Светяшка

Des Rocs — Born to Lose

      Настоящие угрозы или фальшивые, но с каждым новым цветком, который фаны бросают на сцену, Альбедо внутренне содрогается от страха. Досмотры на входе в зал по его просьбе ужесточили, но он лучше многих знает, как легко пронести оружие на теле и как просто подобраться в толпе к человеку, не ждущему нападения.       Кэйа выглядит как человек, ждущий чего угодно, кроме нападения. Он купается во внимании, плывёт в нём, как дельфин в ласковых волнах, дышит им — и требует больше. Ему никогда не бывает достаточно. С высоты Альбедо видит, как длинная прядь липнет к мокрой спине, когда Кэйа к восторгу толпы сдёргивает майку и похабно поддаёт бёдрами.       О да, он выжимает из зрителей всё. Каждую каплю желания, обожания и страсти. Всё, чем они готовы поделиться. Если бы он мог светиться от удовольствия, эту вспышку увидели бы в соседних городах.       — Ещё одна песня, уговорили, — воркует он, поднеся микрофон так близко к губам, что его срывающееся дыхание осколками эха рассыпается по всему залу. Альбедо пользуется передышкой, чтобы вытереть пот со лба. Здесь жарко; Кэйа, вошедший в раж, скорее разденется на сцене, чем уйдёт, пока зрители ещё готовы для него танцевать. — Но если к её концу все кружевные трусики в зале не будут лежать на сцене, я…       Он осуждающе качает головой, и первый скомканный снаряд тотчас прилетает ему в грудь. Приложив руку к сердцу, Кэйа начинает петь — и его голос звучит так страстно, что пробирает даже Альбедо. Это часто случается именно на последней песне, когда усталость даёт о себе знать, а эмоции вырываются из-под контроля разума.       Последняя песня всегда самая отчаянная, что бы Кэйа ни выбрал из своего обширного репертуара. И, пусть Альбедо слышал эти слова без малого пару сотен раз, они звучат по-новому и по-новому ранят. Неудивительно, что кружевное (и не только) бельё сыплется на Кэйю градом. Под конец песни к его ногам шлёпаются насквозь мокрые семейники, и Лиза в тени заливается серебристым ведьминским смехом.       От Альбедо не укрывается, как Дилюк двигается всё ближе к краю сцены, готовый перехватить Кэйю, если потребуется, но — удивительно — Кэйа ведёт себя более чем пристойно. Закончив песню, он ещё несколько секунд раскачивается молча, будто ему нужно допеть что-то только для себя, а потом раскидывает руки, и зал измученно кричит ему в ответ.       И всё же Дилюк не уходит, пока Кэйа не скроется за кулисами, а потом, следуя за ним, мстительно наступает на валяющиеся на пути кружевные трусики.       Альбедо, покидая свой пульт, только вздыхает.              В гримёрке непривычно тихо. Альбедо успевает решить, что Кэйа ушёл, но всё-таки толкает дверь.       Неподвижно сидя перед зеркалом, Кэйа смотрит на столик, по которому разбросан грим. Альбедо подходит, заглядывает ему через плечо.       «Пророчество должно исполниться», — гласит записка.       — Его кто-нибудь видел, — убеждённо говорит Альбедо. — В этом клубе повсюду камеры. В коридоре точно есть одна.       — Я уже спросил у охранника. Сломана. Не было никого, кроме персонала. Ни одной подозрительной тени. — Кэйа обхватывает голову ладонями и бессильно рычит: — Как он это делает! Он, что, призрак?!       — Передам её рыцарям при следующей встрече. — Альбедо берёт записку пинцетом и опускает в один из пакетов, которыми его щедро снабдила Эола. — Может, хотя бы на одном листе остался отпечаток, биологический материал или что угодно ещё. Любая зацепка. Рано отчаиваться.       — Теперь ты меня утешаешь? — огрызается Кэйа. — Я понятия не имею, что ему нужно! Какие пророчества, какие три ответа, какие зазеленевшие ветки?! Что он несёт?!       — Может быть, он сумасшедший, — предполагает Альбедо, присев на край столика. — Или одержим религиозной идеей. Знаешь, о певцах часто говорили, что они мессии или что-то в таком духе.       — Я просто пою слова со сцены. — Взлохмаченный, Кэйа мрачно поднимает голову, и Альбедо без лишних просьб снова помогает ему вытащить линзу. — Как сотни и тысячи других людей в Тейвате. Если каждого считать мессией…       — Может, ты и не мессия, — усмехается Альбедо, огладив его подбородок, — но определённо особенный и совершенно неповторимый.       — Неужели ты даже не добавишь ничего занудно научного? — польщённо хмыкает Кэйа и утыкается ему в колени. Опустив ладонь ему на затылок, Альбедо задумчиво перебирает влажные волосы, наматывает на палец длинную прядь. Тревога точит сердце день за днём, как бы Альбедо ни взывал к доводам рассудка; каждый раз, как Кэйа выходит на сцену, в бар, покурить или пройтись, мысли о неизвестном сталкере, о том, что куда угодно он способен пробраться незамеченным, сами лезут в голову. Альбедо понимает, что новые ограничения для Кэйи станут только источником большего страха, но одного усилия воли недостаточно, чтобы перестать волноваться.       