Лидия стояла, застывшая, словно мраморная статуя.
Присутствовало огромное желание выбежать в истерике за дверь, упасть на колени — только бы отец её не тронул. Привычно хмурый и сморщившийся дворецкий чуть не выронил поднос с закусками, выпучивая глаза.
Густав пролистал дневник. Его глаза наполнялись гневом, а рука так и тянулась к линейке.
— Не соврёшь, значит? — раздался тихий, не громче скрипучего сквозняка шёпот.
— Я просто... — голос дрогнул на полуслове.
Лидия пошатнулась и инстинктивно закрылась руками, когда отец потянулся к ней. Железная, армейская хватка впилась в затылок, захватывая волосы.
— Отец! — взвизгнула Лидия. Густав потащил её за собой, широкими шагами преодолевая первый этаж.
Глаза залило солью, которая хлынула на щёки и размазала макияж в тот же миг. Тихая мольба преследовала Густава до самой гостиной, куда он толкнул дочь так, что та потеряла равновесие и ударилась о пол коленями. Лидия подскочила и быстро попятилась назад, сжимаясь, как ёжик.
И что сейчас будет? Он узнал. Конечно, он узнал.
— Я больше никогда тебе не поверю! — рявкнул Густав, сжимая горло дочери.
— Пожалуйста! Я просто хотела знать правду! Я больше так не буду! Я клянусь! Клянусь!
Кислорода стало не хватать даже на то, чтобы выдать очередное оправдание.
— Второй день подряд. Ты совсем отбилась от рук, — игнорировал её мольбы отец, с ненавистью прожигая светлую макушку перед собой.
— Пожалуйста, нет!
— Кажется, я знаю, какую найти на тебя управу. Может, хотя бы это вправит тебе мозги?
Густав отошёл, резко ослабляя хватку. Колени подогнулись и Лидия на секунду потеряла равновесие, готовясь снова соприкоснуться с полом. Но вместо этого она вжалась в стену, тихо рыдая. Сильный удар пришёлся чуть выше глаза. И то, что он был произведён ладонью, вовсе не значит, что это было слабо.
— И НЕ СМЕЙ РЫДАТЬ! — взревел Густав, взглядом обводя комнату, ища что-то. — Ты ещё хуже Себастьяна. Ты большее разочарование, чем он.
Каждое слово врезалось в сердце острым клинком, оставляя на нём шрамы один глубже другого.
Хуже. Само собой, хуже, ведь Лидия боится даже постоять за себя, хоть никогда этого не признает.
«Ненавижу», — неожиданно для себя мысленно прошипела Лидия, а потом вздрогнула, ошарашенная тем, что посмела подумать так о собственном отце. Слишком уж часто её стали посещать такие мысли.
— Руку, — угрожающе спокойно раздался голос над головой.
На автомате Лидия протянула руку и зажмурилась, морально подготавливая себя к очередному адскому мучению, которое кровавым месивом расползётся по руке и будет тянутся тёмно-красными реками до пола.
Так и случилось. Хотелось спастись.
Чтобы нечто снизошло в этот дом и укрыло Лидию от побоев. Линейка яростно хлестала по кровавому запястью. Хлюпающая кровь падала на пол, одежду и рукава.
«Пожалуйста, пусть это закончится!» — на секунду Лидия даже поверила в чудо, мысленно крича одну и ту же фразу. — «ПОМОГИТЕ!» — но помощь не приходила. Вслух Лидия выдавала лишь отрывистые вздохи и всхлипы, вперемешку с мольбой, которая, казалось, только больше злила отца.
Я терплю это ежедневно! В ЭТОМ ДОМЕ ВСЕ МЕНЯ НЕНАВИДЯТ. Даже Лидия. Побудь она в моей шкуре..
— Ма-ам... — взмолилась Лидия, ляпнув первое, что пришло в голову.
Увесистый удар снова пришёлся по голове, напоминая подзатыльник, но намного жёстче, «вправляющий мозги».
— Ты думаешь, она тебе поможет?! — Густав сжал волосы на макушке Лидии, рывком поднимая её голову, заглядывая в глаза.
— Густав, умоляю, прекрати это! — наконец-то отозвалась Мэри, сжимая плечо мужа так, будто касается раскаленного камня, одними лишь кончиками пальцев.
Линейка опустилась, а хищный взгляд переметнулся на супругу.
— Тебе её жаль? — оскалился Густав, незамедлительно ударяя Мэри по щеке, которая тут же пискнула от испуга. — ЖАЛЬ? Ну конечно!
Та прижала ладонь к лицу, двигаясь в сторону выхода спиной.
— Разумеется, вам обеим легче сделать из меня монстра. Как удобно, правда, Мэри?
— Н-нет, что ты...
— Все женщины от природы такие неблагодарные? Или вы обе неудачное исключение, которое свалилось на мою голову?
Мэри молчала, краем глаза наблюдая за дрожащей, судорожно вытирающей слёзы Лидией.
— Н-нет, мы правда рады з-за всё, что имеем...
— Тогда какого чёрта ты лезешь? Не сумела воспитать дочь, так дай это сделать мне! — кричал Густав, нависая над хрупкой женщиной перед собой. — Это ТЫ её распустила. ТЫ не давала её наказывать. И что же из этого вышло?
Отец указал линейкой на Лидию. От этого жеста она закрылась, будто сейчас её снова ударят.
