***
Лидия тряслась. К горлу подкатил ком безысходности. Выглядывать из-за спины отца было страшно и также страшно было на него смотреть. Вся смелость, решимость и напыщенная хлоднокровность канула в бездонную чёрную дыру. Туда же летела и Лидия, не смысля, что происходит сейчас и что произойдёт потом. Одно предположение было хуже другого. Планы побега сменяли один другой и опровергались, ударяясь о реальность. — Швагенвагенс, рад встречи! А где это твоя дочурка таких слов набралась? Не гоже девочке таким тоном со старшими разговаривать, — самодовольному уроду, который наслаждался собственным превосходством, захотелось врезать по лицу. — Я без твоего участия справлюсь с воспитанием своего ребенка. — Похоже, получается туго, раз она сбежала? Густав вздрогнул. Лидия заметила это по его напряжённым плечам и дрогнувшей руке. Револьвер был перехвачен поудобнее. От страха того, что сейчас может произойти, сводило мышцы во всём теле. Лидия развернулась и хотела где-то спрятаться, но там уже стояла машина Густава, откуда вышли двое незнакомых ей телохранителей. Следили они не только за своим начальником, но, судя по всему, и за его дочерью. Иначе как объяснить их внимательность к её персоне? — Убирайся, иначе я прикончу тебя на месте. — Прямо на глазах ненаглядной дочурки? Ты же не зверь, Густав, — мужчина, который стоял во главе, издевательски оскалился. Лидия понятия не имела, кто это, но заранее знала, что ненавидит его больше, чем отца. Или ей так казалось только от тошнотворно сладкого тона. Впервые свирепый взгляд обратился на неё. Лидия смело встретила его, чувствуя каждой клеточкой тела напряжение. Стало до чёртиков страшно. Отец зол. Безумно. — До тебя, Дэвид, мне как по Китайской стене пешком. Дэвид закатил глаза и слегка опешил, когда на него наставили ещё две пушки телохранители Густава. Его замешательство не продлилось долго. Он выстоял. Не позволил себе отступить. Преувеличенной уверенности Лидия не верила. Выглядело ненатурально. Лидия сделала шаг назад. Ещё шаг. На третьем шаге она случайно толкнула маленький камешек и тот издевательски долго прокатился по асфальту. Отец наконец-то обратил на неё свое внимание. Этот ледяной, полный тихой злобы взгляд она никогда в жизни не забудет. В нём была сталь. Способность Густава невероятно быстро и шустро передвигаться, когда это нужно, иногда пугала своей отточеностью. Схватив Лидию за плечо, он первой толкнул её за здание, возле которого они стояли и скрылся сам. Запоздало стало ясно, чем объяснена такая радикальность. В стену в жалких сантиметрах от Густава прилетела пуля. Он крупно вздрогнул, сжимая плечо Лидии сильнее до боли. Вторая, в свою очередь, взвизгнула от звуковой волны. Уши заложило. — Они тебя не тронут, если останешься на месте. — Отпусти меня! — Лидия почувствовала на своей шкуре, как сбываются самые худшие кошмары. Она дёрнула рукой, но хватка отца только крапчала. Жалкие надежды высвободиться были безжалостно убиты. Началась перестрелка. Лидия услышала глухой удар об землю. Капли крови долетели до того участка улицы, который она видела. С хлюпаньем чьё-то тело ударилось об асфальт. Этот ужасный звук донёсся до её ушей и въелся в подсознание очередным кошмаром. — Отец... — Уходим, — Густав поспешно развернул её, отворачивая от вида свежей крови и быстрым шагом направился с ней вдоль улицы. — Я могу идти сама! Хватит, отпусти! — Заткнись. — Отпусти! — почти с мольбой повторила она, упираясь в землю ногами. Густава её ужас не тронул. Лидия боялась его дальнейшей реакции. Пока что она была скупой, напуганной отвлекающими факторами. Страшно представить, что будет следовать после затянувшегося равнодушия. Оставалось только идти следом, будучи оторванной от всяких средств побега. Через минуту они дошли уже до другой машины. Густав подал какой-то знак своим людям и те подсуетились. — Я не сяду с тобой в машину! — воскликнула Лидия, резко вырывая руку. Плечо горело от боли. Наверняка на нём останется синяк, но цель была достигнута. Она освободилась. — Ты совсем дура?! — сорвался и рявкнул Густав. Лидия почти не узнала его. Вид отца был безумно уставшим. Волосы на редкость растрёпанными, на них прибавилось седины, под глазами синяки от недосыпа. Но самая яркая деталь — пластырь на горле, под которым тянулась длинная полоса глубокого рубца. — Эти люди убьют тебя, если доберутся. Сядь в грёбаную машину, Лидия! Я отвезу тебя. — Ты отвезёшь меня домой! — Это больше