Intermundane

Птицы звонко щебечут: «Вот это милая встреча» Один-единственный живой человек во всём огромном городе медленно идёт по прерывистой белой полосе прямо посреди дороги, балансируя будто акробат под куполом цирка. Мартовские коты громко кричат: «Мой мозг уже полосат!» Он не знает, сколько уже здесь, но за это время точно успел обойти город вдоль и поперёк. Солнце в самом центре небосвода не сдвигается ни на градус. Усталости нет, голода нет, жажды нет. Где-то там журчит ручей, Давно не помню углей Есть только бесконечная пустота внутри и шаги, медленно плутающие по белой полосе. Всё вокруг неподвижно. Потому что всё умерло. Люди, города, вся земля. Никого, кроме него. Не помню я заливистый смех, Мне маловат этот доспех А он всё идёт, насвистывая под нос простенькую мелодию. Сам сочиняет строки, сам кривляется, сам с них хихикает. Забыл я, как шуршали крысы, Забыл, как шумели соседи… Его взгляд зацепился за большое офисное здание. Интересно, что там внутри? Он всегда задавался этим вопросом, но никогда не бывал там. Из интереса можно и заглянуть. Вход. Будка охранника с пропускными валидаторами. Большое, пустое фойе. Бесконечно длинные коридоры. Лестницы с сотнями пролётов. Тысячи таких же пустых кабинетов. — Что там в конце коридоров? — просто тупики. — Что видно из окон? — всё тот же пустой город. — Что происходит на улицах? — бесконечные пустыри, мёртвые здания, покинутые машины. Где-то столы завалены бумагами, на всех них какая-то неразборчивая тарабарщина, а где-то педантичная чистота. Где-то безжизненно серые стены, а где-то всё завешано сертификатами, фотографиями и картинами. Где-то гудят компьютеры и флуоресцентные лампы-панели, а где-то тяжёлая тишина. И вот он доходит до самого последнего этажа. Там оказывается кабинет какой-то большой шишки, видимо, здесь сидел директор или ещё кто. Кабинет большой, просторный, красивый, с огромными панорамными окнами во всю стену. Оливер плюхнулся в удобное кожаное кресло и деловито стал шарить по ящикам и шкафам. В одном из них отыскал небольшую бутылку коньяка и сигары — всё по стандарту. Сразу же плотно скрученная трубка табака оказалась в зубах, а алкоголь в бокале. Изображая из себя важного дядьку, полностью развалился на кресле и покатился вдоль стены. Маленькие колёсики зашуршали по полу и со скрипом остановились у окна. С высоты пятидесятого этажа настолько прекрасно просматривается весь город. Он может угадать все большие здания, все районы, все дороги. Только вот… — Разве всегда было так много зелени у озера? — нет, однозначно нет. Тот парк всегда был маленьким и невзрачным, да и в целом их мегаполис никогда не слыл слишком озеленённым, кое-где, конечно, встречались одинокие деревья, огороженные железными заборчиками, или захудалые клумбы, но этого маловато. И вот парк у озера был самым ярким зелёным пятном. Но явно не настолько большим. Парень в непонятках забыл обо всём и сразу направился туда. Озеро. Озеро. Озеро. Оно, как огромный магнит, тянет все мысли к себе, не давая отвлечься ни на секунду. Он и не замечает, как оказывается в том районе. Будто только вышел из офиса, один шаг и вот он уже стоит там. И правда. Зелени стало намного больше. Будто трава пробилась сквозь асфальт, деревья за мгновенье вытянулись, а плющи стали оплетать соседние дома. Например, банк — огромное белое здание с тёмно-бордовой крышей, уже наполовину был оплетен и, кажется, ещё чуть-чуть и ненасытная зелень поглотит его. Парк оживал прямо на глазах. Он единственный здесь выглядел живым. На секунду даже показалось, что он как в прежние времена зашуршал листвой, запел тоненькими голосами птиц, заскрипел массивными стволами деревьев. Но нет. Просто