— Она выросла
Недостойной. Курит, ещё и тащит дневник брата из помойки. Это надо лечить. Завтра я лично пойду с ней к Гансу и положу этому беспределу конец.
Лидия резко подняла взор на спину отца, потерянно оглядываясь по сторонам. Память без всяких задержек и колебаний подкинула ей вид худощавого, улыбающегося, словно дьявол, человека. Этот мужчина был приторно-услужливым и вежливым перед клиентами и их родителями. Один из лучших психиатров города. А ещё с ним совсем нетрудно «договориться». Именно поэтому Густав так хорошо с ним общался.
Мэри робко покачала головой:
— Мне кажется, она всё осознала. Густав, пусть она пойдёт в комнату, пожалуйста.
— ОСОЗНАЛА? Что-то подобное я уже слышал от тебя. Итог на лицо.
Он оглянулся, разглядывая вздрагивающую дочь.
— Пошли вон. Обе, — заключил Густав.
Лидия подорвалась и бегом направилась в ванную. Хотелось покинуть этот дом со сверхзвуковой скоростью, чтобы больше не испытывать боль, не чувствовать налипшие к пальцам страх и никчёмность.
Включая сильным напором ледяную воду, Лидия брызнула её на лицо, восстанавливаясь после наказания. Руку незамедлительно и безжалостно подставила под струю, шипя от бывшей давеча привычной для её брата агонии.
— Ненавижу, — почти в истерике, беззвучно, качала головой Лидия, упираясь лбом в ванную. Кровь стекала вместе с волосами в слив. Бесконечные красные реки были похожи на чудесный водопад.
А потом облегчение. Лидия нервно рассмеялась, хотя больше это напоминало жалостливый хрип. Он заглушался шумящей водой, из-под которой она вытащила руку, оглаживая запястье пальцами.
Больно.
Где же ты, Себастьян?
Страх заглушал все мысли. Лидия была уверена, что он сейчас развлекается и даже не думает о том, что испытывает в это время сестра.
Стук в дверь.
— Лидия? Отец просит тебя задержаться на обеде, — оповещала Мэри. — Не опаздывай.
— Хорошо, — холодно отрезала Лидия, медленно встав на ноги.
На горле оставался невидимый, ощутимый след от удушья. Снова тряска, которая поразила хрупкие конечности и Лидия опустилась на корточки, не в силах держаться на ногах.
— Лидия, ты в порядке? — Мэри открыла дверь, остановившись в дверях.
В этом доме не было замков. Только в кабинете отца.
— Да, мам, — Лидия тратила последние силы (казалось, что жизненные), чтобы выдавить спокойствие и лёгкую улыбку. — Спасибо за беспокойство.
Она снова отвернулась в ванной, стирая тряпкой с бортиков кровь. За спиной что-то зашуршало. Раздалась возня в ящике.
Мэри села рядом, болезненно оглядывая запястье Лидии.
— Позволь немного помогу тебе, — во взгляд вернулся холод и равнодушие, как по команде. Казалось, ей действительно наплевать на свою дочь. — Сними рубашку. Я принесла тебе чистые вещи, чтобы переодеться. Всё равно эту рубашку уже не отстирать.
«Мне не раз попадало от матери за испорченные вещи, которые я случайно пачкал в крови. Впервые это случилось, когда мне было около десяти. Отец избил меня за тройку по тесту и тогда я запачкал какую-то вещь. Мама была по-настоящему зла.»
Аккуратные руки капали на рубцы перекисью, водили по коже ватой, впитывая влагу. Вокруг неё скопилось уже несколько кровавых ошмётков. Лидия не издала ни звука. Только в глубинах сознания выла от боли, но с каждым перевязыванием становилось чуть-чуть легче.
— У тебя есть ещё десять минут до обеда, — Мэри потянулась к волосам Лидии, выпустила их из резинки и пересела, чтобы аккуратно их расчесать.
— Хорошо.
Воздух словно задрожал. Ванная бродила кругами, предметы троились. Пространство потихоньку темнело.
— Твои волосы готовы, — мать убрала руки от приведенных в порядок волос.
***
Из столовой приятно пахло жареным мясом. Лидия предположила, что это стейк свежей прожарки, который в последнее время делала мама всё чаще.
Она оказалась права. На третьей и последней тарелке лежала её порция с овощами. Лидия уныло и осторожно оглядела персонал, что тревожно наблюдал за главой семейства, а потом подошла и заняла своё место, спиной к окну и таким образом, чтобы боковым зрением видеть всё, что происходит вокруг неё, а также следить за действиями родителей, которые, порой, непредсказуемые.
Было чувство, что такая тактика помогает не сойти с ума. За спиной Лидии никого не было. Лишняя тревожность уходила.
Запах еды никак не поднимал настроение. Как и всем остальным, собственно. Еда, как всегда, была превосходна. Но почему не получалось ей насладиться? Были ли виной тому ставшие лейтмотивами этого проклятого дома стресс и отчаяние?
***
Вскоре трапеза была окончена. Дворецкий собрал всю посуду, оставляя семью за пустым столом, в пустой комнате. Свет больше не падал из окна. Небо медленно затягивалось тучами.
Прямо как вчера.
— Я подумал по поводу твоего будущего, Лидия, — медленно, расслабленно начал Густав, складывая руки перед собой.
