Начальница гимназии

      Первый раз в новую гимназию Анечка шла, полная радости. И если в прежней гимназии ей училось хорошо, то здесь, как казалось девочке, должно было быть еще лучше.       Анечка вошла в гимназию и начала искать зал, где должны были читать молитву и петь гимн.       К молитве Анечка относилась равнодушно, стоя тихо не столько потому, что иное неприлично, а из уважения к религии. И если одноклассницы в это время могли тихо разговаривать или незаметно баловаться, Анечка обычно показывала образцовое поведение, которое иногда ставила в пример их классная дама. А гимн Анечка пела изо всех сил, потому что просто любила петь и не могла упустить такую возможность заняться столь приятным делом. Если бы вместо гимна в один прекрасный день в гимназии начали петь что-то другое, девочка бы с радостью присоединилась к этому пению.       — Мадемуазель, — сказала гимназистке Варвара Николаевна. — Не стоит гулять по коридорам, идите в класс, скоро уже начнется урок.       — Да, мадам, — ответила Анечка и, сделав книксен, пошла к классу.       Анечка не понимала, как такое возможно: идти в класс, минуя зал. Однако мысль о том, что именно сегодня все может быть чуть не так, успокоила девочку.       Варвара Николаевна представила новенькую классу, начался урок. В голове Анечки вертелась одна-единственная мысль: как можно начинать учебу без гимна и молитвы, хотелось сейчас же узнать это у кого-нибудь, однако девочка буквально заставила себя дождаться перемены и только тогда спросила соседку по парте:       — А почему сегодня не было ни молитвы, ни гимна?       — А их никогда не бывает, — ответила одноклассница. — Начальница считает, что не нужно тратить время даром.       Анечка удивилась:       — А как же так можно?       — Значит, можно, раз не поют, — раздалось в ответ.       Вечером родители активно расспрашивали дочь о впечатлениях от первого дня учебы.       — Мне все понравилось, — отвечала Анечка. — Девочки хорошие, уроки интересные. Я точно смогу здесь узнать гораздо больше, чем в обычной гимназии.       — А как тебе, Анюта, отсутствие гимна и молитвы? — спросил Илья Николаевич.       Анечка растерялась. Говорить об этом она дома не планировала — вдруг отец по своей воле или поддавшись на уговоры матери вернет ее учиться обратно?       — Это было очень необычно, — ответила Анечка. — Я сперва начала искать зал, когда только пришла в гимназию, а Варвара Николаевна сказала мне, чтобы я сразу шла в класс. Я спросила одноклассницу, почему так, а она ответила, что так всегда, это решение начальницы.       Нина Евгеньевна буквально изменилась в лице от этих слов.       — Тебя не пугает это? — уточнил Илья Николаевич.       — Не пугает, — улыбнулась Анечка. — Ведь помолиться можно и дома, а гимн и без того все знают.       — Если тебе вдруг что-то не понравится или удивит — говори, — сказал мужчина. — Кому, как не мне, посоветовать тебе? Или если вдруг захочешь вернуться обратно, тоже говори. В этом нет ничего стыдного, если ты захочешь снова учиться по обычной программе.       — Хорошо, папенька, — ответила Анечка.       В отсутствие дочери разговор супругов был куда более эмоциональным.       — Илья, ты же знал, что в этой гимназии такое! — воскликнула Нина Евгеньевна. — Зачем отдал дочь? Зачем вообще было разрешать дочери учиться по мужской программе?       — Пусть больше знает — умнее будет, — ответил мужчина. — Это ее вполне разумное желание. Если бы она, к примеру, попросила разрешения сшить брюки или коротко остричься — я бы вряд ли позволил, ни к чему такое баловство. А в этой гимназии она будет получать новые знания. Хочет — пусть учится.       — Когда я хотела отдать Анюту в воскресную школу, а она не захотела, ты встал на ее сторону, — произнесла Нина Евгеньевна. — Ты тогда сказал, что она не богослов и не будущий священник, чтобы так детально знать Священное Писание. Я согласилась, хотя что дурного в том, чтобы научиться иконописи или церковному пению? Но зачем ей мужская программа? Ей же в университет не идти, окончит учебу — и можно с будущим мужем знакомиться, а через годик и деток нянчить! Да еще и в такой гимназии, где нет ни молитвы, ни гимна!       — Пусть в церкви молится, — сказал Илья Николаевич. — Ты же всегда настаиваешь на том, что воскресные службы пропускать нельзя.       — Спасибо и на том, что не препятствуешь выполнять родительский долг в вопросах веры! — воскликнула женщина.       — Нина, — Илья Николаевич решил, что разговор нужно заканчивать. — А разве правильно с мужем ругаться? Разве правильно указывать мужу, как поступать?       На этих словах Нина Евгеньевна сразу опомнилась, осознавая, что позволила себе больше, нежели положено приличной, по ее мнению, женщине.       — Любовь к вере нужно прививать своим примером, а не насильно, — Илья Николаевич процитировал слова духовника [1] супруги. — Я хочу, чтобы у Анечки было больше возможностей. И побаловать ее тоже хочу. Захотела учиться — пусть учится, слава Богу, деньги есть и на приглашенных учителей, чтобы догнать программу.       Нина Евгеньевна замолчала. Илья Николаевич чуть успокоился и подумал:       «Захочет Анечка попробовать крамолу — и в обычной гимназии найдет ее. А так, может быть, хоть узнаю, чему именно мадам Геллер учит своих гимназисток».       Прошло несколько дней. Смотря на то, что окружает ее в гимназии, Анечка не раз убедилась в том, что правильно сделала, когда захотела сменить место учебы. «Нужных» уроков было гораздо больше, нежели в прежней гимназии, а «ненужных» в разы меньше. Радуясь, что ей не нужно тратить время на гимнастику, рукоделие, пение и эти уроки проводятся реже, нежели в других гимназиях, Анечка усердно изучала математику, словесность и даже не возмущалась в глубине души, когда на уроке латинского или греческого учитель снова начинал новую тему.       Однако больше всего Анечку впечатлил первый урок истории. Начальница заведения мало того, что не требовала дословное воспроизведение ее лекций, так еще и задавала вопросы, на которые нужно было сперва подумать, прежде чем ответить.       Анечка наблюдала за тем, как отвечают ее одноклассницы. Кто-то украдкой пытался прочитать ответы из своей тетради или тетради одноклассницы, кто-то размышлял, кто-то городил такую ерунду, что Анечка удивлялась, как это можно слушать, не прерывая.       — Мадемуазель Варнецкая, — произнесла Зоя.       Анечка встала.       — Вас не было на прошлом уроке, поэтому если вы сейчас ответите неверно, я не буду ставить оценку в журнал, — сказала Зоя. — В чем причины английской буржуазной революции?       Припоминая уроки в прежней гимназии, Анечка с некоторым трудом ответила на этот вопрос.       — Смотрите, вы назвали как одну из причин усиление абсолютизма, — произнесла Зоя. — А чем он так плох? Почему это стало одной из причин революции?       — Тем, что решения принимались королем единолично? — предположила Анечка.       После пяти минут позора — иначе Анечка не могла описать свое состояние, девочка села за парту уже с пятеркой. Однако этот вопрос, вопросы ее одноклассницам, небольшая лекционная часть по другой теме перед опросом и стиль учительницы, который был и крамольным, и некрамольным одновременно, заставили девочку задуматься на эти темы.       «Значит, не все так просто, раз начальница так сильно акцентирует внимание на таких темах», — подумала Анечка.       Однако что-то говорить отцу о своих предположениях девочка посчитала излишним — не хотелось, чтобы он забрал ее с учебы. [1] священник, у которого человек постоянно исповедуется и обращается за житейским советом.