Начальница гимназии

      Анечка продолжила плакать и дома. Братья и сестры не удостаивались внимания девушки, пришедший через некоторое время отец тоже был проигнорирован.       — Анюта, а плачешь-то почему? — спросил мужчина дочь.       — Папенька, как вы могли-то? — сквозь слезы прошептала Анечка. — Вы всех нас воспитываете на уважении к законам, а тут… Вдруг берете и говорите, что начальница поступила справедливо! Папенька! Начальница Устав нарушила, а вы говорите, что она поступила справедливо!       — Анюта, прости: я тоже человек и тоже растерялся, — ответил мужчина. — Я другое имел в виду, Анечка! Я тебе что говорил? Читать дома и не потерять. Ты что сделала? Отнесла в гимназию и забыла портфель в кабинете начальницы. Потеряла, можно сказать. А начальница — где уверенность, что она бы с ним ничего не сделала бы? Взяла бы и выбросила в окошко. Так же, не сдержавшись, как и подняла на тебя руку. И кто бы во всем виноват потом остался? Тот, кто вынес это дело из суда. Анюта, я же для тебя почитать его принес! И говорил, чтобы не потеряла, а если потеряешь — так накажу, что долго не забудешь. Как говорится, высшие силы посчитали, что можно меня не ждать, можно действовать чужими руками.       — Папенька, но вы бы не стали меня бить! — воскликнула Анечка.       — Да кто знает, Анюта, что было бы… — вздохнул Илья Николаевич. — Никто не знает…       — Папенька! — всхлипнула девушка. — Вот за что? За что меня начальница так избила? Даже не за жандармерию же! А за что? Ни за что!       — Анюта, начальница подумала, что ты ее провоцируешь, — ответил мужчина. — А ты не могла головой пораскинуть-то? Ты кому и что сказала? Сказала вдове Владимира Геллера, что читаешь дело о ее почившем супруге. И дело показывать не стала. Вот начальница и не поверила тебе.       — Вы не разрешали никому отдавать дело, — сказала Анечка.       — Я и из дома не разрешал его выносить, — уточнил Илья Николаевич. — Анюта! Ты можешь мне прямо сейчас дать честное слово, что больше не будешь лезть в крамолу? Ты же видишь, как от нее тебе достается! Сперва с несправедливостью в жандармерии столкнулась, потом в гимназии.       На какой-то момент мужчина подумал, что не стоило говорить дочери о несправедливости в жандармерии, но потом, вспомнив, что там тоже было не все гладко, поспешил убедить себя в том, что несправедливость и вправду была, поэтому замалчивать ее не стоит.       — Не надо, Анюточка, совать свою головку туда, куда не следует, — добавил Илья Николаевич. — Это обычно плохо заканчивается. Ты же уже дважды в этом убедилась.       — Хорошо, папенька, — вздохнула Анюта.       На следующее утро девушка почувствовала себя гораздо лучше. Горячки не было, но, казалось, голова до сих пор болела после вчерашних слез.       Нина Евгеньевна, по-видимому, решила, что дочь просто переволновалась вчера после недавнего скандала с грубостью учителю и классной даме, поэтому не досаждала Анечке разговорами и даже позволила поесть у себя в комнате, а не вместе со всеми за общим столом.       Однако настроение Анечки все равно оставалось плохим, кроме того, ситуацию омрачала необходимость скрывать от матери то, что произошло вчера — рассказывать все, что произошло за эти дни не было ни малейшего желания.       Исключительно на силе воли девушка садилась на диван, последними словами вспоминала начальницу и надеялась, что вскоре все пройдет.       Зоя не рискнула забирать домой уголовное дело и, придя на следующий день в гимназию, начала свое день с его прочтения.       — Зойка, что читаем? — спросила Ася.       Неожиданно для себя молодая женщина заметила, что глаза начальницы чуть влажные.       — «Му-Му», что ли, читаешь? — попробовала пошутить Ася.       — Нет, дело Володечки… — вздохнула Зоя.       — Жандармерию ограбила? — спросила Ася. — Нет, не жандармерию. Суд, наверное.       — По великой милости Варнецкий не отобрал это дело вчера и дал дочитать сегодня, — ответила Зоя. — Агнесса, вы все равно в учебное время ерундой страдаете, так, может быть, хоть займетесь чем-то полезным: будете отгонять народ от моего кабинета? Я буду сидеть, читать и плакать.       — Мне хоть бы что-нибудь Севастьянка принес, а тебе, Зойка, чужие люди дела в клювике приносят, — чуть возмутилась Ася.       — Да там все куда сложнее было, — сказала Зоя.       Ася внимательно выслушала подругу и удивленно произнесла:       — Зойка, зря на девочку руку подняла. Она-то ничего дурного не имела в виду.       — Может, и зря, — вздохнула Зоя. — Даже и не знаю…       — Варвара сказала, что твоя Анютка сегодня больна и осталась дома, — ответила Ася.       Зоя чуть переменилась в лице.       — Аська, но я ведь аккуратно! — воскликнула молодая женщина. — Нет, аккуратно — это плохое слово, аккуратно побить человека невозможно. Я же не так, как Севастьян меня тогда! Она что, настолько впечатлительная?       — Видать, да, слишком впечатлительная, — согласилась Ася.       — Она сама виновата, незачем было доводить меня, — ответила Зоя.       — Ты все равно неправа, Зойка, — произнесла Ася. — Неправа и все.       — Хорошо, пусть буду неправа, — согласилась начальница.       — …прошу приговорить Геллера Владимира Герхардовича к смертной казни…       — …конечно, я надеялся на гласный суд. Я хотел выступить перед людьми, донести до них свою теорию, свою точку зрения. А что сказать здесь, при председательствующем, который, как известно, в вынесении своих приговоров руководствуется исключительно законом, а не справедливостью, и прокуроре? Их, что ли, мне остается агитировать? Хотя, впрочем, по заслугам и награда, не доработал, не доделал, не заслужил большую аудиторию… Я жалею о том, что не сумел воплотить свои идеи в жизнь. Где-то просчитался. Где-то что-то не продумал. Эх, жаль, что второго шанса не будет — я бы учел все свои ошибки! Но, все же, я скажу, подводя итоги: за революцией будущее! За цареубийством! Да здравствует «Народная воля» и все ее герои!..       — …суд приговорил: Геллера Владимира Герхардовича признать виновным… , …к смертной казни… , …лишению всех прав состояния…       — Володечка, ты же мне ничего из этого не рассказывал… — прошептала Зоя. — Ничего! Не вспомнил тогда? Не хотел говорить? Посчитал, что мне это будет лишним?       Казалось, в голове появилась единственно верная мысль: предложить свекрови прочитать уголовное дело, пока его у нее не отобрали.       Недолго думая, молодая женщина написала записку, чтобы Эльвира Марковна пришла в гимназию.       — Володечка, да кто же такое на суде говорит… — вздохнула Зоя. — Хотя, впрочем, как я могу тебя осуждать, значит, так нужно было сказать…       Дверь кабинета Зои отворилась.       — Что произошло, Зоя? — спросила вошедшая Эльвира Марковна.       — Хотите прочитать уголовное дело Володи? — спросила Зоя.       — Хочу, — погрустнев, ответила женщина. — Вот только откуда оно у тебя?       Зоя вытерла слезы и начала рассказ. Эльвира Марковна выслушала невестку и сразу же сказала:       — Перед гимназисткой извиниться, самой забыть, как это — распускать руки. Линейкой бить разрешаю, руки распускать не позволяю.       — Матушка, да вы что такое говорите? — удивилась Зоя.       — А что я должна говорить, если ты делаешь что-то, не подумав? — ответила Эльвира Марковна. — Узнаю, что ты еще раз распустила руки, не подумав — выдеру тебя.       — Матушка, да вы что такое говорите? — повторила Зоя.       — А что слышишь, — сказала женщина. — Если ты не знаешь, когда можно, а когда нельзя руки распускать — вообще их не распускай. Надеюсь, поняла меня?       — Да поняла я, — вздохнула Зоя. — Извиняться только зачем?       — За то, что побила ни за что, — ответила Эльвира Марковна. — Неопровержимые доказательства иметь надо, Зоя.       Эльвира Марковна, высказавшись, принялась за чтение. Тем временем, Зоя пошла к Асе.       — Слушать, как мою машерочку и по совместительству начальницу гимназии ругает инспектриса — бесценно, — сказала Ася. — Так что, Зойка, будешь извиняться? Или не будешь?       — Я подумаю, — ответила Зоя.       Эльвира Марковна дочитала дело до конца и, вытерев слезы, сказала:       — Вот так взять и загубить свою жизнь… Ни за понюшку табаку! И ведь был же дан второй шанс, нет, и его загубил!       — Что поделать, матушка, не удалось Володе ни царя убить, ни президентом стать, — вздохнула Зоя.       — И ты поддерживаешь его начинания? — не поверила своим ушам женщина.       — Нет, Володя ошибался, — ответила Зоя. — Его порывы, безусловно, были благородны, но излишне наивны. Эх, как же жаль, что за вот эту наивность его и осудили…       — Сама хоть не повтори его ошибок, — сказала Эльвира Марковна.       Вечером в кабинет Зои пришел Варнецкий.       — Благодарствую, — произнесла Зоя. — Я даже не надеялась, что хоть когда-то смогу прочитать эти листы.       — Надеюсь, вы понимаете, что об этом вы обязаны молчать так же, как и о том, что произошло после приведения приговора в исполнение? — спросил мужчина.       — Да, — выдохнула Зоя. — Судьба не даровала моему несчастному супругу долгую жизнь, даже в новой жизни ему был дарован слишком малый срок.       — О Божьей воле поговорите в другом месте, я стою на том, что каждый человек делает свой выбор, — ответил Илья Николаевич.       — Илья Николаевич, как здоровье Анны? — спросила Зоя, посчитав, что нужно проявить сопереживание.       — Жива и психически здорова, — не слишком радостно произнес мужчина.       — Как только она будет готова выйти на учебу, пусть зайдет ко мне — я должна с ней поговорить, — ответила Зоя.       — Надеюсь, просто поговорить, а не снова довести до горячки, — сказал Илья Николаевич.       — Да, разумеется, — подтвердила Зоя.       Вернувшись домой, Илья Николаевич сказал дочери:       — Анюта, завтра надо будет идти к начальнице. Она хочет с тобой поговорить.       — Я не пойду, папенька, — ответила Анечка. — Еще больна.       — Так ты, может быть, еще неделю так же больна будешь, а идти надо, — произнес мужчина. — Надо же учиться.       — Хорошо, папенька, — согласилась Анечка, понимая, что учиться нужно.       На следующий день девушка пришла в кабинет Зои.       — Частично вы сами виноваты в сложившей ситуации, — начала молодая женщина. — Не стоило приносить подобное дело в гимназию, не стоило так упорствовать и отказываться достать это дело, когда я вам это велела. Как говорится, за свое упрямство вы и поплатились. Но, как честный человек, я должна признать свою неправоту: только за упрямство наказывать могут лишь родители. Я не ваша мать. Поэтому прошу прощения за все то, что произошло.       Анечка промолчала.       — Можете идти, — добавила Зоя.       Анечка молча вышла из кабинета.       — Аня, тебя что, начальница не только выдрала, но еще и от уроков на вчера отстранила? — спросила девушку одноклассница.       — Нет, я сама не пришла, — отмахнулась Анечка. — А откуда ты все знаешь?       — Так слухи быстро разлетаются, да и начальницу многие видели, как она по коридорам ходила, — раздалось в ответ. — А что ты вся уревелась потом в рекреации? Она еще что-то сказала?       — Значит, так надо было, вот и уревелась, — снова отмахнулась Анечка. — Тебя бы просто так, за книжку, так побили!       — Так ты, видать, с ней потом в кабинете языками сцепилась, — сказала одноклассница. — Вот она и не сдержалась. Спокойнее, Аня, надо быть, а то выгонят еще, как Глашку.       — Не выгонят, — ответила Анечка.