Лидия напряглась, исподлобья поднимая глаза на отца. А потом изучающе взглянула на мать. Руками, сложенными в замок, она закрывала губы и прятала красные от слёз щёки. Волна паники внезапно залила внутренности, переполняя жидкостью организм.
— По поводу бизнеса, отец? — решилась уточнить Лидия, с пассивной ненавистью смотря на тирана во главе стола.
Снова сморщилась на оскорбление, которое мысленно метнула в отца.
Нельзя. Так нельзя.
— Именно. Есть один маленький нюанс, — Густав буквально сверлил взглядом Лидию, будто желая разбить её на осколки последним предложением. — Ты не будешь иметь к нему никакого отношения.
— Что?! — пожалуй, слишком громко воскликнула Лидия и поспешила исправиться. — Что это значит?
— То и значит. Ты женщина и физиологически не можешь брать на себя такую ответственность. Тебя это удивляет?
— Если честно, да, — призналась та, тяжело вздыхая. — И кто будет тогда им управлять? Один из твоих подчинённых?
— Не совсем. Твой будущий муж. Я уже знаю, кто это будет. Этому человеку я смогу доверить фабрику и передать ему бизнес на законных основаниях через ваш брак, — в комнате повисла тишина. Лидия выпучила глаза, не веря в то, что это действительно с ней происходит. Судьба матери словно повторялась на ней под копирку. Она потянулась за стаканом с водой, который так любезно перед ней оставили. Сделала глоток и начала лихорадочно соображать, что ответить. — Но я его даже не знаю!
— Это поправимо. Ваша свадьба состоится через два года, после консерватории, — голос снова похолодел, а глаза предупреждающе сверкнули. — Но если твоё поведение будет разочаровывать, мне придётся выдать тебя замуж намного раньше. Ты же этого не хочешь?
— Нет, — выдавила Лидия, сжимая руки в кулаки. Сердце забилось чаще. К щекам подступал жар. — А сколько ему лет?
— Двадцать два. Сын моего дальнего друга. Ты его помнишь — мистер Аддингтон.
Лидия резко встала из-за стола, учтиво кивая.
— Я услышала тебя, отец.
***
«Наверное, если бы я не начал проводить так много времени с Чесом и моим первым другом по совместительству, то окончательно слетел бы с катушек. Отец выпьет всю мою кровь. Уверен, он просто делает меня лучшей версией себя.
Не представляю, как Лидии от этого всего не противно?»
В камине тлели остатки зелёной обложки...
***
Лидия рывком поднялась из-за стола и быстро направилась в свою комнату.
Несправедливость пропитала собой эту отвратительную, идеальную комнату.
— Надеюсь, ты доволен, Себастьян, — Лидия рывком смела со стола какую-то статуэтку, которая пролетела несколько метров и разлетелась на осколки о стену. Прямо сейчас она начинала понимать мотивы своего брата. И на этот раз Лидия не стала ругать себя за такие мысли.
***
Глэм проснулся от того, что его окатило ледяной водой. Буквально. Вскочив, он начал кашлять и задыхаться одновременно.
— Эй, спакуха... тш-ш... ты чё как в попу ужаленный? — Чес слегка постучал по плечу друга и развернул его на себя, заглядывая в обеспокоенные долгим кошмаром глаза.
Глэм в ужасе оглянулся, не узнавая свою комнату. В его комнате никогда не было плакатов «Alice Cooper», «Black Sabbath», сотен прочих групп, на дверце шкафчика не была вырезана чем-то острым (кстати, судя по кривым оборванным линиям — ножницами) «Metal».
— Боже, где я? Отец знает, что я здесь?! Я давно должен быть дома... Мне конец! — под конец предложения голос совсем сорвался на крик. Ватные ноги нехотя подняли его дрожащее тело. Глэм хотел рвануть к двери, но решительная хватка потянула его назад и усадила на кровать.
— Плохо дело. У меня такая амнезия, обычно, только после жёсткой пьянки наступает.
— Не смешно! Что случилось?!
Глэм резко умолк, когда воспоминания начали возвращаться к нему.
У него же больше нет дома. Он облегчённо выдохнул, успокаивая себя после очередного кошмара.
— Кого-то флешбекнуло, да? Ты так нихренашечки мне и не поведал, путник. Я весь внимание и навострил ушки.
С этими словами Чес до странного заботливо стёр платком с лица Глэма остатки воды, которую пришлось вылить на него. Друг ворочался, словно приступ ещё не прошёл, ударяя по кровати и бормоча какой-то бред. Пользуясь случаем, Глэм снова оглядел комнату, хотя видел её не впервые. Вещей в какой-то странной, навесной сетке (корзине?) стало только больше, велосипед со шкафа никто так и не убрал. Свечи, почирканные листы также занимали своё место в рандомных местах комнаты. По меркам Глэма: катастрофа, в которой он чувствовал себя на удивление спокойно. Весь этот хлам был неправильным, постоянно отвлекающим, но таким... настоящим и живым.
— Мне плохо помнится вчерашний...
— Позавчерашний.
— ...вечер, — Глэм выпучил глаза, без разбора принимая в руки то, что ему дал Чес. — Как позавчерашний?!
— Ну и ну, Глэм. Да тебя в обезьянник, по-хорошему. Ты двое суток валялся.
