«Прости меня,
за очередную ложь»
Вечер того же дня Свет в здании давно погас, работники ушли по домам, оставив своего начальника одного в собственной компании. Боль в голове не отступала, предвкушая встречу с представителем его врага, и лишь тихий стук о дверь вернул его из мыслей и заставил обратить внимание на нарушителя покоя. — Третий апостол жив, он начал чистку среди своих людей. Про Кэтти ничего неизвестно, есть подозрения, что про неё он тоже знает. Есть и ещё новости, Господин Шон, Ким Тэджон вышел на ваш след, сегодня он допросил нескольких наших, принимавших товар, и арестовал их, также осмотрел склад, на котором остался ящик товара, что должен был быть отправлен сегодняшним утром, — доложил юнец, переходя к главной сути своего устного отчёта. — Полиция собирает доказательства для ареста и выясняет ваше местоположение. — Позови… — Я уже тут, — произнёс молодой парень, расслабленно надвигаясь на Шона. — Есть какие-то проблемы? — Проблемы? Их слишком много в последнее время, тот идиот не смог убить Агуста, чёрт, этот малец не забудет тот день, если он узнает, что я стоял за мафией — тут же лишит головы. Даже разбираться не будет. Ты и сам знаешь, он не даёт вторых шансов. Помимо этого у меня на хвосте Ким Тэджон, полиция и теперь уже, скорее всего, третий, а власти воевать с ним нет, что мне по-твоему делать, а? Я в тюрьму не вернусь, ни за что! — злился Шон поднимаясь со своего места и швыряя хрустальную фигурку в двоих напротив него людей. — Но-но-но, господин Шон, — тихо и игриво проговорил мужчина, плавно подходя к человеку и направляя на него дуло револьвера. — Кажется ты забыл, кто здесь на самом деле главный… Твоя задача выполнять мои приказы и плясать под дудку, иначе я сейчас же пущу тебе пулю в лоб, ясно?! Мин не тебе одному попортил жизнь, найдутся те, кто вместо тебя захочет его место. Шона словно окатило ледяной водой, он опустил голову и вернулся на своё место, спорить и идти против первоклассного киллера, с которым подписал контракт не каждый сможет, и он понимал это. Лишь на секунду забывшись в мнимой власти, можно обрести себя на мучительную гибель, так и не достигнув намеченной цели, что быстро ускользнёт в другие руки. Докладчик давно покинул комнату, видно убежал, не желая попадать под горячую руку своего господина. Мужчина довольно улыбнулся, опуская оружие и пряча его в натянутую на пояс кобуру. Расслабленно и непринужденно осмотрев себя в отражении зеркального потолка, улыбка спала, показав ему его настоящую сущность. — Я дал тебе свободу, но с ней ты совершаешь слишком много ошибок. Чем ты слушал, когда я говорил о терпении и времени? И кто отдал приказ о нападении на Агуста через пешку? — спросил он, ударяя подопечного в живот, а после повторяя свои удары по грудной клетке, шее и лицу. — Я. Решаю. Кто, где и когда будет нападать на него! Я руковожу тобой и твоими действиями. Почему ты не можешь включить свой мозг и воспользоваться им?! — Шон, не забывай, кто вытащил тебя со дна и дал всё это… Убей того человека. Агуст не должен знать, кто стоит за этим всем. После, жди дальнейших указаний, но помни, за очередной провал, — указательный и средний палец соприкоснулись, образуя подобие пистолета и грубо уткнулись в окровавленный лоб. — сам знаешь. — Нужно разобраться с полицией, — сглатывая кровь, скопившуюся во рту, повинно произнёс Шон, — Сынвон говорил, что уведёт их в другом направлении, но, кажется, этот старик Тэджон ему не доверяет и следует по пятам за нашими тенями. — Ах, ты так боишься Тэджона, каким же апостолом ты будешь раз так дрожишь при одном лишь расследовании? Для других ты главный, но это не значит, что ты будешь сидеть и ничего не делать. Я помогу тебе… Один раз. На большее не рассчитывай, — скрестив руки на груди и нащупывая пальцем небольшой конверт, с застывшей улыбкой на губах произнёс Чимин. «Небольшой конфликт нам не помешает, так выйдет, даже, интереснее». — Сиди тут, я пойду вместо тебя на встречу. Двое мужчин прислушались к гулу приезжей машины и открытому разговору, послышавшемуся сквозь открытое окно. Поправив пиджак и проведя пальцами по собственным светлым волосам, парень отошёл от избитого человека и, напевая себе под нос весёлую песню, заевшую с утра в его голове, направился в зал ожидать своего гостя. — Чон Чонгук или мне звать тебя Кей? Рад тебя видеть, здоровым и невредимым, — добродушно произнёс парень, замечая вошедшего знакомого и вытирая руки махровым полотенцем, впитавшим в себя окровавленную воду с кожи. — Пак Чимин, прошло столько лет с последней нашей встречи, где Шон? — усмехнулся он, оценивая взглядом обстановку. — И что за игру ты затеял? — М? Вот так сразу? Даже не выпьешь со мной? — предложил тот, откидывая полотенце и наливая выдержанный ром в стакан с несколькими