Des Rocs — Why Why Why
Поймать Кэйю в бледный луч прожектора — задача не из простых. Удерживать его там на протяжении всего концерта — что-то на гениальном. То есть на том языке, который поняла бы наставница, а Альбедо… Альбедо просто справляется со своей работой, ничего больше. Ещё один — неподвижный — прожектор направлен на Дилюка, под медиатором которого ревёт электрогитара. Лиза со своим басом предпочитает прятаться в тени, только фиолетовые лампочки на шляпе и платье манят взгляды толпы. Беннета подсвечивают бьющие за его спиной фонтаны искр, и сколько бы раз Альбедо ни повторял, чтобы ударную установку сдвинули к центру сцены, в итоге она оказывается слишком близко к пламени, а Беннет получает пару свежих ожогов — на память о ещё одном концерте, как он смеётся, потирая свои боевые отметины. О существовании Альбедо знают только самые преданные фаны, и они же регулярно задают вопрос: с кем в группе сложнее всего? Каждый раз Альбедо вежливо отговаривается, что ему со всеми одинаково, не сложно и не просто, а так… Как бывает на работе. На абсолютно любой работе. Это правда только на три четверти. Ему легко с молчаливым и упрямым Дилюком, с несговорчивой, до смешного обидчивой Лизой, с Беннетом, который получает травмы гораздо чаще, чем о них говорит. Из всей группы, даже если посчитать постоянно меняющихся гримёров, администраторов, охрану в клубах, продюсеров и лейблы звукозаписи, по-настоящему тяжело только с Кэйей, но Кэйа того стоит. Задумавшись, Альбедо едва не упускает его из луча — к выступлению на «бис», когда вся группа уже на пределе, Кэйа только входит во вкус. Он мечется вдоль края сцены, хлопает по протянутым из зала ладоням, перегибаясь через головы выстроившихся цепью охранников, выкрикивает в микрофон каждое слово так, будто именно оно станет последним, и его энергия заражает уставших от духоты и танцев зрителей. По передним рядам проходит очередная волна — сверху Альбедо видно, как люди из середины зала пытаются протолкаться ближе к Кэйе, и их сложно винить: в липнущих к бёдрам тонких брюках и рваной блестящей майке, Кэйа выглядит откровеннее, чем мог бы голым. Альбедо сказал бы, что это не повод, но он знает, как чувствуется такое… опьянение человеком, даже если твои намерения чисты. Но в зале нет ни одного человека с чистыми намерениями. Когда музыка стихает, и Дилюк прощается со зрителями заключительным, нежным и переливчатым аккордом, Кэйа останавливается так резко, будто его выключили. Это не конец. Если бы это был конец. — Хей, — Альбедо не видит лица Кэйи, но абсолютно точно представляет измученный, затраханный взгляд того, кто выиграл очередную тяжёлую битву, и капельку пота, текущую по груди, — хорошо было, да? В ответ визжат, воют и вопят; с отвратительным звуком ткнув микрофон на стойку, Кэйа делает шаг назад и раскидывает руки. — Прыгай! — кричат ему, и у Альбедо падает сердце. Нет. Он не может. Ему запрещено, и Альбедо напоминал ему перед концертом, но… В последнюю секунду перед прыжком через охрану Кэйю останавливает Дилюк. Так дёргает за майку, что Кэйа едва не падает ему на руки, и силой разворачивает в сторону кулис. — До новой встречи, детки! — кричит Лиза, ступив в опустевший круг света, и поднимает шляпу. Локоны рассыпаются по её плечам; Беннет подбегает к ней, раскланивается, во все стороны рассыпая воздушные поцелуи и благодарности, а Альбедо откидывается на спинку кресла, снимает наушники и закрывает глаза. Почти. Он