Начальница гимназии

      Эльвира Марковна даже не могла подумать, что Зоя сможет отчислить кого-нибудь из учениц. И хоть аргументировка «за дерзость начальнице» была вполне правдоподобной, душа хотела узнать подробности этой истории.       На обратном пути от Машуньки женщина пришла в гимназию.       — Зоя, а за что отчислена Гусельникова? — спросила Эльвира Марковна.       — По документу — за дерзость учителю, классной даме, начальнице, — ответила Зоя. — На самом деле — потому что не вижу смысла держать на учебе ту, которая учиться не хочет. Просто за дерзость я бы ее линейкой отлупила и ограничилась бы этим.       — Учиться не хочет… — чуть задумчиво повторила Эльвира Марковна. — Да, соглашусь. Учиться не хочет, иначе бы на осень не осталась. А что-то еще произошло?       — Да мадемуазель прямо заявила, что не хочет учиться, а желает работать на мануфактуре за двадцать пять рублей, — сказала Зоя. — Что же, скатертью дорога.       — Была уже на мануфактуре, — чуть усмехнулась Эльвира Марковна. — Не приняли — не представляет, что делать там надо.       Зоя ничего не ответила, а потом зачем-то начала пересказывать все то, что произошло вчера.       — Сегодня не лучше было, — ответила Эльвира Марковна и начала рассказ.       Зоя внимательно выслушала свекровь.       — Так что, матушка, вы думаете-то? — спросила молодая женщина. — Придет мать просить взять Глашу обратно — брать? Явно же охотку себе сбила.       — Кто отчислял, пусть тот и решает, — ответила Эльвира Марковна. — Хотя раз ты говоришь, что не за дерзость отчисляла, а потому что решила не держать никого насильно — можешь и взять обратно. С другой стороны, можно вот эту сегодняшнюю аморальщину припомнить.       — Матушка, аморальщиной пусть министерские и мариинские гимназии занимаются, мое дело — просто сделать так, чтобы девочки могли учиться, — сказала Зоя. — Я и за беременность никого бы отчислять не стала. Не мое дело.       — Тогда возвращай, может, поумнеет, — произнесла женщина.       Машунька пришла в гимназию в этот же день — после утреннего случая надеяться уже было не на что. Женщина планировала на всякий случай попросить оставить дочь на учебе, а потом забрать документы.       — Машунька, — обратилась к ней Ася, увидевшая знакомое лицо в коридоре. — Если ты к начальнице, то не сейчас бы. Они там с Геллер вдвоем, еще твои педагогические таланты обсуждать начнут.       — Аська, я не понимаю, что Геллер-старшая делала на мануфактуре и почему тот мастер ее позвал? — спросила Машунька.       — Потому что мануфактура в долях у Геллер-старшей и Зойки, — ответила Ася. — А что там с мастером? Глашка устраиваться на работу ходила?       — Ходила, — вздохнула Машунька.       Узнав от Машуньки о похождениях Глаши, Ася задумчиво сказала:       — В министерскую бы обратно точно не взяли. Да что там говорить, в министерскую и сейчас не возьмут. Вот придешь ты туда, а Завьялова или директриса тебе сразу с порога: «Откуда, значит, дочь исключили? Из той гимназии, где собрались самые благонадежные женщины округи? А кто, значит, у нее была классная дама? Агнесса? И что, Агнесса тоже не в восторге от поведения вашей дочери? Нет, Мария Николаевна, с таким послужным списком вашу Глашу можно только в тюрьму забирать, идите отсюда к чертовой матери и не приходите больше никогда».       — Аська, будь человеком, напиши Глашке хорошую характеристику, — попросила Машунька. — Тогда я буду все валить на начальницу, мол, уперлась и все, не хочет прощать за мелкий грех.       — Если выгонят — напишу, — согласилась Ася. — Машунька, ты подожди, пока Геллер выйдет из кабинета, а потом иди к Зойке. Или, даже не знаю, иди, пока Геллер там. Повтори пару раз про то, что не на фабрику же Глашке идти — может, Геллер что-то свое вспомнит и тоже будет Зойку убеждать оставить Глашку.       Машунька тяжело вздохнула и пошла в кабинет начальницы.       — Зоя Михайловна, — начала Машунька. — Аглая все поняла, осознала все свои ошибки. Больше такое не повторится. Я прошу вернуть дочь на учебу.       — Как можно говорить об этом с уверенностью? — ответила Зоя. — Никак.       — Во-первых, я смогла объяснить дочери, что ей для жизни этих двадцати пяти рублей в месяц будет мало, она должна получить хоть какое-то образование, чтобы зарабатывать более пристойную сумму, во-вторых, не о фабрике же она будет сидеть и мечтать? — продолжила Машунька. — Да и мне что делать? На фабрику я ее не смогу отправить, другую работу для нее тоже не вижу. А в министерскую гимназию ее никто не возьмет. Вы уж простите меня за откровенность, но ту, которую отчислили из частной гимназии, вообще вряд ли куда-то смогут взять. Понятно же, что из частных просто так не отчисляют.       — Так мадемуазель и на самом деле не просто так была отчислена, — сказала Зоя.       — Хорошо, Зоя Михайловна, тогда я прошу вас выдать мне все документы Глаши и написать для нее хоть какую-то более-менее пристойную характеристику, — вздохнула Машунька.       — Пусть мадемуазель Гусельникова придет сюда, я хочу с ней поговорить, — неожиданно произнесла Зоя.       Машунька, в глубине души надеясь, что начальница обругает Глашку, а потом вернет ее на учебу, шла домой. Полной уверенности в своих мыслях не было, но почему-то женщина предполагала, что не ошибается.       — Мама, — практически с порога спросила Глаша. — А почему на фабрике была инспектриса?       — Потому что, Глаша, она там хозяйка, — ответила Машунька. — Потому и не взяла. Да просто бы не взяла, потому что ты в гимназии слишком много наболтала. А у вашей начальницы там тоже доля есть. Так что, Глаша, никто бы тебя туда и не взял.       Девушка почувствовала, что краснеет, но ничего не сказала.       — Глаша, надо сходить к начальнице и извиниться за свое поведение, сказать, что больше не будешь вот так грубить учителю, тогда тебя, скорее всего, вернут обратно на учебу, — произнесла Машунька.       «К начальнице сходить…» — подумала Глаша, в глубине души закипая, но ничего не сказала вслух.       Девушка молча собралась, чуть причесалась, взяла сумочку. Вместе с Машунькой Глаша пришла в гимназию, а потом одна пошла в кабинет начальницы.       — Что, хотите, чтобы я поунижалась? — с порога спросила Глаша, все больше закипая. — Чтобы на учебу вернули. А не дождетесь! Кровопийца! Сделала мануфактуру как будто для блага народа, а в реальности что? Не кость несчастным рабочим кинули, а кость с остатками мяса. Ну а они, конечно, будут благодарны своей благодетельнице! Она же им кость с остатками мяса кинула! Жена цареубийцы, предавшая свои взгляды! Муж погиб во имя счастья народа, а жена предала его светлую память, решила нажиться на несчастных! Для вида прикрывается крамолой в гимназии, а на самом деле такая же гнилая, как и фабрикант!       Сперва Зоя опешила от таких слов, а потом, придя в себя, резко сказала:       — Покиньте помещение, мадемуазель.       Сказав еще пару фраз о том, как Зоя предала светлую память своего погибшего мужа, который является кандидатом на причисление к лику святости мученика, Глаша стремительно вышла из кабинета, напоследок изо всех сил хлопнув дверью. Машунька, прекрасно слыша то, что прокричала Глаша, сперва упрекнула себя в том, что рассказала дочери правду в ненужный момент, а потом, увидев, что дочь вышла, обратилась к ней:       — А вот это вообще зря было.       — Не зря, — бросила Глаша и выскочила на улицу.       Машунька тоже пошла в сторону выхода — забирать документы именно сейчас не было необходимостью, а через несколько дней, скорее всего, Зоя бы не обругала ее так, как явно бы обругала сейчас. Однако из кабинета вылетела возмущенная Зоя и возмущенно произнесла:       — Будет еще один выпад в сторону моего погибшего супруга — донесу за крамолу в жандармерию, Христос свидетель. Уже на одну доносила, опыт есть, рука не дрогнет.       Не успела Машунька что-то ответить, как Зоя развернулась обратно. Решив, что сейчас ей лучше промолчать, Машунька отвернулась к окну. На улице стояла Глаша и собиралась что-то кинуть в окно начальницы.       «Идиотка, теперь мне еще за стекло надо будет платить!» — подумала Машунька.       Однако Глаша повертела в руках камень, а потом привязала к нему что-то, взятое в сумочке.       «От кого, твою мать?! — пронеслось в голове Машуньки. — От кого нахваталась? Дура, идиотка! С десяти лет судить можно!»       Недолго думая, Машунька подбежала к Зое и потащила ее в коридор.       — Вы что себе позволяете, Мария Николаевна?! — возмутилась начальница.       Буквально через секунду в кабинете Зои окно разлетелось на множество осколков, а маленький сверток, отлетев от камня, чуть прожег пол и, взорвавшись, поцарапал рядом стоящий стул.       В мгновение ока, вспомнив свадьбу Аси и поведение Севастьяна, Зоя сгруппировалась и, повернувшись в сторону коридора, прикрыла голову руками. Спустя мгновение стало понятно, что это все было излишним — даже не заложило уши. Встав, Зоя произнесла:       — Ищите адвоката, который сведет все в жандармерии к хулиганству и убедит передать дело полиции. Найдете — ваше счастье. Я, как вы понимаете, на другой версии буду настаивать.       Машунька посмотрела вслед уходящей Зое и подумала:       «Да, Глашка, не так я представляла твой первый экс [1] и вообще надеялась, что его не будет». [1] я не видела расшифровку этого термина в интернете или литературе, но моя бывшая гамма утверждает, что экс — это теракт, кроме того, в подобном контексте этот термин попадался на вступительных в магистратуру.