Начальница гимназии

      С самого утра Зоя в расстроенных чувствах сидела в своем кабинете. Едва накануне молодая женщина немного успокоилась и пришла в себя после произошедшего, как дома, обрадовавшись возвращению матери, Саша сперва подбежала к ней, а потом изумленно спросила:       — Мама, а откуда у вас синячки?       Зоя чуть испуганно посмотрела на руку и ответила:       — Упала и, пытаясь задержаться, за перила руками хваталась, а потом за ступеньки. Хоть голову не расшибла — уже хорошо.       Послушав сожаления дочери, молодая женщина подумала:       «Это еще хорошо, что ты не знаешь, откуда такие синяки появляются… На тебе бабушка такое не показывала…»       Однако гарантии, что другие не заметят состояние ее рук, не мог дать никто. На какое-то мгновение Зоя даже хотела прийти в гимназию в перчатках, однако понимание того, что она так еще сильнее вызовет к себе интерес, заставило молодую женщину отказаться от этой затеи.       Сейчас же, сидя за столом и едва сдерживая слезы, Зоя думала:       «А почему, собственно, Геллер должна была изменить свою точку зрения? Почему она должна была взять и поддержать меня? Да почему, в конце концов, можно рассказывать свекрови то, что матери не скажешь? Откуда такие странные мысли-то? Почему я не могу рассказать маме о своих планах, а Геллер должна их полностью одобрять?»       Невольно вспомнились слова Владимира о том, что не стоило агитировать Геллер.       «Но ведь сейчас все изменилось, — подумала Зоя. — Сильно изменилось. Геллер такое устраивала, что Владимир бы гордился матерью, разве что, может, покритиковал, что в ненужное русло свои заботы пускает, надо не агитировать, а царя взрывать…»       Лизавета краем глаза увидела, что Зоя пришла в гимназию куда безрадостнее обычного. Чувствуя какую-то вину за вчерашнее, молодая женщина пошла к начальнице.       — Зоя Михайловна, прошу прощения, что вчера нарушила субординацию, — произнесла Лизавета.       — Так как эта мысль приходила в голову и мне тоже, я посчитала возможным воплотить ее в жизнь, — ответила Зоя. — Вам не за что извиняться. Кроме того, Эльвира Марковна вполне успешно поговорила и с мадемуазель Никоновой, и с ее отцом.       С тем, что разговор с Фаиной был успешным, Лизавета не хотела соглашаться — обругать и побить линейкой никак не стоило по ее мнению называть беседой, однако в том, что беседа с Александром Евгеньевичем была куда более удачной, молодая женщина была уверена.       — Я полагаю, что есть смысл провести беседу с классом, — Зоя чуть перефразировала слова Аси. — О вежливости, такте, уважении, корректном поведении. Может быть, даже не привязывая ее ко вчерашнему случаю.       — Хорошо, Зоя Михайловна, — ответила Лизавета. — Я тоже планировала поговорить с ученицами сегодня.       Случайно увидев, что ее собеседница невольно повернула на столе руку, Лизавета сразу же заметила синяки на ладони Зои.       «Не может быть…» — пронеслось в голове классной дамы.       В том, какой природы эти синяки, сомневаться не приходилось: опыт обучения в институте благородных девиц, вчерашняя ситуация с инспектрисой, грустный вид Зои были слишком красноречивыми. Лизавета скорее перевела взгляд, чтобы начальница не успела догадаться, что именно рассматривала ее собеседница, однако Зоя сразу же все поняла и сказала:       — Я год училась в гимназии у классной дамы Геллер, так что не удивлена. Но вы же, Елизавета Васильевна, не будете рассказывать всем встречным и поперечным, что начальница гимназии пришла без перчаток, хотя могла бы это сделать?       — Да вы что, Зоя Михайловна, каждый может неудачно упасть, — сходу ответила Лизавета.       — «Он поскользнулся, упал ребром на край сапога следователя, потом встал, снова поскользнулся, снова упал и повторил это еще несколько раз». Именно так мой брат шутит о некоторых оправданиях своих сослуживцев, — произнесла Зоя. — А у меня сегодня нет настроения шутить. Поэтому придется просто заниматься делами гимназии.       