Эскапизм

Прохладный ветер обдувает меня со всех сторон, делая свидетельницей некоторой природной аномалии. Южный, северный, западный, восточный — все ветра, найдя одну конкретную точку — меня — решили встретиться. Роза ветров была навеки сломана. Я, подобно Иисусу Христу, стояла прямо на воде. Голые пятки касались прохладной, щекочущей стопы глади озера, а можно быть и моря. Берег был не так уж далеко, но неведомая сила, а может и сопротивление холодных потоков воздуха, удерживали меня на месте, не давая сдвинуться. Я замерла будто статуя, покрываясь мурашками и сжимая зубы от окоченения. Небо окрасилось огненным и рыжеватым, подобно спелым мандаринам, цветами. Перистые облака приобрели небывалый рельеф, словно были выведены кистью умелого художника. Мне хотелось бы оторвать ноги от воды, но они были плотно припаяны. Несмотря на холод, внешний вид облачного неба, давным-давно привычного леса и ощущение полного отшельничества приятно успокаивали. Я словно обрела своё место, застревая на нём. Внутри затрепетало раздражение, когда меж толстых, дряблых стволов елей появились два абсолютно чёрных силуэта: один взрослый, другой детский. Они шли навстречу друг другу, сталкиваясь у границы воды и суши. Когда они оказались достаточно близко, я разглядела в них Логана и Андерсона. Отца и брата, по второму из которых я успела изрядно соскучиться. Увидев меня, кудрявый парень растянул губы в улыбке, оголяя зубы. Папа, будто бы пользуясь тем, что Андерсон отвлёкся, зашёл ему за спину, крадучись. Я постаралась поднять руку, чтобы помахать брату в ответ, но не смогла, ведь собственное тело мне не принадлежало и отказывалось выполнять команды, идущие из мозга. Логан согнулся пополам, бесшумно — возможно, в силу расстояния между нами — ощупывая берег и в какой-то момент поднимая здоровый, гладкий и скользких камень, отдающий тёмной синевой. Я задумчиво свела брови, наблюдая за тем, как Логан прикидывает его вес в руке и будто проверяет, хорошо ли он лежит. Андерсон медленно опускает руку, уголки его радостных губ стремительно ползут вниз. Я вижу, как напряжённо вздуваются его ноздри. А после Логан замахивается камнем, ударяя Андерсона по затылку. Я попыталась крикнуть, но вышло беззвучно, я постаралась сорваться с места, но безрезультатно. Отец снова ударил застывшего на месте Андерсона камнем, отчего обильная кровь брызнула на его рубашку. Сегодня Логан надел белую, хотя порой не делал этого даже по особым случаям. Счёл ли он возможность загубить сына особым случаем? Маленький, тонкий череп проломился. Андерсон, так и не отведя от меня взгляд, повалился на влажный после прилива берег, а бурная волна тут же накрыла его, вновь отступая. Когда берег снова показался, брата уже не было. Только поразительно яркое алое пятно, от которого рябило в глазах. Я взглянула на Логана, только теперь замечая, что он пьян. Он сплюнул прямо на алое пятно, отбрасывая камень за спину и даже не проверяя, куда именно тот приземлился. Его это не интересовало, ведь теперь, с удивительной внимательностью, он разматывал длинную верёвку, чудным образом поместившуюся в карман брюк. Отвернувшись, будто бы и не заметив меня — почему он снова меня не заметил? — он побрёл обратно к деревьям. Мускулы спины ритмично подрагивали, локти двигались, как у дирижёра во время выступления оркестра. Я бездумно и тупо глядела на него, пока верёвка не стала петлёй, закинутой на сухую ветку дерева. Отец стал взбираться по стволу ели так, будто бы всю жизнь был атлетом. После, перебирая руками и наверняка терпя сотни заноз, прямо по ветке добрался до петли. До противного причудливо и неестественно, он повис на одной руке, словно орангутанг, а второй надел крепкую петлю на шею. Я слышала собственный крик, застывший в ушах, хотя знала, что так и не разомкнула губ. Логан, удостоверившись, что конструкция крепка, а ствол и земля достаточно далеки, отпустил вторую руку, резко падая вниз и даже не брыкаясь. Он повис в футе