кубиками льда, звонко потрескивающими друг о друга. — Не огорчай, меня. Давай пропустим по стаканчику, как старые друзья. — Я по делу пришёл, а не к старому другу, — отклонил Чон, присаживаясь напротив Чимина и с интересом наблюдая за таинственно-подкрадывающейся улыбкой к его губам. — Жаль с нами нет третьего, интересный разговор получился бы, — начал собеседник, вальяжно располагаясь напротив гостя. — Слышал у вас началась чистка, многих выявили? — С каких пор тебя интересует то, что происходит у третьего апостола? Сегодняшняя встреча нацелена совсем не на это, — парень, внимательно наблюдал за каждым движением своего собеседника, будто подозревая от него какой-то подвох, но тот только и делал, что короткими глотками потягивал ром. — Агуст подозревал, что ты просто так не уйдёшь, это ведь ты стоишь за Шон Доу и мафией? Неужели вернулся в игру? Он ведь, как никак, сохранил тебе жизнь. — Не понимаю о чём ты, я ведь такой же представитель, как и ты, — продолжал Чимин, не заостряя внимания на последних словах. — Я никак не связан с мафией, если она решила действовать против апостола, это только её проблемы. — Действовать? Скорее покушаться на самого апостола, да ещё и послать за телом. Это уже не проблемы, а прямой приговор к смерти, — заключил Чон. Чимин улыбнулся своей привычной и таинственной улыбкой, отставляя стакан от себя, он закинул ногу на ногу и подпёр рукой щёку, рассматривая напротив нахмуренного парня. Чона мало забавляла его наигранность перед ним и больше волновал исход данной встречи. Юнги ждал результатов, а уйти так ни к чему и не придя могло сильно сказаться на его работе. В отличие от него, Пак знал, чего ожидал услышать его «друг», но молчал, выжидая следующего хода. — Неужели Шон Доу настолько сильно хочет вернуть себе было величие? Даже после того, как остался жив… Пусть Агуст убрал всех приспешников прошлого апостола. Если Шон что-то затевает в купе с тобой… — Чонгуки, мы же все знаем, что какой бы не была борьба, я в любом случае выживу, чего не сказать о тебе, — намекнул Чимин, рыская пальцами по внутреннему карману пиджака. — Забыл спросить… Смотри, какая красивая девушка, знаешь её? — спросил он, показывая фотографию студенток, сделанную относительно недавно. — Рядом с ней, та, что с чёрными волосами тоже ничего, кажется, я её где-то уже видел. Личико такое знакомое. Точно видел. Чон напрягся, увидев фотографии, он дал отрицательный ответ своему собеседнику и сжал кулак под столом, чем ещё больше развеселил его. Указательный палец очерчивал девушек, а глаза засматривались то на одну, то на другую. Интерес разогревал не только вид незнакомок, но и следящий за его движениями взгляд напротив. Это очевидное «нет» веселило Чимина и заставляло его собеседника подчиняться правилам игры. «Юнги бы и глазом не повёл…» — сравнивая себя со своим другом, размышлял Чонгук. — Слышал, ты хорошо дерёшься, может устроим спарринг? Выживешь и я скажу тебе то, чего ждёт третий. — Ты хороший снайпер и киллер, с чего это ты хочешь устроить кровавый бой?! — Ну-ну, дружеский, мы же друзья, — ответил Чимин, высовывая из карманов острые и огнестрельные предметы. — Это ведь не всё, — заметил Чон, отмечая для себя пять вещей, лежавших на столе. — Да? Тогда в спарринге и узнаем, у кого, что припрятано. Двое «друзей» прошли к открытому месту, послужившему им самопровозглашенной ареной для их «дружеского» боя. Чимин обошёл Чонгука, знакомая ухмылка не скрылась с глаз напротив, что ещё больше веселило таинственного молодого киллера. Раньше Чон был менее осторожен с ним, чем сейчас, что даже с одной стороны забавно, ведь когда-то этот мальчишка списывал всё в шутку, не воспринимая всерьёз своё окружение. За эти года работа с апостолом немного поменяла его, но в глазах старого друга он всегда останется тем самым пареньком, что всегда веселил его. Небольшой разогрев с уворотами и ударами, пародирующих настоящие, нагревал тела в неудобных сковавших движения костюмах. Пак со стороны Чонгука больше игрался и мнимо поддавался ему, раздражая тем самым своего собеседника и отвлекая его ошибками. — Потерял сноровку, Гуки, — протягивая слова, произнёс Чимин и, вытягивая из кармана складной нож-бабочку и раскрывая его в движении, разрезал воздух, позволяя Чону отойти от ударов и предпринять другой ход. — Получается не совсем и дружеский бой, — он неплохо уворачивался от резких движений превосходного киллера, но всё же не смог остаться без ранений. Поверхностные и глубокие раны кровоточили, пропитывая ткань и заставляя тело раздражать болью. Спарринг с каждым движением переставал носить названное Чимином слово «дружеский» и перерос в серьезный бой соперников, служащих разным по статусу людям. Чонгук сжал зубы и несколькими движениями лишил своего партнёра холодного