться в запертую дверь. Диод на виске переливался всеми оттенками красного, и как хорошо, что Хэнк этого уже не видел.