— ДВА ДНЯ?! — ответом был спокойный кивок. Будто Чес каждый день впускает к себе парней, чтобы те спали у него на кровати сутками напролёт. — Это как? Я не мог... не мог... — Глэм поднес питьё к губам и отпил. Потом озадаченно посмотрел в стакан, облизнув нижнюю губу, пытаясь различить, что это за вкус. Отпил ещё раз. Чес невозмутимо, с полузакрытыми глазами наблюдал за Глэмом. Оба клевали носом, готовые вырубиться на месте.
— Чес, а что это? Похоже на апельсиновый сок.
— На что ещё?
— Не знаю. Будто вода газированная. С цитрусами, — продолжал рассуждать Глэм, дальше потягивая напиток. Теперь более умиротворённо и даже довольно.
— Лимонад это, знаток ты наш. Хотя я не удивлен, что ты никогда его не пробовал, — Чес показал на бутылку, в подтверждение своих слов. — Не думал, что тебе понравится.
После двух секунд тишины, Глэм улыбнулся. Широко, искренне.
— Спасибо, Чес.
— Да ладно. Ещё налить?
Глэм вдруг замотал головой, запуская руки в волосы. В них ещё оставались кусочки рассыпчатого лака. Придётся смывать в горячей воде.
— Я не об этом. Спасибо за всё.
До этого времени Глэм был уверен, что с ним будет завтра, послезавтра, через десять лет. Была уверенность и смиренность со своим будущим. Никто не ожидал сюрпризов.
А сюрпризы были. Начались ещё в начале лета, которое отныне будет одним из лучших воспоминаний, в отличие от тех, серых и мрачных будней, которые преследовали его изо дня в день. Один из этих сюрпризов сначала украл у Глэма возможность занять первое место на конкурсе экзаменов и вырасти в глазах отца, а потом подарил шанс начать всё с чистого листа. С этого дня абсолютно все действия и решения
Себастьян Глэм будет принимать сам. Они будут иметь последствия и отец больше не сможет на них повлиять.
— Ты чего такой сентиментальный-то? — Чес добродушно двинул друга локтем. — Мы же друзья с тобой. Как я тебя-то кину?
— Но почему?! — Глэм подскочил, встал прямо напротив Чеса. — Почему мы друзья?! Я же обуза! Настоящая обуза, под которую тебе приходится подстраиваться. Зачем ты со мной носишься? Неужели тебе не надоело?
Помогаю, потому что друзья.
Для Глэма это звучало, как сказка. Где же это видано, что помощь может быть бескорыстной? Вместо такого же пламенного ответа, Чес хмыкнул, плюхаясь на освободившееся место, с наслаждением растягиваясь на кровати, даже не снимая обуви.
— Очевидно, я — твой первый друг? Считай, что ты мой тоже.
Глэм с замешательством захлопал глазами, аккуратно усаживаясь на край кровати.
— Но как? Ты же общительный, умеешь ладить с людьми.
Его прервала горькая, хриплая усмешка. Болезненная, погружающая в ностальгию минувших времён.
— А вот тебе парадокс, Глэм: у тебя не было друзей, потому что ты был слишком хорош для них, по мнению батьки, а я наоборот — слишком плох. Даже для заводских. Мы как бы две параллели, которые вдруг пересеклись. Как говорится, невозможное возможно! — с улыбкой разъяснил Чес, проводя в воздухе руками, будто на одной стороне показывал себя, а на другой Глэма. — Я, конечно, общался с многими. Да вот времени на то чтобы завести друзей и всё такое не было. Прямо, как у тебя. Вот тебе и точка соприкосновения, кстати.
— Почему? — с искренним непониманием выпалил Глэм, захваченный рассуждениями Чеса.
— Работа. Я начал работать лет так с восьми. Маманя спускала всё на водку. Гадость. Знаешь, почему? Потому что она даже невкусная. Это буквально спирт и вода! Прикинь, выпить перекись водорода? Ну вот примерно такой вкус, — вдруг переключился он. — Как-то в зоопарке мы видели, как один малой пытался пить перекись.
— Откуда деньги на зоопарк?
— Я сам накопил. Работал у старого знакомого. Звучит так, будто я помогал. Увы и ах, я работал. С первого июня по тридцать первое августа. Полноценно. Практически. Деньги копил сам, но большую часть отдавал матери, чтобы она купила что-то кроме ёбаного стекломоя...
Чес вдруг поднялся и воодушевлённо отправился к столу.
— Эй! А я песню написал! Целых три!
— Ты же только что... Ты не закончил свой рассказ!
— Смотри. «Растёт сосна». Тебе понравится. Над названием и композицией надо поработать, но это потом.
— Что ты...
— И обрати внимание на своё соло! — Чес притянул его к себе, кивая на листочек. — Вот тут, после второго припева, ты там натрынькай какое-нибудь... мм... — он как-то странно сложил руку, прокручивая запястье. — Туру-ру-ру... тррр-ууу-ии... Ну вот чёт такое!
— Чес, ты сам-то себя понимаешь?
— Конечно! Как можно не понимать самого себя? Я же не шизоид.
— Вообще-то, то, о чём ты говоришь — скорее всего, расслоение личности.
Чес беззаботно махнул рукой, фыркая.
— Одна хуйня. Пойдём мусор выбросим и на репетицию укатим.
Глэм даже мяукнуть не успел, как вдруг его утянули за дверь с пакетами мусора и чехлами.
— Зачем его выбрасывать? Разве мусоровоз не приедет в десять?