оружия. Блокируя удары, Пак выжидал и отмечал для себя, как вырос этот паренёк, умело используя против него свои таланты и ум. Он не мог назвать Чонгука слабым, но и не мог сравнить свои силы с его боевыми умениями, в чём и был Чон слаб, как думал Пак, так это в скрытых убийствах и быстрых движениях, из-за которых он получил ещё несколько ран. Невзирая на это, Чонгук продолжал наступать, вкладывая в кулаки всю свою силу, он открыто ударял по лицу и телу своего партнёра пока тот не упал на пол, поднимая руку в знак повиновения человеку, победившего его сегодня. — Было весело, Чонгуки. Ещё повторим… как-нибудь. Передай Агусту, что я жду его в театре, но, особенно, жду встречи с его новой спутницей. Ты тоже приходи с той светловолосой девушкой, я и с ней так хочу познакомиться. А, ну и если он хочет знать, кто стоит за мафией и её решением убить его, пусть обратится в полицию… Чон промолчал, наблюдая как собеседник, лёжа на полу, отхаркивает кровь и смеется. Такие скудные и почти неинформативные слова были всем ради чего тот приехал к нему? Он определенно знал больше и намеренно молчал, скрывая всё за своей, растянувшей губы, фальшивой улыбкой, обволакиваемой опухшими и кровавыми подтёками. Придерживая раны, кровь от которых просачивалась на кожу пальцев. Три щелчка пальцами остановили Чона, который только встретился с преграждающим выход одним из людей Шона человеком, позади тоже наступали, отрезая гостю путь отступления. — Ой, ты думал так просто получить информацию и уйти? — повернув голову к Чонгуку, спросил Пак, и взмахнув кистью поднятой руки, отдал приказ другим. — Мы всё ещё на разных сторонах… Чонгук остановился, нервный смешок слетел с его губ, считая со сколькими ещё ему придётся разобраться. Пак спиной направлялся назад к входной двери, не сводя улыбчивых глаз с партнёра, которого уже окружали. Разборки с ними оставляли ещё больше посиневших и даже кровавых следов на его теле. Чон не мог убить их и, выхватив у одного из нападавших оружие, лишь предупредил их выстрелом в некоторых для него врагов. Весенняя безлюдная аллея, освещённая фонарными столбами, провожала парня, волочившего свои ноги, где-то шатаясь, проходил выпивший народ, а по другую сторону выгуливали псов. Дом, куда он направлялся — его единственное упокоение, рядом с той, кто сможет подлатать его после затянувшейся встречи, из которой он сумел вовремя сбежать, заметив краем глаза открытый путь на улицу. Узкие переулки вели его через высокие дома к лестницам, поднявшись по которым, он побрел дальше. Свет в крайней квартире смутно освещал комнату, но точно давал понять, что в доме кто-то есть. Облокотившись спиной о каменную стену, палец несколько раз нажал на звонок. — Чонгук? Это ты? Чего это ты так поздно? — послышался женский бодренький голосок, — Ну, ты проходи. Открывшаяся дверь с характерным звуком пропустила его внутрь, а коридор направил к лифту, как будто специально ожидающего его на первом этаже. Чон поднялся на этаж, на котором проживала его подруга, и побрёл к двери, что уже была открыта для него. Щёлкнув ручкой, он прошёл в маленький коридор и, хватаясь за маленький столик около двери, свалился с обессиленных ног, с шумом роняя около себя вещи. — Чонгук? — позвала его Джерен, быстро топая ножками к прихожей. — Чонгук, что произошло? Кто тебя так? Сейчас, давай в комнату, — замечая перед собой окровавленную одежду и мелкие порезы на лице, закопошилась она, тут же подбегая к парню и помогая ему подняться на ноги. — Нужно дойти до комнаты, давай, опирайся на меня. Джерен аккуратно уложила тело Чона на свою кровать и, подорвавшись с места, убежала за аптечкой, нарекая другу, не двигаться и просто лежать. Он расстёгивал пуговицы рубашки и тихо стонал от боли, что разливалась по всему телу. Девушка вновь вбежала в комнату, держа в руках маленькую коробку с лекарствами и пластырями. Её глаза недовольно осмотрели парня, пытавшегося немного помочь ей, но тот лишь выдохнул, замечая взгляд и оставляя всё на подругу. Пальцы ловко расстёгивали пуговицу за пуговицей, открывая вид на окровавленную мужскую грудь и живот. — Аюшки, будет щипать. У меня даже бинтов нет, только пластыри, — сетовала она на себя, виновато заглядывая в приоткрытые глаза Чона и притрагиваясь намоченным ватным диском к порезу, услышала сорванное с губ парня шипение. — Прости-прости, придётся потерпеть немного, у тебя очень много ран. — Джерен, — шепча её имя, откликнулся он, — мне столько нужно тебе сказать… — Ты обязан мне сказать, кто это сделал? Вместе пойдём в полицию, понял? Не смей отнекиваться или придумывать оправдания, не поверю! — ругала она его, присыпая рану заживляющим порошком и клея на место неглубокого пореза пластырь. — Молчи, просто лежи и не двигайся. — Ты хороший человек, Джерен. Лучший