Эскапизм

Вместо того, чтобы помочь мне всё наладить, дневная вылазка с Андерсоном оказала весьма пагубное влияние. Изо дня в день меня шлейфом преследовало чувство диссонанса, из-за которого приходилось прислушиваться и приглядываться к каждой детали, изучая, нормальна ли она и на своём ли месте находится. Запахи не вязались с блюдами, освещение в доме — с погодой, атмосфера там же — с последними событиями. Я не могла сказать наверняка, спала ли, ведь необходимый человеческому организму отдых больше походил на полудрём. Наутро я не могла вспомнить, сколько раз засыпала и просыпалась, но зато иногда, посреди ночи, чётко отмечала, что открывая глаза и глядя, казалось бы, на потолок, я продолжаю видеть собственные сны. Как по будильнику, с восьми утра до часу дня, меня одолевала кошмарная мигрень, и никакие таблетки не могли противостоять тупой боли, от которой мир будто бы шёл лёгкими волнами. Несколько раз я бежала из этого мира, испытывая непревзойдённое удовольствие, сравнимое лишь с первым куском пищи после долгой голодовки, что мне, кстати, тоже пришлось проверить на себе. Один раз я оказалась в душной Франции убийцы Парфюмера, где разило тухлой рыбой, скисшими молочными продуктами, миллионами оттенков пота и гнилью зубов. Толкаясь среди людей в грязных, мокрых одеждах, я стремилась к Сене, надеясь смыть с себя все запахи, но заражённая оспой вода, разившая всеми продуктовыми помоями и дешёвым мылом сразу, не помогла мне, а лишила сознания. Я выбралась из этого антисанитарного, вонючего мира лишь когда стала тонуть, покрываясь зудящей сыпью. Второй раз мне посчастливилось побывать в Карпатах, неподалёку от замка Графа Дракулы, блуждая по сожжённому подсолнуховому полю, над которым повис млечный туман. К тому же, в воздухе ещё пахло озоном после недавней грозы. Мне никогда не было столь спокойно, как в том месте. Лёгкая прохлада, запахи свежести и погибающей жизни, одиночество, горы и полное умиротворение. И это пленительное чувство удовольствия, склоняющие меня к желанию стать отшельником могло длиться бесконечно, если бы ряд острых зубов не впился в икру левой ноги, прогрызая мышцу и повреждая паутину вен. И если бы какой-нибудь приверженец Дракулы впился в мою шею, я бы даже была не против, но вместо этого голодный белый волк напал на меня, парализуя и возвращая в реальность. Нездоровые блуждания по мирам хотя бы изредка уводили меня от осторожных взглядов семьи, включая Андерсона, ведь в один вечер отец решил устроить ему серьёзный разговор, после которого брат около часа сидел у меня под боком, намереваясь защищать всю ночь. Но тем не менее, спустя какое-то время сон одолел его, и пришлось круто пихнуть парня, чтобы прогнать в свою комнату. В остальное время я сидела в пределах дома, окончательно привыкая к нему и изучая каждый уголок. Это место было моим новым пристанищем, барьером между мной и людьми, которые, кстати, теперь знали обо всём произошедшем. «ОЧЕРЕДНОЙ ПОДРАЖАТЕЛЬ В ВУЛФ-ТРАП, Galax Gazette На днях штат Вирджиния потряс новый вопиющий случай, и, конечно же, речь снова о кровавых маньяках. У нас уже создаётся впечатление, что кто-то навёл порчу на земли США, посылая то одного психопата, то другого. На этот раз в небольшом городке Вулф-Трап с населением в шестнадцать тысяч пятьсот человек завёлся истинный поклонник Чесапиксокого Потрошителя, возомнивший себя творцом. Судя по инсайдерской информации, этот чокнутый маньяк по имени Мэтт Делонг заманивал молодых женщин к себе домой, отрезая головы и насаживая головы и тела на разные неприспособленные для этого объекты. И если бы не уроженка Монтаны Вайона Блэк, только приехавшая в город и тут же ставшая жертвой маньяка, то бог знает, сколько бы потерь ещё потерпел город. Ни ФБР, ни единственная спасшаяся жертва, постоявшая за себя, не давали показаний прессе, из-за чего мы не располагаем информацией, как именно девушке удалось спастись и в каком состоянии она на данный момент. Ясно лишь одно — в таких ситуациях людям приходится несладко.» Примерно таких несколько статей мне пришлось свернуть в экстренном порядке, чтобы не начитаться новых сведений о себе и таких подробностей о деле, месте преступления и моём побеге, которые не были известны даже мне. Думаю, не стоит напоминать, что когда в городах вроде этого происходит нечто столь из