Под ногами хрустели сухие ветки от недавнего костра. По всей видимости, иногда мусор сжигают здесь. Раздалось цоканье. Наверное, Чес сейчас закатил глаза. Его матери не оказалось дома. Благо, она ушла на работу.
— Глэм, ты меня иногда поражаешь. Здесь нет мусоровоза. Включай голову, давай.
Глэм толком не отреагировал, как мигом переключился на другой беспокоящий фактор.
— И где здесь душ?! Тут нет душа? А туалет?
— Как же много невероятных вещей тебе предстоит познать...
Глэм не решался спорить, предположив, что это бесполезно. Поэтому пришлось взять мешок с мусором и с кислой миной отправляться выбрасывать его. Ответы Чеса прибавляли только новые вопросы, к чему никак не получалось привыкнуть.
— Куда мы идём, Чес? — спросил Глэм, с настороженностью оглядываясь по сторонам, невольно беспокоясь за то, чтобы никто из знакомых отца не заметил его здесь.
— Да там Лорди в гараже ремонт затеял. Просил зайти и немного помочь. Заодно отрепетировать.
Чес закинул пакет с мусором в ящик и хихикнул, наблюдая, с какой придирчивостью Глэм смотрит на ящик, куда ему предстоит закинуть мусор.
— А инструменты? — он таки выкинул мусор, брезгливо отряхивая руки. Он взглянул на них, как на что-то инородное, после чего вытер руки об потрёпанную рубашку. Не помешало бы забрать свои вещи каким-то образом.
— Я всё отнёс к нему за пару часов до твоего пробуждения.
— То есть ночью?
— То есть да.
Парни оглянулись, выглядывая машины перед тем, как ступить на переход.
— А сон? Ты рано проснулся?
— Я не ложился, — сразу после этой фразы Чес зевнул, лениво переходя дорогу.
На бордюрах время от времени на пути встречались сидящие на корточках люди в спортивной одежде. Кто-то с битами, а кто-то с разбитыми бутылками и обязательно с разбитыми лицами. Каждый из них выглядел так, словно готовился ограбить любого, кто не так пройдёт или взглянет на них под кривым углом. На контрасте с ними, мимо часто проходили кислотно-ярко и пёстро одетые девушки в коротких юбках-трусах, длинных носках (часто они были разного цвета). Также Глэм невольно оценивал розовые, синие и фиолетовые цвета макияжа и замазанные тональником губы. Глэм вздохнул, нагоняя друга.
— Почему?
— Ты же спал. Не с тобой же в одной кровати мне лежать. Вот, я от скуки три песни настрочил и кучу всего переделал.
Это был вполне обоснованный ответ.
Где-то за километр до назначенной цели, Глэм невольно заметил идущую мимо девушку со скрипкой. Он её не помнил, но инструмент напомнил о Лидии, как ассоциация.
«Интересно, как она?» — взволновано подумалось Глэму на пороге дома. Он вяло поздоровался, мысленно смакуя тревогу и настоящий страх. Словно чувствовал нечто плохое. Совесть грызла его изнутри. Боб и Лорди уже во всю махались кисточками, рискуя измазать друг друга краской.
Каждому выделили свой участок стены, который нужно было покрыть краской. К работе Глэм подошёл со всей серьёзностью, сосредоточенно заполняя каждый пробел. Весь мир вокруг будто поставили на паузу и выкрутили звук в «мьют».
— Эй, ты тут? — чья-то ладонь махнула у Глэма перед глазами.
Рядом стоял Боб. Его лицо уже было в мелких пятнах краски, а волосы растрёпаны, подобно гнезду. Тёмные очки пришлось отложить, чтобы не замарать их краской.
— Да, да. Извиняюсь.
— Выглядишь херово.
Глэм взял краску с кистью и направился к стене помогать товарищам с нанесением первого слоя.
— Не думаю, что всё так плохо, как ты говоришь.
Было тяжело. Хлипкие руки чуть не выронили банку. Если бы не стоящий рядом Лорди, так бы и случилось.
— Ну нихуя ты дрыщ, конечно, — тот хмыкнул, смахивая с лица очередную прядь с бантиками. — Будет крайне хреново, если ты надорвёшься.
— Думаю, этого не произойдёт.
— Чет ты вялый. Такие синяки под глазами я только у енотов видел.
Сзади хихикнул Боб, невольно сравнивая их лид-гитариста с енотом. Соответствующие мысли напрашивались сами собой.
— Ну извините. Я не обладаю навыком скрывать все свои недостатки макияжем, Лорди.
На что тот фыркнул, приобнимая Глэма.
— Мне показалось, или кто-то тут хочет попробовать косметику?
Группа оторвалась от своих дел. Каждый загадочно улыбнулся, слушая их разговор. Невесело было только Глэму, который боязливо сжался под рукой решительно настроенного басиста.
— Не думаю, что из этого получится что-то хорошее.
— Хуйня вопрос, — перебил Лорди, самодовольно улыбаясь. — Научим, не пыхти. Продолжай работу, а потом репетировать.
Глэм бессильно кивнул, делая глубокий вдох, взявшись за кисть.
На фоне тишина не могла продержаться долго. Помещение наполнилось подколами и мини-драками подручными предметами (веники, швабры и тряпки были в приоритете).