почти. Невыносимо. Альбедо находит Кэйю предсказуемо оскорблённым и так же предсказуемо пьяным. Задавать вопросы в духе «что это было?» или «ты забыл всё, что тебе говорили?» бесполезно: Кэйа их проигнорирует. Как проигнорировал и Дилюка, если судить по крикам, которые Альбедо слышал, ещё когда помогал Беннету разбирать и упаковывать инструменты. Как игнорирует Джинн и Алису. Как игнорирует всех, кто пытается до него достучаться. Кэйе нет дела до чужих советов и опасений, но Альбедо знает, как заставить его слушать. Он подходит сзади, опускает ладонь Кэйе на горло, чуть выше кадыка, сжимает так, чтобы ещё получалось дышать, но уже не выходило говорить. Оставив тщетные попытки вытащить из глаза золотистую линзу, Кэйа взглядывает на его отражение, вызывающе вздёргивает уголок губ. Разница между улыбчивой голубоглазой половиной лица и сумрачной, настороженной золотоглазой завораживает, но Альбедо и с этим умеет справляться. Нет, никаких ультиматумов — Кэйа всё сделает наоборот. Никаких угроз. Никаких манипуляций. Никаких упрёков и попыток усовестить. Только чистый, лишённый эмоциональной составляющей шантаж. — Если ты продолжишь ставить себя под угрозу, я уйду из группы. Кэйа замирает. Альбедо чувствует злое удовлетворение от того, как у него округляются глаза. Это удар под ребро, идеально рассчитанный и попавший точно в цель. Кого-то можно удержать чувством вины, кого-то — похвалами, кого-то — сексом или обещаниями. Кэйю можно удержать только страхом потерять славу. Потерять сверкающий ореол, а вместе с ним уникальные световые установки, идеальный звук, революционные эффекты и сорок процентов своего очарования для фанов. Не сто, конечно, нет, — но достаточно много, чтобы дальнейшее триумфальное шествие к вершинам славы сильно замедлилось, если не остановилось вовсе. Эмоции на лице Кэйи меняются так же молниеносно, как он сам меняется перед зрителями. От страха к изумлению, от ярости к обиде, от злости к желанию сделать так же больно в ответ, но Альбедо продолжает держать за горло его самого и его карьеру, и Кэйа знает, что он — единственный, кто не станет таким шутить. Несколько раз Кэйа размыкает губы, собираясь что-то сказать, но не произносит ни слова, хотя Альбедо готов ему позволить. И, наконец, сдаётся, — Альбедо видит по тому, как поникают его плечи и опускаются ресницы. — Хорошо. Потянув за плечи, Альбедо разворачивает его на крутящемся стуле, поднимает ему голову и достаёт линзу. Кэйа моргает, встряхивает головой, чтобы длинная чёлка прикрыла светлый, почти бесцветный зрачок. — Здесь отличная крыша, — продолжает Альбедо, как ни в чём не бывало, — проветришься со мной? — Если не встретим Дилюка, — ворчит Кэйа. Похоже, ссора была жестокой. Альбедо кивает и ведёт его переходами для персонала, тёмными коридорами, куда не заглядывают звёзды. Навстречу попадаются осветители, уборщики и официанты; к счастью, никаких музыкантов, но Кэйа расслабляется только на чердаке, где пыльно и тихо. Звёзды на чёрном ночном небе заставляют его улыбнуться. Сев рядом, Альбедо, прижимается плечом к его плечу. У него плохо с извинениями. Плохо с озвучиванием своих чувств. «Я испугался» или «я волнуюсь за тебя» пустые слова, ничего не значащие в сравнении с тем, что он ощущает, когда думает, что коронный прыжок в зал станет для Кэйи последним. Кэйа заговаривает первым. — Я забылся. — Звучит виновато. То есть, кроме Альбедо никто бы не расценил эту фразу как извинение и предложение мира, но это совершенно