Милосердие не предлагать

Утром следующего дня я проснулся один в разоренной постели, напомнившей мне земные поля брани. Я давно привык к этому, у отца было много дел, так что он уходил намного раньше, чем просыпался я. Особенно когда прибыл наш караван с пригодными для строительства душами. Сейчас чувствуя только сладостное удовлетворение после вчерашней ночи, я понимаю, насколько плохо себя чувствовал в дороге. Еще сутки назад меня на ногах держало только непреодолимое желание снова увидеть его. Поклявшись себе больше никогда не доводить свое тело до такого состояния, я сладко потянулся и сел. Справа у кровати валялась перевернутая тумбочка, я был усажен на нее, когда герцог целовал мою шею, и помнится мне, что он даже укусил разок в порыве страсти. Я невольно потянулся рукой к тому месту, конечно там ничего не было. Так было всегда, какой бы бурной не была моя ночь, на утро на теле не оставалось и следа от всех поцелуев, укусов и царапин. Оборванный балдахин? Ах да-а-а… припоминаю, я вцепился в эту тяжелую ткань когда он взял меня просто там, так и не дойдя пары шагов до кровати. Думая об этом я провел рукой по смятой простые и наткнулся на пух, там на дальнем краю ложа он был везде. Несколько пушинок нашлось даже в моих волосах. Но откуда? Оо-о-о-ох… от внезапного озарения я даже прикусил ноготь на большем пальце левой руки. Я ведь сам разодрал ее в исступлении, когда отец… от картины что нарисовала мне моя память, мое дыхание стало прерывистым, и я почувствовал снова разгорающееся во мне желание повторить это еще разок, а то и не один. Нет. Я не должен думать об этом. Не сейчас. Я теперь дома, никуда отец от меня не денется, так что я должен встать, привести себя в порядок и как благодарный потомок помочь ему с делами герцогства. Приказав себе больше не думать о подушке и вообще не обращать ни малейшего внимания на следы нашей с ним страсти, я вскочил с кровати. Почти бегом преодолев расстояние от нее до двери и остановившись лишь для того чтобы подхватить и накинуть на себя халат, я выскользнул за дверь поспешив в ванну. Там все снова было готово и ждало меня. Нежась в ванной, я точно знал, что сейчас вся измученность и бледность сошли с моего лица, а сама кожа даже едва заметно светиться. К телу вернулась легкость и гибкость, о которой я почти позабыл за время прибывания на Земле. Жаль взглянуть на себя я не смогу, а ведь всегда было довольно любопытно, как выгляжу. Правда мои попытки завершились парой треснувших зеркал, и я бросил это глупое занятие. Одетый в привычные одежды из тончайших тканей, и сверкая, как новая монетка, я подался к кабинету отца. - Данталион, погоди, ты просто не представляешь насколько это обширный и затратный фронт работ, сделать, что ты хочешь! Знаешь, сколько на это придется потратить душ? Причем, какого качества? Не проще ли просто отремонтировать конструкцию, а не перестраивать ее? – доносится голос из-за дверей и по теме разговора я догадываюсь, что принадлежит он Мулциберу, демону архитектору ада. Именно он придумал, как создать острова и удерживать их от падения в бездну. Его гений запросто мог сделать все, что просит отец, но демонская природа желала торговаться. - Ты же знаешь, у меня есть нужное их количество – спокойно и ровно отвечает отец, когда я вхожу. Лица его, обращенные к Мулциберу спокойны и невозмутимо серьезны, но те которых его собеседник видеть не может, недовольно хмурятся. Видимо нынче герцог не в духе вести долгие споры и хождения архитектора вокруг да около только раздражают его. - Простите, я не помешал? – интересуюсь я, просияв в улыбке и приветственно махнув хвостом. Мулцибер переводит взгляд с отца на меня и улыбается в ответ: - А-а-а-а юный потомок герцога. Давненько я тебя не видел, наверное, уж лет 10 как, – демон окидывает меня изучающим взглядом. По мере того как он скользит по моему телу блеск в его лукавых глазах становиться голоднее. Так уж само собой выходит, что моя необычная внешность привлекает в равной степени, как женщин, так и мужчин, особенно сейчас, когда я чувствую себя так хорошо. – А ты, я вижу, все хорошеешь – закончив осмотр, добавляет он. - О, благодарю, уважаемый Мулцибер, я польщен, – изображаю смущение я (причем хорошо изображаю, на моих щеках даже проступает легкий румянец) и подхожу к столу с набросками и расчетами. Моя плавная манера двигаться продолжает удерживать его внимание и если опереться на столик в чуть-чуть более вольной позе, чем это положено … - Похоже вы собираетесь не просто ремонтировать основы, а немного перестроить