ряда вон выходящее, всё внимание притягивается к тем, кто находился в центре событий. Мэтта Делонга так и не поймали, ведь, судя по электронному письму от Джека Кроуфорда — точнее, от его секретаря — если бы это было так, то меня бы незамедлительно вызвали на опознание, подтверждение показаний и сориентировали, когда ожидать заседания суда. Пока что от Мэтта, которому я довольно сильно врезала камнем по лицу, и след простыл. Наверное, если бы не статьи в характерном для журналистов стиле, я бы с каждым днём всё меньше нагнетала. Рано или поздно мне всё равно нужно было выйти из дома. Ничто не длилось вечно, так что уже через неделю мне нужно было ехать в офис к доктору Ганнибалу Лектеру, расположенный в Балтиморе, Мэриленде. Желание встретиться на терапии, чтобы поговорить о себе и обо всём случившимся стремительно улетучилось, как только я вышла за дверь, оказываясь на крыльце собственного дома. Напротив уже стоял заведённый пикап, и я видела, как Рэйвен сгорает от желания начать сигналить, чтобы я ускорилась. Это было затруднительно, ведь мигрень, вернувшаяся не в своё время, одолела меня, вперемешку со многими внешними факторами. В нос ударил едкий, слегка пряный запах смолы, который навеяло лёгким, почти что тёплым ветром. Почти что впритык к нашему забору, но по другую его сторону, косил поляну сосед, мистер Вондерхаус, если я не ошибаюсь. Как по команде, в резиновых перчатках и с какими-то луковицами в руках, к которым прилипла сырая земля, миссис Вондерхаус громко позвала его, приближаясь. Он тут же остановился, выключая газонокосилку, но вместо того, чтобы обсудить тот вопрос, который они собирались, люди преклонных лет, не скрывая любопытства, наблюдали за тем, как я спускаюсь с крыльца, закуривая. Параллельно я забросила в рот вишнёвую жвачку. Слюна окрасилась во вкус сочных ягод, приправляясь табачным дымом и составляя удивительно приятное сочетание. Я скрылась в машине, понимая, что стоило двери закрыться, как я ощутила небывалое облегчение. Это нервировало, и мне искренне казалось, что человек моего возраста и ума должен справляться с такими вещами, как просто дойти от крыльца до авто. В салоне машины играла тихая музыка, отдалённо напоминающая рэп. Не то чтобы кто-то из нас был его фанатом, но в данной ситуации второсортная музыка неизвестных исполнителей умело разгоняла тишину. Рэйвен внимательно, но всё же уже более расслабленно вела себя за рулём. Она всё также забавно вертела головой, а лучи солнца преломлялись о её волосы, создавая рубиновый оттенок. Пальцы барабанили по кожаному чехлу руля в такт музыке, а на каждом повороте нас немного заносило, пусть это никому и не предоставляло неудобств. За всю поездку мы всего несколько раз бросили реплики и лишь единожды поразились какой-то совершенно глупой шутке ведущего на радио, когда песня прервалась, сменяясь программой. По большей части я рассматривала жилые участки земли, всматривалась в деревья и заранее продумывала ответы на возможные вопросы психиатра, пусть это и не было очень правильно. Офис доктора Лектера находился на Бэйшор Авеню 687, в двухсотом помещении, хотя, по сути, в здании, выполненном в английском стиле с оттенками ампира, что не совсем вписывался в общий ландшафт, их было куда меньше. Рэйвен остановила пикап напротив, но по другую сторону дороги, наконец отпуская руль и разминая пальцы. Убрав волосы за уши, посмотрела на меня — Вернусь за тобой через час. Поспорим на бакс, что тебе хватит десяти минут, чтобы наговориться? — легко улыбнулась сестра, поддерживая иллюзию обыденности. — Я бы не стала так рисковать. Тебе придётся раскошелиться, — объявила я, воспринимая часовой сеанс с психиатром за вызов самой себе и своей ненависти к бессмысленным беседам с неизвестными людьми. — Как скажешь. Я собираюсь походить по местному моллу. Тебе что-то посмотреть? — Нет. Просто выпусти меня из машины, иначе я опоздаю на первую же встречу. — Как скажешь, — с нажимом повторила сестра. — Удачи, Вайона. Я выбралась из машины, спешно пересекая улицу. Когда я оказалась на нужной стороне, от Рэйвен и нашего пикапа уже и след простыл. Вдохнув побольше пыльного, отличающегося от того, что был в Вулф-Трапе воздуха, я вошла на территорию причудливого здания, напоминающего миниатюрную версию какого-то дворца. Стены из светлого