Это длится всего пару месяцев, а он уже чувствует себя вымотанным.       Устало вздохнув, он прикрывает глаза, — и чуть не подскакивает, когда щёлкает замок.       Дилюк вспыхивает, едва бросив взгляд на них с Кэйей, и захлопывает дверь с таким хлопком, что с облупленного потолка падает кусок краски.       — Да что с ним?! — шипит Кэйа, и Альбедо понимает, что кое-кто сегодня вечером снова будет спать в фургоне. Но предлагать поговорить — давно пройденный этап. На текущем этапе им, пожалуй, лучше вообще не разговаривать.              «Ничего не случилось!» — повторяет себе Дилюк, спеша к выходу из клуба, который видится сейчас единственным спасением. Все, кто встречается по пути, ввергают его только в большее бешенство, а сорваться — совсем не то, что сейчас нужно.       Он уже толкает дверь, когда сзади его ловят за локоть.       — Что?! — рявкает Дилюк. — Я спешу! — и понимает, что это Итэр.       Ярость под его растерянным взглядом в мгновение прогорает дотла, а после всегда остаётся только горечь пепла.       — Я тебя искал, — говорит Итэр так вежливо, будто не Дилюк только что на него наорал, — хотел расспросить кое о чём.       — …конечно, — пристыженно бормочет Дилюк. Итэр деликатно подталкивает его, выходит следом и указывает на курилку. — Сигарету?..       — Я не курю, — Итэр с обезоруживающей улыбкой качает головой.       Дилюк тоже хотел бы бросить, но в дурные вечера рука сама тянется к пачке. Он достаёт сигарету, поднимается по трём скрипучим ступеням — и понимает, что в старой беседке не пусто. Прислонившись к криво подлатанной досками стене, там курит некто в низко надвинутом капюшоне. Что-то в нём, то ли его неподвижность, то ли невидимый, но ощутимо тяжёлый взгляд, пугает; Дилюк предпочёл бы выйти прямо сейчас, но Итэр кивает незнакомцу со спокойным:       — Добрый вечер.       У Дилюка не остаётся выхода. Он встаёт так, чтобы быть между Итэром и этим странным парнем, нервно перекатывает сигарету в пальцах, будто бы разминая табак, и сглатывает.       Незнакомец подносит ему зажигалку с высоким, пляшущим на холодном сквозняке пламенем. Дилюк понимает, что не видел, откуда она взялась, не видел даже, как этот тип успел протянуть к нему руку. И всё так же не может рассмотреть его лица.       Воспитание берёт верх: Дилюк кивает в знак благодарности и всё-таки прикуривает. Зажигалка старой работы — это всё, что удаётся понять в скудном свете огня, прежде чем она исчезает; Дилюк не уверен, что успел заметить и это движение, и ему делается жутко.       — Звёзды сходятся. — Глубокий глухой голос звучит будто бы не из-под капюшона, а откуда-то снаружи. — Каждый из нас получит ответы.       В невыносимом желании сдёрнуть проклятый капюшон Дилюк шагает к незнакомцу — и хватает шершавую доску.       Перед ним никого нет.       — Ты его видел? — шепчет Дилюк. Сигарета падает, катится по сырому полу и гаснет. — Мне не показалось? Он же был здесь?       — Конечно. Он пошёл туда. — Итэр указывает в сторону трейлера. — Вы не знакомы? Мне показалось, он тебя ждал.       — Это… — Может, у странного типа сходятся звёзды, а у Дилюка сходятся два и два. — Скорее! Тебе нельзя оставаться здесь одному!       Итэр без лишних вопросов бросается за ним.              Сидеть на ледяном асфальте — очередная драма, которой Кэйа наслаждается. Голые плечи покрываются пупырышками, рука с сигаретой дрожит, но это часть стратегии по выводу отравляющих эмоций.       — Скажи, когда замёрзнешь, — говорит Альбедо, больше чтобы напомнить, что он рядом и в курсе происходящего. — Сделаю тебе кофе.       — Что, если действительно есть какое-то пророчество? — Кэйа и не думает верить своим словам; в его случае поток сознания — скорее аналог одиночного мозгового штурма, представленный на суд Альбедо как доверенного лица, обладающего помимо прочего выдающимися способностями к анализу. — И этот странный тип намекает на невидимые для нас части чего-то целого, касающегося… тебя и меня? Вдруг он знает что-то такое о каэнрийцах? Вдруг ему есть что нам сказать?       — Предлагаешь с ним встретиться?       — К моему глубочайшему сожалению, он нас не приглашает. — Кэйа растягивается на асфальте. Холодно даже смотреть.. Да, Альбедо всю зиму ходит без перчаток и ни разу в жизни не надевал шапку, но тонкая одежда Кэйи не способна защитить даже от прохлады летних ночей. Его шмотки сшиты для перегретой софитами и дыханием сотен людей сцены, а не для того, чтобы валяться на земле в такое время года. — Если бы только он подал знак, где его искать… оставил какие-нибудь координаты…       — Какая удача! — восклицают из темноты, и к трейлеру подходит высокий человек с огромным букетом цветов. — Я хотел найти вас в клубе, чтобы передать знак глубочайшего восхищения от моего господина. Пожалуйста, примите это, — он суёт Альбедо в руки букет, а Кэйе протягивает визитку. Даже в сумерках видно, как она сияет перламутром и серебряными вензелями, — и это.       