Глэм же утопал в своих мыслях и даже не пытался вникнуть в беседы музыкантов, которые разбавляли нудную работёнку. У него совсем не получалось. Даже раздражали немного постоянные отвлекающие факторы.
Светло-голубая краска заметно оживляла мрачное помещение, где группа регулярно отыгрывала свои выступления. За спиной звучал какой-то гогот. Кажется, кто-то что-то уронил или упал и остальным это показалось безумно смешным.
— Чуваки-и. Ну включите вы уже кто-нибудь музло, — потребовал Боб, встав рядом с Глэмом, слегка толкая его плечом. Тот едва не потерял равновесие, хотя двинули его даже без использования силы. — Глэм, поддержи меня!
Тот вздрогнул, выпадая из своей реальности.
— Эм... возможно? Мне всё равно. Решайте сами.
— Зану-удный тип! — фыркнул Лорди, с презрением морща переносицу носа. — Включаю «Hotter Than Hell».
— Ты включаешь её постоянно, — возразил Боб, резко взмахнув кистью в воздухе. Глэм еле успел увернуться от летящих капель краски.
— И чё с того?
— Возьми что-нибудь другое. Ты заслушал этот ёбаный Кисс до дыр. Не надоело?
— Не надоело! Если тебе надоело, то пошёл нахуй!
Чес хохотнул, наблюдая за этой дружеской перепалкой. Глэм закончил закрашивать угол и наконец-то обернулся. Увиденное в гараже заставило его вытаращить глаза и с ужасом поморщиться.
На полу была разлита краска. Посреди гаража.
— Ладно, Боб! Раз не нравится, возьму «Van Halen».
Глэм не стал вмешиваться, но его порадовал итоговый выбор альбома. Всё-таки Ван Хален был его любимым гитаристом. Чес, кажется, тоже, был доволен. Они с другом переглянулись, задорно улыбаясь.
— Свершилось чудо.
— А вы не хотите это убрать? — встрял Глэм, указывая на огромную лужу краски, которая начинала ужасно вонять. От этого запаха кружилась голова.
— Не очень, — Чес уселся рядом, подпевая песне из магнитофона. Он вытащил пачку каких-то ирисок с татуировкой внутри и протянул одну Глэму. — О чём думаешь?
Ответа не последовало. Судя по выражению лица Глэма, ему было тяжело вещать о своих мыслях.
Он с недоверием открыл ириску и понюхал перед тем, как положить её в рот. Она оказалась вкусной, но безумно твёрдой. На татуировке была акула. Без вопросов и сомнений, он отдал её Чесу.
— О Лидии.
— Ага, я начинаю понимать.
— Она осталась одна. Боюсь представить, что отец с ней сделал, когда правда раскрылась, — голос дрогнул. В кулаке Глэм сжал фантик и поджал губы. — Я хочу с ней связаться.
— Напиши письмо, — тут же пожал плечами Чес, расслабленно разваливаясь на диванчике, который они всей толпой притащили из мебельного магазина. Глэм до сих пор не был уверен, что Чес за него платил.
— Смешно. Она его не получит. Отец проверяет почту первый.
Над ними вдруг появилось две головы:
— А что, если его принесут, когда папаши не будет дома? — предложил Лорди. Аккуратные дредоподобные гламурные пряди с бантиками на концах свалились вниз, задевая голову Глэма.
— Почтальон всегда приходит тогда, когда отец возвращается. По расписанию.
— Любого почтальона можно подкупить, — Боб воодушевлённо улыбнулся, роясь в своей сумке со значком «W.A.S.P.», после чего вытащил оттуда треснутую стержнем ручку.
— А вместо имени придумать псевдоним, — дополнил Глэм, нерешительно забирая ручку.
— Вот и решили. Из мухи слона раздули, честное слово, — вздохнул Лорди, намеренно растрепав волосы Глэма.
— Эй, эй! Они уложены!
— Твои «уложены» уже в говно превратились. Иди смой. Заодно помойся! Ты воняешь так, будто в бомжатнике жил.
— Вообще-то у меня дома, — как ни в чем не бывало уточнил Чес.
— Я смотрю, ваши отношения развиваются со скоростью света! — Боб, играя бровями, изобразил звуки поцелуев и встал спиной, словно целовался с кем-то.
— Боб, фу, — цокнул Глэм, а Лорди во всю глотку расхохотался.
Пришло время писать письмо.
***
Внутри всё уже давно перестало колотиться в ожидании приёма Ганса. Лидия смирилась и приняла скорое начало мозгового штурма — или, вернее сказать, изнасилования, — и теперь с трепетом и раздражением готовилась увидеть слащавую улыбку демона и приторно сладкий голос.
Дверь открылась.
Оттуда вышла какая-то девушка, уставшая и запуганная. Ярко-розовая с голубыми полосками спортивная кофта прикрывала белый топ. Она была в коротких шортах, под которыми были чёрные лосины. Лидия заметила в её руках какой-то препарат, судя по всему, выписанный Гансом.
«Она не выглядит больной» — отметила она, разглядывая яркий образ ровесницы.
— Густав! Рад тебя видеть! Ты с дочкой? — из кабинета показался тощий мужчина с широкой улыбкой, русыми, вьющимися волосами чуть ниже виска и красным пиджаком.
— Взаимно, — Густав пожал его руку, кивая на Лидию. — Да. У нас возникли разногласия. Я рассказывал. Возьмёшься?
