Начальница гимназии

      Дмитрий пришел на службу в радостном возбуждении.       — Николя! — воскликнул мужчина. — Даже не пришлось никого провоцировать. Эта мадемуазель просто довела мою сестру и та решила написать на нее донос. Вот только форма доноса, как видишь, не очень — но что поделать? Юным барышням необязательно знать, как правильно оформляются документы.       Николай взял протянутые сослуживцем листы бумаги.       — Как-то напоминает конспект, чтобы ничего не забыть, нет связанности в мыслях, — произнес Николай.       — Ты не на форму, на содержание смотри, — уточнил Дмитрий.       Содержание и вправду вряд ли могло оставить кого-то равнодушным.       — Значит, у нас «трижды проклятый царь, который должен болтаться в петле, покрывает остоебенившую всем жандармерию»? — Николай прочитал одно из первых наиболее ярких высказываний. — Дмитрий, а твоя сестра знает, что такое «остоебенивший»? А то повторит еще ненароком.       — Моя сестра знает, что это непристойное выражение, а подробности ей понимать необязательно, — ответил Дмитрий. — Смотри, она пишет, что «Аглая не раз поднимала тему о царе, но я всякий раз прекращала столь гнусные разговоры». А зря. Может, она бы больше наговорила.       — И так неплохо сказано, — продолжил Николай. — Значит, царь у нас «должен валяться в канаве с черенком от лопаты в причинном месте». Ну и помыслы у мадемуазели! Я так ни об одном подследственном или подследственной не думал. Или это фигура речи?       — А пусть докажет, что это фигура речи, а не планы, — произнес Дмитрий. — Да и за фигуру речи можно быть осужденной. Смотри, Николя, как все хорошо складывается! Донос не мой, а Софи. Но я подтвержу ее показания, скажу, что все то же самое говорила она и у нас дома. Может быть, мать тоже подтвердит. Потом обвиняемую можно будет расколоть, чтобы призналась во всем. И с признанием и показаниями трех человек ее точно отправят с глаз долой куда-нибудь подальше.       — Захару донос отдашь? — поинтересовался Николай.       — Хотелось бы… — вздохнул Дмитрий. — Но нельзя. Мне очень хочется, чтобы подследственную поизбивали, но это повредит делу. Потому что ей на суде даже крыть будет нечем, одно дело, если признался, потому что просто раскололся на допросе, и совсем другое дело, если она начнет свою волынку: а вот заключение врача, а вот следы побоев, а вот жандармерия, такая нехорошая, обидела бедненькую Глашу! Пусть Константин этим занимается, как раз, у него такие дела были. Да и я, как будто невзначай, сегодня в коридоре именно его встречу. Сам понимаешь, тебе этот донос не отдаю — скажут еще, что мы в сговоре.       — Конечно, — согласился Николай и, чуть подумав, спросил. — А как ты уговорил Софи донос написать? Обманом?       — Нет, не обманом, — соврал Дмитрий, не желая откровенничать перед сослуживцем. — Софи была донельзя потрясена такими словами Глаши, вот и сказала, мол, братик, ненормально это, сделай хоть что-нибудь, попугай ее.       — Так попугай же, а не до суда доведи, — уточнил Николай.       — А это уже не от меня будет зависеть, — ответил Дмитрий.       Уже через пять минут Дмитрий как будто бы случайно встретил в коридоре Константина.       — Константин, как хорошо, что застал тебя, — начал Дмитрий. — Мою сестру донельзя возмутило поведение одной мадемуазели, поэтому она написала донос. Как видишь, как умеет, но если уж на то пошло, барышня не обязана знать все правила делопроизводства.       — А почему сама не пришла? — спросил молодой человек.       — Потому что у нее брат есть, который может отнести все документы сам, — ответил Дмитрий.       — Побеседовать бы с мадемуазелью, — сказал Константин. — Уточнить пару деталей. После обеда приведи ее.       — Юную впечатлительную барышню водить по таким заведениям — у нее в голове что-то щелкнет, — произнес Дмитрий. — Еще я буду заставлять свою сестру по допросам ходить.       — Значит, сведи с ней вне жандармерии, — ответил Константин. — Видишь же, что донос написан с некоторыми недостатками, тут надо некоторые моменты прояснять.       — Хорошо, приходи к нам на обед — дома и поговорите, — согласился Дмитрий.       На обед домой Дмитрий пришел вместе с Константином. Это практически не удивило ни Софи, ни Елизавету Георгиевну — подобные случаи встречались периодически. Зачастую после каких-либо следственных действий, возвращаясь на службу, Дмитрий приводил домой на обед или чай и своих сослуживцев. Подобное поведение находило одобрение у Елизаветы Георгиевны — можно было как будто в ненавязчивой обстановке познакомить Софи с каким-либо неженатым офицером и, при взаимном интересе, сделать так, чтобы это знакомство продолжилось.       — Софи, я сегодня с Константином Петровичем, — произнес Дмитрий. — Ты представляешь, я ему рассказал то, что ты вчера мне поведала, а он, можно сказать, и не поверил мне. Не поверил, что такой ужас может быть!       — Димушка, не стоило говорить о подобном вне дома — а вдруг это сделает мадемуазели хуже? — произнесла Софи.       — Софи, мадемуазели может сделать хуже ее поведение и только, — ответил Дмитрий. — А я ей хуже уже не сделаю.       Как это нередко бывало, Елизавета Георгиевна быстро пообедала и под благопристойным поводом вышла из-за стола, чтобы дать возможность дочери поговорить с гостем наедине, если та захочет этой беседы.       — Софья Геннадьевна, — начал Константин. — Дмитрий Геннадьевич мне рассказал о том ужасе, который вам вчера поведала мадемуазель Гусельникова. Понимаю вас, услышать такое — это ужасно. Но не сочтите за труд ответить на такой вопрос: вы говорите, что мадемуазель Гусельникова желала увидеть нашего Государя в канаве и… Не будем уточнять, еще как именно. А она не говорила, сама бы хотела так сделать или не своими руками планировала, чтобы подобное было совершено?       — Константин Петрович, вы уж простите меня за такие аморальные рассуждения на тему Государя, но если отбросить его божественную природу, ни одна малолетняя девица не справится с взрослым мужчиной, — ответила Софи. — Поэтому я думаю, что она просто мечтала бы его увидеть именно при таких обстоятельствах.       — И еще мне не дают покоя эти слова: «Сгорела бы эта жандармерия с левого края и до правого, а я бы стояла во дворе и любовалась этим зрелищем», — продолжил Константин. — Речь идет именно о мечтах мадемуазели или ее планах?       — Я не хочу наговаривать на других людей, — начала Софи. — Но, боюсь, она бы могла воплотить эти слова в жизнь.       Минут через двадцать разговора Константин попрощался с Софи и направился на выход.       — Дима, — не очень радостно произнесла Софи. — Нехорошо вышло, я эти полчаса только сидела да осуждала мадемуазель, будто последняя сплетница. Кто же меня после таких слов замуж возьмет?       — Софи, милая сестра, Константин Петрович просто приходил к нам пообедать, не стоит додумывать лишнего, — ответил Дмитрий. — Понятно, что в твоем юном возрасте каждый молодой человек видится женихом, но далеко не все из них — это возможные женихи, кто-то просто проголодался и пришел к нам перекусить.       — Но ведь он с таким интересом со мной беседовал! — воскликнула Софи. — Хоть мне и показалось на какой-то момент, что это была не светская беседа, а самый настоящий допрос!       — В обществе столь прекрасной барышни любой человек будет с интересом беседовать, — сказал Дмитрий. — А что касается речи… Это, моя милая Софи, просто такая особенность, служба накладывает отпечаток на многих…       В то время, как Софи делилась впечатлениями о госте с матерью и поведала, что Константин Петрович — прекрасный человек, но в ее сердце ничего не откликнулось, Дмитрий возвращался в жандармерию вместе с сослуживцем.       — А как Софи на суд пойдет? — спросил Константин Дмитрия. — Если она столь впечатлительна, что едва я забывал, что нужно изъясняться мягче, она еще чуть-чуть и говорить бы перестала? Думаешь, судья тоже будет выражения подбирать?       — Ты много видел юных барышень дворянского сословия, которых на суд потом водят в качестве свидетельниц? — спросил в ответ Дмитрий. — Я вот ни одной не припомню. Все как одна вдруг заболевают. Вот и Софи заболеет. У меня нет ни малейшего желания портить розовый мирок сестренки реальностью и преступниками. Вот захотела она донести — я не стал мешать, а таскать ее по судам в мои планы не входит. Видать, сильно допекла ее эта барышня, раз она не выдержала.       — Да тут хоть кто не выдержит, — подтвердил Константин. — Значит, она ей листовки предлагала написать? Зная про брата-жандарма? И даже не подумала, что у сестры этого самого жандарма совершенно «не те» взгляды?       — Идиотка, что поделать, — ответил Дмитрий.       — Она до завтра никуда не сбежит, — утвердительно произнес Константин. — Так что сегодня все документы оформлю, а завтра уже и арестовывать пойду.       — Если нетрудно, то лучше арестовывай из гимназии, — предложил Дмитрий. — Пусть все знают, кто учится в этом заведении — преступницы.       — Могу и из гимназии — она же как раз там с утра будет, — согласился Константин.