над землёй, смиренно дожидаясь, когда воздух закончится, а я всё также стояла, потупив взгляд и наблюдая, как жизнь покидает папу — последнего, кто у меня остался. Меня посетила мысль, что здесь я тоже последняя, кто у него есть. Неужели одно лишь моё существование не способно удержать его? Он же не один, есть ещё я. Однако даже сейчас он, раскрывая объятия для трухлявой старухи с косой, предпочитает компанию Рэйвен и Андерсона. Андерсона, которого он утянул за собой. На щеках ощущались жгучие слёзы, причём настолько горячие, что я была уверена — они оставят продолговатые, тонкие, жуткие ожоги на лице, навсегда запечатляя свой маршрут. Вдруг под ногами всё затряслось, словно при землетрясении, хоть я и была на воде. Опустив взгляд вниз, я заметила, как из глубинной тьмы постепенно ко мне кто-то — или что-то — всплывает. Стройный оголённый силуэт отдающей лёгкой синевой, то ли трупной, то ли от цвета воды. Каштановые волосы местами свернулись в колтуны, а изнизанные белой пеленой глаза глядели мне прямо в душу. Один их взгляд помог мне наконец сдвинуться с места, падая на колени и оставаясь на поверхности водоёма. Прямо там, подо мной, отделённая только лишь толщей воды, Рэйвен. Мне кажется, что я сотворила что-то ужасное. Что-то, за что могла заслужить всё это: надломленный череп Андерсона, которого унесла вода, эгоист-висельник в лице Логана, застрявшая в воде и посиневшая от смерти Рэйвен, в слепых глазах которой явная паника. Неужели я, сама того не ведая, сделала — или сделаю — что-то, за что заслуживаю быть оставленной? За что обязана стать свидетельницей бесконечной безмолвной смерти? Рэйвен, лицо которой было почти столь же прекрасно, как и раньше, стучала по воде, как по стеклу, но та лишь расходилась кругами. Видоизменённые глаза наполнялись горем, паникой и страхом. Широкие брови изогнулись, как от невыносимой боли. Рэйвен выглядела так, словно за мной был кто-то очень страшный и опасный, или же я сама была такой. Она билась о воду так, что я ощущала вибрацию, ощупывая мокрую поверхность и пытаясь помочь сестре выбраться. Она раскрыла рот, являя гнилые, почерневшие зубы. Обильные пузыри устремились во все стороны, будто она кричала, находясь там. Мне хотелось помочь Рэйвен. Я была здесь и могла успеть спасти её от гибели или от страха. Хотя бы раз я должна была суметь что-то сделать. Я чувствовала, что девушке есть, что сказать. Может, она хотела меня о чём-то предупредить, но слой воды всё заглушал. Мне было не добраться до неё, потому что я не могла попасть под воду, даже погрузить в неё одну руку. Потому я и сидела на коленях прямо на поверхности водоёма, словно новая святая. Перед глазами потемнело. В полном мраке я разглядела образ Андерсона с окровавленным лицом. Он всхлипывал, но старался не плакать. Слева от него на полу лежал Логан. В руке он сжимал бутылку виски, а на шее, подобно цепи с распятием, висела петля. В квадратном аквариуме, полном склизких, зелёных водорослей, кричало и плакало раздутое тело Рэйвен. Я пыталась читать по разложившимся губам. «Осторожно! Скоро! Осмотрись! Крадись! Одумайся!». По-моему, она кричала нечто вроде этого, а град обжигающих и горьких слёз катился по моим щекам, хотя я не всхлипывала, не дрожала, и, вообще-то, даже не горевала. Шумно вобрав воздух в лёгкие и привстав на локти, я открыла глаза, сразу же их жмуря. Сквозь стекло светили лучи холодного солнца, нисколько не согревающие и не ободряющие. От приснившегося сна, не имеющего ни доли логики или же здравости, до сих пор бегали мурашки и лёгкая прохлада, как от ветра на причале. Сдержав зевок, я глянула на соседнюю сторону кровати, которая снова оказалась печально пустой и покинутой. В этот раз вид хотя бы скрасило терпкое послевкусие этой бесконечной, наполненной прикосновениями, короткими поцелуями и рассуждениями о бытие ночи. Дверь в спальню была закрыта, отчего ни одна из собак Уилла не могла пробраться на кровать и побеспокоить мой