в моей жизни. Жаль, что я такой… — продолжил он и тут же сжал руку в кулак, ощущая лекарство на ране. — Я же сказала молчать… — перебила его второкурсница, наклеивая очередной пластырь, и после небольшого молчания продолжила свои слова. — Ты тоже. Прекрасный, хоть и вредный друг, вечно попадаешь в передряги и заставляешь меня переживать, никогда не обращаешься в полицию, вечно перечишь и оберегаешь, но никогда не заботишься о себе… Хоть бы раз послушал меня. Краешки губ потянулись в мимолётную улыбку, спавшую от очередного щипания раны. Его рука легла на её кисть, останавливая все действия, и легонько сжала будто в благодарении за оказанную в этот момент помощь. Большой палец поглаживал тонкую тёплую кожу, заставляя девушку на несколько секунд прекратить двигаться и опустить глаза в пол, скрывая сопереживающий взгляд. Её пальцы коснулись его, с губ слетели тихие слова, давшие ей продолжить обрабатывание ран. — Спасибо, — прошептал он, устало закрывая глаза, — и прости, — еле слышимое дыхание и сопение не говорили о его сне, лишь создавали иллюзию для неё. Он ждал её ответа, но ничего так и не услышал на свои слова, хотел вновь заговорить, будто во сне, но предпочёл словам молчание. Как бы не хотелось быть рядом с ней, он не мог позволить кому-то из его окружения причинить ей вред и в очередной раз проводил черту, отдаляя от себя и позволяя другому быть рядом. «Ты мне нравишься, до такой степени, что я каждый раз схожу с ума, когда вижу твою улыбку, твой смех и глаза, которые ищу среди толпы. Я хотел бы пригласить тебя на свидание и каждый день радовать, лишь бы видеть, как ты счастлива. Я бы хотел вытирать твои слёзы и быть рядом, когда тебе грустно. Я бы хотел действительно быть для тебя обычным парнем, а не притворяться кем-то другим… Прости, за мою ложь. Спасибо тебе. И прости, что я не могу сказать всех этих слов сейчас…» Бесшумное утро только встречало проснувшегося от крепкого и долго сна парня. Поднявшись с маленькой кровати, на которой он кое-как поместился, Чон вышел в другую комнату. Светловолосая девушка, свернувшись от прохлады и прижимая к себе плед, морщила нос и, неосознанно почёсывая его пальцем, тихо посапывала. Чонгук подошёл к ней ближе, нагнувшись, он поправил одеяло, стараясь не разбудить окутанную сном подругу. Глаза обводили чёрные ресницы, немного выпуклые щёки и перебирались к губам, расплывшимся в улыбке. Вокруг неё валялись обёртки от пластырей, аптечка с таблетками и жидкими средствами, которыми она, поздно вечером, обрабатывала его раны. Пластыри на его теле прилегали не плотно, из-за чего оттягивали кожу и даже отваливались, пусть это ему и не мешало, он всё равно был рад тому, что она помогла ему, не заваливая кучей вопросов и не вызывая полицию, как могла бы поступить. Время шло так быстро, отчего хотелось как-либо остановить его, выбросить все часы, что есть в доме, выключить телефон и хотя бы немного побыть рядом с ней, поговорить и может, даже, рассказать всю правду о себе, однако каждый раз поднимая этот вопрос в своей голове, его терзали сомнения и страх перед ней. Его жизнь и так коротка и, если сейчас он осечётся, хоть на мгновение потеряет голову, она станет ещё короче не только для него, но и для неё. Он не мог разбудить её, не мог признаться именно сейчас и поговорить обо всём, что происходит в его жизни. Горькие взгляды и сожаление убивали оставшиеся чувства внутри него, но они же и заставили оставить короткую записку, содержавшую в себе всего несколько благодарственных предложений и извинений за внезапный визит, потревоживший её отдых. Этот день мог дать им шанс, солнечное весеннее утро сохранило бы их разговор и чувства, в которых погрязли двое, считавших друг друга близкими и лучшими друзьями. Сердце твердило ему одно, а разум убеждал в совершенно другом. Жаль, что выбор можно сделать лишь один. — Чонгук, если ты попал в передрягу, приезжай сразу ко мне, а не пластырями заклеивайся. Пусть раны и обработаны, есть и глубокие, их всё равно нужно закрыть бинтами, — ругался доктор Ан, поднимая очки к волосам. — Сегодня Агуст собирает всех в доме у старика Кима, его сын заведует театром у нас в Сеуле. Будешь бить их, сильно не напрягай корпус, раны могут открыться, а лучше будет, если ты предоставишь это веселье другим. — Понял, — пробурчал Чон, намереваясь покинуть доктора. — Увидимся ещё. Может быть вечером, готовь новые бинты. — Вот же… Я оставлю тебя валяться в кровати, ещё и ремни закреплю до полного выздоровления… Ты же знаешь, — остановил его Ан, улыбаясь в спину парня, по которому уже пробежались мурашки. — Давно я не испытывал кое-какие препараты. — Оставь свои ремни для для других, — также под нос проговорил Чон, несколько раз подозрительно озираясь на доктора. — И не улыбайся так… выглядишь