точно оно. — Совсем не подумал о… Сам знаешь, на сцене я превращаюсь в другого человека. Он вздыхает, и Альбедо поворачивает его к себе, сдвигает волосы со лба, чтобы видеть оба глаза. — Ты каэнриец. Ты никогда не забываешь об осторожности. — Каэнриец… — скалится Кэйа и, вывернувшись из рук Альбедо, зло щурится на полную луну. — Только была ли она вообще, эта Каэнрия? Обняв колени, Альбедо смотрит на луну вместе с ним. — Раз есть мы, значит, была и она. — Наследие погибшей цивилизации… Проклятое наследие, — шепчет Кэйа и закрывает правый глаз ладонью так, будто пытается скрыть от луны свою метку. — И никого, кто знал бы, как нам помочь найти свой путь. Задумчиво тронув отметину у себя на шее, Альбедо пожимает плечами. — Значит, мы найдём его сами. Как и всегда. От любых печалей Кэйю быстрее всего излечивает секс в случайных местах; именно поэтому на чердаке Альбедо разворачивает его спиной к стене и становится на колени. Мгновенно оживившись, Кэйа расстёгивает брюки и задирает майку, проводит ладонями по груди, зажимает между пальцами отвердевшие от холода соски. Здесь нет никого, кроме Альбедо, но театр одного актёра имени Кэйи Альбериха работает всегда, независимо от количества зрителей. И, вероятно, только по этой причине Альбедо здесь, смотрит снизу вверх на то, как Кэйа комкает в кулаках тускло мерцающую ткань и покачивает бёдрами, соблазняя того, кого ни мгновения не требовалось соблазнять. По той же причине Альбедо, испытывающий больше возбуждения от вида коробки с новым отражателем, чем от присутствия голого человека любого пола, торопливо расстёгивает молнию своих шорт, прежде чем взять член Кэйи за щеку и, захлёбываясь слюной, обвести языком. Сразу за тем, давясь в спешке, он заглатывает ствол почти до основания, и это снова испытывает на прочность его челюсти и более чем развитый рвотный рефлекс. Но человек — как говорила мать — существо, опирающееся в первую очередь на рассудок, а только потом на низменные инстинкты. Выросший на научных трактатах, в окружении мудрейших из мудрецов, Альбедо презирает рефлексы, и ему хорошо, когда Кэйа толкается ему в глотку, хрипя что-то грязное и пошлое, что Альбедо ни от кого другого не стал бы слушать. Когда они заканчивают, Альбедо, пошатываясь, утыкается лбом Кэйе в живот и рассеянно смотрит, как с члена капает на ободранный деревянный пол. Оргазм без помощи рук, как он раньше думал, что-то близкое к фантастике. Настолько же близкое, как и Кэйа. На обратном пути Дилюк им тоже не встречается, но в трейлере с ним не разминуться, поэтому Кэйа идёт сразу к фургону Альбедо и заваливается на пассажирское сиденье. Без лишних комментариев Альбедо выдаёт ему плед, припрятанный в дверце специально на такой случай, и садится за руль. — Что он сказал? — Что уйдёт, — с детской обидой сообщает Кэйа, хохлясь в пледе. — Я сказал то же самое, — улыбается Альбедо. — Я ему не поверил. — Кэйа отворачивается к стеклу, прижимается к нему щекой, и от грусти в его взгляде у Альбедо сжимается сердце. — Он врал, чтобы меня припугнуть. Как будто я не способен понять, когда он врёт! За все эти годы! В знак поддержки Альбедо сжимает его руку, и только потом заводит мотор. — Завтра он будет извиняться, — продолжает Кэйа, — как будто не знает, что я всегда… Что я больше не хочу… Что тогда… — Кэйа, — прерывает Альбедо, — смотри. Что-то насвистывая под нос, через стоянку идёт Итэр, как всегда, одетый слишком легко для ранней осени. Заметив горящие фары