их, - удивляюсь я, певучим голосом, достаточно подчеркнув уважительное «вы». И вот только посмотрите, он уже и думать забыл о своем торге. - Д-да, замысел довольно сложен, но воплотим, – рассеянно кивает он, теперь уже откровенно пожирая меня взглядом. - О, это хорошая новость, основы давно следовало укрепить и увеличить площадь для расширения, но такое по силам только великому архитектору, – в моем голосе восторг, а на лице поощряющая улыбка. - Конечно, здесь достаточно простора для расширения… - туманно отвечает он, и чувствую явно думает совсем о другом. Я жалею о том, что чувствую настроения окружающих, но не читаю мыслей, так как, судя по этому взгляду, некоторые мысли Мулцибера вполне сгодились бы мне для того чтобы неплохо разнообразить мои отношения с отцом. - Просто чудесно, я думаю, с вашим легендарным талантом по окончании работ все будут просто в восхищении, вашим новым творением, но хватит ли нам душ? Или может на эти работы потребуется еще? - Не знаю где вы их достали, но их у вас куда больше чем нужно… - отвечает он, уже явно понимая, что говорит совсем не то, что планировал в начале. Мулцибер с усилием отводит от меня взгляд. – Думаю, я уже знаю, как сделать то, что ты просишь Данталион. В ближайшие несколько недель я пришлю первые наброски, тогда что-то можно будет решать, а пока вынужден откланяться, дела. – Взяв себя в руки, ровно и рассудительно произносит он, поклонившись и исчезнув из кабинета. Я мысленно облегченно вздыхаю и тут на мою пятую точку, с угрожающим свистом и звонким шлепком, опускается хвост моего родителя. От боли и неожиданности я взвизгиваю, подпрыгиваю где-то на метр, а приземлившись с обиженным выражением лица, разворачиваюсь к герцогу. - Ну? И что это только что было? – интересуется он, и лица его выражают целую кучу разных эмоций от любопытства и насмешки до беспокойства, ревности и гнева, и я совершенно не могу разобрать, что он на самом деле чувствует. - Я просто хотел подтолкнуть его быстрее согласиться и заняться делом. Ну, ведь получилось же?! – с жалобой и обидой в голосе отвечаю я, разминая занемевший хвост, на который пришлась немалая часть удара. – Я не думал ни о чем таком! – продолжаю оправдываться, с чувством глубоко уязвленного достоинства. Да неужто он подумал, что я мог бы… или хотел бы думать о ком-то другом или что-нибудь еще в этом духе? - А что если бы он разгадал твою игру? – интересуется отец, и я теряюсь. Это его беспокоило? Или вопрос только верхушка айсберга? - Ну… наверное, просто проигнорировал бы и гнул свою линию? - А если нет, наивное дитя? В твою игру он мог играть и по своим правилам. Радуйся, что Мулцибера куда больше интересуют его чертежи, чем мимолетное чужое очарование, которое смогло на пару минут припудрить его архитекторские мозги, – с насмешливой снисходительностью произнес он, и я совсем смутился, поняв на что он намекает. Чтобы меня кто-то… да провел таким же образом? И я по доброй воле оказался с… Мое лицо, из белоснежного, тут же стало пунцовым до кончиков заостренных ушей, и я виновато шаркнул ножкой. Наверное, даже от стыда зажмурил бы глаза, да не могу, они у меня и так закрыты. Его холодная ладонь нежно прикасается к моей пылающей щеке. - Неужели ты забываешь, что это чудесное место называется Ад, Крэа, и мы едва ли не на самое его дне – это будет твоя последняя ошибка, если ты возомнишь, что можешь верить здесь кому-то кроме себя, – мягко произносит он .Что касается всего остального мира он совершенно прав. Что же до самого моего герцога, то я не огорчусь, если ошибка окажется такой. У него всегда было неоспоримое право на меня и мою жизнь. Посему я подымаю к нему свое лицо, ведь он почти на две головы выше меня и, улыбаясь, произношу: - Даже если ты прикажешь мне шагнуть в Бездну, я ... - Знаю – отвечает он, подходя ближе и склоняясь ко мне. В этот момент лица его так близко, что я почти ощущаю эту близость кожей. – Тогда пусть больше ни у кого и никогда не будет над тобой такой власти как эта. – Говорит он, и в следующее мгновение я понимаю, что это не просто слова в них есть какая-то особая сила. Нечто куда большее, чем я мог бы постигнуть и понять сейчас. Пугает это меня лишь доли мгновения, лишь силой с которой они были произнесены, осознав их смысл, я совершенно успокаиваюсь и даже полностью соглашаюсь с этим. Тем временем его пальцы скользят по моему крылу, и только усилием воли мне удается не отдернуть его, когда они касаются тонкого шрама над веком оставленного ножницами Фэнни. Отец едва ощутимо целует меня в макушку и сердце