сон. Впрочем, я и сама прекрасно справлялась с этой задачей. Взглянув на электронные часы с яркими голубыми цифрами, я поняла, что уже десять часов утра и задержалась я в этом доме намного дольше, чем планировала изначально. Поднявшись с кровати и одевшись — мне вновь пришлось столкнуться с раздражающим кофейным пятном на белоснежной футболке лицом к лицу — я покинула спальню, чтобы найти Уилла. К удивлению, я заметила, что никто из собак не прибежал на скрип половиц или же дверных петель. Мне показалось, будто бы этот дом мёртв и заброшен, но иллюзия развеялась, когда за входной дверью послышался лай, а в узорчатом стекле показался силуэт. Дверь, напротив которой я стояла, распахнулась и стая из семи собак вбежала, окружая меня и виляя хвостами. Вслед за ними вошёл и одетый не по погоде Уилл, сжимающий в руках ружьё. На мгновение всё внутри меня упало, ведь когда Грэм отвернулся запереть дверь, дуло безжалостно уставилось прямо на меня. Наконец заметив меня, он ослабил хватку на оружии, легко улыбаясь и тут же опуская ружьё стволом вниз. — Доброе утро, Вайона, — произнёс он. — Доброе утро, Уилл, — отозвалась я, наблюдая, как он откладывает оружие в сторону и избавляется от лёгкой жилетки. Грэм заметил мой настороженный, вопросительный взгляд, вызванный ружьём в его руках. Вообще-то, я понимала, что у специального агента ФБР должно быть оружие, но никак не предполагала, что застану мужчину с утра с охотничьим ружьём. — Снаружи кричало какое-то животное. Думал, пострадало от хищника. Ну или только собирается пострадать, — объяснился Уилл, двигаясь ко мне и разгоняя собак. — И как животное? — поинтересовалась я, удовлетворённая объяснениями. — Не нашёл, — ответил Уилл, пока я рассматривала его лицо так, словно за одну ночь оно переменилось. Вообще-то, Грэм действительно казался более отдохнувшим и здоровым, нежели вчера, рассказывая теории о Ганнибале. — Ты голодна? — Да, — призналась я. Мне не удалось вспомнить, съела ли я хоть кусочек чего-то вчера. — Могу предложить всю ту же пресную рыбу, — почесал затылок Уилл, немного жмурясь. — Пойдёт, я действительно голодна, — произнесла я. — Почему ты так смотришь? Что-то запуталось в волосах или…? Я сделала шаг вперёд, качая головой и целуя мужчину. Ощутив его сухие от северного ветра губы на своих, я освежила в памяти события ночи и убедилась в их искренности и правильности. Уилл, немного отстранившись, прижался лбом к моему. Прикрыв глаза, он шумно вобрал воздух. — На двоих у нас слишком много тараканов, — вдруг произнёс он, снова легко улыбаясь. — Да уж, никакого Дихлофоса не хватит, — призналась я, получая в ответ глухой смешок. Мужчина отодвинулся, направляясь на кухню, где тут же поставил на плиту чайник и достал из холодильника противень с рыбой. Должно быть, он планировал взять тарелку, чтобы разогреть на ней порцию, но я остановила его, прося о вилке. Устроившись прямо на кухне и наклонившись над противнем, я положила в рот кусок белой, суховатой рыбы, но вполне сносной на абсолютно пустой желудок. — Ты общалась с мистером Блэком? — спросил Уилл, снова берясь за ружьё, чтобы убрать его. Он спрятал его в специальный чехол, убирая под диван. — Он два дня в дороге, так что нет. Вчера он уехал к тёте за Андерсоном. Сегодня они оба должны вернуться, — покачала головой я, насаживая на вилку ещё один ломтик рыбы. — Зачем тебе ружьё? — Мы почти в национальном парке, так что всякое может быть, — сообщил мужчина, возвращаясь ко мне на кухню и наблюдая, как я ем холодное блюдо, простоявшее несколько дней в холодильнике. По тому, как он поморщился я поняла, что он не особо гордится едой в своём доме. Джексон залаял, подбегая к входной двери. Уже через минуту послышался стук. — Ты кого-то ждёшь? — вопросила я. — Нет, — качнул головой Уилл, но всё же пошёл взглянуть, кто к нему пожаловал. Я же сняла с плиты чайник, наливая в первую попавшуюся кружку кипяток, а только после этого бросая растворимый кофе. В этот раз мне