кирпича, прямолинейные очертания, хорошо вписывающиеся пилястры и лепнина, массивные подобия башен с рваными концами. Перед зданием расположился небольшой сад с короткой травой ярко-зелёного цвета, ароматными георгинами и ядовитыми белыми олеандрами. Дорожки, выложенные словно из осколков мрамора персикового оттенка и короткая лестница, ведущая к главному входу. Встав перед ней, я достала телефон, чтобы проверить, сколько времени, но одно моё неловкое движение, вызванное не пойми чем, заставило его выскользнуть из руки, прежде чем я узнала, сколько времени. С тупым звуком он упал на первую ступень. Ругнувшись, я склонилась, поднимая свой недавно купленный мобильник, упавший, разумеется, экраном вниз. Вместо цифр, указывающих время, дня недели, числа и заставки с умиротворённым серым пляжем, окружёнными валунами, я увидела многочисленные расколы, напоминающие по структуре нервную систему. Экран рябил разноцветными разводами, будто лужа, в которую попала значительная доза бензина. Порой мне казалось, что случаи вроде этого — знак, что мне давно пора избавиться от подобных этому треклятых средств связи. Это бы здорово упростило жизнь. Разогнувшись, я поправила волосы. Подняв глаза, увидела, что торопящийся мужчина, замерший двумя ступенями выше, чуть ли не врезался в меня. Я поймала себя на мысли, что это бы уже не испортило мой день, а скорее стало бы самым ожидаемым событием. Только спустя несколько секунд я узнала лицо агента Грэма. Блуждающий взгляд мужчины наконец остановился на моём лице и, видимо, он тоже меня узнал. Из-под утеплённой куртки цвета хаки выглядывал серый свитер с мелкими вкраплениями белого и чёрного цвета и ворот очередной клетчатой рубашки, которых, наверное, у агента был целый шкаф. Глядя на этот тёплый свитер мне стало зябко, пусть я и была одета точно по погоде. Волосы Уилла снова были растрёпаны, но в этот раз даже сильнее. Вероятно, ему следовало бы подстричься, чтобы привести кудри в порядок, но мне показалось, что он вовсе забыл о местах вроде парикмахерской. — Вайона, здравствуйте, — кивнул он, поджимая губы. — Согласились на терапию доктора Лектера? Как вы? Вместо того, чтобы незамедлительно ответить на вопрос, я задумалась над тем, что могло привести сюда Уилла Грэма, если, конечно, не работа. Какова вероятность, что этот взбаламученный, казалось бы, официальный, но простоватый мужчина с вечными вопросами в глазах и сдвинутыми бровями, тоже является пациентом доктора Лектера? — Чудно. Теперь если на меня посреди ночи нападёт какой-нибудь чокнутый убийца, я не смогу набрать вас, — вскинула брови я, демонстрируя свой телефон, покачивая из стороны в сторону, и тут же убирая в карман куртки. — Есть какие-то подвижки в деле? — Увы, нет, но я обязательно сообщу, если будут зацепки, мисс Блэк. Если, конечно, найду способ, — робко улыбнулся Грэм, отчасти поражая меня своим поведением и даже внешним видом, которые, почему-то совсем не вязались у меня с его родом деятельности, серьёзным, уверенным голосом и уж слишком мужественного видом, скрывающегося за этой едва робкой маской скромного среднестатистического человека. — Вы приняли правильно решение, приехав сюда. Уверен, терапия пойдёт вам на пользу. Кивнув на прощание, агент Грэм обошёл меня, чтобы спуститься, а я наоборот — поднялась вверх по лестнице, собираясь поторопиться на встречу с Ганнибалом. — И, Вайона, — вдруг окликнул меня мужчина, ещё сильнее хмуря брови, будто бы в чём-то сомневаясь, а потом выдавая что-то на подобие дружелюбной улыбки. — Если всё случится именно так, как вы предполагаете, то езжайте на Карперс-Фарм-Уэй 1220, последний дом на улице и ближе всего к реке Колвин-Ран. — Это что, ваш адрес? — удивилась я, понимая, что вряд ли полиция имеет ещё одно отделение, а где-то в области Интернационального парка скрылся штаб ФБР. — Получается, да, — кивнул он. — До свидания. Удачи. Развернувшись, я наконец вошла в тёплый офис, поднимаясь на второй этаж и двигаясь в нужном направлении. В северном крыле здания меня ждала зона с несколькими креслами, в одно из которых я присела, вполне верно предположив, что когда подойдёт время, доктор Лектер меня пригласит. И вот — уже через несколько минут дверь распахнулась, а в проёме показался вытянутый, длинный силуэт статного врача, обличённый в идеально выглаженный чёрный костюм в