Ася пришла в кабинет Зои ближе к обеду.       — Нашла себе новую собеседницу и собутыльницу для чаепития, — произнесла молодая женщина, намекая на Лизавету. — И чем я тебе не угодила, чтобы вместе распивать чаи?       — А то, что с классной дамой можно не чаи распивать, а просто обсуждать вопросы, связанные с ученицами, ты даже не подумала, — ответила Зоя. — Кроме того, ты же прекрасно знаешь, что чаи в кабинете я не распиваю.       — Растреплешь Лизавете с десяток своих грехов — вообще уважать не будет, — сказала Ася. — Хотя, конечно, она и так вчера намекнула, что из тебя начальница не очень. Иначе бы не стала предлагать позвать Геллер.       — Агнесса, не стоит сейчас делать мне еще больнее, — произнесла Зоя. — Предлагаю лучше подумать, как вот с этим, — молодая женщина показала руки Асе, — идти на урок к девочкам.       Ася взглянула на ладони подруги и ответила:       — Да, похуже смотрится, чем вчера. Вполне могут понять, откуда. Поэтому, ma chère amie, ваше положение спасут только перчатки. Правда, смотреться будет чуть диковато, да и сплетня может пойти, что же такого с руками начальницы…       Немного подумав, Зоя решила идти в класс без перчаток. Казалось, на ее руки не обратили ни малейшего внимания, либо просто вежливо промолчали. После урока, едва она вышла за порог класса, обсуждений тоже не возникло.       Зоя не могла знать, что несколько учениц умудрились заметить один синяк на руке, но не стали это обсуждать, решив, что какие-то глупые ситуации бывают с каждым.       Эльвира Марковна чувствовала какую-то неправоту по отношению к Зое, поэтому вечером решила прийти к невестке.       — Эльвира Марковна, вы к девочкам и Володе? — без задней мысли спросила Зоя.       Сразу же отметив, что ее назвали по имени и отчеству вместо традиционного «матушка», женщина ответила:       — Не только к ним, Зоя, к тебе тоже.       «Еще и обругать для полного счастья решила, — подумала молодая женщина. — Вот только без свидетелей, чтобы точно никто не помешал».       — Тогда жду вас в комнате, — ответила Зоя.       Дождавшись того, что Эльвира Марковна придет, молодая женщина вздохнула:       — Матушка… Когда когда-то давно, когда Володенька был в тюрьме, я вас поагитировала, а вы меня потом побили, Володя меня немного поругал, что не стоило с вами такие темы обсуждать. Но тогда, уж будем честны, вы твердо на иных принципах стояли. Но теперь же, матушка! Вы ведете ту деятельность, которую считаете нужным. Я не буду говорить, хорошая она или плохая — не знаю! Но вы сами нарушаете Уложение. Я тоже, не буду скрывать, нарушаю Уложение. Но когда вы нарушаете Уложение, я помогаю вам материально, пробую себя в виде адвоката, а когда я нарушаю Уложение… — Зоя расплакалась, — вы меня обещаете выдрать и бьете линейкой, будто я опять в гимназию попала!       Эльвира Марковна тяжело вздохнула — чувство того, что вчера она зря поддалась эмоциям, не отпускало.       — Матушка, вот даже когда ваша вторая стачка провалилась, я же только поддерживала вас, как могла, не осуждала, не критиковала… — продолжала Зоя. — А когда моя затея провалилась, вы меня линейкой побили!       — Зоенька, — произнесла Эльвира Марковна. — Если я тебя невольно чем-то обидела, не держи зло, извини. Но ты же должна понимать, что в стачке во многом была вина рабочих, они поддались чужому влиянию. А в твоем случае была просто чистейшая попытка агитировать несовершеннолетних и твоя же ошибка, не моя!       — Да все я понимаю, просто… — Зоя вытерла слезы. — Просто… Я же перестала перед вами дистанцию держать, вы мне слишком много рассказывали… А тут раз — и решили повоспитывать уже взрослого человека! Даже если он и в чем-то виноват… Просто мы же с вами вместе, можно сказать, крамолой занимались, а как я решила заняться крамолой одна — вот и результат.       — Извини, Зоенька, не надо обижаться, — ответила Эльвира Марковна.