мое, трепыхнувшись, проваливается куда-то вниз. И лишь только спустя несколько мгновений я понимаю, что свободной рукой герцог достал из небольшой шкатулки, стоящей на столе неподалеку, какую-то вещь. Теперь же он осторожно цепляет ее на крыло как раз там, где находиться мой многострадальный глаз, которого я в свои 10 лет чуть не лишился. Странно, что никакого дискомфорта я не чувствую, но при этом вряд-ли потеряю эту штуковину, если пошевелю крылом. Отец отступает от меня на пару шагов и кажется, смотрит с интересом. - Можешь открыть этот глаз? – интересуется он. - Но ведь… - я не могу подобрать слов, чтобы выразить все свое беспокойство и опасения по поводу экстремальности этой затеи. Взглянуть одним глазком, для меня как минимум, значит, поломать некоторую мебель, заставить зеркало треснуть или жертву моего взора поскользнуться и сломать себе чего-нибудь. - Не бойся, просто попробуй. Если почувствуешь неладное, в любой момент сможешь снова не смотреть, – искушает меня герцог, и я удержаться не могу. Сначала приоткрыв веки лишь слегка, и только после того как убедился, что ничего не происходит, более уверенно я попытался рассмотреть все что меня окружает. Первым моим открытием стало то, что смотрю на мир я через монокль, правда, слегка необычной конструкции, чтобы его можно было закрепить на крыле. Стекло каким-то необыкновенным образом поглощало дурное воздействие моего взгляда, а потому ничего вокруг не рушилось, не ломалось и не валилось. Но самое главное я видел! Впервые за много лет своей жизни я мог увидеть все, что пожелаю и не бояться своих собственных способностей! Никаких объяснений со стороны отца больше не последовало, да и не нужны они были, я все и так прекрасно понял – это был его подарок. Мне. На совершеннолетие, которое наступит через пару дней. Ничего более восхитительного и ценного я даже и представить не мог, нарезая теперь круги вокруг герцога и вглядываясь в каждое из множества его лиц, отчаянно силясь сохранить в памяти все мельчайшие черты каждого из них. Моя реакция, похоже, порядочно его развеселила, особенно когда я, смущенный этим подарком до глубины своей демонской души, бессвязно пытался его поблагодарить. Убедившись, что реагирую я на открывшиеся мне возможности более ни менее адекватно, кроме излишне бурного желания рассмотреть все до чего могу дотянуться, мой герцог вернулся к своим делам. Он изучал поступившие письма, прошения и всякого рода сообщения, сложенные чертями небольшой аккуратной стопкой на его столе, а я, бросаясь то к картам, то к книгам, то к окну искренне старался при этом не шуметь, чтобы не мешать. Когда мой исследовательский пыл немного охладел, я жалел только о том, что в кабинете не было совершенно никаких зеркал, и я не мог взглянуть на самого себя. Такое обилие новой информации немного утомило меня, и я с благоговейной осторожностью снял монокль с крыла и уложил его в шкатулку, предварительно снова не забыв закрыть глаз. Мир стал привычным, темным, образы мне рисовали только мои ощущения. Взяв шкатулку и собираясь добраться с ней до ближайшего зеркала я двинулся к выходу из кабинета, но в дверях столкнулся с… - Крэа! Бесценный мой! А ты подрос за эти годы! – мой подбородок был ловко взят тонкими длинными пальцами с кричаще алыми когтями, которые выглядели настолько же декоративными, насколько качественно при надобности могли свежевать живых существ. – И похорошел, несомненно, похорошел! Ах, если бы я только знала, каким чудом ты стал, то, несомненно, решилась навестить тебя гораздо раньше! – заключила она после придирчивого осмотра моего лица. - Ба…?!!- только и успел пискнуть я, пребывая не то чтобы даже в шоке… - Ну, иди сюда мой мии-и-иленький, дай я тебя поцелую! – произносит Вавилонская блудница, сгребая меня в охапку и прижимаясь всем телом. В каждом ее движении столько развратного желания, что куда уж там мне наивному дилетанту, который совершенно ничего не может с собой поделать, оказавшись под ее влиянием. Неужели отец знал о ее прибытии? В ужасе думаю я, но это последняя моя адекватная мысль, так как за ней следует долгий, бесконечно долгий поцелуй, наполненный таким сладострастием, которое не поддастся измерению ни в человеческих килотоннах, ни в мегаваттах. И ее же собственное наследие в моей крови откликается, жадно и голодно, наверное, несколько удивив даже ее саму. Как ни странно, сердце при этом остается совершенно холодным, и каким-то дальним уголком сознания я отмечаю, что ее «приветственный поцелуйчик» хоть и приносит мне немалое удовольствие, заставляет