Зелёные, лисьи глаза с легко уловимой ноткой безумия метнулись на Лидию. Она встретила его как и всех окружающих — с показным безразличием. Повисло тяжёлое напряжение, как будто лёгкие изнутри намеренно сжимают и разжимают.
— Конечно. Ты же меня знаешь. Пойдём, Лидия. Желаешь чай или кофе?
Отец развернулся и пошёл к выходу из клиники, оставляя дочь тет-а-тет с доктором. Впервые в жизни Лидия чувствовала себя безопасней рядом с Густавом, чем без него. Дверь кабинета закрылась за спиной пациентки.
— На что жалуешься? — мистер Ганс устроился на кресле и указал на диванчик.
— Отец же вам рассказывал.
— Я хочу знать твою версию, — он чуть-чуть наклонился, тепло улыбаясь. — Лидия, дорогая. Я же не первый год работаю с молодыми людьми и их родителями. Мы же оба знаем, что взрослые... не всегда вас понимают, правда? Могут преувеличивать..
Лидия с надеждой и искоркой подняла глаза, чуть расслабляя плечи.
— ...или не понимать? Я прав, милая?
— Правы.
— Что у вас случилось? Представь, что я всего лишь психолог. Обещаю, мой рот на замке, — он сделал жест закрывания рта, словно молнии, а потом «выкинул ключ». — Я унесу твою тайну в могилу!
Лидия колебалась. Она знала, что пришла сюда для конкретной цели по просьбе отца. Что к одному, что ко второму, не было никакого доверия.
— Себастьян ушёл из дома, — холодно и безэмоционально бросила Лилия.
— Как думаешь, это сильно на тебя повлияло?
Молчание.
— Эм... вряд ли, — соврала она, опуская глаза в пол.
— Раз ты так считаешь... — мистер Ганс пожал плечами. — Ты знаешь, почему он ушёл? Может, звал тебя с собой?
— У них с отцом не ладилось. Он сильно принижал и давил на него. Но никто никуда меня не звал, — Лидия пресеклась, осознавая, что слишком далеко ушла в свои мысли и начала транслировать влияние прочитанного (пусть и отрывками) дневника. — Но он это делал на благо будущего! Детям влиятельных людей нужно быть закалёнными и готовыми ко всему.
— На Себастьяне была большая ответственность, правда?
— Угу, — сжимая ткань юбки, промычала Лидия. — Всё очень странно и непонятно.
— Что ты хочешь этим сказать?
Пришлось сдержаться, чтобы не закатить глаза. Лидия знала, что сейчас не сможет дать ответ на этот вопрос, ведь тот обязательно обернется против неё.
— Ничего. Забудьте.
Кажется, мистера Ганса такое расположение дел не сильно устроило. Он одарил Лидию очередной обнадёживающей улыбкой.
— Я хочу помочь тебе и твоей семье. Тебе тяжело.
— Возможно.
— И твоему отцу, как родителю, это непонятно. А знаешь, почему?
Голова Лидии невольно вжималась в плечи с каждым словом, что становилось тяжело скрывать под тканью свитера.
— Ну?
— Потому что взрослые устроены по-другому. Время молодости твоего отца выпало на нелёгкий жизненный период для населения. Как парню, ему приходилось служить, воевать. Человек старой закалки. Ничего странного нет в том, что вы друг друга не поняли. Но он не желает тебе зла.
— Тогда чего он мне желает? Что бы я ни делала, он мной недоволен. Ещё и не верит ни единому слову. С недавнего времени.
— Это когда ты прикрыла Себастьяна, чтобы он ушёл на концерт?
— Да.
— Это период, который вам нужно пройти. Понимаешь?
— Складывается ощущение, что отцу это не надо. Я в этом не сомневаюсь.
Мистер Ганс молча поднялся и вытащил из ящика какие-то листочки и ручку. Сначала он долго рассматривал их, перечитывая написанное, а потом вернул себе былую радость и беззаботность.
— Давай сменим тему, Лидия. Расскажи мне про инцидент с сигаретами. Ты действительно начала курить?
— НЕТ! Я же сказала, на меня просто выдохнули этот дым! Я клянусь!
— Послушай, пожалуйста, — Ганс снова сел напротив. — Я думаю, твой отец знает, что говорит.
— Вы думаете, я взаправду курила там?
— У меня нет причин и оснований тебе не верить. Я лишь опираюсь на факты, которые вижу. Заполни этот тест, а я пока кое-что расскажу, ладно? — Ганс мягко смотрел на девушку перед собой, которая охотно взяла листок. — После тяжёлых и травмирующих моментов наш мозг может путать нас. Происходит самообман. С тобой сейчас происходит именно это. Сама подумай: накопившийся стресс, проблемы дома. Твоя психика всего лишь тебя защищает.
Лидия непонимающе хлопала глазами, сомневаясь в собственных словах.
— Я хочу сказать, что во время таких стрессовых периодов мы ищем, как отвлечься. Спасение. Понимаешь? Многие начинают курить, потому что их это расслабляет. Например.
— Думаете, я не помню, что взяла сигарету? — растерянно буркнула Лидия, смотря в тест.
Она вдруг поняла, что начала сомневаться абсолютно во всём, что сейчас происходит.
— Всё указывает на это.
— Не может быть...
— Ладно, давай так: ты видела девушку, которая вышла перед тобой?
Кивок.
