***
— Итак, мы достигли сногсшибательного нихуя. Вид Хэнка, выходящего из кухни к дивану с какой-нибудь банкой или кружкой, был настолько подвержен паттерну, что даже погружённый в невесёлый разбор данных, полученных от HW, Коннор невольно улыбнулся. Кто из них здесь андроид? Смотри, предложил Маркус. Наблюдать за на напарником и так было его профессиональной привычкой, давно переросшей во что-то компульсивное. Вот он проходит между диваном и креслом, неизменно задерживая взгляд на литографии, подвешенной над камином. Вот спотыкается о мячик на канатике. Собачьи игрушки всегда хаотично разбросаны по гостиной, но этот мячик-канатик с завидным постоянством оказывается именно под этой ножкой этого кресла. Вот садится рядом, всегда — вполоборота к нему, кладёт руку на спинку, опирается банкой, или кружкой, о колено, и смотрит на него, Коннора, с обезоруживающе мягкой улыбкой. — Не парься. Всё равно шансов было мало. Коннор скинул дешифровку в фоновый режим и кивнул. Не париться было сложно, но для Хэнка можно было попытаться. Он терзал эти данные весь день, пока напарник собирал воедино найденное на трёх выездах, пытаясь одновременно не выдать андроидов-свидетелей и сделать вид, что они что-то вообще делали всё это время. Самоустранение Рида было даже кстати, хотя ему, конечно, никто говорить этого не стал бы. Но день закончился, а Коннор так ничего и не выцепил кроме уже увиденного — ни того, как Мэри отделилась от своей подруги, ни того, что с ней произошло по пути в штаб-квартиру. Ничего, кроме вспышек страха и боли. — Эй, — Хэнк как пробу с памяти снял, постучал пальцами по его плечу, — Ты точно в порядке? Коннор помедлил и остановил расчёты, собирая всё внимание на сидящем рядом человеке. Ему нужна передышка. Просто чтобы успокоиться, прийти в себя. Смотреть на Хэнка — это куда лучше, чем подбрасывать монету. Смотреть на Хэнка тепло и спокойно. Чёрное худи, мягкие домашние брюки. Банка энергетика в руке, не открытая и, кажется, забытая. Вопрос в глазах. Тишина, неяркий свет, похрапывание сенбернара и тиканье часов. Нет. Это тоже атрибуты Хэнка, но это не Хэнк. Хэнк тут, на диване, в худи и брюках, с улыбкой в седой бороде, седой же прядью за ухом. Хэнк — это расслабленная рука на спинке дивана. Мучительно близкая рука. — Обними меня, — попросил Коннор тихо. — Что? Хэнк нахмурился, уверенный, что послышалось. Коннор сидел напряжённо, сцепив ладони между коленей, и смотрел тем своим пристальным взглядом, с которым «обдумывал концепции». Только в этот раз он смотрел не в пространство, а прямо на него. И тоже нахмурился, подбирая слова по-новому. — Ты можешь меня обнять? Здесь? Ты почти никогда этого не делаешь, если мы не в баре. Не послышалось. Вернувшись от «своих», Коннор явно был не в себе. До конца дня он ходил в каком-то полутрансе, но Хэнк убедил себя, что это из-за занятых на дешифровку мощностей. Вот только когда андроид позвонил в дверь его дома всего через полчаса после того, как туда добрался сам Хэнк, подозрение переросло в уверенность — данные тут вовсе не причём. Не помешали же они добраться прямо следом за ним, на последнем автобусе. Хэнк посмотрел на энергетик в руке. Отставил банку на столик и повернулся. — Ну… — он хлопнул себя по плечу, все ещё не уверенный, что понял правильно, — Иди сюда? Коннор передвинулся к нему так быстро, что пришлось побороть желание отпрянуть. Передвинулся и замер — в точно такой же позе, как раньше. Хэнк растерянно переложил руку на напряжённые плечи. — Так? Коннор поёрзал. — Больше. «Больше», господи Иисусе. Больше, это как? Подумав во все стороны, Хэнк откинулся на спинку дивана, увлекая Коннора за собой. Тот от неожиданности упёрся, но уже под лёгким нажимом неловко плюхнулся щекой на широкое плечо. Хэнк тихо усмехнулся и обхватил своё недообнятое обеими руками. — Так, — повторил он, уже без вопроса. Коннор совсем остановил дыхание, осознавая себя в этом новом положении. Это тоже было не совсем как в барах. Осторожно он положил руку на грудь Хэнка. Так. Так было значительно лучше. Он украдкой поднял глаза