досталась кружка со старым сколом и признанием в любви к Оклахоме. Либо Уилл сильно любил путешествовать по Америке, либо кто-то регулярно дарил ему несносные подарочные наборы на Рождество. Вернувшись с добычей к противню, я перевела взгляд на входную дверь, в которую уже вошёл Джек Кроуфорд. Глава поведенческого отдела ФБР выглядел особо сурово, снимая причудливую ковбойскую шляпу с коротко подстриженной головы. Судя по лицу Грэма, он не особо хотел видеть начальство у себя дома, а я так тем более не ожидала, что именно сегодня, когда я завтракаю здесь, согнувшись над столешницей и дымящийся кружкой, сюда явится агент Кроуфорд. Мне подумалось, что стоит выпрямиться и официально поприветствовать его, но это выглядело бы крайне несуразно. Наконец агент изучил взглядом дом, натыкаясь на меня и отчётливо осознавая, что я — не предмет дизайна. Сначала он замер и сглотнул, молча перевёл взгляд на Уилла, который засунул руки в карманы брюк, значительно оттягивая их и сдвигая брови, а потом снова на меня, здороваясь. Я проглотила треклятую рыбу, отвечая тем же и убирая противень обратно в холодильник. Для агента Кроуфорда я была жертвой расследуемого его отделом преступления, так что в его понимании, меня здесь не должно было быть. Он тактично промолчал об этом, снова посвящая внимание одному лишь Уиллу. — Я по делу, — наконец выдал он, а я на секунду задумалась, не стоит ли мне уйти отсюда, чтобы не слушать, ведь, по идее, дела ФБР меня никак не касаются. — У нас новое убийство и новый преступник, а ты не берёшь телефон. — Должно быть, выключил звук, — предположил Грэм, и они прошли в гостиную. — Жертву зовут Дуглас Уилсон, член группы «Медных духовых» в Балтиморском городском оркестре, играл на тромбоне. Был найден пару часов назад прямо на сцене своего театра со вспоротой глоткой и оголёнными связками, — сообщил Джек. — Его убили после выступления, погиб от удара тупым предметом по затылку. Мне нужно, чтобы ты взглянул на это и высказал предположения. — Не думаю, что это хорошая идея, — озадаченно покачал головой Уилл, скрещивая руки на груди и будто бы закрываясь от агента Кроуфорда. — Ты знаешь, Джек, я неважно себя чувствую для подобной работы. — А как по мне ты в самом добром здравии, — покосился на меня гость, снова переводя взгляд на подчинённого. — Я уже говорил, что собираюсь уволиться. От каждой читки замысла преступника становится всё хуже. Каждый раз это как удар. А если что-то долго бить, то вскоре это разрушится, разобьётся, разлетится на мелкие частички, — старательно подбирал слова Грэм, уткнувшись взглядов в носки своих осенних ботинок. — В таком случае, нужно было ещё вчера взять больничный. Сейчас же я уже здесь, и ты мне нужен, как специалист по психологии поведения. Нам нужно на место преступления, Уилл, — упрямо, с отцовской строгостью и упрямством произнёс агент Кроуфорд. — Мисс Блэк, вы не против, если мы покинем вас прямо сейчас? — Джек… Всмотревшись в лицо Уилла, когда его столь настойчиво просили поучаствовать, можно было заметить, как он напряжён. Нам никогда не приходилось обсуждать причины его, как мы это называли, «брака», но судя по всему, работа была главной причиной приступов и ухудшений. Он прекрасно понимал это и не собирался заниматься самопожертвованием. От того, что Грэм понимал, как для него опасно проникновение в сознание убийцы, эта настойчивость со стороны Джека стала для меня раздражителем. Я сглотнула набранный в рот кофе, кивая. — Разумеется, мне самой пора, нужно кое-что сделать, — произнесла я, торопливо следуя в гостиную, к письменному столу, где всё ещё лежал рисунок, на котором застыл мёртвый мотылёк. Я стряхнула его, расправляя лист с циферблатом и подходя к Джеку. Агент был настойчив в своём желании увезти с собой Уилла, но это означало лишь то, что он был не в курсе, чем это для него чревато. Мне же дважды приходилось сталкиваться с далеко не здоровыми приступами, которые нельзя игнорировать. По одним лишь