— В чём она была одета?
Лидия задумалась, выбирая варианты ответов ещё на несколько пунктов.
— Розовый костюм с голубыми полосками. Шорты, черные лосины...
Мистер Ганс с сочувствием вздрогнул.
— Лидия. Она была в юбке,
голубой кофте с розовой полоской. Мелочь, казалось бы?
— Как же так? И что это значит?! Я тронулась умом?! Это же невозможно. Я же точно помню.
— Это стресс, — терпеливо повторил доктор, выжидающе смотря, как Лидия метающимся взглядом смотрит на свои ответы. Вся эта процедура и приём казались ей безумно странными, подставными. Приходилось поддаваться.
Вы испытывали суицидальные мысли?
«Нет? Или да... Вдруг я опять не помню? Бред какой-то.»
Вас беспокоило чувство преследования?
...
Вы считаете себя достойным человеком?
«Я уже ни в чём не уверена.»
Лидия протянула листок Гансу. Тот пробежал взглядом по ответам, и сделал задумчивый вид.
— Не хочу тебя пугать, но всё довольно печально. У тебя наблюдаются психические отклонения. Только начало, первая стадия. Поэтому мы легко справимся и пресечём эту заразу на корню.
— Каким образом?
— Ты немного походишь ко мне и будешь пить препарат утром и перед сном. Это поможет тебе оставаться спокойной и не переживать лишний раз.
Ганс поднялся и зашёл за свой стол, вытащил оттуда пачку каких-то таблеток и выдавил их в маленькую таблетницу. Все до одной.
— Твой отец немного рассказал мне про симптомы. Так что я подготовится, — с этими словами он протянул Лидии маленькую коробочку с капсулами. — Утром и вечером.
Что-то внутри тревожно царапало Лидию, когда она брала таблетку и сжимала их в ладонях.
***
Отец встретил её на редкость... взволнованным.
— Как всё прошло? — опуская взгляд на Лидию, а потом поднимая на Ганса, спросил Густав.
— О, прекрасно. Мы поговорили. У тебя прекрасная девочка, — доктор ослепительно улыбнулся. — Мне нужно будет поговорить с тобой лично. Пять минут.
— Я тебя понял, — подтолкнул Лидию к выходу. — Жди в машине.
По дороге к машине, Лидия старалась не смотреть по сторонам. Она вдруг врезалась в кого-то и пугливо отшатнулась.
— Простите... — перед ней стояла та самая девушка. В
розовой кофте.
Лидия со злостью посмотрела на таблетки, а потом зашла в машину.
***
— Я расспросил её. Почти ничего существенного не сказала. Не договаривает, — сообщал с серьёзным видом Ганс. — Пусть посидит пока на психотропных. Будет ходить, как шёлковая. Не останется сил спорить и лишний раз думать о Себастьяне.
— Не произноси это имя при мне, — Густав с презрением фыркнул, скрестив руки.
— Тебя интересуют побочные эффекты?
— Не очень. Они будут мешать её учебе и репетициям?
Ганс задумчиво, даже скучающе смотрел в окно.
— У всех всё индивидуально. Наверное, не должно.
— Это самое главное, — Густав замолчал, обдумывая в голове следующий вопрос.
Под глазами у него образовались синяки. Излишняя раздражительность на всё и вся стала лезть ото всюду, даже на врача.
— Как ты это делаешь? Как ты её разговорил, ещё и убедил в том, что она чуть ли не больна? Ни один здравомыслящий человек в это не поверит.
Ганс наклонился вперёд, снизил голос и ухмыльнулся.
— Здравомыслящий, взрослый и окрепший человек, конечно, не поверит. А дети, Густав, доверчивы, — он поднялся, начал обходить кабинет, плавно рисуя кистью руки какие-то узоры. — Они отравлены и травмированы окружением. Они глупые. Их легко обмануть, если ты делаешь вид, что понимаешь их маленькие проблемы.
Ганс вернулся на свое место.
— Хочешь совет? Если нужно, чтобы ребенок никуда от тебя не делся, притворись его другом, а потом используй полученную информацию, как твоей душе угодно.
— Спасибо. Выручил, — Густав извлёк из кармана несколько крупных купюр и отдал их доктору.
***
По возвращении в комнату, первое, что сделала Лидия, это услышала, как её окликнули.
— Лидия? — обратился Рофт.
— Да?
— Вам пришло письмо. Какое-то иностранное имя. Должно быть, поклонники? — дворецкий вытянул руку с конвертом, протягивая его.
Лидия усмехнулась, со скепсисом и иронией смотря на бумагу в руках.
— Глупости. Уверена, ничего стоящего в нем нет, — она развернула конверт и вздрогнула всем телом. — Оу... ты прав! Не мог бы ты выйти?
Здравствуй, Лидия! Это я, Себастьян.
Прости, что никак не объявлялся. Не буду надеяться, что с тобой всё хорошо. Уверен, что это не так.
Наверное, ты на меня зла. Но всё-таки, я попрошу тебя об услуге: завтра вечером, после отбоя, отец выйдет на работу ночью. Его не будет дома. (Не спрашивай, откуда я знаю).
Принеси, пожалуйста, мне мои документы и несколько вещей.
Очень надеюсь на твоё понимание.
Время: 23:00
Адрес: центральная площадь Сенвол-Крус.
Ты меня узнаешь.
Твой брат Себастьян.