но увидел только бороду. Обзор был сильно ограничен. Коннор улыбнулся и прижался щекой к толстовке. Старая вытертая ткань с выцветшим логотипом департамента была мягкой и уютной, как весь Хэнк. Его одежда, машина, музыка — всё казалось старым, выцветшим, небрежным, но стоило прикоснуться, прижаться, пригреться, и Коннор не хотел расставаться. Он повёл ладонью вниз, по мягкой ткани, чувствуя под ней пульсацию живого тела. Хэнк, кажется, не возражал. Смотреть. Слушать. «Слушать своё сердце», возможно, смысла и не имело, но слышать чужое? Сердце Хэнка Коннор сейчас слышал отчётливо. И оно стучало всё быстрее. Хэнк запрокинул голову, глядя в потолок. Коннор возился в его руках, как Сумо, когда утаптывал свою лежанку. Это было даже смешно, вот только руки парня шерудили по его телу с такой активностью, что прикидываться лежанкой становилось сложновато. Сосредоточенный на чём-то своём, андроид явно не задумывался, что делают с его напарником эти лёгкие движения. Это было немного слишком. — Я не знал, что тебе нравится, когда я тебя обнимаю, — пробормотал Хэнк. В ответ его сжали крепче. Рассеянно он провёл ладонью по всё ещё настороженно сведённой спине. Попытался надавить там куда-то между лопаток, но быстро оставил это занятие. На андроидов массаж-то действует? Коннор замер снова. Он постоянно наблюдал, как Хэнк гладит Сумо, и конечно, научился это делать сам. Он часто видел на улице, как родители гладят детей. Изучая видеоматериалы, смотрел, как это делают взрослые друг с другом. К нему, конечно, тоже прикасались. Копы в участке, когда шли мимо, незнакомцы часто толкали на улице. Люси, пожалуй, позволяла себе лишнего, но её сжимания и растирания больше напоминали манипуляции с антистрессовой игрушкой. К тому же, Коннору было не очень интересно, как его трогает Люси, или любой другой механик в сервисе. Хэнк прикасался чаще всего, и мягко, и грубо, и коротко, и долго, но он совершенно точно никогда его не гладил. Коннор уткнулся лицом в толстовку, пряча диод и жалея только, что на нём в этот момент была одежда. — Можно ещё? — глухо спросил он. Сегодня явно был вечер плохо услышанных слов. Хэнк удивлённо опустил глаза, но увидел только затылок. Нет, услышать-то он услышал, но что это значило? — Что ещё? — уточнил он, раз уж они так удачно «налаживают коммуникацию». Ещё утром он не был уверен, что сможет находиться с Коннором в одной комнате без зудящей в затылке совести. Сидеть на диване и обнимать? Он бы легко остался тут до Нового года. — Ничего, — Коннор быстро сдал назад. Не хотелось лишиться возможности прижиматься из-за слишком амбициозного запроса. Хэнк со стуком приложился головой о спинку дивана. Андроид, который умеет врать, хуже собаки. Он с чувством взлохматил затылок скрытного балбеса. Коннор от неожиданности вцепился в толстовку обеими руками. Широко распахнулись глаза. Хэнк как-то говорил, что собаки обычно не любят, когда им трогают голову, и сейчас Коннор очень остро осознал, что он, вот, не собака. Совсем не собака. Совсем, настолько, не собака, что лог от предупреждений слился в одно красное пятно. А Хэнк залип, с рукой в волосах. Потому что вдруг оказалось, что волосы андроидов меньше похожи на волосы людей, чем всё то, что ему доводилось щупать до сих пор. В мягкой структуре было что-то неуловимо но однозначно синтетическое, не хватало только потрескивания статики. Почему-то это открытие развеселило. Он нашёл, чем Коннор отличается наощупь. Хэнк осторожно пошевелил пальцами, перебирая короткие прядки. Коннор вырвался и выпрямился так резко, что его напарнику чуть снова в челюсть не прилетело. Диод переливался с красного на желтое и обратно. Хэнк смутился. У тебя, как говорится, была одна блядская задача. — Извини, — он убрал провинившуюся руку себе на шею. Коннор отрицательно помотал головой, ошеломлённый. Зачем вообще совать столько рецепторов туда? Затем, что никто никогда не должен подкрадываться к убийце сзади, синтетический ты придурок, вежливо подсказала логика, легко симулировав голос и манеру Хэнка. Андроид-киллер просит