сумасшедшим психом. — Да? Мне говорили, что моя улыбка привлекательная и обворожительная, — наигранным и обидчивым голосом опровергал доктор слова Чонгука. — Ах, да, Чон, я тут Ким Намджуну предложил один занимательный спор, знал бы ты, сколько он готов отвалить денег за него, — кладя руку на плечо друга Агуста и подогревая его интерес послушать, Ан продолжил, — Госпожа Ли Ёнро такая милая и скромная, мне довелось с ней познакомиться и даже поговорить немного… Но зная нашего господина Мина, моё предложение кажется всем очень заманчивым и выгодным. Умрёт она или выживет? На что поставишь? — Я ещё не согласился, а ты уже спрашиваешь на что я поставлю… — Брось, весело будет понаблюдать, ты так вообще, скажем, в первых рядах сидишь и смотришь. Я поставил на то, что она умрёт, с ним долго никто не протянет, характер не тот. Не для него и не для нашего мира, умрёт либо от своей слабости, либо от его руки или чужой. Намджун поставил на смерть, а вот его возлюбленная, наоборот, думает, что выживет. Что ты скажешь? — Что я… ха, ставлю десять миллионов вон на смерть, не забудь записать меня и лишние нули не прибавляй… — Конечно-конечно, ты ещё у Чон Хосока спроси, чем больше людей, тем лучше! Одиноко стоявший, вдали ото всех других с виду небольшой и никак не миловидный одноэтажный дом возвышался над человеком, приехавшим сюда вместе со своей компанией. Во дворе, словно бабочка порхал седоволосый сгорбившийся мужчина, ножницами подстригавший уже третий куст около забора, заметив своих гостей, он остановился и добродушно улыбнулся. — Доброе утро, господин, — прохрипел старичок, приветствуя мужчину, поклонившемуся ему, но так и не ответившему доброжелательным словам. — Поставка ждёт вас в указанном месте. Сделать вам красный женьшеневый чай? — Нет, мы ненадолго — бросил ему тот, проходя в дом и скрываясь за скрипучими дверьми. Трое мужчин вместе с телохранителями, следовавшими за ними, прошли внутрь маленькой комнаты и немедля спустились на нижний подвальный этаж, отделанным звукоизоляционным поролоном. Рассевшись по своим местам и дожидаясь, когда двое доверенных лиц приволокут доставленных поздней ночью предателей, бодрым голосом, Хосок начал разговор с друзьями: «Видимо без драки не обошлось, впрочем, как и всегда. Информацию хотя бы дал или вы решили помериться силами?» — Хён, я сейчас так зол, руки так и чешутся. Вы пока присядьте, я обо всём позабочусь, — разминая пальцы и кисти рук, ответил Чонгук. — Сначала скажи, что узнал, потом можешь веселиться сколько душе угодно, — отвлёкся на него Юнги, облокачиваясь на своё кресло и опираясь локтём о подлокотник. — Он ждёт тебя в театре через две недели, концерт «Harp: Clair de lune», хочешь узнать, кто стоит за мафией — обратись в полицию. Все его слова, больше ничего. — Ясно, что ж… — замолчал Мин, погрузив всех в тишину, которую вскоре сам же и нарушил. — Чонгук, сегодня у тебя полная свобода действий, — заключил он, развязывая тому руки. — Развлекайся вдоволь. Двое мужчин затаскивали внутрь людей, на глазах которых была затянута чёрная ленточная ткань, они кое-как плелись до центра, толкая друг друга в боки и не понимая где находятся, кто-то ворчал себе под нос, изредка выпрашивая у незнакомцев рядом с ним информацию где они и что с ними сделают. Жёсткие верёвки затянули крепче, позволяя натирать и впиваться в кожу, охрана стянула повязки и наконец дала разглядеть тёмное помещение с яркой ослепляющей им глаза лампой на потолке. Помещение визуально сужало их взор на господина, чей взгляд презренно перебирался с одного человека на другого. — Господин, мы ничего не знаем… — поднятая рука и направление пальца указывала на стоявших напротив предателей. Чон коротко кивнул, понимая приказ, он двинулся к дрожащим перед ним целям. «Красивая девушка, знаешь её?» «Чёртов Пак Чимин…» «Эта бессмысленная драка и эти мешки мусора» Чонгук напрягает кулаки и порывисто дышит, отдыхая от ударов, нанесенных им несколько минут назад. Последние несколько раз он ударяет носком тяжёлых ботинок по лицу и так уже изуродованного человека, добивает его до полуживого состояния, окончательным ударом, ломая кость носа. Полученные во вчерашней драке гематомы и раны пульсировали, сообщая хозяину тела контролировать себя и не усердствовать. Но даже так, не обращая на них внимания и вбирая больше воздуха, он улыбается, продолжая бить по тем же местам и с упованием слушать их хрипы. Выместить не только злость Юнги, но и свою, приносило не столько радости, сколько полученного удовольствия от очередного удара по уже издыханному телу. — Стоп, — ровным тоном голоса останавливает его Юнги, поднимая руку вверх и обращаясь к полуживому человеку. — А теперь рассказывай. — А я только вошёл в кураж, — запыхано прошипел Чонгук, убирая волосы