Часть 88. Во всем признаться
9 ноября 2022 г. в 16:55
Всю ночь Софи спала плохо: мысли о том, что ей придется опозорить свое честное имя в жандармерии, пугали. Однако другого выхода девушка не видела и постоянно убеждала себя в том, что приличные люди поступят именно таким образом.
«Мне придется всего лишь потерпеть час или даже меньше позора, — напоминала сама себе Софи. — Меня выслушают, Глашу отпустят и все».
Девушка немного переживала из-за того, что брат мог что-то сказать о ней матери, а мать в свою очередь просто не выпустит ее из дома, однако ничего подобного не произошло.
«Подумал, что я не решусь», — мысленно произнесла Софи и вышла на улицу.
Памятуя о том, что благовоспитанным барышням не пристало появляться на улице в одиночестве и уж тем более ехать на извозчике одной, Софи чуть растерялась. Идти пешком было далековато, однако садиться в экипаж одной было тоже неловко. Вздохнув, девушка решила прогуляться.
Софи плохо знала город, поэтому чуть было не заблудилась, пытаясь найти жандармерию. Однако через полчаса блужданий девушка подошла к заветному зданию.
«Это всего лишь на полчаса или час, а потом все можно будет забыть», — подумала Софи и вошла внутрь.
Кабинет Константина удалось найти достаточно быстро. Тяжело вздохнув, девушка вошла внутрь.
— Константин Петрович, — произнесла Софи. — На днях произошло недоразумение. Я невольно совершила заведомо ложный донос и теперь хочу исправить ситуацию.
— Рассказывайте, Софья Геннадьевна, — с легкой усмешкой произнес жандарм. — Слушаю вас.
— Аглая Гусельникова не говорила ничего подобного. Мне все показалось, — сказала Софи.
— Тогда, Софья Геннадьевна, это вы оскорбили Государя, — ответил Константин. — И уже вас отправят на каторгу от шести до восьми лет.
— Но почему же? — спросила Софи.
— Документ, написанный вашим почерком, — начал мужчина. — Выражения, которые не произносят вслух даже по отношению к бродягам. Доказать вашу вину будет еще проще, чем вину Гусельниковой. Вы уверены, что вам все показалось?
— Аглая не виновата, — произнесла Софи. — Дмитрий обманом принес этот документ сюда под видом моего доноса.
— Как появился документ, написанный вами? — спросил Константин.
— Мне захотелось надавить на жалость моему брату Дмитрию, — сказала Софи. — Я была в гостях у Гусельниковой и увидела, в какой ужасающей обстановке она живет. И начала говорить Дмитрию, что ему необходимо забрать дочь к себе. Ну и для того, чтобы убедить его, что дочь нуждается в правильном воспитании, соврала, что она нехорошо отзывалась о жандармерии и Государе. Дмитрий предложил мне выписать на лист бумаги самые яркие фразы мадемуазели, чтобы согласовать с матерью возможность или невозможность взять дочь домой. Я начала сочинять. Вспомнила все то, что когда-либо слышала от Димы — он иногда рассказывал дома о службе. Отсюда и столь похабные выражения. Насочиняла, сколько хватило фантазии, а потом отдала Диме. Я не знала, Константин Петрович, что Дима эти листы преподнесет, будто мой донос!
— Вас будут судить, Софья Геннадьевна, — произнес Константин. — А после суда вы отправитесь на каторгу. Поэтому подумайте еще раз, не лжете ли вы мне?
— Я говорю чистейшую правду, — ответила Софи.
Софи вышла на улицу из жандармерии. Девушку всю трясло, слезы застилали глаза, идти было просто невозможно.
«Как мне теперь до дома добраться? — подумала Софи. — Как найти дорогу?»
Девушка опустилась на лавочку и разрыдалась. В голове была только одна мысль: дождаться брата и рассказать ему всю правду.
Дмитрий увидел из окна кабинета знакомую фигуру и, спешно одевшись, спустился на улицу.
— Что произошло, Софи? — спросил Дмитрий, подойдя к сестре.
— Дима, меня вправду осудят? — Софи упала лицом на грудь брата.
— Ты что наговорила? — поинтересовался Дмитрий, боясь, что сбылись его худшие опасения.
Однако после рассказа Софи молодой человек понял, что недооценил сестру — такого он от нее не ожидал.
— Протокол подписывала? — сухо спросил Дмитрий.
— Нет, — ответила Софи.
— Признание писала? — продолжил мужчина.
— Нет, — повторила Софи.
— Тогда возвращайся домой, пока не успела еще чего-нибудь разболтать, — сказал Дмитрий.
— А Глаша? — сквозь слезы спросила Софи.
— А Глашу осудят к каторге или, если разжалобит судью, к тюрьме, — ответил Дмитрий. — Иди домой.
— Глашу осудят из-за меня, — произнесла Софи.
— Ее никто не заставлял совершать преступление, — сказал Дмитрий. — Иди домой.
— Я не дойду… — прошептала Софи.
— Тогда жди меня внизу, зайди внутрь, чтобы не мерзнуть, и потом пойдем вместе, — ответил Дмитрий.
Софи села в коридоре жандармерии, а Дмитрий пошел к Константину.
— Витающая в небесах барышня не наподписывала признаний во всех висяках города? — спросил мужчина.
— Дмитрий, — начал Константин. — А это правда? Что она не донос писала, а фразы для матери?
— Лжет как сивый мерин, — ответил Дмитрий.
— А, может, и не лжет, — сказал Константин. — На фразы для матери сей опус похож больше.
— Да даже если и я донес, что в этом плохого? — спросил Дмитрий.
— Мадемуазель утверждает, что она сама все сочинила, — ответил Константин.
— Если так подумать, у меня могла быть дочь такого же возраста, — начал Дмитрий. — И если бы моя дочь такое затеяла, Константин, я бы так наказал ее, чтобы навсегда отбить охотку наговаривать на других людей и себя тоже. Но мадемуазель мне сестра. Поэтому я не вправе даже в комнате ее запереть. Только мать просить.
— У тебя уже есть дочь такого же возраста, недавно узнал от начальницы гимназии, — сказал Константин. — Нехорошо поступил. По отношению к одной мадемуазели и второй.
— Мой моральный облик — дело двадцатое, — сказал Дмитрий. — У тебя Государя последними словами кроют, а ты думаешь о том, где ошибся простой Дмитрий Филатов.
— А были ли слова о Государе? — чуть усомнился Константин. — Да и, как я пришел к выводу, совершенно точно оскорбление было родителей. Что, между прочим, не лучше. За оскорбление жандармерии арест от недели до трех или тюрьма от трех до шести месяцев. За оскорбление любезного папеньки, даже не учитывая все его грешки, по статье 2015 мадемуазель осудят от полугода до года тюрьмы. Но если будет примирение с папенькой, то статья 2084 разрешает и вовсе простить виновную.
— Не в церкви, чтобы мои грешки обсуждать, — ответил Дмитрий. — Значит, все просто. Квалифицируй три статьи. За оскорбление папеньки, за оскорбление жандармерии, за оскорбление царя. Тебе — легко раскрытое дело, мне — отправка дочери куда-нибудь подальше.
— Лучше сразу два раскрытых дела: о том, как мадемуазель Филатова, пытаясь пошутить над братом, оскорбила Государя, и о том, как мадемуазель Гусельникова оскорбила жандармерию и господина Филатова лично, — сказал Константин.
— Софи не трогать, — произнес Дмитрий. — Если бы не Софи, ни одного дела бы у тебя не было.
— Следствие во всем разберется, — ответил Константин. — В ближайшее время. Так что не стоит переживать.