человека, чтобы его погладили по спинке. Постмодернизм на ножках. Коннор сжал губы в тонкую линию. Да, чёрт возьми, он хотел, чтобы его погладили по спинке. Не для того он пробивал стену, чтобы и после привязывать любое своё желание к миссии. Он хотел и дотронуться до Хэнка сам. Не до одежды, которую и так изучил вдоль и поперёк, всеми возможными способами. Увидеть больше. Почувствовать больше. Собрать новые данные. И он уставился на притихшего человека. Люди — неудобные. Один рабочий интерфейс, голосовой, и тот работает раз через три. Нет, снова пришла подсказка, теперь от базы данных. Есть ещё один. Но там вообще систему сломаешь. «Я с тобой ебанулся» — Хэнк, вчера, очень-очень пьяный и возбуждённый, насколько позволяло состояние отравленного организма. «Я влюбился в андроида», — Хэнк, давно и один раз, трезвый, после мягкого поцелуя. «Я притащил тебя не для того», — Хэнк, недавно, немного пьяный, после попытки… Коннор тогда так и не понял, что он пытался сделать этим пальцем. Зато прекрасно понял, что «не для того». Таких противоречивых инструкций у него не возникало со времён того расследования на Киберлайф! Но если систему ломать всё равно? От того, как замер взгляд андроида, Хэнку стало не по себе. Он же, вроде, ничего не сделал? Если только — если только это не было что-то из прошлой ночи. Но сказать он не успел ничего, потому что его лицо неожиданно оказалось в фокусе этих механических глаз. «Прикольно же» — вспомнился тот снимок. Не. Нихуя не прикольно, когда так смотрят на тебя. В тишине, в полутёмной гостиной, с одним сенбернаром, который кошку в жизни не цапнул, и с роботом, который неожиданно решил стать… роботом? «Я не хочу искать улики в твоём доме». Спасибо, Гэвин. Ты даже в мыслях, как всегда, блядь, вовремя. Да что было-то той ночью?! — Коннор, — Хэнк взял себя в руки, — Мы можем поговорить. Ты можешь сказать мне что угодно, ты же знаешь это? Взгляд робота опустился. Хэнк нервно выдохнул. — Разговоры не помогают, — тихо ответил Коннор. — Не помогают? — Понять. — Понять что? — да сегодня он бил блядские рекорды по уточнениям. Возможно, это было как-то связано с невесть когда взявшимся желанием жить. — Тебя. — Меня? — Хэнк даже в грудь себе пальцем ткнул. А он-то полагал себя примитивным бревном, замершим в развитии уже лет как пятнадцать. — Ну, — попробовал он снова, чувствуя себя деревяннее, чем когда-либо, — А что поможет? Коннор поднял взгляд, нормальный, слава богу, взгляд, и как-то эдак качнулся набок, что ему пришлось упереться рукой в бедро Хэнка. Пришлось ведь, верно? Парализованно Хэнк наблюдал, как за рукой андроида следует колено. То самое, красиво обтянутое брюками колено, на которое он частенько опирался как на подушку, сидя в офисе, ибо хуя ли оно занимает на столе столько места? Но сейчас напарник сидел не на столе. Сейчас он уже сидел прямо на нём и разглядывал с нового ракурса с интересом вивисектора. — Коннор? — решил ещё совсем немножечко уточнить Хэнк, обуреваемый отнюдь не теми эмоциями, которые пыталось навязать ему равное весу андроида давление на пах, — Ты же помнишь, что человеческий череп не открывается? — Знаю, — с досадой откликнулся несносный тостер, — Вы очень неудобные. Знает, это хорошо, подумал Хэнк. Это прямо заебись. А то, что пытается раскатать его хуй в котлетку, то это, наверное, не со зла. Может, он вообще там ничего не чувствует. Было бы логично с точки зрения тактики ближнего боя. Бьёшь, понимаешь, в междуножие, а тебе в ответ только… Погрузившись в глубины душеспасительной софистики, момент, когда Коннор наклонился к его лицу, Хэнк полностью упустил.***
