Начальница гимназии

      Урок проходил как-то не так, как обычно. Софи рассказала учителю стихотворение Гюго, услышала пару замечаний относительно произношения, но какого-то обсуждения только что прочитанного наизусть текста не было.       — Monsieur le maître, est-ce que ça va? [1] — обеспокоенно спросила девушка.       — Мадемуазель Софи, это стихотворение не стоит рассказывать при других людях, как выучили, так можете и забыть, — ответил учитель.       — Maître, верно, Дмитрий Геннадьевич был недоволен выбором поэзии? — догадалась Софи.       — Да, я немного ошибся, — произнес учитель. — Но вы не беспокойтесь, следующее стихотворение великого французского поэта Виктора Гюго можно будет рассказывать всем.       Софи не знала, что диалог учителя с братом, который состоялся буквально десять минут назад, был слишком категоричным.       — Моя сестра не должна учить наизусть стихи сомнительного содержания, — произнес Дмитрий. — Да, Виктор Гюго — достойный человек, хоть и позволил себе пару недопустимых высказываний о защите коммунаров, однако у господина Гюго есть более приличные стихи. Вот почему-то вы же не предлагаете выучить мадемуазели пошлость, вроде, «и разделась моя госпожа догола; все сняла, не сняла лишь своих украшений», так почему же предлагаете учить крамолу?       — Это стихотворение о том, как нужно держать слово, о чести, о долге, — попробовал оправдаться учитель.       — Это стихотворение о малолетнем преступнике, которого просто решили пожалеть из-за столь юного возраста, — ответил Дмитрий. — А учить стихи о преступниках моя сестра не будет.       После урока, который со временем более-менее вернулся в привычное русло, Софи решила переговорить с Глашей. Во-первых, стоило извиниться за свои слова, а, во-вторых, хотелось обсудить стихотворение. Сперва продумав план разговора, а потом пообедав, девушка направилась к Глаше.       Софи оделась и пошла к племяннице. Девушка чуть робко постучала в дверь.       — Кто там? — спросила Глаша.       — Аглая, позвольте переговорить с вами, — произнесла Софи.       Глаша открыла дверь и сказала:       — Проходите.       Софи вошла в дом и закрыла за собой дверь.       — Глаша, простите меня за недопустимые слова, — начала девушка. — Я очень сожалею о них. Но искренне верю в то, что вы сможете меня понять — я даже не могла подумать, что Дима мог настолько ошибиться.       — Да, Софи, ваш брат позволил себе недопустимое, — ответила Глаша.       — Как и вы, Глашенька, — сказала Софи. — Убийству или даже помыслам на эту тему не может быть оправдания.       Глаша сделала вид, что не расслышала реплику собеседницы.       — Если вы не держите на меня зла, позвольте уточнить еще один вопрос, — продолжила девушка.       — Внимательно вас слушаю, — ответила Глаша.       — Глаша, кто такие коммунары? — спросила Софи.       — Участники Парижской коммуны, — сказала Глаша. — К чему вам это знать?       — Это предатели? — продолжила Софи.       — С вашей точки зрения — да, предатели, — ответила Глаша.       — А с вашей? — спросила Софи.       — Софи, я не настолько хорошо знаю историю Франции, чтобы ответить на этот вопрос, — произнесла Глаша. — Я дважды проваливала экзамен по истории. Думаю, этот факт красноречивее ответит на ваш вопрос.       — Дима говорил, что это преступники, — сказала Софи.       — Значит, поверьте ему, — ответила Глаша.       — Но ведь Дима может быть не всегда прав, — уточнила Софи. — А что надо было коммунарам?       — Не знаю, — честно сказала Глаша. — Что-то было надо. Софи, я не разбираюсь в зарубежной истории и французских крамольщиках, знаю только своих, родных, российских.       — А что надо российским крамольщикам? — спросила Софи.       — Чтобы изменился социальный строй, чтобы не было, такого безобразия, как сейчас, чтобы малолетние дети не работали с утра до ночи на фабриках, да и не дети тоже, чтобы царя, в конце концов, не было, — ответила Глаша. — Чтобы жандармерия не брала взятки, что деньгами, что натурой, чтобы подследственных шомполами не избивали, чтобы обычных девиц лет так четырнадцати в полиции не секли розгами за якобы хулиганство, а на самом деле за то, что решили поколядовать возле дома не того человека…       Если первые мысли были слишком далеки от Софи и даже казались ей возмутительными, то последние мысли нашли отклик в сердце девушки.       — Глаша, я очень прошу вас рассказать мне все это, — Софи решила уточнить, — я имею в виду, про девиц лет четырнадцати или про взятки, только более подробно.       — Это долгая история, Софи, — произнесла Глаша. — Может быть, вы тогда пройдете ко мне в комнату, а сначала разденетесь? Так и вспотеть можно, да и стоять на ногах слишком долго — не лучшая затея.       — С удовольствием, Глаша, — ответила Софи. [1] Господин учитель, с вами все хорошо?