Начальница гимназии

      Зоя немного переживала, как Лизавета расценит ее слова. Больше всего молодая женщина боялась, что Лизавета окончательно потеряет к ней уважение и будет видеть ту, чье место в Сибири. Однако Лизавета никак не показывала свои чувства, что чуть успокоило Зою — на одного недоброжелателя больше у нее не стало.       Лизавета и раньше понимала, что Зоя — крамольщица, однако не думала, что крамольщица до мозга костей. И если раньше начальница виделась как та, которая невольно, будто некоторые гимназистки, попадает в разные истории, то теперь Зоя начала видеться как человек, умышленно ступивший на путь крамолы.       Однако это не было важно Лизавете: в ее работу с классом никто не вмешивался, жалование платили регулярно, начальница достаточно адекватно реагировала на большинство ситуаций, а некоторые странные выходки были бы практически у любой директрисы. Кроме того, Зою было жаль чисто по-человечески: остаться в столь юном возрасте без мужа, по мнению Лизаветы, было ужасно, однако открытая гимназия и мануфактура невольно внушали уважение — не каждый более взрослый человек, имеющий такие же или даже бо́льшие деньги, смог бы сделать то же самое.       — Агнесса Викторовна, — однажды спросила Лизавета у Аси. — А чем Зоя Михайловна занимается в свободное время?       — Дома с детьми сидит, — ответила Ася. — Иногда визиты наносит. А к чему вопрос?       — Да как-то круг общения расширить хочется, — честно сказала Лизавета. — Потому что кто у меня есть? Только родня мужа и своя родня. С институтскими подругами, как нетрудно догадаться, говорить не о чем. Вернее, не подругами, а сокамерницами.       — До сих пор кричат на улице: «Ой, душечка, голубь!»? — рассмеялась Ася.       — Нет, — улыбнулась Лизавета. — Но они обычно только о муже да детях говорят. Их больше ничем не завлечь. Говоришь о службе — сперва удивляются, а потом теряют интерес. Обсуждаешь что-то из общественной жизни — не могут связать пару слов.       — И чем же я вам не угодила? — уточнила Ася.       — Так у вас, Агнесса Викторовна, тоже не каждый день свободен: то муж, то прием, то поездка в баню, то дети, — ответила Лизавета. — А с вами проводить время просто замечательно, вы не подумайте ничего лишнего!       — Так и у вас, Елизавета Васильевна, практически все то же самое, — сказала Ася. — Как в свой плотный график впишете Зою Михайловну?       — А вдруг там появятся свободные окошки, которые нужно как-то занять? — произнесла Лизавета.       — Зоя Михайловна — великая крамольщица, после пары часов нахождения с ней рядом вы вряд ли сможете подавить желание пойти и донести в жандармерию, — ответила Ася.       — Скажу откровенно: уже замечала это, — уточнила Лизавета. — Слова о, цитирую, «проклятой царской власти» меня слишком резанули. Но, как говорится, Зою Михайловну понять можно. Она без мужа осталась из-за его глупости.       — Зоя Михайловна считает иначе, — сказала Ася.       — И пусть считает, не моя забота, — ответила Лизавета.       Зоя донельзя удивилась, когда Лизавета пригласила ее просто немного прогуляться по парку, но, недолго думая, согласилась. Всего лишь за полчаса прогулки Зоя успела рассказать Лизавете об ужасах фабрики, своей мануфактуре, скандале с фабрикантом и многом другом. Сперва такие подробности были интересны Лизавете, потом начали надоедать. Сославшись на холод, классная дама предложила закончить прогулку.       — И как вам, Елизавета Васильевна, возможная кандидатка для расширения круга общения? — на следующий день спросила Ася.       — Рядом с Зоей Михайловной невольно чувствуешь себя выпускницей института благородных девиц, которая думает только о муже и семье, — ответила Лизавета. — Так что занимательно, но именно для редких встреч.       — Это верное решение, — подтвердила Ася. — Главное, чтобы оно устраивало вас.       Немного поговорив с Лизаветой, Ася пошла в кабинет начальницы.       — Ну что, моя машерочка, рассказывайте, как предавали меня вчера, — начала Ася.       — И почему же предавала? — изумилась Зоя. — Просто приняла приглашение Лизаветы. Что я, обязана только с вами гулять?       — И как тебе? — спросила Ася.       — Неуютно, — ответила Зоя. — Я ей рассказываю, значит, про мануфактуру и фабрику, а сама думаю: «Так, тут надо про Геллер не сказать, там надо про стачку умолчать, здесь не надо проклятого царя ругать»… С вами, Агнесса, лучше. Можно честно говорить, что место царя на каторге, а его сынишек и дочурок нужно отправить на пару месяцев в ткацкий цех, а потом спросить: готовы ли они трудиться на благо народа? Лизавета, боюсь, не поймет такой откровенности.       — Не сомневаюсь, что не поймет, — подтвердила Ася. — Она, может, просто тебя терпит и не доносит только потому, что не хочет лишиться насиженного места службы.       — Нет, Аська, ты не думай, с Лизаветой было тоже, своего рода, забавно, — уточнила Зоя. — Вот только не скажешь ей многого…       — Мне говори, я точно не донесу, — ответила Ася. — Севастьян, как говорится, не в счет.