фургона, он сворачивает с пути к трейлеру и, поднявшись на носочках, просовывает Альбедо в окно два стаканчика кофе. У него в коробке ещё три — для всех кофеманов группы. — До гостиницы полтора часа, — напоминает он с улыбкой, — поворот не очень заметный, я помигаю, чтобы вы не проехали. — Спасибо, — говорит Альбедо, и Итэр спешит дальше. Обхватив свой стаканчик обеими руками, Кэйа задумчиво смотрит ему вслед. — Почему мы ещё не заключили с ним постоянный контракт? — Он на испытательном сроке всего неделю, — фыркает Альбедо, — для заключения постоянного контракта нужно хотя бы две. — Мы его потеряем, — убеждённо сообщает Кэйа, — он водит трейлер так, что меня не укачивает, хорошо готовит, бронирует нормальные отели, не разбил ни один из инструментов, он даже помнит, кто какой пьёт кофе! Усмехаясь, Альбедо трогается с места. Стоит подождать с постоянным контрактом Итэра, только чтобы Кэйа предпочитал эту драму всем прочим.Des Rocs — I Know
— Снова этот взгляд, — усмехается Лиза, войдя в трейлер. От неё пахнет ментоловым сигаретным дымом; один этот запах успокаивает — насколько Дилюк вообще способен успокоиться. — Хочешь сделать что-нибудь жестокое? Тогда помоги мне снять сапоги. — Зачем ты каждый раз их надеваешь… — ворчит Дилюк. Он всё ещё вымотан приступом бешенства, но уже готов раскаяться и даже извиниться. Как назло, именно в такие моменты Кэйа его избегает — до тех пор, пока настроение извиняться не проходит. С каждой такой ссорой пропасть между ними становится всё шире. Ещё один виток вниз по спирали, которая, по мнению Дилюка, давно должна была закончиться. Но Кэйа пробивает дно снова и снова. Если и есть… — Снимай. — Лиза, завалившись рядом на диван, закидывает ноги Дилюку на колени и устало откидывается назад, нимало не заботясь, что её драгоценная шляпа укатывается хрен знает куда. — И не медли, глупышка, я едва могу терпеть эту муку. На самом деле Дилюк не просто не любит делать больно — он это ненавидит. Но выбора нет. Он тянет сапог за пятку, придерживая острый стальной каблук, задерживает дыхание и дёргает. С душераздирающим криком Лиза высвобождает ногу и немедленно водружает ему на плечо. — Я не парень, чтобы тянуть прелюдию, — саркастически мурлычет она. — Вложи в этот рывок всю свою ярость. Дилюк слишком хорошо помнит, что после прошлого концерта кровавые мозоли ещё не зажили. — Милый, — укоряет Лиза, легонько толкая его ступнёй в затылок, — долго я буду мучиться в этих тисках? Сдавшись, Дилюк дёргает. Дважды, потому что с первого раза сапог не поддаётся. От капнувшей на пальцы крови ему становится дурнее прежнего. — Спасибо, детка. — Лиза треплет его по щеке и немедля сталкивает ногой с дивана, освобождая себе место. — Принеси мне попить. По дороге к кулеру Дилюк с ненавистью пинает не в меру узкие сапоги с не в меру высокими каблуками, и Лиза заходится довольным смехом. — Смысл делать это с собой… — бурчит Дилюк, подавая ей стакан. — Ты ничего не понимаешь в женщинах, — снисходительно сообщает Лиза, бросив на него кокетливый взгляд. — Да и в мужчинах, если на то пошло… О, да это же мой спаситель! Дилюк вздрагивает, поняв, что и не заметил, как в трейлер вошёл кто-то ещё. К его облегчению (и тайному сожалению), это не Кэйа. К его панике, это Итэр, за которым по пятам, с огромным стаканом в руках, следует перемазанный в молочной пене Беннет. — Лиза, — Итэр, как обычно, предельно вежлив, — твой эспрессо с тоником. Дилюк, это твой. Последний стакан из