тонкую белую полоску. Ганнибал Лектер почтенно положил руку на пуговицу пиджака, склоняя голову в приветствии и указывая рукой на кабинет. В его костюме-тройке, с укладкой светлых волос, дорогих туфлях и неподдельными молчаливыми манерами, он казался полной противоположностью коллеги. Вероятно, противопоставить их друг другу в анализе было бы любопытно, но я была здесь для того, чтобы анализировали меня. — Добрый день, Вайона, можете проходить, — наконец нарушил тишину он, когда я уже входила в кабинет, ничем не похожий на места, где я бывала раньше. — Как добрались? — Без проблем. Войдя внутрь, я оказалась в удивительно уравновешенном, но далеко не минималистическом помещении, с красным акцентным цветом, что, казалось бы, весьма странный выбор для кабинета, нацеленного на приведение души в благоговенное спокойствие. Прямо напротив меня расположилась бордовая стена с тремя картинами одинакового формата, и каждая из них являлась утонченным карандашным рисунком. Этажом выше, хотя этот уровень с трудом можно было назвать этажом, во всю стену расположились книжные шкафы, единственный путь к которым лежал через вертикальную, прямую деревянную лестницу. Слева от неё два панорамных окна прятались за полосатыми бело-красными шторами, и у одного из них стояло что-то вроде пуфа с подушкой, на который можно было прилечь. В центре, на золотистом ковре явно ручной работы, лежащем на пастельно-голубом ламинате, стоял тяжёлый лакированный стол психиатра, с аккуратно сложенными листами, книгами и ежедневниками. Между столом и пуфом, напротив друг друга, стояли два низких кожаных кресла, которые, судя по внешнему виду, были невероятно мягкими. Не припомню, чтобы мне ранее приходилось бывать в столь причудливо, но в то же время со вкусом обставленных местах, каждая вещь в которых, включая прочие мелкие предметы интерьера, могли стоить состояние. — Уилл Грэм тоже ваш пациент? — спросила я, прежде чем напомнить себе, что мы здесь для того, чтобы обсуждать меня, а не кого-то ещё. Но почему-то именно сейчас этот вопрос показался мне актуальным. Доктор Лектер сел в одно из кресел, немо приглашая меня присесть в стоящее напротив. Я расположилась в нём, утопая в мягкости и закидывая ногу на ногу. — Должно быть, вы столкнулись на выходе, — догадался Ганнибал, располагая руки на коленях и, в отличие от меня, не прикладываясь к спинке кресла. Даже в стенах собственного кабинета он оставался невероятно собранным и будто бы отслеживал каждое своё движение. — Верно, Уилл ходит ко мне на сеансы. Об этом меня попросил лично Джек Кроуфорд. — Значит, вы скорее врач и пациент, нежели коллеги? До этой минуты в моей голове была другая картина. — Мы скорее друзья, нежели врач и пациент или же коллеги, — поправил меня доктор. — И часто вы рисуете картины окружающих людей? — А разве возможно как-то иначе? Мы каждый день видим не просто лица и одежду, а нечто большее. Что-то, что есть внутри и само просит об анализе, — хмыкнула я. — Думаю, вы правы. Как видите, люди даже из столь простой вещи, доступной почти каждому, сумели сделать профессию, — кивнул психиатр, указывая на себя и легко улыбаясь. — Значит, психиатр вроде вас может с лёгкостью провести анализ меня. Уже сделали для себя выводы? — Давайте обсудим это в конце, — предложил Ганнибал, не пряча улыбки. — С момента нападения Мэтта Делонга на вас прошла неделя. Я рад, что вы позвонили, но соболезную, что пришлось. Как вы себя чувствуете после всего? — Вместо того, чтобы катиться по наклонной, стремительно взбираюсь на Эверест полного разочарования и отчаяния, — сразу призналась я, понимая, что именно для этого сюда и пришла. Внезапно мне подумалось, будто бы доктор Лектер действительно может помочь мне избавиться от всех навязчивых чувств, мыслей, и исцелить от бесконечной ненависти. — Первое время мне было откровенно всё равно на случившиеся, будто бы эта самая обыденная вещь, событие каждого дня. Теперь же меня накрывает ощущение чего-то гнетущего, повышенное внимание и бесконечное сочувствие в глазах смотрящих. Наверное, если бы не то, что видят мои глаза и слышат уши, всё было бы куда лучше. — Порой нам может казаться, что внешние факторы созданы пищать, как назойливые мухи и отвлекать нас, мешать создавать собственное видение того или иного события или же личности. Нужно иметь умение