Начальница гимназии

      Пока свекровь была с внуками, Зоя никак не могла оправиться от изумления — перед ней извинились. Для молодой женщины это было чем-то из ряда вон выходящим: усиленно вспоминая прошлое, Зоя никак не могла вспомнить, чтобы мать или отец поступали подобным образом или хотя бы признавали свою неправоту. Одновременно с этим вспомнить случаи, когда родители были совершенно неправы, а потом поняли это, тоже не удавалось.       Решив не перегружать себя непонятными размышлениями, Зоя переключилась на другую тему: как дальше вести себя с Лизаветой. В глубине души молодой женщине хотелось чуть-чуть расширить круг своего общения, тем более, что Лизавета, по мнению Зои, сделала большой шаг в ее сторону, с другой стороны, все знакомства в жизни молодой женщины, по ее мнению, были инициированы другими людьми, а не ей, что вполне устраивало Зою.       В конце концов, молодая женщина решила довериться интуиции и плыть по течению, ничего особенно не предпринимая.       Удобный случай для разговора и воплощения своих мыслей в жизнь Зоя нашла в пятницу. Поговорив с Лизаветой на темы, связанные с гимназией, а потом невольно перейдя к Фаине, ее поведению и крамоле в целом, Зоя спросила:       — Елизавета Васильевна, а если говорить откровенно, не потому, что мы в гимназии, а просто. Вы как относитесь к крамольщикам? Сейчас новые появляются, которые ставку на рабочих делают. Да и старые взгляды, можно сказать, живы — в столице весной процесс был [1].       — А как к ним можно относиться? — чуть удивленно ответила Лизавета. — Плохо отношусь. Творят, значит, черт знает что. Террористы людей убивают, агитаторы просто смуту вносят. Что касается недавней стачки, так вообще там что произошло? Это еще чудо, что погибших не было, только пострадавшие… Я, конечно, не в восторге от методов Эльвиры Марковны, но иногда так подумаешь: а она точно неправа была? А она точно неправильно поступила с Никоновой? И даже не найдешь сразу ответ на этот вопрос.       — А о молодых барышнях и гимназистах и студентах, которые, к примеру, агитируют или идут дальше, что думаете? — удивилась неожиданному ответу Зоя.       — Вы о том, что их за это отчисляют? — уточнила Лизавета. — Конечно, в чем-то жестоко, но здравый смысл в этом есть. А то, что тех, кто зашел слишком далеко, судят, так это справедливо.       — Может быть, вы слышали что-то о Гусельниковой из четвертого класса, — сказала Зоя.       — Да кто о ней не слышал, — чуть было не рассмеялась Лизавета. — Все слышали. Взять обратно барышню на учебу — это верх гуманности. Хотя, если так разобраться, жандармерия к ней претензий не имеет — почему гимназия должна бежать впереди жандармерии?       — А о том, что произошло после неудавшегося покушения, что думаете? — спросила Зоя.       — Избивать шомполом — это, конечно, недопустимо, — ответила Лизавета. — Поднимать руку должны родители, да и не шомполом, конечно, а чем-либо более для этого подходящим. Чтобы невольно не навредить.       — Как говорится, отец руку и поднял, — сказала Зоя.       — Зоя Михайловна, ну вы же поняли, что под словом «родители» я имела в виду мать, — произнесла Лизавета. — Хотя, конечно, раньше надо было заниматься вопросами воспитания.       Ася шла к Зое и услышала разговор по ту сторону двери. Из любопытства прислушавшись и поняв, что юная начальница пытается узнать точку зрения Лизаветы на тему крамолы, Ася усмехнулась и пошла к себе. Чуть позже молодая женщина решила поискать Лизавету, чтобы прокомментировать то, о чем она молчать просто не могла.       — Елизавета Васильевна, — начала Ася. — Вижу, вас начальница спрашивала о крамоле.       — Спрашивала, — ответила Лизавета. — А что, я сказала чистейшую правду. Что судить надо.       — Это еще хорошо, что вы не сказали, что всех поперевешать надо, — рассмеялась Ася.       — Зачем же так категорично? — удивилась Лизавета. — Всех поперевешать не надо. В зависимости от вины поступать нужно. Одних в ссылку, других на каторгу.       — И начальнице все то же самое поведали? — рассмеялась Ася. — Да, Елизавета Васильевна, не работать вам здесь. Начальница сама в тюрьме побывала за недонесение, муж был повешен за приготовление к цареубийству. Свекровь дважды попадала в поле зрения жандармерии за организацию стачки. Зоя Михайловна явно от вас хотела сочувствие какое-то услышать.       Лизавета опешила от таких слов. Судебный процесс над Владимиром Геллером прошел мимо ее внимания, о том, что Зою судили, молодая женщина не знала. Вопросами, связанными со стачками, Лизавета тоже не интересовалась.       Зоя тоже услышала последние реплики Аси. Донельзя возмутившись, начальница подошла ближе и сказала Лизавете:       — Елизавета Васильевна, пожалуйста, зайдите ко мне на пару минут.       Удивившись, что зовут ее, а не Асю, Лизавета вошла в кабинет Зои.       — Елизавета Васильевна, у меня к вам маленькая просьба, — произнесла начальница. — Не стоит разносить слова мадам Лыковой дальше. Конечно, все это и без того известно достаточно большому числу людей, но все же. Уже все успокоилось — не стоит поднимать волны обсуждения снова. Ну и уточню на всякий случай: сочувствия мне не надо, я просто хотела поговорить на волнующую меня тему. Как начальницу гимназии, в том числе.       — Да вы что, Зоя Михайловна, я не признаю сплетни, так что можете не беспокоиться, — ответила Лизавета.       Разговор с Асей проходил на повышенных тонах и был куда менее легким для Зои.       — Агнесса, твою мать! — выругалась Зоя. — Ты что творишь, идиотка? Ты зачем мою репутацию губишь?       — Да не гублю я твою репутацию, она уже без того погублена что тобой, что твоим ненаглядным Володечкой! — воскликнула Ася. — Вы вдвоем постарались, чтобы Геллер потом никуда не брали, кроме как поломойкой, или чтобы она учила грамоте крестьянских детей в какой-нибудь глухой-преглухой деревне за мешок картошки! Это счастье, что у нее жизнь сложилась лучше, нежели постарались вы с Владимиром!       — Ты зачем Лизавету против меня настраиваешь? — продолжила Зоя. — Ты что творишь-то?       — Да правду про тебя решила рассказать, — ответила Ася. — А то пошла, значит, Лизавета в гимназию, зная, что там не поют гимн каждое утро и нет общей молитвы, и все. А ей, поди, в своем чертовом институте чертовых девиц надоели все эти молитвы, вот она и обрадовалась, что некая Зойка открыла гимназию, где все чуть-чуть получше, нежели в других.       — Агнесса, имейте совесть! — воскликнула Зоя. — Да что ты себе, в конце концов, позволяешь?       — Ты какое-то недоразумение, Зойка, а не начальница, — сказала Ася. — Ничтожество.       Зоя тяжело вздохнула и пошла за стол. Ася с легким удивлением начала смотреть на подругу, а потом вдруг заметила, что начальница протягивает ей какой-то лист бумаги.       — Приказ о вашем увольнении, Агнесса, — произнесла Зоя. — В понедельник рассчитаю.       — Ну и ищи теперь классную даму в свою богадельню посреди года — какой дурак сюда придет? — донельзя изумилась Ася и вышла из кабинета. [1] «Второе первое марта» — подготовка к убийству Александра III