— Что ты делаешь?! Воздух кончился. Хэнк мёртвой хваткой сжал наездника, вжимаясь в диван. Тот вцепился руками ему в плечи, только сбитый сердечный ритм заменял бьющийся в истерике LED. Если бы не диод, это был бы пиздец — железные тиски, почти неслышное дыхание. Но блядская лампочка, благослови Иисусе её изобретателя, мигала так синхронно со стуком крови в его ушах, что от одного на неё взгляда стучать начинало громче. — Кажется, это называется «тащу тебя в постель». — Да правда, блядь? — ладно, до него действительно долго доходило. Но после того, что этот «волшебный» язык только что делал у него во рту, на любом бревне что-нибудь да распустится. Главное, не думать, что он обычно делает в других местах. — Но ты тяжёлый. Давай ты пойдёшь сам? Придурок не унимался. Улыбнулся, самым уголком рта, как будто знал, насколько это выглядит дразняще. Будь он человеком — у Хэнка и сомнений в этом не возникло бы, но Коннор? Его как-оптимально-избежать-секса Коннор? — Коннор, блядь! — Хэнк подался вперед, вынуждая восходящую звезду приватных танцев немного отклониться, — Я не хочу портить тебе настроение, но какого хуя? Увы, железную башку было не так просто сбить с мысли. — Я знаю, что ты этого хочешь, — Коннор упрямо вжался лбом в лоб напарника, — Мне тебя даже сканировать не надо. Я чувствую твоё артериальное давление внешними сенсорами. — Заебись! — Хэнка тоже было просто так не смутить. Не сейчас, когда этому экстремалу вновь вздумалось испытать себя на прочность, на сей раз, вдруг, через его хуй. — Заебись, — повторил он скорее для себя, копя злость, которая хоть как-то помогала отвлечься, — С моим давлением разобрались. Что насчёт твоего? Показалось, или взгляд чугунной маты хари на секунду скользнул на сторону? — Мое давление не зависит от таких факторов, — пробурчал Коннор. — Ну ни хуя себе новость! Хэнк прикрыл глаза и заставил себя разжать пальцы на его бёдрах. Когда его руки там оказались, он не заметил. — Коннор… — прошептал он, с облегчением чувствуя, что и ладони на его плечах слабеют, ложатся плавнее. Он открыл глаза и чуть с ума не сошёл, снова увидев россыпь родинок на гладкой щеке. В уголке плотно сжатых губ блестела капля слюны. Какая, нахуй, слюна у андроида? Его, Хэнка… слюны. Ох ты ж блядь. О чём он ещё, оказывается, умеет думать. Отпираться не имело смысла. И так уже отпиралось снизу, что нацелилось до гланд. — Я хочу тебя. И давно. Но я хочу знать, что ты тоже этого хочешь. И я не представляю, как мне это понять. Линия упрямого рта смягчилась. В глазах проступила растерянность. — Моих слов тебе недостаточно? Хэнк улыбнулся. — Я ещё не слышал твоих слов. О тебе? Пока что ты говоришь только обо мне. Коннор отклонился ещё, выпрямляя спину. Слезть, впрочем, и не подумал. Хэнк сглотнул. Взгляд как магнитом тянуло туда, где идеальная рубашка, даже сейчас лишь слегка примятая, уходила под пояс брюк. Дальше наступала неизвестность, мысли о природе которой он гнал от себя как ночные кошмары. Отчасти даже радовался, что ему ничего не светит, а значит он и не узнает. И вот, пожалуйста. Воссияло, блядь, как неоновая Дева Мария над Рио-де-Жанейро. Внезапно. Стремительно. Как всё, что происходило с Коннором, стоило ему ступить шаг в сторону от своих, ебать их через все ноли, программ. Сам андроид, меж тем, завис. О, Хэнк знал это выражение лица очень хорошо. Мозг, живущий в нолях и единицах, подбирал интерпретацию своих неебически запутанных мотивов для «неудобного» аналогового. Хэнк протянул дрожащую руку и стёр эту невыносимую каплю. — Коннор, — сколько раз за эти пять минут он произнёс его имя? Хэнк ласково сжал мягкую — в самом деле мягкую! – щёку. — Ты собрался тащить меня в постель, а у тебя точно всё для этого есть? Конкретика вышла не ахти. Хэнк шумно вздохнул, готовясь уточнять, а заодно выкидывая из мыслей всё того же незаменимого, блядь, Рида с его единственно верной формулировкой. Но Коннор неожиданно сфокусировал взгляд. — Так тебя это беспокоит? — он с надеждой скосил глаза на пальцы, так и оставшиеся на его щеке. Как будто Хэнк мог их сейчас оттуда оторвать. — Моя модель разработана на основе широкого ряда технологий, в том числе обкатанных в «Трейси». У меня полный пакет тоже. — Т-трейси? Хэнк от такой внезапной понятливости заикнулся. — Ты? Да ёбаный же пакет. Не ёбаный, возразило что-то очень тёмное, всплывшее из неизведанной глубины его души. Совсем, совсем не ёбаный. Представляешь? В глазах помутилось. — Технически, я лучше, — дотошность Коннора как всегда возобладала над