атрофироваться от всего, если хочешь мыслить здраво, быть реалистом и придерживаться своей правды. — И чтобы просто оставаться в своём уме, — дополнила я. — Хотя это уже отдельное умение. — Вы намекаете на то, что бежите от реальности не к собственному разуму, а куда-то ещё? — задал вопрос доктор Лектер, немного наклоняя голову вбок. На его лице застыла самая нейтральная эмоция из всех, что я видела, и казалось, будто бы выражение лица психиатра останется неизменным, что бы я ему не сказала. Почему-то это развязывало язык и сбивало с толку, ведь кто-то действительно имел способность внушать доверие и ясность, что всё сказанное будет навсегда закрыто в сейфе внутри черепной коробки. На данный момент я не сомневалась, что всё что я говорю, существует только в этом кабинете и остаётся в определённых часах, будто бы замирая, и дожидаясь своего нового, чётко обозначенного времени. Наверное, именно такие выводы, сами по себе появляющиеся в моей голове, были основной причиной, почему я впервые за долгое время не хотела спрятать откровенности в дальний уголок своего скрытого сознания, а выпустить их, впуская в чьё-то ещё. — Возможно, что так оно и есть, — рискнула ответить я, наблюдая за лицом Лектера. Он ещё сильнее сузил мелкие глаза, но ни один мускул его лица не дрогнул. Собственная скрытость, существующая ровно до этого момента, показалась мне сущей глупостью. — Расскажите, что происходит и куда именно вы бежите, когда во внешнем мире происходит нечто, что кажется вам ранящим? — В сюжеты. Фильмы, книги, музыку. В искусственные миры, способные привлечь меня и убедить, что там лучше, чем в действительности. Не сказала бы, что реальность я нахожу ранящей, но да, когда-то, начиная с подросткового возраста, сюжеты помогали мне убегать от неприятностей и являлись обязательной мерой. Теперь же это тюрьма. Я словно пленная, которую засасывает в водовороты бесконечных миров, стоит лишь на секунду потерять чуткость. — И как вы бежите? Вы видите сюжеты перед собой, прокручиваете новые события в сознании или же воображаете, что герои сидят с вами в одной комнате? — обыденным тоном спросил Ганнибал, будто бы мы говорили о чём-то, что существует в совершенно каждом из нас. — Это похоже на иллюзию. Связь с реальностью теряется. Я оказываюсь в совершенно другом мире, стране или же городе с людьми, написанными или описанными кем-либо. Периодически фантазия подбрасывает что-то ещё, внося разнообразие, но каждый раз это нечто будто бы желает моей смерти, — нахмурила брови я, теперь анализируя собственные слова. То, что они звучали и срывались с моих уст давало мне возможность воспринять их по-новому. — И как же вы выбираетесь из этих мест? — Принимаю ту смерть, которую для меня там подготовили. — Это причиняет вам особый дискомфорт? Вы замечаете на себе увечья после подобных приключения? Думаете, это пора прекращать? Да и ещё раз да. Давно пора, вот только всё усугубляется. — Это начинает путать и сбивать с толку. Порой миры и люди в них оказываются настолько правильными и подходящими, что возвращение в реальность, меркнущую на фоне всего того, приносит дискомфорт, — сообщила я. — Большую часть времени, которое я провела в компании Мэтта Делонга, я считала очередным сюжетом, но сгенерированным моей головой. — Поэтому вы так просто рассказывали обо всём этом полиции и ФБР. Вы ещё не до конца осознали, что всё это — реальность, — сделал невероятно правдивый вывод Ганнибал Лектер, который, кажется, приятно удивил и даже удовлетворил его. — Именно, — кивнула я, сжимая кулаки на подлокотниках и с замиранием внутри дожидаясь, когда мы разгадаем мою собственную загадку. — Но подобное никогда не длилось неделями. И когда шёл второй день этого сюжета, пришлось начинать адаптироваться и привыкать, что это не игра воображения, а то, что происходит в реальности. — Это объясняет, почему вместо того, чтобы чувствовать улучшения, вы сталкиваетесь с ухудшениями. Почему вы не бежите снова? — Я бежала. Но я устала от вечного бегства куда-то, — прикрыла глаза я. — Это свойственно детям: от скуки скрываться в фантазиях, общаться с выдуманными друзьями, находясь вдали от настоящих. Но когда ты взрослый, это становится неприемлемо. Я достаточно выросла, чтобы оставить это всё позади. — Настолько всё серьёзно? — Ничто не мешает мне даже сейчас