назад и слушая своего друга отошёл от одного из предателей. — Господин, это всё подстроено главарями мафии, я не знал… Пожалуйста, сохраните мне жизнь, я ещё могу быть полезен, заберите мою компанию, только не убивайте меня! Не трогайте семью! Пожалуйста, господин Мин… Откашливая кровь, побитый до посинения мужчина склонился в коленях перед человеком, подпиравшим голову рукой и наблюдавшим за происходящим, его костяшки на пальцах белели от вида предателя, когда-то клявшегося в верности и поклонении третьему апостолу, а сейчас, получив звание предателя, стоит на коленях, прося о помиловании и сохранении жизни. Поднявшись с кресла, Юнги отошёл к стене и, стянув с себя пиджак, обернулся к человеку, в глазах которого медленно затухала надежда на жизнь. — Расскажи мне, чего ты не знал? — спокойный тон и с виду добрая улыбка пугала присутствующих в помещение людей, они молча наблюдали за ним, бросая осторожные взгляды то на него, то друг на друга. — Ты не знал, что на меня готовили покушение? Вас было около десяти тогда и вы все ничего не знали… Звучит так неправдоподобно. Мафия Южной Кореи не идёт против того, кто стоит выше и руководит всем. Ты видел, когда-нибудь человека который шёл против меня? Нет? Ничего, ты увидишь то, что случается с теми, кто угрожает апостолам. Дать ему бумагу и ручку, отвезти в четвёртый дом. — Будет сделано, господин, — ответили ему двое и, схватив предателя под руки, под гортанный истошный крик, что оглушил маленькое помещение, пропахшее кровью и металлом, увели прочь. — Следующего, — махнув пальцем на второго человека, приказал Юн и вновь вернулся на своё место, принимая новые документы от Хосока. Группа крови, ближайшие родственники, род деятельности, круг общения — слова мелькали перед глазами, вот только сам он не мог сосредоточиться на досье составленное на одного из группы предателей. Воспоминания о вчерашнем дне застилали разум, этот маленький птенчик с напористым голосом, нахмуренными бровями и задумчивым взглядом, неуверенность действий и подписанный кровью договор скрепил их судьбы прочной, алой и колкой проволокой, а монета, оставившая их кровавые отпечатки, навсегда сохранила в себе пожизненный приговор. Да, замена Кэтти из неё никакая и он знал об этом ещё тогда, одно лишь любопытство, что будет дальше — подогревало интерес. Фоновый шум словно не был слышен, подробности о человеке в досье со слов рядом сидящего Хосока пролетали мимо ушей, а глаза остановились на собственных руках, заостряя внимание на подушечке указательного пальца, где виднелся затянувшийся порез. — Я скажу, всё, что знаю — я расскажу вам, — привлекая к себе внимание, вопил избитый почти до потери сознания человек. Мин поднял руку, останавливая порыв Чонгука, и подозвал его к себе, нарекая встать рядом и выслушать предателя. — За ними стоит один человек, подобно вам управляющий всеми вокруг себя, я не могу сказать кто он, так как информацию мало, кто разглашает, но я слышал разговор женщины и мужчины, женский голос был очень знаком. Очень, будто я уже много раз слышал его, не знаю, как описать и на чей он похож, но они говорили о вашем свержении, о людях, которых перетянут на свою сторону, имён было много я не могу вспомнить всех. Кажется, ещё упоминался второй апостол, но я не могу подтвердить это, я сбежал, так как меня могли поймать. Больше я ничего не знаю… Я не хотел вас предавать, пожалуйста, пощадите! Господин, дайте мне шанс исправиться. Я могу быть там под прикрытием и докладывать все их действия. Я докажу вам, свою полезность! — Сначала ты докладывал им информацию обо мне, моих друзьях и партнёрах, а теперь метаешься с одной стороны на другую. Информатор из тебя ненадёжный, смотри как быстро ты сломался и выдал мне всю информацию, так о какой полезности сейчас идёт речь? Расскажи-ка мне. — Вы, — обратился Агуст к охране, — закончите с ним и с другими тоже. Всем один исход, тела отправьте в крематорий. Хосок сделай заказ на всех, кого сюда прислали, и вместе с Чонгуком возвращайтесь на работу. Под умоляющие мольбы и несмолкаемые крики предателей, Мин покинул помещение, оставляя там Чонгука и Хосока и поднимаясь к управляющему дома, он бросил ему несколько благодарственных слов и, получив в ответ добродушную старческую улыбку, покинул территорию ухоженного сада. Громко беседующие между собой друзья следовали за третьим, также попрощавшись с занятым мужичком, они сели в знакомую иномарку и покинули маленький пригород, оставляя позади себя, махающего им вслед, старика. — Мы же могли с Юнги поехать… — начал Хосок, смотря на автомобиль друга, который они смогли догнать по пути в город. — Нам некогда кататься и так скоро очередная встреча, да ещё и тот человек, которому я взорвал здание выразил желание договориться о сотрудничестве. — Хосок-хён, не