отказам Грэма от участия в деле я поняла, что усугубляет его состояние, и мне бы крайне не хотелось, чтобы обязанность делить разум с убийцами и психопатами окончательно погубила Уилла. Я увидела достаточно, чтобы понять, что пора спасать, а не губить и так истраченное здоровье, так умело скрытое красноречием доктора Лектера от чужих глаз. — Прежде чем уйти, позвольте мне влезть не в моё дело и показать вам кое-что, агент Кроуфорд. Это, — кивнула я на лист с циферблатом. — Тест, который выявляет отклонения, в том числе в области психиатрии, и который использует такой специалист, как доктор Лектер. Он нацелен на контроль работы головного мозга, на поиск когнитивных расстройств, болезни Паркинсона или Альцгеймера в частности. Суть в том, чтобы дать пациенту нарисовать часы с обусловленным временем. Исходя из рисунка и его точности можно определить, есть ли у больного проблема. Как вы думаете, есть ли в случае Уилла, а это, поясню, его вчерашний рисунок, какие-либо отклонения? Вероятно, мой вопрос был резковат, а его повышенная риторичность даже оскорбительна для взрослого человека, который далеко не дурак. Тем не менее, мне казалось, что если ткнуть агента Кроуфорда в этот неоспоримый факт, ведь вряд ли мы основали кружок лживых тестов или же абстрактного искусства, то он, возможно, пересмотрит настойчивое желание Уилла Грэма уволиться из поведенческого отдела, о чём я, кстати, впервые слышала. Не знаю, насколько действенной оказалась моя демонстрация, но агент Кроуфорд взял лист в свои руки, рассматривая перепутанные цифры и кривые стрелки вне циферблата. Он нахмурил брови и почесал небольшую бородку, осторожно глядя на Уилла, который сел в кресло, терпеливо дожидаясь развязки. Желваки на его лице двигались, и я не могла понять, в чём дело: в том, что его принуждали к работе с кровожадными убийцами и уникальными замыслами или же в моём вмешательстве. Зная Уилла, я бы предположила, что первое. — Ударились в психиатрию, мисс Блэк? Мне казалось, вас это не интересует. — Абсолютно, но у меня достаточно времени чтобы развиваться в разных сферах, — отозвалась я, принимая рисунок из его рук и теребя бумагу. — Доктор Лектер не рассказывал, что его тесты выявили отклонения, — настороженно протянул Джек Кроуфорд. — Потому что до этого не было причин так полагать. Но я уже сообщил ему о результатах конкретно этого теста, — ответил Уилл, прежде чем я успела вставить слово, что было безумно правильным решением. В то время как я давила авторитетом доктора Лектера, чтобы получить доверие агента к своим словам, Грэм пытался отвести Кроуфорда от прямого контакта с психиатром, чтобы тот не понял, что наши глаза достаточно раскрылись для любований на истину. Ненадолго глава отдела впал в размышления, но они продлились не больше двух минут. Занимая руководящую должность в отделе, которому порой приходится быть оперативное других, нужно уметь быстро принимать решения. — Я советую тебе снова обратиться к врачу, Уилл. И я выдам тебе несколько больничных дней в надежде, что тебе станет лучше, и чтобы дождаться результатов, — подытожил Джек. — Но твои выходные начнутся с завтрашнего дня, и если тебе станет лучше и всё это простое переутомление, то ты сразу вернёшься к работе, и даже не жди увольнения, особенно по собственному желанию. Такой специалист, как ты, обязан находиться в моём отделе. — Я не специалист, а жертва воспаления мозга и эмпатии, — покачал головой Уилл, поджимая губы. — Тем не менее, — гнул своё агент. — Я попрошу тебя проехать со мной. Сегодня и только сегодня. Просто выскажи свои первые предположения, а после езжай к врачу и отдыхать, мы сами разберёмся. Это крайне необычное дело, Уилл. Не каждый день в ФБР направляют случаи убийств посреди сцен и с трупами, которые, видимо, использовали как скрипку или виолончель. Подобные тонкости в описании убийства, когда ещё несколько месяцев назад пределом моего воображения была пуля в лоб и удушение в зыбучих песках, показались