Начальница гимназии

      Весь вечер Глаша не покидала свою комнату и Машунька решила не тревожить дочь, дав ей возможность побыть одной. На следующий день Глаша, проснувшись гораздо позже обычного и поняв, что точно проспала учебу, с некоторой надеждой спросила мать:       — А можно сегодня не ходить в гимназию?       — Можно, — ответила Машунька. — Сегодня можно, еще пару дней можно.       Вдруг поняв, что ей не просто так разрешено пропускать уроки, девушка произнесла:       — А потом, когда пара дней пройдет, можно с чистой совестью идти в кабак и мыть полы?       — Да я же уже говорила: не надо загадывать наперед, — сказала Машунька. — Поживем и увидим сами потом. Может, начальница так впечатлится тем, что ты помогла на виновного выйти, что будет еще и благодарна тебе.       Что Глаша, что Машунька понимали, что этого не будет уж точно, однако девушка с некоторой надеждой решила просто подождать.       В те редкие минуты, когда Глаша забывала о том, что произошло вчера, жизнь казалось настоящей сказкой: мать приготовила ей картошку, сводила в лавку и предложила самостоятельно выбрать пирог — Машунька не любила печь. Пирог с картошкой, картошка в чугунке, два вида карамели и все это вместо гимназии — Глаша не могла поверить своему счастью. Но в моменты, когда девушка понимала, что вместо пирогов и конфет мать имела полное право ее сначала прибить, а потом отправить мыть полы в кабаке, становилось слишком плохо. Еще хуже становилось во время воспоминаний о начальнице гимназии или жандармерии — Зою Глаша боялась еще больше, чем следователя.       «Но ведь начальницу видят только на уроках истории, больше ее видеть и не придется», — каждый раз утешала себя Глаша и немного успокаивалась.       Зоя пришла в кабинет Аси и спросила подругу:       — Как ведет себя мадемуазель?       — Которая? — на всякий случай уточнила Ася.       — Глашка, — сказала Зоя.       — Мадемуазель Глашка сегодня не явилась на учебу, — ответила Ася.       — Посчитала, что ее исключили, — предположила Зоя.       — Не думаю, — сказала Ася. — Просто бедной девочке нужно время, чтобы в себя прийти.       — Бедная девочка могла не ввязываться в то, во что ввязалась, — ответила Зоя. — А еще может радоваться, что все вот так обошлось.       — Не отчислишь? — уточнила Ася.       — Это пойдет против принципов заведения, — сказала Зоя. — Хотя так-то можно было бы. С другой стороны, так эта Глашка из благодарности будет полиции все рассказывать. А исключишь — кто знает, как отреагирует?       — Глашка будет из благодарности все рассказывать хотя бы потому, что не ее сделали во всем крайней, — ответила Ася.       Зоя ничего не ответила, но на душе было как-то тяжеловато. Слова и Аси, и Севастьяна о том, что она довела бедную девочку до нервного истощения, никак не хотели уходить из головы.       «Она сама виновата, сама во все ввязалась», — иногда напоминала себе Зоя, но легче от этого практически не становилось.       Фабрикант не мог поверить своим ушам: один человек в полиции, которому неплохо заплатили за то, что он будет сообщать все свои новости, куда следует, поведал о том, что Геллер-младшая каким-то образом умудрилась сама провернуть расследование, а результаты ее деятельности оформила жандармерия, найдя в деяниях и политический подтекст.       — Теперь еще и жандармерии платить? — возмутился фабрикант.       — Не проще ли Геллер заплатить? — предложил помощник. — За молчание и дать денег на возмещение ущерба.       — Сперва Геллер организует первую стачку, лишает меня прибыли и заставляет пойти на уступки эти бездельникам, — еще больше возмутился фабрикант. — Потом Геллер устраивает вторую стачку. Машины ломаются, цех горит! А потом, когда даже не сожжен цех Геллер, я должен идти к ней и извиняться, предлагать деньги за молчание. Не слишком ли странно все выходит?       — А вдруг еще свидетели появятся? — уточнил мужчина. — Одна свидетельница — это ничто, а если их будет больше? Полиция же ни черта не делала, просто пришла, поспрашивала кой-кого для вида и все.       — Когда появятся, тогда и будет видно, — сказал фабрикант.       Расследование шло на удивление быстро. Буквально в ближайшие пару дней были установлены другие свидетели, которые могли четко сказать, что видели во дворе мануфактуры некого неизвестного мужчину, буквально через пять минут склад уже загорелся, а предполагаемого поджигателя уже и след простыл.       Зоя вышла из гимназии и заметила, что к ней подошел незнакомый человек, по описанию слишком подходящий под слова Глаши о незнакомце.       — Зоя Михайловна, — сказал он. — Давайте решать дело миром. Под суд пойдет или и поджигатель вашего склада, и Эльвира Марковна Геллер, или никто.       — Эльвиру Марковну Геллер в свое время жандармерия отпустила, так как она ни в чем не виновата, — ответила Зоя.       — Свидетели найдутся, доказательства появятся, — произнес незнакомец. — А с вас требуется только сейчас прийти к мануфактуре, забрать посылку, которую для вас передали, посмотреть, что внутри, и навечно замолчать. Даже в полицию или жандармерию идти не будет нужно.       — Если у вас все, не смею больше задерживать, — сказала Зоя.       Однако вместо дома молодая женщина решила зайти за свекровью, а потом пойти на мануфактуру.       — Матушка, нам что-то передать хотят, — начала Зоя. — Лишь бы не бомбу.       Эльвира Марковна внимательно выслушала Зою и ничего не ответила. Тем временем Зоя, придя на мануфактуру, осторожно взяла коробку и, на всякий случай стараясь невольно не встряхнуть, открыла ее.       — Деньги передали, — произнесла молодая женщина, видя купюры, лежащие на дне коробки. — Замолчим или пусть до суда все доходит?       — Лучше замолчим, — вздохнула Эльвира Марковна. — Да, на эту сумму можно разве что сам склад построить, товар никто не вернет, но и по суду, Зоя, нет уверенности, что все и присудят, и отдадут. Да и до суда дело может не дойти, раньше все завершится.       — Нет, матушка, — вдруг твердо сказала Зоя. — Еще мы с вами преступников не покрывали! Кто принес коробку? Неизвестно. А, может быть, это мой тайный поклонник! А, может быть, это мой любовник решил сюрприз сделать! Пусть дело доходит до суда, с шантажистами разговор вести нельзя.       — Второй Володя, — произнесла Эльвира Марковна. — Второй Герхард… Что же, Зоя, хочешь — не отступай. Но, если что, тебе снова гражданским представителем быть, не забывай это.       — А до этого дело не дойдет, пусть негодяи думают о том, где адвоката брать, а не приличные и честные люди, — ответила Зоя.