Милосердие не предлагать

Как оказалось потом, я сутки спал беспробудным сном, и отец не отходил от меня, забросив все дела пока я, наконец, не очнулся. Ушел он только после того, как я в третий раз заверил его, что со мной все будет в порядке. Сон и правда хорошее лекарство, он восстанавливает силы, утешает горести и отдаляет страхи. Теперь оставленный один и отдохнувший я мог рассуждать более ни менее здраво. Тело все еще ныло, и я был ужасно голоден, настолько, что проглотил несколько перемен блюд, даже не заметив их вкуса. Сам Герцог никаких вопросов о моем видении не задавал, видимо, терпеливо ждал, пока я поправлюсь и смогу говорить сам. Не пускал он ко мне и бабулю, хоть я и не представляю, чего ему стоило спорить с Babyloniacus fornicaria. К концу второго дня я чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы удрать из постели на свое свидание с зеркалом, а потом прогуляться в кабинет к отцу. Видение мое не врало, кожа моя и правда прилично светилась, да и когда тело перестало ныть, я почувствовал себя едва ли не богом способным практически на что угодно. Омрачало мое удовольствие от бабкиного гадания только это проклятое видение, ежечасно гложущее меня. Сложно было поверить, что нечто кажущееся настолько стабильным как наш мир, могло рухнуть за пару мгновений, но все было так реально, что сомнений не оставалось, Герцогство рухнет в бездну, а я вернее всего погибну, если только это не удастся предотвратить. В любом случае мне нужен был совет Данталиона, он был мудрее меня, возможно, он придумает или посоветует или заметит что-то, что я мог упустить. Но поскольку видел грядущее только я, то и искать его первопричины придется самому. Я прикусил губу, когда, перед самой дверью кабинета, в голову мне закралась мысль о том, что я снова буду вынужден расстаться с моим Герцогом. Мое возвращение будет зависеть только от того, сумею ли я изменить увиденное. При одном из худших исходов, мне просто некуда будет вернуться, даже если я останусь жив. - Отец, ты здесь? – неуверенным голосом осведомился я, заглядывая в кабинет, хоть и точно знал, что он там. - Крэа?! Почему ты встал? Ты должен был еще хотя бы день побыть в постели, неразумный ты мальчишка! Но что уж теперь поделать… проходи - откликнулся с куда большим беспокойством в голосе, хотя сварливые нотки тоже проскальзывали. Я подчинился, подхватив по пути стул и поставив его перед столом, забрался на него с ногами, обхватив руками колени. - Хотел поговорить по поводу видения, – только и молвил я на его вопросительный взгляд. - Я видел, в какой ужас оно тебя повергло, ты мог не спешить с этим, – попытался остановить меня отец. Я знал, что, скорее всего, серею от ужаса при одном только воспоминании о нем, но в этот раз мне удалось быть удивительно непреклонным: - Я хотел бы, но это не может ждать, времени мало. Я видел, как наше герцогство рухнет в Бездну. - Немыслимо! – воскликнул отец, даже немного приподнявшись за столом, но спустя мгновение снова сев на место, сцепив перед собой пальцы рук. - Где-то через, два месяца, точного времени я не знаю, спустя неделю после начала работ по расширению острова. Что-то заставит верхние уровни упасть. Первыми будут Врата молчания, которые падая, сметут все, что находиться ниже. Я погибну под этим обвалом, – после этого краткого изложения оказалось, что это все на что способно мое самообладание. - Причин этого я не знаю… я просто видел, как все рушилось… пытался найти тебя и… - дальше говорить я уже не мог, лишь уткнувшись носом в колени и пытаясь унять дрожь в теле. Наверное, чтобы понять, что я не шучу, отцу достаточно было вспомнить, как я пришел в себя после видения и посмотреть на меня сейчас. Он молча поднялся, обошел стол, остановившись за мной, и касаясь моей спины лишь кончиками пальцев, погладил меня вдоль позвоночника. Мое дыхание от такого на мгновение перехватило, но вместе с тем это успокаивало меня. Минута подобного успокоительного и я думать забываю о своих страхах, выгибая спину под его прикосновениями. Когда отец убирает руку, я оборачиваюсь к нему, чтобы встретится с понимающим взглядом его множества лиц, а после секундного размышления и вовсе вскакиваю со своего, места прижимаясь к нему. Обняв, мой Герцог закрывает меня своими широкими крыльями, как делал это когда-то давно, когда я был маленьким. Укрытый от остального мира в его объятьях я чувствовал себя в полной безопасности, мне нечего было бояться. - Мне не хочется у тебя простить об этом, Крэа, но ты должен подробно рассказать мне все что видел, до последней детали, которую только сможешь вспомнить, – негромко произносит он, но теперь эта просьба не вызывает у меня ни приступа панического ужаса ни дрожи. Я склоняю голову к его груди: - Не страшно… детали я вряд-ли смогу забыть… - и я рассказывал и отвечал на все его вопросы, переживая весь этот ужас снова и снова, а потом мы поссорились, впервые, наверное. Отец хотел отправиться к Вратам молчания сам – искать источник будущего кризиса. Я же пытался его убедить, что будет лучше, если он сделает вид, что ничего не знает, придумает какой-то способ защиты, на случай если ничего изменить не удастся, а туда под каким-то благовидным предлогом отправлюсь я. Если на уровне Врат молчания что-то происходило, то его присутствие вызовет лишние подозрения. Он и сам понимал, что мое предложение куда логичнее и справедливее, просто не хотел отпускать меня, придумывая сотни причин и предлогов. Самым жутким из них было, пожалуй, обвинение в том, что я совершенно не люблю его. Ранить меня тяжелее он не мог. Я, помнится, убеждал моего Герцога в обратном, вцепившись в его мантию, но от своей идеи не отказывался. А потом говорил о том, что подумать о таком он мог лишь из-за того, что сам меня ничуть не любит. И если так, то я на полном серьезе обещал броситься в Бездну, не дожидаясь пока меня привалит куском чужого герцогства. По кабинету летали карты и письма, вдребезги был разбит графин, который Данталион смел рукой, угрожая меня запереть. Сам я содрал с окна штору, когда решил уйти через окно, когда он поставил на двери запирающую печать, но в итоге был изловлен, после чего тут же в кабинете нами был устроен затяжной примирительный процесс. Благо все это время туда никто не совался, ни гости, ни черти, ни бабка лично (она, кстати, изловила меня позже и все равно выведала, что я видел, с чем и отбыла к себе, таки стребовав навестить). Но реальность грозила меняться прямо сейчас, потому что никакого парунедельного поста у меня не получилось. Хотя при мысли о новой двухмесячной разлуке с отцом (он все же согласился отпустить меня) и правда, хотелось взвыть. Я честно убеждал себя что два месяца по сравнению с восемью – это сущая ерунда, право слово, но все же до того момента, когда все было приготовлено к моему отбытию я ходил за отцом как приклеенный. Хотя после перемирия он все же устроил мне пост, для моего же собственного блага. Объяснил он, правда, это тем, что ему черти ослепшие от моего довольного сияния не нужны. Сам я, уезжая, наверное, боялся до ужаса, что больше его не увижу. Моя жизнь без Герцога не стоила почти ничего, из нее исчез бы смысл, место, где я мог быть в безопасности и оставаться самим собой. Хуже всего было тогда, когда позади остались тяжелые ворота Герцогства и вокруг зашумели могучие ветра Бездны, пока извозчик правил путь к Вратам молчания. Но деваться было уже некуда, пути назад у меня больше не было. Отступить когда на кон было поставлено все я не мог.