хочешь поспорить со мной, Намджуном и доктором Аном? — внезапно спросил Чонгук, отвлекая того от работы. — Наш последний спор закончился потерей нескольких верных нам человек, и ты опять решил ввязаться в какую-то авантюру… — ответил тот и, не скрывая любопытства, спросил, — на что поставил хоть? — Да так, на жизнь одного человека, — игриво посматривая на друга, уже готового отказаться от бессмысленного нового спора, на который поставили немаленькую сумму, ответил Чон. — С появлением этого человека стало так шумно и одновременно весело, ты так не считаешь? — Боже, нет, не говори, что ты и Намджун, чёрт, да сколько вам лет? Ещё и доктор Ан, — протестовал Хосок, понимая к чему ведёт разговор. — Вообще-то инициатором выступил Доктор Ан, он, оказывается, тоже заинтересован в ней, поэтому мы и поспорили сможет ли она выжить или всё же умрёт. Знал бы ты, что они подписали вчера… Всё ещё интересней, чем кажется. — Да уж, если это то, о чём я думаю… Вот же, ладно, скажи Ану, что я тоже в деле, ставлю на смерть, подключим ещё ребят после того, как разберёмся с предателями… В этот раз Ёнро не засиживалась в кабинете Кэтти, укромное и скрытое ото всех место на третьем этаже будто ждало её появления сегодня. Тёплый ветер изредка ворошил распущенные волосы, а яркое солнце и голубое небо прогревало сквозь тёмную одежду. Облокотив голову на согнутую руку и подперев ладонью щёку, студентка, прикрыв глаза, грелась в лучах белого светила, на столе были аккуратно сложены листы бумаги, на которых она что-то отмечала, готовясь к предстоящим на неделе маленьким тестам и проектам. Нежась на открытом балконе третьего этажа, губы расплывались в удовлетворённой улыбке. Тишина, окружавшая её и нарушаемая щебетанием птиц заставила на несколько минут забыть о том месте, где она сейчас сидела. Маленький отдых восстанавливал силы, дабы продолжить упорную учёбу, а ведь она даже не заметила, притаившегося около лестницы и наблюдавшего за ней, человека. Плечо упиралось в стену, руки скрестились на груди, а глаза бегали по освещённому лучом солнца лицу студентки. Странно было видеть здесь кого-то помимо персонала, воспоминания навязчиво напоминали и будто в фильме повторяли сцены того дня, тех слов, которыми они тогда друг друга «поприветствовали». Пальцы нервно стучали по трицепсу, создавая ритм в голове и воспроизводя мелодию, чьи ноты обязательно отпечатаются в блокноте. Вернувшись в свой кабинет и рассматривая очередные документы на предателей, собранных Хосоком в довольно быстрое время, Мин быстро и резко проводил красным маркером по каждому досье, но на последней странице очередного отчёта остановился и откинул от себя бумаги, облокачиваясь о спинку кресла и запрокидывая голову наверх, он прикрыл глаза и тяжело вздохнул, заставляя мысли искать правильные решения, которыми он всегда мог руководствоваться, но на ум ничего полезного так и не приходило. — Ты где был? Я заходил к тебе минуту назад, новостные программы уже сообщают о самоубийстве и сгоревшем загородном доме, кажется, он принадлежал Ко Чонмёну, — доложил Хосок, входя вместе с Чонгуком в кабинет и кладя на стол ещё несколько собранных досье. — Думаю они заметят, если уже не заметили твоё предупреждение. Во всех социальных сетях мелькают статьи об этом. Поставленный за тобой человек в полиции сказал, что они активно переходят к сбору информации и улик. Они опять будут следить за твоими действиями. — Они и до этого этим занимались. Но это даже хорошо, — задумчиво ответил Юнги, поднимаясь с кресла и подходя к друзьям, — Раз предупреждение они увидели, будем действовать по-другому. С сегодняшнего дня всем даём фальшивую информацию о наших действиях, предатели сами себя проявят, а полиции только и останется, что веселиться с ними. Последних слов было достаточно для понимания дальнейших действий третьего апостола. Все трое молча вышли из кабинета, двое друзей, соратников и коллег, обдумывая свои следующие шаги, они незамедлительно отправились по своим местам, оставляя Юнги на пороге кабинета вместе с девушкой, давно не появлявшейся в стенах заведения. Прикосновения её рук, пальцев, что блуждали по шее и опускались на грудь давали телу расслабиться, но нежный голос и резкий запах тела, сладкие до приторности духи и красная помада, слегка отпечатавшаяся на его губах, напомнили ему вернуться в реальность и не забываться в истоме нахлынувших чувств. Позволять себе нежность и открывать себя полностью, чувственно касаться и целовать когда-то полюбившиеся ему губы теперь уже было нечто сравнимое с грязью, от которой будешь долго плеваться и умываться. Резкий, чужой и главное мужской запах, который она так старательно пыталась скрыть, напоминал ему о человеке, вставшему у него на пути и по сей день вставлявшему палки