уточнить у вас, в реальности ли мы. — Спешу обрадовать, что да. Нет ничего реальнее, Вайона, чем мы двое, находящиеся здесь, — заверил меня психиатр. — Как давно вы приняли тактику бежать? Это преследует вас с детства? — Не раннего, но да. — И что послужило тому виной? Семья, друзья, какие-то ранящие события? — Семья и есть мои друзья, в большем то я и не нуждаюсь, — сказала я. — Тем не менее, в моей жизни не было особо ранящих событий. Меня просто не устраивало всё то, что есть в реальности, потому что кто-то где-то умудрился создать другой мир, лишённый изъянов и недостатков. Так зачем же мне оставаться здесь, когда есть места лучше? — Вероятно, это необходимо, потому что реальность закаляет нас и делает теми, кем мы являемся, — предположил доктор Лектер. — Значит и что-то от сего мира сделало вас такой, какая вы есть. Просто нужно добраться до этого чего-то и сообщить, что больше оно вас не волнует. Вы сказали, что не нуждаетесь в большем, чем семья. Забавно, но вы напомнили мне одного моего пациента, которому никто не нужен вовсе. Я говорю это для того, чтобы дать понять, что всё не так уж плохо. — Думаю, я уловила ваш замысел и идею, — мягко улыбнулась я, понимая, что Ганнибал явно чересчур компетентен, чтобы ни с того ни сего начать обсуждать других пациентов. Тем не менее, мне всё равно захотелось подумать, кто же может быть тем самым человеком, которому никто не нужен, ведь порой мне казалось, что рано или поздно меня настигнет то же самое мнение. — Давайте поговорим о вашей семье, раз она является главным внешним фактором. Расскажите о ней. Из дел ФБР мне известно, что у вас есть отец, брат и сестра. — Всё верно, — кивнула я. — Вы хотите, чтобы я описала их всех? — Если вы считаете, что в их портретах можно найти причины того или иного отражения на вас, то да. И если вы действительно так любите анализировать людей. — Хорошо. Наверное, стоит начать с отца, Логана Блэка, — я прочистила горло, меняя позу на более сдержанную и напрягаясь, чтобы подобрать самые что ни на есть подходящие слова. — Все мы появились у него достаточно поздно. Мы с Рэйвен родились, когда ему было тридцать два. Тем не менее, его дух по сей день остаётся сильно молодым. Порой мне кажется, что он моложе меня. Его стремление следить за модой, но выбирать диаметрально противоположные вещи, местами несуразный сленг, который каждый раз смешит Андерсона, заострённое внимание на новых кинозвёздах, новостях, фильмах и сериалах, попсовых песнях. Недавно он взялся растить усы, и я бы совершенно не удивилась, узнав, что он подсмотрел это на сайте какого-нибудь модного издания. Человек вроде него, наверное, должен был работать в офисе, пластическим хирургом, садовником или каким-нибудь фрилансером, но вместо этого всю свою жизнь он возится с ремонтом техники и авто, сбором мотоциклов. Это приносит хорошую прибыль, но энергии и времени на это уходит катастрофическое множество. В отличие от нас, его детей, у него нет ни одной вредной привычки, и он прямо-таки настоящий семьянин. Мог бы даже готовить, но став домохозяйкой, испытал бы неловкость. Он часто испытывает неловкость, будто бы молодое поколение может высмеять его за тот или иной выбор, решение или что-то вроде того. Но Логан отличный отец. Он непревзойдённо умелый отец, который будто бы был создан по изначальному клише хорошего отца, — поделилась я. — Зачастую мужчины бросают семьи, прибегают к насилию над ближними своими или же обретают вредные привычки вроде алкоголизма, но какой-то внутренний стержень помогает всему этому обходить нашу семью. Он отчётливо понимает, что растит нас один и всё зависит от него. Ему нравится этот вес ответственности, поэтому ни я, ни Рэйвен, не стараемся поскорее сообщить ему, что уже не нуждаемся в опеке. — Вам крайне повезло с отцом, мисс Блэк. Полагаю, он даёт вам столько заботы и возможностей, сколько может. Это действительно редкость, когда родитель столь тепло относится к своим чадам. Как и в любой семье, должно быть, у вас бывали конфликты, но я не думаю, что он повлиял на предмет нашего обсуждения. Судя по вашим словам, а главное, глазам, он ни разу не заставил вас усомниться в себе. — Думаю, так оно и есть, но если взять Рэйвен или Андерсона, они тоже не делали ничего такого, что склонило бы меня к бегству, — задумалась я. — Конечно, с