Начальница гимназии

      Софи не помнила, как села к извозчику и как вышла из экипажа — если бы не брат, девушка вряд ли бы добралась до дома.       — Maman, принимайте дочь, — произнес Дмитрий.       — Дима, что произошло? — обеспокоенно спросила Елизавета Георгиевна.       — Был бы жив papa, такого бы не произошло, — сказал Дмитрий. — Был бы жив papa, мадемуазель была бы соответствующе наказана за свой поступок. А сейчас у меня одна надежда, maman, на вас. Что хотя бы сейчас, когда уже поздно, мадемуазель не останется без должного внимания.       — Дима, да что же произошло? — произнесла Елизавета Георгиевна.       — Мадемуазель явилась в жандармерию, чтобы наговорить на себя, на брата и все ради того, чтобы выгородить преступницу! — с жаром начал Дмитрий.       Софи безучастно сидела на диванчике неподалеку и не вникала в разговор брата с матерью. Казалось, брат не говорил ничего лишнего, кроме излишне эмоциональных высказываний девушке было не в чем его упрекнуть.       — Софи, немедленно иди к себе в комнату, — произнесла Елизавета Георгиевна.       Решив не спорить, девушка ушла к себе.       Через полчаса к Софи в комнату вошла Елизавета Георгиевна. Как бы ни была расстроена девушка, она сразу почувствовала запах успокоительных капель.       — Maman, что с вами? — обеспокоенно спросила Софи.       — До апоплексического удара любого доведешь! — возмутилась женщина. — Даже слушать не хочу твоих оправданий! Ты хоть понимаешь, о чем посмела на себя наговаривать?       — Мадемуазель не виновата, что жила в таких условиях, — ответила Софи. — Мадемуазель просто нужно забрать в ту семью, которая сможет ее воспитать.       — Я одну мадемуазель воспитать не могу, а она о какой-то другой твердит! — выругалась Елизавета Георгиевна. — Да кто тебя из сослуживцев Димы после таких высказываний возьмет замуж? А могла бы хорошая партия сложиться. Все, одна часть женихов сразу отсеялась! Теперь опозорься еще на военных и на штатских и все, можно сказать, судьба предрешена! Останешься вообще одна!       — Мадемуазель должна жить в приличном доме с отцом, — сказала Софи. — А не там, где ей есть нечего и где она от голода царя ругает!       — А ты тоже от голода царя ругала? — спросила женщина. — Или просто так решила пойти в жандармерию, чтобы скучно не было?       — Я хотела помочь мадемуазели, — ответила Софи.       — Ты опозорилась сама, опозорила Диму! — воскликнула Елизавета Георгиевна. — Ты ведь сказала, что Дима произносил вслух такое, о чем даже думать нельзя!       Софи промолчала.       — Ты бессовестная девица, которая думает только о том, чтобы твои желания исполнились, а другие, твои родные, тебе безразличны! — продолжила Елизавета Георгиевна. — О них ты не думаешь!       Когда Дмитрий вернулся домой, он увидел, что к ужину Софи не вышла. Решив не обсуждать эту тему с матерью, чтобы не слышать упреки по отношению к себе, мужчина втайне порадовался тому, что сестра, по-видимому, заперта в своей комнате.       — Дима, проступок Софи не будет дальше обсуждаться в жандармерии? — спросила женщина.       — Софи стала свидетельницей и ее на днях обязательно вызовут для допроса, — ответил Дмитрий.       — Не хочу еще раз повторять дневное, не хочу еще раз говорить, во что ты втянул свою сестру, — произнесла Елизавета Георгиевна. — Ты очень неправ, Дима. Но я могу быть спокойна, что Софи не будут судить?       — Если не будет лгать, что сама все придумала, то не будут, — поспешил успокоить мать Дмитрий. — Если же будет упорствовать, то никто не скажет наверняка, чем дело кончится.       — Не будет, — утвердительно сказала Елизавета Георгиевна. — Когда Софи будут допрашивать?       — Пока что не знаю, — честно ответил Дмитрий. — Как узнаю, сразу же вам скажу.       — До апоплексии оба доведете, — выругалась женщина.       После ужина Дмитрий пошел в комнату сестры.       — Мне не велено с кем-либо разговаривать, — произнесла Софи.       — Неужели maman хоть когда-то прислушалась к моим словам? — удивился Дмитрий.       — Когда у тебя появятся дети, Дима, не смей быть как papa, — ответила Софи. — Ты о чем просил maman?       — Посокрушался, что я не имею права тебя выпороть хорошенько, — сказал мужчина.       — Ты просил ее запереть меня в комнате? — спросила Софи.       — Я всего лишь посокрушался, что не имею на это права, — ответил Дмитрий.       — Вот ты посокрушался, а она воплотила в жизнь оба твоих желания, так что можешь радоваться, — произнесла Софи.       «Быть того не может, — с явным довольством подумал мужчина. — Хоть раз прислушаться к моим словам!»       — Ты надолго заперта? — спросил Дмитрий.       — На неделю, так что можешь порадоваться, — ответила Софи. — Как видишь, вот хлеба принесли, водички… Как будто papa воскрес! Вот только как-то безрадостно от этой мысли.       Девушка посмотрела на брата и сказала:       — Да не пытайся скрывать радость, Дима, у тебя это не получается. Тебе повезло: и мадемуазель осудят, и сестру примерно наказали. А я думала, что ты честный и хороший человек.       — Софи, я честный и хороший человек, — ответил Дмитрий. — Но прощать всяких мадемуазелей, которые оскорбляют всех: от меня и до самого Государя, не намерен. Мадемуазель осудят. А тебя уже maman наказала. Так что можешь читать благодарственные молитвы, что хотя бы тебя судить не будут.       — Я буду читать молитвы, Димочка, об умягчении твоего сердца, — вздохнула Софи. — Благо, времени для этого будет много.