показалось. Ноги сами шагают вдоль обнаглевшей зелени, что бессовестно залезает на серую полосу асфальта, почему-то не хочется наступать на траву, будто она сейчас может перекинуться на него. Просто возьмёт и затащит в свои объятия и никогда больше не отпустит. Так что он пытается перешагивать каждый пучок травы, осторожно следуя к знакомому мосту. Вскоре холод перил оказался под ладонью. Он облокотился и полностью повесил свой вес на кованый металл. Озеро. Озеро. Озеро. Невероятно тёмное и бесконечно глубокое. Оно больше не блестит, не шумит, не волнуется, оно как неподвижное, мёртвое пятно. Пугающе чёрное. Вода не отражает свет, не отражает вообще ничего. Просто есть. Такое огромное и такое тёмное… И кажется, что он сам медленно становится меньше, а озеро всё больше и больше разливается, выходит из берегов и пытается захватить всё пространство. Поймал себя на моменте, что почти полностью перевалился за перила и вот-вот полетит носом вниз. — Что за дьявольщина? — ударил по щеке в попытке прийти в себя и отвернулся. — А я давно уже не ходил домой. — бездумно пробормотал, глядя вдаль на низкие, по сравнению с большим районом, домики. Ноги медленно перебирают по земле, оглушающе шаркая шаг за шагом. Всё кажется настолько потёртым, грязным и старым… Эти дома с потрескавшейся краской, мусорные баки и глухие стены, плотно покрытые граффити, грязные тупиковые переулки, автобусные остановки и столбы, обклеенные сотнями тысяч объявлений. На одном из столбов колышется беленький лист бумаги, он почему-то сразу бросился в глаза, чем-то отличается от кучи цветных рекламных объявлений, остальные будто плывут, размываются, сливаются, они все одна каша, а вот он единственный здесь четкий. Всего-то белый клочок А4 с чёрно-белой фотографией и размытыми буквами, если приглядеться, можно даже прочитать. «Пропал кот. Окрас белый, глаза голубые. Беспородный. Откликается на кличку «Пушистик». Просим вернуть за вознаграждение, мы очень скучаем…», а дальше буквы и цифры номера телефона окончательно растеклись. Он дёрнул плечами и пошагал дальше. Незаметно для себя так глубоко окунулся в свои мысли, что чуть не споткнулся о что-то в самом центре дороги. Это «что-то» недовольно буркнуло на него своими струнами. — Сьюзи, моя дорогая, я про тебя чуть не забыл. Старушка гитара выглядела обиженно, она так и лежала, где её бросили — прямо возле входа в подъезд. — Прости, прости, я тебя больше не оставлю так надолго. — он осторожно прошёлся пальцами по струнам и те совсем уж нескладно звякнули. Звучит просто ужасно. Парень скривил нос и мимолётно погладил по грифу. — Пора тебе уже на покой, да? Половина колков погнута, так что даже струны больше не затянуть, где-то виднеются болезненные трещины и потёртости, понятно, что она совсем не в боевом состоянии, но не может же он так просто бросить верную спутницу. Так что просто закинул себе на плечо и уставился в темноту за металлической дверью. Туда идти совершенно не хотелось. Снова появилось чувство, что там в темноте кто-то пристально наблюдает за ним, только и ждёт, чтобы он храбро шагнул в темноту и больше никогда о нём и не слышали. Оливер почувствовал холодные мурашки на затылке, отряхнулся и пошёл дальше по улице, всматриваясь в мёртвые окна и мурлыкая под нос надоедливые мелодии из рекламы по телевизору. Успел пройти не больше пары метров, как почувствовал — будто кто-то дёрнул за шиворот, вытряхнув из головы все лишние мысли, кроме одной: — А разве не этот же столб я разглядывал пару кварталов назад? И остановка… И стена… И двери… — улица перед ним слилась в один фрактальный узор, повторяя дома, столбы, урны, мусор, от этой сюрреалистической картины голова начала идти кругом.