любопытными и достойными короткого взгляда даже для меня и даже после того, с чем я лично столкнулась. Но тем не менее, по бегающему взгляду Уилла, сжатым кулакам и челюстям, я понимала, что очередной визит на место преступления может послужить для него причиной приступа, ухудшения, одним словом — очередным ударом. Джек не отпускал его исключительно в академию, он тянул его к психопатам, убийцам и эффектно оформленным трупам, желая раскрыть как можно больше дел, не до конца отдавая себе отчёт, какого Уиллу. Он был, несомненно, ценным экземпляром в коллекции рабочих, но сейчас я чётче, чем когда-либо понимала, как подобная работа может ранить. Кем ты ни был, какой опыт не имел, сколько бы стойкости и смелости в себе не держал, судьба-злодейка может отравить, наплевав на всё. — Хорошо, — согласился Уилл, получая мой сомнительный взгляд, но я не стала лезть в его решения, так как не имела подобных полномочий. — Я на своей служебной, так что поедем на мне. Мисс Блэк, вас довезти туда, куда вам надо? — предложил глава поведенческого отдела. — Буду признательна, если подкинете до ближайшего супермаркета, агент Кроуфорд, — кивнула я, отыскивая свою сумку и надевая куртку. Вскоре мы втроём покинули дом и расположились в крупном чёрном авто, стёкла в котором наверняка были пуленепробиваемыми. Никогда раньше мне не приходилось ездить в супермаркет, да и вообще, на машинах такого плана и масштаба. Сейчас же мне нужно было купить хоть что-то, чем можно будет накормить вернувшихся из поездки мужчин Блэков. Нам с Уиллом не удалось нормально попрощаться, быть может, даже обсудить, каков статус наших отношений и что будет дальше. Судя по утреннему напористому поцелую, который послужил мне основным маяком, теперь всё было крайне понятно и даже приятно. Тем не менее, с утра у нас выдалось не больше десяти минут, чтобы поговорить и просто побыть. По приходу домой, с консервами и макаронами в пакете, я взялась за готовку, которой не занималась давно. Я выскребла содержимое банок с мясом и фасолью в кастрюли и точно также поступила с макаронами, отваривая всё, а после соединяя. Параллельно я бесцельно читала то кулинарные книги Рэйвен, ставшие некоторым достоянием, то сборник правил дорожного движения. Я рискнула, позволяя себе записать Уилла на завтрашний приём к тому доктору, которая скорее походила на стрекозу в очках, но была весьма обязательным и неплохим специалистом. Я прислала Грэму фотографию его записи, зная, что вряд ли он откажется от этого или хоть как-то возразит. Он прекрасно понимал, что становится слишком уязвим как для потери разума, так и для доктора Лектера, который только этого и ждал, чтобы развернуть расследование, как ему вздумается. Когда, зачитавшись в гостиной, я услышала приглушённый рёв мотора, то стала отсчитывать секунды до прихода Андерсона. Мы с братом так давно не виделись, что я представить себе не могла, как мы справились, созвонившись всего пару раз. Возможно, за то время, сколько мы были порознь, он вырос, возможно, к счастью или сожалению, стал ещё умнее, а может вообще понял, что сестра по имени Вайона не так уж крута и необходима в его жизни. Несколько лет назад я бы ни за что не сказала, что буду так восхищаться своим младшим братом-недотёпой, которого интересовали одни лишь энциклопедии ещё до того, как он научился читать. Сейчас же я даже не представляла, что бы без него делала. Наконец дверь дома распахнулась, причём так широко, что ударилась о стенку, и цепочка на ней зазвенела. В прихожей зажегся свет, над лестницей — тоже. Быстрый топот, глухой стук сумок с вещами о пол, и карие глаза находят меня в гостиной, справляясь с улыбкой без участия губ. Я поднялась с дивана, и Андерсон тут же напал на меня с объятиями, сдавливая до резкой боли в рёбрах и лишая возможности вздохнуть. Благо это продлилось недолго, ведь в прихожей Логан, измотанный поездкой, уже причитал, что братец бросил вещи прямо посреди дома, из-за чего