в колеса. Холодный взгляд одаривал человека напротив, а внутри бушевал тот самый дьявол, шепчущий об остром кольце на пальце, которым он мог бы быстро всё закончить, однако информация, добытая Чоном дала почву для совершенно другого поворота событий и фееричного конца для неё и него. — Ты так смотришь… мне нравится твой взгляд, — томным шёпотом протянула Кэтти, повиснув на шее у своего господина и мягко касаясь губами его кожи, шептала дальше, — Юнги, я так скучала. Очень скучала, может мы скроемся ото всех сегодня и уделим время друг другу? Только ты и я, ну и конечно же кровать в том кабинете. — Через две недели будет одно интересное представление, мне нужно, чтобы ты была там со мной. На этой встрече будет кое-кто, кого ты знаешь, никто другой вместо тебя не подойдёт, — смягчив тон своего голоса прошептал он, щуря глаза на задумчивом женском взгляде направленного куда-то в сторону. — Милая, это важно для меня в первую очередь как для апостола, ну и укрепление отношений с некоторыми политиками не помешает, обещаю, никто не посмеет тебя тронуть там, — Юнги знал на что давить и умело считывал её мысли, улыбаясь ещё несказанному положительному ответу. — Потом, после восьми, я весь твой. — Да? Ты ведь знаешь, что опасно вот так вот заявлять о нас с тобой, но всё равно готов на это? Только если ты будешь защищать меня, я согласна, — игриво ответила она, хитро улыбаясь глазами. — У тебя же сейчас есть время, так? Пойдём отлучимся ненадолго, всё равно никто искать не будет. — Пойдём. Высокий мужчина в полицейской форме спустя несколько часов допроса очевидцев и работы с документами наконец-то вошёл в свой тихий и холостяцкий дом, в котором когда-то было совершенно по-другому. Ночная темнота и всё ещё непривычная для него тишина иллюзорно возвращала былые деньки, когда была жива его жена, когда взрослая дочь вместе с внучкой проводили время в его доме и создавали столько шума, отчего хотелось найти тихое и укромное место, чтобы хоть немного передохнуть. Только сейчас до него доходит осознание того желания, каким же дураком он был тогда, раз мечтал о таком и каким жалким выглядит сейчас, полный одиночества в пустом доме. Одна заколка жены осталась как напоминание лежать в ящике переделанной комнате, являющейся его кабинетом. Тэджон обошёл кабинет и, открыв ящик, достал оттуда вытянутую металлическую палочку, на конце которой красовались драгоценные камни, создающие образ вишнёвого цветка. Эта простая и потускневшая заколка оставалась дорогой и ценной ему вещью, возвращающей в памяти образ любимого человека, дающей веру, что она рядом, как маленькая в небе звёздочка, лёгкий ночной ветерок или новый цветок на дереве, что с приходом весны, расцветает и приглядывает за своей семьёй. Гул шин за окном и копошение около забора привлекло внимание полицейского, положив заколку обратно на мягкую подушечку, он вышел из дома и подошёл к почтовому ящику, выглядывая через калиточную дверь и наблюдая за молодым мальчишкой лет двенадцати, кинувшим в ящик какой-то конверт, мужчина проводил его взглядом, пока тот не скрылся из виду. Руки потянулись к замку и вытащили коричневый конверт размером с папку, рассматривая на свету содержимое доставки, Тэджон разглядел несколько прямоугольной твердой бумаги, похожей на фотографии, отрывая клейкую сторону, он осматривался по сторонам, ища среди тусклого света фонарей наблюдавших за ним людей. Пальцы подхватили прижатую друг к другу фотографии и вытащили их, содержимое скрывал от его глаз фиолетовый стикер с красными чернилами от ручки. Чувство опасности и тревоги сковывали дыхание и сердце, мужчина, нахмурив брови, вновь осмотрел пустую улицу, по углам которой скрывались голодные и нетерпеливые взгляды, выжидающие его действий. Среди них был и главный зачинщик всего этого, он, как и остальные, с тёплой и ангельской улыбкой, пугающей всех рядом, вглядывался в напряжённое лицо полицейского, который тут же поёжился и вновь с недоверием оглядел улицу. «Ким Тэджон, вам точно понравятся эти фотографии, а особенно люди, присутствующие на них. Вы только приглядитесь, они так подходят друг другу, — фотография за фотографией приближала лица людей, изображённых на них и вновь стикер, содержание которого не сулило ничего хорошего. — Как же так, маленький птенец попал в лапы самого опасного и хищного зверя, бедняжка, что ходит по лезвию острия в надежде выжить». Двое молодых людей на прошедшем за городом мероприятии, славные и лёгкие улыбки, взгляды и прикосновения, запечатлённые на фотографиях. Ресторан с недавней встречей партнёров и злополучный третий этаж положивший всему начало. «Ёнро… во что же ты ввязалась…» — фотобумага упала к ногам мужчины, а прежде не ощущаемый ветерок обдал некогда тёплую кожу лёгким невесомым прикосновением.