Всё так же лёжа на асфальте среди окурков и пустых бутылок, Кэйа величественно принимает подношение. Запрещать ему бесполезно; Альбедо оставляет при себе параноидальные фантазии о контактном яде, в котором могли вымазать безобидный с виду кусок картона, о спрятанной в рукаве игле и о том, что с такого расстояния незнакомцу проще простого их обоих пристрелить или даже прирезать.       — Камисато? — читает Кэйа, прищурившись. — Никогда не слышал.       — Если захотите связаться, — визитёр неожиданно низко кланяется, будто он из Иназумы, хотя выговор выдаёт в нём мондштадтца, — прошу, в любое время. Просто представьтесь, и вас соединят.       Развернувшись, он снова исчезает в темноте. Кэйа посылает ему вслед благосклонный взгляд, вынимает изо рта сигарету и проводит визиткой под носом.       — Сразу бы так, — тянет он, — цветы, надушенная визитка…       — Кэйа, — выдыхает Альбедо, — отдай.       Выдернув визитку, он пытается разобрать нечитаемые иназумские вензеля, и его окутывает холодно-сладкий запах духов. Удаётся прочесть только номер телефона, написанный от руки идеальным, воздушным почерком.       — Букет ты тоже сначала осмотришь? — недовольно интересуется Кэйа.       — Конечно. Там может быть оружие или что-нибудь ещё. Например, улики…       — Вы его видели?! — Дилюк врывается в уединённый закуток на стоянке, тяжело дыша, озирается так, будто гнался за призраком. Почти сразу его догоняет Итэр. — Он здесь был?!       — Странный незнакомец в чёрном? — спрашивает Кэйа и закидывает ногу на ногу. — Да. Он подарил мне цветы.       — Тебе нельзя ничего брать у незнакомых людей! — напускается на него Дилюк. Он испуган всерьёз, и Альбедо это не нравится — как и то, что всерьёз напуган он сам.       Не тратя драгоценного времени, он включает фонарик, зажимает в зубах и аккуратно разворачивает букет, ворошит цветы. На первый взгляд ничего подозрительного: недавно срезанные лилии редкого дорогого сорта, бумажная обёртка без подозрительных символов, лента без единого намёка на странные предупреждения.       — Что, если бы этот человек на тебя напал?! — продолжает Дилюк. Слишком для него даже в последнее время; оставив в покое разворошённый букет, Альбедо подходит, трогает Дилюка за плечо. — Ты не можешь так собой рисковать!       — Ты уверен, что видел того же человека? — спрашивает Альбедо. — Попробуй его описать.       — Он… — Дилюк растерянно моргает, повернувшись к Альбедо. — Он…       — Ростом примерно с Кэйю, — спокойно говорит Итэр, — чуть шире в плечах. Я видел светлые волосы и татуировку на руке, когда он давал Дилюку прикурить. И он носил не чёрное. Тёмно-синее, насколько я мог рассмотреть.       Растерявшись ещё сильнее, Дилюк поворачивается уже к нему.       — Ты видел его настолько хорошо?!       — Я неплохо вижу в темноте. — Итэр пожимает плечами. — И от него не пахло, как от этой визитки.       Альбедо оценивает расстояние до Итэра. Около метра.       — Хорошее обоняние.       — Я не курю, — Итэр со своей обезоруживающей улыбкой разводит руками, — именно по этой причине. Тяжело переношу резкие запахи.       Поняв, что его драма осталась совершенно без внимания, Кэйа бросает окурок в забытую кем-то бутылку и поднимается на ноги.       — Теперь у меня целых два сталкера, — не без удовольствия заключает он.              — Итак, — подытоживает Лиза, прочитав записку в пакете и выслушав истории Альбедо и Итэра как самых беспристрастных свидетелей вечерних событий, — этот загадочный человек пытается выйти на контакт. Что насчёт второго, — она ехидно смотрит на Кэйю, сидящего в обнимку с раздёрганным букетом, — он куда лучше понимает свою предполагаемую жертву. Если, конечно, в таких обстоятельствах задница Кэйи может считаться потерпевшей.       — Ты его не видела, — вступает Дилюк, прежде чем Кэйа успеет грязно пошутить в ответ, — он… жуткий.       Беннет сострадательно охлопывает Дилюка по плечам.       — Думаю, мы как-нибудь справимся, — пытается ободрить он, — всё-таки, нас много, а он один!       Дилюк выжимает благодарную улыбку, но это не помогает. Он выглядит раздавленным.       К приевшемуся страху добавляется ещё одно чувство. То, о котором Альбедо почти забыл с тех пор, как начал работать с музыкальными группами, точнее, с одной отдельно взятой группой.       Любопытство.       Теперь он и сам хочет увидеть этого… человека?..