Начальница гимназии

      Спустя секунду Глаша увидела, что Софи вошла вместе с ней в ограду.       — Да чего же вам надо?! — возмутилась девушка. — Пойдите прочь отсюда, а то городового позову!       — Глаша, я очень прошу вас меня выслушать, — сказала Софи. — Минуту, две, три — больше времени не займу!       — Ваши три минуты начались, — сдалась Глаша и приготовилась слушать какую-нибудь душещипательную историю о том, что ее, преступницу этакую, взяли и отпустили только потому, что благодетельница по имени Софи заступилась за заблудшую душу.       — Глашенька, когда я побывала у вас дома, то поняла, что вы просто не видели хорошей жизни, вот и ругаете так царя да жандармерию, — начала Софи. — Поймите, я хотела, чтобы вы увидели другую жизнь, пожили иначе. Поэтому и рассказала Диме всю правду. А Дима обманул меня, сказал, чтобы я написала все письменно, а он это потом maman зачитает. Я не могла даже подумать, Глаша, что он понесет мои бумаги в жандармерию под видом доноса!       — Плохо же вы знаете своего брата, Софи, — ответила Глаша.       — Глашенька, я знаю Димочку очень хорошо, но даже не думала, что он способен так поступить… — вздохнула Софи. — Верно, после всего того, что произошло, вы уже не захотите, чтобы я просила mamam забрать вас к нам домой.       — Совершенно верно, Софи, я предпочитаю, чтобы вы больше ко мне никогда не подходили, — подтвердила Глаша.       — Глаша, я пыталась вас спасти, когда все узнала, — сказала Софи. — Я ходила в жандармерию, чтобы сказать, что все сама сочинила для брата. Мне ответили, что в таком случае меня осудят за оскорбление Государя. А потом следователь, который вел ваше дело, посоветовался с начальством и вызвал меня, чтобы я написала уже другой донос.       В голове Софи пронеслась совсем недавняя картина.       — Софи, — безрадостно произнес Дмитрий. — Насколько мне известно, ты бы не хотела, чтобы мадемуазель отправили в каторжные работы.       — Да, Димушка! — с жаром воскликнула девушка.       — Значит, завтра тебе придется еще раз съездить в жандармерию и немного переписать донос, — ответил Дмитрий. — Убрать оттуда упоминания Государя. Наша жандармерия, которую мадемуазель так ругала, в ответ не отправила ее в каторгу надолго, а пошла по самому что ни на есть христианскому пути! Ее простят, Софи!       — Димушка, если бы я знала, что все так повернется, то ни за что в жизни бы не стала писать подобное! — воскликнула Софи.       — А вот здесь, моя дорогая сестра, ты неправа, — ответил Дмитрий. — И говорить нужно, и писать. Просто юную головку решили пожалеть. Я считаю, что зря. Но решать не мне.       Уже на следующий день Софи переписывала под диктовку следователя донос, который был куда более связанным и логичным, а не просто набором фраз, и в котором не было ни одного намека на царя.       — Мадемуазель будет освобождена? — спросила Софи.       — Да, на первый раз будет освобождена, — ответил Константин.       Радости Софи не было предела — ту, которую чуть было не осудили по ее вине, скоро освободят. Девушка в приподнятом настроении вернулась домой и пошла к себе в комнату.       Подошло время ужина. С некоторым удивлением Софи заметила, что ей не принесли в комнату еду.       «Опять наказана за что-то?» — подумала девушка.       Буквально через несколько минут в комнату вошла Елизавета Георгиевна.       — Софи, иди за стол, — произнесла женщина. — Раз всех прощают, и тебя простим. Забудем этот случай.       — Благодарю вас, maman, — ответила Софи.       Машунька возвращалась домой после данных уроков и неожиданно для себя заметила идущего навстречу Филатова.       — Мария Николаевна, — произнес он. — С вас благодарность за то, что я помог замять это дело.       — В жандармерии благодарность не приняли, а вы, Дмитрий Геннадьевич, требуете, — чуть сомневаясь в своих словах, ответила женщина. — От вас ничего не зависело. Это не дела частного обвинения, если уж на то пошло.       — За оскорбление родителей могло быть частного обвинения, — уточнил Дмитрий.       — Я не сомневаюсь, что вы желали, чтобы его возбудили, но следователь посчитал иначе, — сказала Машунька.       — Мария Николаевна, лет так пятнадцать назад вы посговорчивее были, я бы даже так сказал — сами с инициативой выходили, — произнес Дмитрий. — А сейчас не желаете отблагодарить за помощь. Сами же понимаете, все может вернуться обратно.       — Кто закрывал дело, пусть тот и просит благодарность, — ответила Машунька. — Но никак не вы, Дмитрий Геннадьевич.       — Мария Николаевна, — сказал Дмитрий. — С годами вы стали только лучше. Так почему бы нам просто не порадовать друг друга?       — Вам, Дмитрий Геннадьевич, жениться пора, чтобы не хотелось ворошить прошлое, — Машунька ответила первое, что пришло в голову. — И не придется позориться с такими нелепыми сказками о благодарностях. На этом прошу меня оставить.       Женщина пошла дальше и сказала сама себе:       «Опять все об одном думает».