бумажного пакета, как Дилюк и просил, не подписан, потому что внутри карамельный мокачино, и потому что Дилюк не хочет шуточек Лизы. Не то настроение и не такой вечер, чтобы подвергать свой дрянной характер дополнительным испытаниям. — Ты опять! — восклицает Беннет, взглянув на Лизу, и бросается за аптечкой. Мысленно поблагодарив его, Дилюк выходит из трейлера в надежде, что прохлада ему поможет. Увы, прохлада только раздражает сильнее. К тому же отсюда видно фургон, в котором Альбедо что-то читает на планшете, а Кэйа, завернувшись в плед, смотрит будто нарочно в другую сторону. Фыркнув, Дилюк огибает трейлер и приваливается к нему с другой стороны, чтобы не видеть Кэйю и самому не бросаться в глаза. Мерзкое послевкусие ссоры туманит взгляд, делает мир неприятно тёмным. Если бы только Дилюк после таких выходок Кэйи умел быстро успокаиваться… — Скоро поедем. Итэр говорит тихо, но Дилюк всё равно вздрагивает снова. — Ты не взял ничего для себя? — мучительно поразмыслив, о чём можно поговорить, выдавливает Дилюк. Голос звучит надорванно, и это причина, почему рядом с Кэйей у Дилюка получается только играть. Если когда-то он и был способен петь… — Торопился, — обезоруживающе улыбается Итэр, и Дилюк почему-то суёт ему свой кофе. — Попробуй. Вопреки его ожиданиям, Итэр не забирает стакан, а обхватывает поверх ладони Дилюка, наклоняет и делает большой глоток. — Тебе подходит, — говорит он, довольно улыбаясь. Дилюк непонимающе вскидывает брови. — Кажется, что обожжёшься, но с первого глотка согреваешься внутри. — Облизнув губы, Итэр отступает. — Свяжись со мной, когда вернёшься. Я буду в кабине. Провожая его взглядом, Дилюк прикладывается губами к пластиковому носику на крышке стакана и неловко краснеет. Лиза права. Он ничего не понимает ни в женщинах, ни в мужчинах, и представления не имеет, как в этой области вообще можно разобраться. — Думаешь, мне действительно угрожают? — спрашивает Кэйа. Альбедо приподнимает бровь, показывая, что слушает. Честно говоря, он был уверен, что Кэйа уснул ещё час назад, когда фургон выехал на ровное шоссе. — Все эти послания… туманны. — Явных угроз в них действительно нет, — соглашается Альбедо. — Но само их появление я нахожу тревожным. — Может, это просто… поклонник? — Тревожная морщинка между бровей говорит, что Кэйа и сам не верит в свою гипотезу, но желание прыгать со сцены в бурлящую от обожания толпу слишком сильно в нём. — Какой-то фан пытается привлечь наше внимание. — Я больше верю в то, что какой-то фан пытается привлечь наше внимание к возможной опасности. — Пользуясь тем, что трасса пуста, Альбедо притормаживает, только чтобы серьёзно посмотреть Кэйе в глаза. — И я предпочту перестраховаться. — Он просто заставляет нас нервничать, этот фан, — ворчливым тоном Дилюка сообщает Кэйа и тут же загорается этой мыслью. — Что, если это наши конкуренты? Просто хотят, чтобы мы остановили турне и не записывали новые треки, и… Альбедо вздыхает. — Никаких селфи с фанами в зале, — сухо повторяет он. — И никаких прыжков со сцены, пока рыцари не заключат сталкера под стражу. — Скажи ещё, что мы должны прямо сейчас разъехаться по домам! — Мы не можем разъехаться по домам, поодиночке никто из нас не будет в безопасности. — Теперь и у меня холод по спине, — жалуется Кэйа. — Не думаешь же ты, что этот неизвестный — маньяк или серийный убийца? — Мы ничего о нём не знаем, а значит, не можем отмести ни один из вариантов. — Альбедо всё-таки смягчается. — Пока.