Рэйвен у нас было конфликтов больше, чем с кем-либо в этом мире, ведь то, что мы двойняшки создаёт особую чувствительность между нами, которая помогает нам не только лучше друг друга чувствовать, но и сильнее задевать. Конечно, с возрастом мы стали лояльнее и может даже немного отдалились, но переехав, мы снова оказались заперты в одной комнате. — Это доставляет вам неудобства? — Нет, не доставляет. Проведя вместе всю жизнь, мы научились отключаться друг от друга, не обращая внимания. Странно, что при всём этом немом понимании и связи что-то различило нас. Просто держу в курсе, доктор Лектер, что моя сестра куда нормальнее и ближе к действительности, — слабо улыбнулась я. — Она представитель того самого типа людей, которые с лёгкостью принимают любую реальность, зная, что другой не будет. Всю свою жизнь она обустраивает свою реальность, обретая комфорт и идеальные условия. Заботится о настоящем и будущем, не видя преград перед целями. Рэйвен иная и при своей гиперреалистичности порой бывает слишком наивной и по-детски простой. Иногда это раздражает, но потом становится ясно, что именно это помогает ей сохранять простоту и здравый взгляд на всё. Она добра и если бы была путешественником, то имела бы с дюжину друзей в каждой точке земного шара. Рэйвен хочет и делает, мечтает и добивается. У сестры есть подход к каждому, силы натягивать улыбку, когда неприятно или же плохое настроение. Она умеет отдавать себя другим, при этом оставляя какой-то неведомый ресурс для себя и своего состояния. И её внешний вид, зачастую развеивающийся на ветру или же светлый и тёплый, удивительно передаёт её суть. — Складывается впечатление, что вы противопоставляете себя ей и если это так, то предписываете себе внутреннюю тяжесть, неудачи и отторжение окружающих, — произнёс Ганнибал. — Вы хотели бы быть ей? — Нет, я бы точно не хотела быть Рэйвен, — покачала головой я. — Но при этом вы считаете, что во многих вещах она лучше, принижая собственное достоинство и убирая себя на второй план. Это так? — Иногда. Возможно. — Нет, это не так. Может, её открытость и вывела её на первый план, ведь зачастую именно это служит главным рычагом который, возможно, Рэйвен сама не осознаёт. Чтобы общество составило ваш портрет, нужно явить себя ему и открыться, какой бы внутри вы не были. Возможно, поступив так, вы открыли бы себя куда более интересной персоной и поняли, что ваши качества куда лучше и ценнее. Тем не менее, вами была выбрана методика скрытия, — подметил Ганнибал. Он будто бы считал, что я представляю из себя нечто большее, чем думаю. Будто просто скрываю все золотые вкрапления под гранитными грудами и грязной, липкой, красной глиной, не желая никому сообщать об источнике богатства. Признаться, я никогда об этом не думала, вообще не допускала мыслей о том, что рассказав о себе, могла завоевать большее внимание или же показать, что во мне больший потенциал. Однажды я пыталась влиться в одну компанию с Рэйвен, но это было около пяти лет назад. Тогда её друзья нашли меня интереснее, над чем мне пришлось здорово постараться, и вскоре Рэйвен вытеснили вовсе. «Я дала им свой твиттер и инстаграм, а ты ведь помнишь, что там есть фотки с тобой. Так вот ты их заинтересовала, Вайона. Они бы хотели познакомиться.» «Возможно, поступив так, вы открыли бы себя куда более интересной персоной и поняли, что ваши качества куда лучше и ценнее.» Нет, всё-таки в этом доктор, увы, ошибся. Всё не могло быть так просто, сладко и на поверхности. Я бы заметила в себе нечто, что вывело бы меня на первый план, если бы я в этом нуждалась. Не знаю, как наш разговор вылился в это, ведь, по сути, я не нуждалась в лучах славы и позиции лидера. — Или же другой вариант: вы просто ещё не нашли своих людей. Таких, какие бы интересовались вами, причинами и следствиями ваших слов и действий. Если это действительно так, то поверьте, Вайона, вы найдёте их, как только согласитесь с этой версией, — вынес ещё одно предположение Лектер. — Описывая свою семью и соглашаясь с составом, оглашённым мной, вы упустили роль матери. Расскажите о ней. Я практически ничего не знаю. Я даже не могу точно определить, что с ней случилось. — Она не с нами уже два или три года, — попыталась отмахнуться я, но это лишь вызвало увлечённый, пытающий взгляд у Ганнибала. — Два или три? Вы не