Начальница гимназии

      Эльвира Марковна долго пребывала в некоторой задумчивости. Женщина никак не могла понять, как «наивное дитя», «нигилистка» и «вдова цареубийцы», которая месяцами носила одни и те же перчатки на приемы, могла додуматься до столь радикальных методов относительно своего внешнего вида.       «Никогда же не думала ни о нарядах, ни о чем-то подобном, — перебирала в уме Эльвира Марковна. — На лошади кататься — так это в платье, амазонка будет лишней, шляпка для катания на лошади подойдет соломенная. Перчатки — а зачем они нужны, только руки потеют. А как дело дошло до внешнего вида, вдруг такое…»       Придя, в конце концов, к выводу, что причиной всему воспоминания об умершем супруге и тех моментах, которые до сих пор остались в памяти, Эльвира Марковна понадеялась, что скоро Зое или надоест подобное, или она добьется своей цели.       Следующий раз Ася увидела Зою в гимназии за пару дней до начала учебного года. Если не считать какого-то чуть замученного вида, подруга выглядела как прежде.       — В корсете? — спросила Зою Ася.       — Как обычно, — ответила Зоя. — В малозатянутом.       — А беременность где? — никак не желая расставаться с тем, что она себе вбила в голову, уточнила Ася.       — Сейчас проявится синяком на вашей хорошенькой щечке, — сразу же отреагировала Зоя. — Не было никакой беременности, а что касается лишнего — я отстрадала неделю и все хорошо стало. Геллер, правда, соврала, что четыре дня пострадала. Не захотелось снова слушать, что так делать нельзя.       — Не верю, — сама себе сказала Ася. — Ведь все было так очевидно!       — Вот поэтому, Агнесса Викторовна, женщин служить в жандармерию и не берут — будут делать всякие идиотские выводы, — ответила Зоя.       — Я никогда о жандармерии и не мечтала, пусть Севастьян Михайлович служит, он же мой муж, — произнесла Ася.       Зоя ничего не ответила, удовлетворившись тем, что Ася, по-видимому, успокоилась на тему ее несуществующей беременности. Тем временем, подруга спросила:       — Что в этом году ожидается с рабочими классами?       — А вам какое дело, Агнесса Викторовна? — поинтересовалась Зоя.       — Да так, просто интересно, — ответила Ася.       — Из тех, кто в прошлом году получил документ об изучении программы начальных классов, есть желающие учиться дальше, — начала Зоя. — Эти желающие будут учиться и в этом году. Разумеется, по программе обычной школы. Класс за Геллер. Есть желающие и из ее класса, и из Лизаветиного. Если наберутся желающие, Лизавета в этом году возьмет еще один класс, начинающих, которые пойдут по программе начальных классов. Но я, если честно, не уверена, что такие желающие будут — в прошлом году те, кто желали, пришли.       — Да кто его знает, может, кто-то в прошлом году постеснялся или не решился, а в этом придет, — произнесла Ася.       Молодая женщина немного подумала и спросила:       — А кто у нас классная дама первого класса?       — Надежда Евгеньевна, женщина средних лет, — ответила Зоя. — Геллер говорила, что она в той гимназии, откуда ее в свое время выперли, служила. Вроде, неплохая и как человек, и как классная дама, по словам Геллер.       — Припоминаю… — задумавшись, сказала Ася. — Вроде бы, она была у класса на год старше. Хорошо помню, как я завидовала им, что их так часто линейкой никто не лупит…       — Да что ты, Геллер тоже понять можно было, она без повода никого не обижала, — произнесла Зоя.       — Зато с поводом — постоянно, — уточнила Ася. — Ma chère amie, просто уже прошло немало времени, а учились вы не так уж и долго, кроме того, отчисленной пару раз ходили, поэтому и успели забыть все то, что было.       — У вас, Агнесса Викторовна, вся жизнь впереди, чтобы правильно служить, а не так, как некоторые, — ответила Зоя.       Первый учебный день проходил как обычно: после краткой речи начальницы гимназистки разошлись по классам. Эльвира Марковна сперва пришла в свой кабинет, немного посидела там, а потом пошла к начальнице.       — Зоя, нужно поговорить, — произнесла женщина.       — Я вас внимательно слушаю, матушка, — ответила Зоя.       — Зоенька, как любила выражаться Нинель Осиповна и иногда меня в это тыкала носом, не хочу проворачивать дел за спиной начальницы гимназии, — начала Эльвира Марковна.       — Матушка, вы что же такое говорите? — удивилась Зоя.       — Чистейшую правду, — ответила Эльвира Марковна. — Зоя, класс с продолжающими обучение рабочими продолжит крамолу.       Зоя ничего не ответила. Тем временем, Эльвира Марковна продолжала:       — Да, понимаю, не добились в прошлый раз ничего. Хотя как сказать, не добились, какие-то подвижки есть. Но не в этом дело. Фабрика скоро получит очень крупный заказ, заказ от государства. Да, понимаю, есть риск, что государство, если не получит этот заказ, будет расследовать ситуацию. Но и выигрыш, если все сложится, будет хорош. Можно требовать куда больше от фабриканта, который явно не захочет срыва сроков — ему же это невыгодно! Так что кормить огромное количество рабочих, можно сказать, месяц на этот раз не придется.       Однако Зоя никак не могла понять, к чему ей это рассказывают.       «Может быть, матушка не хочет все держать в себе, ей нужно просто поделиться?» — подумала молодая женщина.       — У тебя денег не прошу, — продолжила рассказ Эльвира Марковна. — Просто, скажем так, уведомляю начальницу учебного заведения, что особенной учебы в ближайший месяц ожидать не стоит. Будет ее имитация.       — И, разумеется, это не стоит никому говорить, даже Агнессе, — ответила Зоя.       — Именно так, — согласилась Эльвира Марковна. — Все верно.       Зоя промолчала. Не говорить ни о чем Агнессе было бы тяжеловато. И пусть в последние месяцы Ася уже не была единственной подругой Зои, подросшая дочь одной из нянь-кухарок, Нюська, семнадцати лет от роду, которую мать иногда брала с собой для подмоги, вполне подходила для бесед с Зоей, слишком личные вопросы с ней обсуждать не хотелось. Зоя иногда обсуждала с Нюськой жизнь других сословий, узнавала что-то новое, болтала о погоде или новинках, которые продаются в лавках, но никогда не затрагивала тему своей личной жизни или взглядов.       — А меня мамка боится в люди отдавать, говорит, что обижать там будут, — управившись с делами на кухне, рассказывала Нюська Зое. — Поэтому берет с собой, чтобы я ей помогала. Она уже старенькая, все быстро делать не может. А я хромоножка, тоже быстро все делать не могу. Вот и делаем вдвоем то, что кто-то другой сделал бы в одиночку.       Зоя сразу заметила, что Нюська ходит, будто уточка, переваливаясь с ноги на ногу, но посчитала ненужным обсуждать эту тему — какое ее дело, кто как ходит?       — У тебя сколько братьев и сестер? — спросила Зоя.       — Четверо и все сестры, — ответила Нюська. — Двое уже замужем, а двое совсем маленькие. У меня еще трое было, тоже сестер, но на них стенка дома рухнула, придавило их. А меня мамка по малолетству чуть было не приспала. Придавила случайно, а потом проснулась. Смотрит — я, кажись, дышу. Вот и выжила. А у тебя кто-нибудь есть?       Вдруг Нюська спохватилась и спешно поправилась:       — А у вас кто-то есть?       — Говори: «У тебя», — сказала Зоя. — А у меня братик есть. Один.       — Я бы тоже хотела, чтобы у меня братик был, — мечтательно вздохнула Нюська. — А то одно бабье царство. Только тятька и все, остальные все девки.       За все это время Зоя не раз и не два обсуждала что-то с Нюськой, но о том, что ей можно было бы открыть какие-то свои помыслы, даже не думала.       Чуть задумавшись о том, что сподвигло свекровь продолжать то, что приносило уже ей проблемы с жандармерией, Зоя вдруг спросила:       — Матушка, простите меня за любопытство… Но как бы тятя отнесся к тому, что вы задумали?       Сперва Эльвира Марковна чуть растерялась: Зоя называла Михаила Павловича исключительно папой или папенькой.       «Неужели Герхарда имеет в виду?» — подумала женщина, но не была уверена в своей догадке — столь просторечное слово не было характерно для невестки.       И только чуть позже Эльвира Марковна поняла, что речь идет о Макаре.       «А как бы и вправду тятя отнесся к такому?» — неожиданно подумала женщина.       В голове начали проноситься сцены из прошлого, в которых Макар Иванович ругал начальство последними словами, совершенно не стесняясь в выражениях. На ум пришло воспоминание о том, как мать ей постоянно рассказывала то, что она не помнила в силу возраста.       — А ты завтра пойдешь к блядям? — спросила четырехлетняя Лена отца.       — Нет, завтра выходной, в понедельник пойду, — ответил чуть подвыпивший Макар.       — Леночка, правильно говорить «на фабрику», — вступила в разговор Мария Ивановна.       — Тятя ругал их, — подумав, ответила Эльвира Марковна. — Сильно ругал. Самыми последними словами поносил. Стал бы он принимать участие в стачке? Да вряд ли. Сказал бы, что это баловство и только повыгоняют всех потом к чертовой матери.       В глубине души понимая, что в словах Макара Ивановича мать была бы не чертова, а другая, женщина добавила:       — Ты, Зоя, не переживай. Я все сама сделаю.       Незадолго до начала учебного года Эльвира Марковна в один из дней решила пройтись по лавкам. Покупками обычно занималась Настасья или кто-то другой, целью этого похода было больше приятное времяпрепровождение, нежели что-то иное.       Совершенно бесцельно побродив по разным лавкам и купив для внуков и сына по петушку на палочке, больше похожего на какую-то утку, Эльвира Марковна неожиданно встретила своего ученика.       — Марковна! Как хорошо, что я увидел вас раньше сентября! — обрадованно сказал Петр.       — И я по тебе скучала, — произнесла женщина.       — Марковна, давайте поговорим где-нибудь, где ушей не так много, — предложил мужчина. Отойдя буквально на пару метров к ближайшей лавочке, он продолжил гораздо тише. — Марковна, в начале сентября на фабрике будет большой заказ от государства. Но нам заплатят за него ровно хер. Надурить этот негодяй нас пытается! Марковна, научи: как сделать так, чтобы рабочий день нам сократили еще хотя бы на полчаса и чтобы за этот заказ деньги заплатили. А то, значит, работай с утра до ночи, а получи не больше, чем обычно.       — Научу, Петя, научу, — сразу же ответила Эльвира Марковна.       — Марковна, благодетельница наша, настоящая учительница! — сказал Петр. — Мы, честное слово, будем стараться, чтобы все обошлось, чтобы и нам хорошо стало, и вас в тюрячку потом не посадили! Бывают же добрые люди в этом мире!       — Что-то пойдет не так, Петя, не одну меня в тюрячку, как ты выразился, отправят, — безрадостно произнесла Эльвира Марковна. — Ваша верхушка туда же пойдет.       — Вот я и говорю: мы будем стараться, Марковна, все будет хорошо, — ответил Петр.       «Да, лишь бы все было хорошо, второй раз, если что, куда труднее доказывать свою невиновность будет», — подумала Эльвира Марковна.