Начальница гимназии

      Глаша сидела за столом и задумчиво пинала ногой стоящий на полу деревянный ящик, в котором хранился малонужный хлам. Старые тетради, которые уже давным-давно стоило выбросить, безропотно терпели подобное отношение к себе, а девушка пыталась разобраться в сложившейся ситуации.       Идея Машуньки о заработке денег на шляпу казалась то ли наказанием за все недавние события и естественным желанием матери пустить энергию дочери в мирное русло, то ли страхом, что Глаша снова попадет в очередную историю. И пусть Машунька не настаивала на том, что Глаша должна работать большую часть свободного времени, от этого девушке было не легче.       «К Софи бы как-нибудь сходить, чтобы не встретиться ни с Филатовым, ни с его матерью, — подумала Глаша. — Вот с ней точно интересно будет. Она, по-моему, как Аня, тоже хорошая».       От мыслей об Анечке на душе стало как-то тяжело.       — А Никита еще лучше, — попыталась убедить себя Глаша. — Никита не называл меня преступницей, из-за Никиты меня еще никто не бил.       И хоть девушка понимала, что Анечка практически не виновата в ее бедах, пока что Никита у нее явно выигрывал.       Вдруг Глаша отложила листы бумаги, быстро собралась и написала матери, которая ушла учительствовать, записку: «Я к парням».       Глаша буквально бегом прибежала к парням. Девушка изо всех сил постучала в дверь и, услышав шаги, подумала:       «Как-нибудь надо Никиту выманить».       Дверь открыл Коля.       — Мне бы к Никите, — практически с порога произнесла Глаша.       — Заходи, Глаша, — ответил молодой человек. — А я чем тебе не угодил?       — Ты лучше всех, а я к Никите, — сказала девушка и прошла вглубь квартиры.       Никита сидел за столом и читал книгу.       — Никиточка, пожалуйста, удели мне минут десять, — с надеждой произнесла Глаша.       — А в чем дело? — спросил молодой человек.       Глаша закрыла дверь и, вспоминая все разговоры, которые когда-то слышала, рассказы и даже наипошлейшие дамские романы, которые сроду не читала, подошла к молодому человеку.       — Глаша, что случилось? — спросил Никита. — У тебя аж руки трясутся!       — Никита, ты извини меня, если что… — произнесла Глаша и подошла к молодому человеку.       Представив, что перед ней Анечка, Глаша закрыла глаза, обняла Никиту и поцеловала его в губы, потом, чувствуя взаимность, повторила это снова и снова. Девушка провела Никите по волосам, погладила их, потом приложилась к губам снова. Понимая, что больше ничего не приходит в голову, Глаша отпустила Никиту, открыла глаза и отошла.       — Извини меня, Никита… — произнесла Глаша. — Извини, пожалуйста… Нельзя же так…       Девушка разрыдалась. Опешивший сперва от такого неожиданного подарка судьбы, а потом от слов Глаши, Никита даже не знал, что ответить.       — Никитушка, извини идиотку… — еще раз сказала Глаша, будучи уже в слезах.       — За что? — не понял Никита.       — Я не от великой любви так сделала, а пыталась понять, почувствую ли хоть что-то… — произнесла Глаша. — Я ничего, Никита, не почувствовала… Вообще ничего!       «Хоть целуя как будто Аню, хоть целуя уже тебя, — подумала девушка. — Даже еще хуже стало! То это был какой-то милый образ, которым можно было восхищаться, а теперь это стала какая-то мерзость и пошлость!»       В голове девушки сразу возникло три мысли: Анечка как образ мечты, чувство какой-то платонической влюбленности, какая мерзость от опошления этого образа мечты поцелуем, и полное безразличие от поцелуя именно с Никитой.       — Глаша, так ты поторопилась, — выдавил из себя молодой человек. — Просто еще не время было, верно. Время еще придет, не переживай.       — Или не придет… — прошептала Глаша.       Глаша посидела минут десять в комнате Никиты, успокоилась, пообещала не пропадать, а потом вышла на улицу.       — Что она хотела? — спросил Коля Никиту.       — Ты ушел недалеко от истины, когда говорил, что придет признаваться в любви, — ответил молодой человек. — Пришла, поцеловала и ушла. Ну еще сказала, что ничего не почувствовала.       — Дамских романов обчиталась, хотя не в ее стиле, — сказал Коля. — Да не переживай ты так, еще десять раз придет и будет в любви признаваться!       — К нам придет и десять раз, и двадцать, — вздохнул Никита. — А вот именно ко мне может и не прийти.       Машунька, вернувшись домой, сперва заметила записку, торчащую на вешалке, а потом тихий плач, доносившийся из комнаты Глаши. Подумав все, что только можно, от очередных проблем с полицией или жандармерией и до варианта, в котором над дочерью надругался кто-то из парней, а то и все сразу, женщина подошла к дочери.       — Глаша, что случилось? — спросила Машунька.       — Я пришла к Никите… — сквозь слезы произнесла Глаша. — Поцеловала его… И ничего не почувствовала! Вообще ничего! А еще, мама, я поняла, что мне было бы мерзко вот точно так же целовать Аню!       И если последняя часть фразы Машуньку даже чуть порадовала, все остальное оставило женщину в недоумении.       — Глаша, так ты что… — удивилась Машунька. — Так же нельзя. Это неправильно. Ты бы встречалась с Никитой, ходила гулять, разговаривала… В один прекрасный момент почувствовала бы что-то. А так ты просто поторопила события — зря.       — А что теперь делать-то? — спросила Глаша.       — Если Никита захочет — гулять, разговаривать, — ответила женщина. — Не захочет, значит, ходить просто к парням. Если оно нужно, то само придет. Ты не переживай, Глаша, не надо… И торопиться тоже не надо.       — Хорошо… — вздохнула Глаша.