чувствовать себя лучше, живее, может быть даже сильнее, но это удовольствие совершенно другого рода, нежели моя близость с отцом. Я не только никогда их не спутаю, но и не предпочту первое второму. Получив свое, бабуля отстраняется и снова смотрит на меня, похоже отметив даже то, что я прибавил еще на пол пункта в очаровании с того момента, как она решила меня обнять. Взгляд ее становиться несколько туманным, а на губах появляется понимающая улыбка, которую она обращает к герцогу, стоящему за моей спиной. Я не знаю, в какой момент он подошел. - Зачем ты пришла? – тут же спрашивает он. Никаких приветственных формулировок или даже простого кивка, я чувствую, что он хмур и насторожен. Стоило моему сознанию немного проясниться и осознать происходящее, как я понял, что мне некуда бежать и негде спрятаться. Убраться от Вавилонской блудницы подальше в кабинет я не мог из-за отца, удрать куда-то в замок тоже, но уже из-за вечно юной и обольстительной бабули, которая стояла в дверях. Ее чудовище, на котором она повсюду разъезжает, наверное, топчется у входа в замок и пытается перекусить неосторожными чертями. - Здравствуй Данталион, приятно видеть, что все за эти годы ничто в тебе не меняется. Я тут из-за своего внука, конечно. - Туманно, почти мистически улыбается она. - Ну и еще как минимум ради того, чтобы в очередной раз удостовериться в том, какой дурой была Фэнни потеряв вас обоих. - Я не стану говорить о ней, – холодно отвечает отец, но видимо понимает, что далеко не спроста проделав столь длинный путь, Babyloniacus fornicaria, не отправиться назад не получив желаемого. Вопрос был только в том, чего она хотела. - Да Люцифер с тобой, мой дорогой герцог! Мне до нее нет никакого дела, наверное, я даже рада, что этот злосчастный жертвенник рухнул на Аспазию, и тем самым спас жизнь этому чудесному ребенку, – смеется она. Голос у нее грудной с удивительно приятными бархатными нотками. – Единственному мальчику, который когда-либо рождался у моих дочерей. Я не могу держать никакого злого умысла на этого, – легкая двузначная улыбка, – во многих смыслах, удивительного юношу. Так что привело меня сюда исключительно любопытство. Я всего лишь хочу узнать, как велика та сила, который обладает мой единственный внук. Отец отступает вглубь кабинета, приглашая гостью, войти и я тут же убираюсь с ее дороги, пока на мою бабулю не напал очередной приступ внуколюбия. - Ты знаешь способ? – интересуется он, не спуская с нее глаз. - О, он несколько нетипичен и не так точен, как мне хотелось бы, – произносит она, плавно следуя за ним вглубь кабинета, сопровождаемая перезвоном тонких золотых браслетов на запястьях и щиколотках. Никакой одежды на ней нет, только множество бесценных украшений и тиара. Вообще-то меня все еще ждет мое зеркало, но уйти я не решаюсь, так как в этой их беседе, похоже решается моя судьба и пропустить такое мне бы не хотелось. Герцог выжидающе молчит, побуждая бабулю говорить дальше, лица его выражают интерес пополам с недоверием и отстраненностью. Я тоже не слишком счастлив ее вторжению в наш с отцом закрытый мирок, но идея узнать о собственных силах меня тоже немало интересует. Но вот Babyloniacus fornicaria отвечать не спешит, создавая драматическую паузу, за время которой изящным жестом заправляет за ухо прядь волос. - Я же всего лишь скромная женщина, – произносят ее пухлые губы, и это само по себе звучит таааким святотатством, что я в этот момент почти готов влюбиться в нее, - так что сфера моих возможностей весьма ограничена. Но все же кое-что из моих умений может помочь получить ответ на беспокоящий нас с тобой вопрос. Раз уж мальчик унаследовал кое-что от меня, то я… - ее губы растянулись в обольстительной улыбке, – предлагаю привлечь его к гаданию по старому методу моих дочерей. Что это за старый метод гадания по Вавилонской блуднице я не знал. После того как отец изгнал из герцогства Фэнни, он постарался оградить меня почти от всего, что с ней связанно. Ну, разве что бабуле указывать было непросто, а потому она изредка, но все же навещала меня. А вот мой Герцог, похоже, быстро догадался, что она имеет в виду: - Думаешь, это сработает? - поинтересовался он, на множество голосов глядя при этом с некоторым сомнением и беспокойством на меня. - Определенно сработает, – уверенным и вместе с тем невыносимо сладким голосом ответила Babyloniacus fornicaria, тоже посмотрев на меня, и одарив такой двузначной улыбкой, что у меня едва не подкосились колени. И в этот момент я, кажется, сообразил, в чем именно заключалось это самое гадание.