помните, сколько именно, верно? Он почувствовал, куда нужно давить и это заставило меня скрестить руки на груди, пытаясь сильнее вжаться в кресло. Мне казалось, что если я начну говорить о маме, о прекрасной Одри Блэк, которая сама лишний раз о себе не распространялась, то не смогу сказать ничего точного. Я прожила с ней семнадцать лет, но при этом терялась в собственных мыслях, когда речь шла о ней. Образ мамы в моей голове стал размытым, туманным. — Два. Точно два. Она заболела или пропала, здесь точно не вспомню, — помотала головой я, немного морщась от мерзости собственной неопределённости и неточности. — Она была сиротой, поэтому никогда не рассказывала о семье, которую рано потеряла или же о детстве. Мы всегда виделись исключительно с родственниками отца, что понятно. Мне помнится, что она жила одним моментом. Так было всегда. Каждый день она просто принимала и спокойно проживала, принимая как должное. Именно поэтому она всегда обсуждала, что происходит в конкретный момент, а не будущее или прошлое. И темы всегда были о ком-то, о чём-то, не о себе. Я знала её всю свою жизнь, но при этом не знала ничего о самом родном человеке, — внезапно осознала я. — Не напоминает ли вам это себя? Мой взгляд был направлен на ковёр, но я резко вскинула его на врача, потупив глаза. — Наверное, да, — призналась я, всерьёз задумываясь об этом. — Но внешне мы, кстати, вовсе не похожи. У Рэйвен её лицо и волосы отца, а у меня — наоборот. — Знаете, что я вижу, Вайона? Вижу, когда, казалось бы, невинные фантазии переросли в проблему для вас, в опухоль, стирающую память и задевая границы двух миров: вашего и реального, — начал доктор Лектер. — Всё действительно было невинно и девственно, но с вашей матерью, о которой вы не можете вспомнить, как и о её исчезновении из вашей жизни, пришло что-то дурное. Ваше сознание пыталось уберечь вас, спасти от внешнего зла и рока судьбы, стирая память и всё глубже погружая в выдумки, другие места, доступные только вам. — И это страшно? — скривила губы я, отводя взгляд. — Нет, ведь это работа вашего мозга и реакция организма на потрясение. Это некий щит, барьер, от которого нужно было избавиться, прежде чем он стал столь крепким и непоколебимым. Но думаю, что даже с этим мы сможем справиться. — подбодрил меня Ганнибал, наклоняясь немного вперёд. — Я нахожу в вас тонкие нити эскапизма, дереализации, обсессии, возможно, посттравматизма, наслаивающегося снова и снова, от события к событию, от матери до Мэтта, лёгкого невроза, но ничего непоправимого не вижу. И ничего из рядя вон выходящего. И далеко не все эти термины описывают нечто страшное и серьёзное. Увы, наша встреча подходит к концу, но я хочу, чтобы к следующей вы нашли в себе силы расспросить отца или сестру о матери. Это существенно сдвинет нас с места, на котором мы вынуждены остановиться. Я кивнула, поражённо находя взглядом часы и замечая, что за монологами, разговорами и воспоминаниями действительно прошёл час. Я давно не чувствовала такого груза, но при этом освобождения от столь длинного диалога. Когда секундная стрелка часов на мгновение затормозила у цифры двенадцать, с меня будто бы сняли гипноз, и захотелось поиметь новых тайн, которые можно спрятать где-то глубоко, никому не выдавая и никак к ним не относясь. Поднявшись с места, я попрощалась с доктором Лектером, отводящим меня к другой двери. Он открыл её передо мной, выпуская и провожая лёгким поклоном. Я почти ушла, когда голос Ганнибала заставил меня повернуться, немного задерживая. — Могу я попросить вас о ещё кое-чём? Если вы найдёте в себе силы и направление, а мою просьбу допустимой, то мне хотелось бы услышать ваш анализ себя и Уилла Грэма. — Вас и Уилла Грэма? — нахмурилась я, не до конца понимая. — Вы соврёте, если скажите, что ещё не проанализировали нас, Вайона. Пожалуйста, подумайте об этом. До встречи. Дверь захлопнулась, оставляя меня наедине с собственным недоумением. Только выйдя на свежий воздух, увидев совсем близко пикап с лучезарной, ожидающей меня Рэйвен, я вернулась к реальности с новыми силами, взглядами и думами. Казалось, будто бы ещё несколько дней мои мысли будут крутиться исключительно вокруг этого сеанса, пока не придёт время нового. — Как всё прошло с доктором Лектером? — улыбнулась Рэйвен, жуя жвачку и глядя прямо в глаза. — Впечатляет.