невозможно пройти. Судя по скорости, яркому взгляду и крепости объятий, он стремительно приходил в норму. Дьявол, мне действительно стало легче оттого, что этот парень ни на минуту не отчаялся, подобно мне или своему отцу. Главное, чтобы стены этого дома не загубили прогресс. Наконец в зоне видимости появился и Логан, в руках которого была какая-то крайне пёстрая субстанция. Он прошёл в гостиную, бросая её на диван и с лёгкой улыбкой глядя на меня. Притянув за плечо, приветственно поцеловал в макушку, стягивая кожаную куртку, которая, кажется, стала ему немного тесновата. — Как дела, Вайона? Ничего не произошло? — поинтересовался он, внюхиваясь в запах простой, но еды, что его удивило. — Этот плед они связали вместе с моей тёткой, и она заставила привезти его сюда. Можешь забрать себе, если захочешь. Скоро зима. Произошло предельно много всего, ведь мир перевернулся минимум три раза, укачивая меня до помутнения, но было бы странно, если бы я рассказала об этом отцу. Выслушав половину, он бы уже начал подумывать о моём лечении в специальном учреждении. — Вообще-то, это мой плед, так что я оставлю его себе, спасибо, — съязвил вернувшийся Андерсон, который, видимо, успел отнести все сумки в свою комнату. Мне стало до ужаса любопытно, что он почувствовал, проходя мимо двери когда-то нашей с Рэйвен команды, ведь какое-то время для меня это было ежедневным испытанием, похожим на обливание ледяной водой. — Чем это воняет? — Твоим обедом, капитан, но если будешь так отзываться, то больше никогда не получишь обеда. Вообще никогда, как бы он не пах, — отозвалась я. — По мне так аппетитно. Последний раз мы ели хот-доги в шестистах милях отсюда, — поделился Логан, шутливо постукивая по своему животу и проходя к обеденному столу, по привычке зажигая телевизор. Я прошла на кухню, доставая серые тарелки и накладывая в них приготовленное. За час до приезда я заварила терпкий красный чай, отлично подходящий для нынешней погоды, который теперь разбавила кипятком и разлила по чашкам. Андерсон помог мне перенести тарелки, приборы и чашки за стол. Отец, как и всегда, сидел во главе стола, я — по левое плечо от него, а брат теперь по правое, где раньше было место Рэйвен. Когда мы въехали, изначально здесь было пять стульев, словно специально оставленных для когда-то нашей семьи. Теперь же два пустующих бросались в глаза, а мы все вместе всячески делали вид, будто это абсолютно не так. Будто бы мы не были рады, если бы на них не опустились Рэйвен и мама. — Так как твоя поездка? — поинтересовалась я, ковыряясь в тарелке и выедая белковые бобы. — Не знаю, что и рассказать. Я прикупил пару фантастических книг в лавке. Знаешь, у них там есть маленькая лавка, где по доллару продаются книжки в мягких обложках малоизвестных авторов. Пурга практически полная, но хоть время заняло! — хохотнул Андерсон, отправляя макароны за щёку. Судя по всему, вышли они не такими уж и плохими. — Ещё я прошёл программу немного наперёд, чтобы точно ничего не упустить, и втянуться в работу в коллективе. А так, я всё время был с тётей. Сначала она казалась мне весёлой, а потом стала уж больно навязчива. «Андерсон, будь добр, сходи со мной в магазин паркета», «Андерсон, почему ты не хочешь послушать со мной мыльную оперу, от которой кровь из ушей течёт?», «Андерсон, давай вместе разучим поэму бразильского поэта, имени которого не помню даже я сама», — пародировал её брат. — Мне бы пресечь твоё неуважение к старшим, но она действительно всегда была такая, — покачал головой отец. — «Логан, а почему ты до сих пор ни разу не помогал своему дяде мыть машину?», «Такая жара, а ты в трениках!» — Я помню её совсем другой, — возразила я. — Потому что слишком давно не видела, — заверил папа. — Она пригласила нас к себе на Рождество или Пасху. Мы обязаны съездить просто ради того, чтобы Вайона начала нас понимать, — с энтузиазмом заявил Андерсон. — Остальное я рассказывал тебе по телефону. Кстати, папа сказал, твои друзья