всеми прочими желаниями, или планами, или что там у него было, давая благословенную отсрочку. — Мягче ткань ствола, на пару сотен микросекунд быстрее отклик при ора… Хэнк выбросил руку вперёд раньше, чем подумал. Коннор удивлённо опустил глаза на ладонь, накрывшую его рот. — Ты же сам спросил, — промычал он приглушённо и обиженно. Так, стоп. Когда оно научилось обижаться? Когда-то тогда же, очевидно, когда и сосаться, как шлюха с Амстердамской подворотни. Нет, Хэнк не встречался с шлюхами из европейской злачной столицы. Он вообще ни с какими шлюхами в жизни не встречался, разве что совсем в молодости, для составления протокола о нелегальной деятельности. Но нормальные люди так не целуются. Особенно если всего месяц назад они не знали, что для этого надо открывать рот. Коннор менялся так быстро, что Хэнк не успевал. Отставал катастрофически, упускал моменты, путался в сигналах. И поэтому ещё пятью минутами раньше он собирался позвать его на прогулку с собакой, а теперь его робот сидел на его пульсирующем члене, а он затыкал ему рот рукой. — Без подробностей, ладно? — хрипло попросил он. Коннор моргнул, кивнул и лизнул его ладонь. Блядь.***
«Почему я?» — ещё хочется спросить. Вопрос, который изматывает его так давно. «Чего ты таскаешься за мной как пудель?» Вопрос из какого-то бесконечно далёкого, уже не существующего прошлого, но не утративший актуальности, хотя, конечно, сменивший тон и смысл. Он, Хэнк, разменял полвека, давно пропил жизнь, работу, память о сыне. Что Коннор мог в нём искать? Андроид? И что, что андроид? Половина Америки уже живёт с роботами, ещё год-другой, и начнут заключать с ними официальные браки. Красивый. Придурковатый, но пиздец ведь, какой красивый. Общительный. Уж конечно, умный. Захочет, найдёт себе кого угодно. Мальчика, девочку, такого же робота без признаков пола. Ох нет, у него-то эти признаки, видите ли, есть. Мальчик. Каким-то невероятным образом — его, Хэнка, мальчик. Так и хуя ли он ебёт мозг, и себе, и ему, когда его мальчик прямо сказал — еби? Пока дают. Пока хотят его, вот именно его. Пока не лопнул этот его хуй, который он игнорирует с упорством, достойным лучшего применения, гораздо лучшего. Хэнк осторожно, ещё робко дотрагивается до его пиджака, но это последний барьер. Снимает аккуратно, складывает аккуратно, откладывает на диван рядом. Он же знает — Коннору важно, чтобы его облик был безупречен. Неторопливо берётся за пуговицы его рубашки. Коннор выглядит оглушённым, но поднимает руки, помочь. Хэнк качает головой и просит не мешать. Ему давно не шестнадцать. Ему даже не тридцать. Ему нужно время — почувствовать и принять то, что происходит. Коннор без рубашки ещё красивее, но Коннор вообще без одежды — это отвал башки. Коннор без одежды и любопытная морда сенбернара между их, ну типа, ногами — это, блядь, где эта ёбаная спальня?! Коннор без одежды и на кровати — это внезапное острое дежавю. Мутное, дрожащее, пробивающее холодом по спине. Нет-нет-нет. Так не могло быть. Может, как-то и было, но не так. Потому что если бы Коннор лежал так, и так улыбался, Хэнк не забыл бы этого ни в каком пьяном угаре. Эта улыбка — растерянная улыбка того, кто долгим трудом добился чего-то и не знает, что делать дальше. Хэнку хочется смеяться от этой улыбки, хочется целовать, хочется закусить его бледную шею и выебать сразу, чтобы в крик. Но он ведь даже не знает, будет ли Коннор стонать? Издавать звуки? Что-то вообще чувствовать?! Пока что он, как всегда, смотрит, как всегда молча, со своим фирменным восхищением первооткрывателя на лице. Как, блядь, в каком дурном обколотом тумане можно смотреть с восхищением на Хэнка Андерсона? На Хэнка Андерсона, тоже, конечно, без одежды. А потом Коннор поднимается на локтях, и Хэнк понимает, что они здесь по-настоящему надолго. И не потому, что он дохуя ёбарь и способен трахаться ночь напролёт. Просто Коннор тыкается раскрытыми губами в его губы, не с поцелуем, а так, не рассчитав. И пока этот просчёт ещё чуть-чуть сводит его человека с ума, шепчет с подлинным предвкушением. — Можно вопрос?