подарили тебе телефон. Значит, ты теперь тоже отстой. Помнишь же, как ты сказала, что мобильники — отстой? — Ты так сказала? Иногда мне кажется, что ты просто не мой ребёнок, — вскинул брови Логан, пытаясь вникнуть в то, что показывают по телевизору, но всё время отвлекаясь на болтовню. В любом случае, там крутили передачу про соревнования на полосе препятствий между служащими собаками. Смысла там было, сколько в подставке для телефона. — Польщена, — закатила глаза я, пробуя заваренный чай и снова убеждаясь, что красный создан точно не для меня. — Кстати, есть тема для разговора. С тобой, Вайона, — вдруг объявил папа, поворачиваясь, а его вилка застыла на полпути к тарелке. — Мне позвонили парни из мастерской. Ты знала, что в Вулф-Трап есть целый клуб любителей гонок на мотоциклах? Наверняка нет, но суть в том, что недавно у них произошло целых два столкновений на трассе. Говорят, тут это вечно происходит. В общем, к нам на днях привезут повреждённый байк, авто случайно проезжающего местного и ещё четыре аппарата, которые нужно пересобрать и даже усовершенствовать. К чему я веду: я взял половину в свои руки, правда, двадцать процентов прибыли уйдёт Дилану, без его помощи и через век не управлюсь. Конечно, придётся зашиваться в мастерской, но получу за это огромную сумму. Я думал о том, что можно купить тут прачечную, как ещё один вариант дохода. Как раз продаётся единственная, прямо в центре. Как думаешь, могла бы отвечать за сотрудников и порядок там? — Почему нет? Первое время да, но потом придётся уехать учиться и работать на более квалифицированной работе, — пожала плечами я. Мне не сильно хотелось торчать в частной прачечной, но отказать Логану, когда он чувствовал, как мы снова постепенно встаём на ноги, было сравни пощёчине, причём для него. Он не мог справиться со всем в одиночку, отец и так многое поменял в нашей жизни, неся за всё ответственность и если он нуждался в помощи, то я могла ему её предоставить. От картины того, как я первое время просиживаю в общественной прокуренной прачечной, с журналом об интерьере и среди куч грязного белья, ужаснула. Это явно не было пределом моих мечтаний. — Когда твой первый день в школе, Андерсон? — закрыла тему я, поглядывая в телевизор. — Вообще-то, фактически он уже был. Но лично я пойду туда уже завтра, — отозвался брат. — Сразу после приезда? — изогнула бровь я. — Да, — с гордостью произнёс Андерсон. — Завтра в восемь десять я должен быть уже в школе. Мне нужно явиться вовремя, полностью готовым, и чтобы вообще всё прошло идеально. Пап, ты ведь отвезёшь меня? — Разумеется, — кивнул тот. — А ты? — перевёл он взгляд на меня. — Проводишь меня в мой первый день в местной школе? Мысль о том, что мой двенадцатилетний брат просит меня проводить его в школу, будто бы он идёт в подготовительную группу, показалась мне забавной. Но я прекрасно осознавала, что если для меня школа была нудным обязательством, то для него — одной из главных деталей в жизни. Андерсон должен был произвести хорошее впечатление, найти разумных товарищей, продемонстрировать, на что способен, но при этом сдержаться, чтобы не слишком умничать и не показаться занудой. От первого его дня зависело то, как пройдёт минимум один год, при его-то желаниях. И этот год должен был стать идеальным с первых же минут. — Встать ради тебя раньше обычного, чтобы сунуть сухой сэндвич в пакет и проехаться до места, которое все завуалированно называют школой, хотя это самая настоящая тюрьма? — переспросила я. — Без проблем, капитан. Андерсон тепло улыбнулся и молча кивнул, утыкаясь в тарелку. Когда он так пронзительно смотрел, а его тёмные глаза горели огнями жизни, он испытывал самое искреннее, самое настоящее и дорогое. Тогда он не говорил, жадно сохраняя эмоции только для себя и запирая во дворце воспоминаний, ключ от которого был один и хранился у него на шее. Думаю, если бы я смогла увидеть внутренний мир Андерсона, то моя крыша скосилась бы ещё заметнее.