не твой дом, — отрезал Густав, открывая заднюю дверь. — Я не... — Сядь. В машину. — Не сяду. Лидия видела, как закипает отец, но продолжала растягивать его нервы, как струны, и играть на них. Его физическое состояние не помешало ему взбеситься до предела. На внешний вид дочери он подчёркнуто не обращал внимания, только брезгливо отворачивался именно в те моменты, когда она это видела. — Я хочу спасти тебя, Лидия! — слова повисли в воздухе. Лидия, не веря, оступила, пытаясь рассмотреть в лице отца признаки клеветы или правды. — Ты искал меня. — Да. Но в итоге ты сама пришла. Зачем? Лидия не ответила. Взгляд отстранённо метался, не находя себе места. Верить отцу не хотелось совершенно. В глазах Лидии он был подлым лжецом, который действовал только в своих интересах. Как же долго хотелось сказать ему это в глаза. И сейчас он стоял напротив. Настоящий. Словам мешал воспроизвестись ком детского страха. — Неужели, ты не хочешь знать, что происходит в городе? — пошёл с козырей Густав, вопросительно выгибая бровь. Деловой жест. Лидия никогда не видела, чтобы отец пытался с ней договориться. — Кто, кроме меня, тебе это расскажет? — Хочу. — Тогда садись в машину. Мы уедем подальше, чтобы нас не убили. Будь умной девочкой, Лидия. Твоя и моя гордость не стоят наших жизней, — слова звучали благоразумно. Густав не был похож на отца-тирана в условиях спасения жизней. Однако на эту удочку не стоит попадать. Лидия оставалась начеку, не позволяя себе поддаться на возможные манипуляции, шантаж или уговоры. Для этого она сотни раз промотала в голове города, в которых она была, людей, которых видела и путь самореализации, который был построен на саморазрушении. Обломках прошлого. Это нельзя потерять. Нельзя терять голову. Нельзя бояться. Он этого не достоин. Отец сел на заднее сиденье первый. Водитель, нервно докуривающий сигарету, сел спереди. Машина начала тихо заводиться. В глубине улицы прогремело ещё два выстрела и Лидия пулей метнулась к дверям, игнорируя препятствие в виде бордюра. Она зря позволила себе неосмотрительность. Ноги по десятому кругу заболели от резкости. Стоило двери машины захлопнуться, Лидия сжалась и держалась, чтобы не упасть в обморок. — Во что ты, чёрт побери, одета? Что ты сделала с волосами, Лидия? Какого, извини меня, дьявола? Это ты протест устроила? Могла бы устроить его дома, а не бежать на тот конец страны. Лидия подняла злостный взгляд, не отрывая рук от ноющих ног. Ей было не позволено спорить. Она боялась три месяца каждого вокзала и каждого мимопроходящего мужчины, который хотя бы отдалённо напоминал Густава. А теперь они сидят в одной машине, как настоящая семья. — Я не спрашивала твоего мнения. — Смени тон, — осёк её Густав. Он долго смотрел на дочь перед тем, как его выражение лица не очернило раздражение. Лидия наконец-то поняла, почему он не наорал на неё до сих пор. Не мог. Замучился и не мог даже глаза полностью открыть. — Зачем ты приехала? — Сам-то как думаешь? — Если бы я знал, не спрашивал бы, — отец сделал паузу. Наличие водителя связывало ему руки. Другой вопрос — что будет, когда они останутся наедине? — Ты очень не вовремя сюда явилась. Последнюю неделю я даже не искал тебя и надеялся, что не найду. Вечно ты суёшь нос туда, где тебе не место. Что за скверная манера? — Но почему? — Сама-то как думаешь? — с точностью повторил её фразу Густав. Он недобро ухмыльнулся. Огонь в глазах можно было назвать весельем, но Лидия знала, что это пробуждающийся зверь ждёт более спокойной обстановки, чтобы сожрать человеческую оболочку. В отличие от отца, Лидия выдвинула предположение. — Потому что тебя преследуют? — Раз догадалась, зачем спрашивать? — Я могла ошибаться. — Надо же, ты наконец-то задумалась о своих ошибках. Лидия сморщилась. Становилось сложно делать вид абсолютного похуя на сложившиеся обстоятельства. Густав наверняка в это не верил. — Тебе бы тоже не мешало задуматься о своих. Машина остановилась. Водитель посмотрел на Густава через зеркало, а потом вышел, оставляя их. Сделал он это добровольно или по немому приказу — неясно. Густав сорвался, схватив Лидию за правое запястье и выворачивая его так, будто безнадежно сломал. Болезненный вопль подавила вторая рука, схватившая её за горло и смыкаясь на нём. — Моих?! Ошибках? Да что ты себе позволяешь, мелкая дрянь?! Я всю жизнь работал, чтобы вы с Себастьяном ни в чём не нуждались и не слышали слов: «нет денег» и чтобы каждый день вы оба были сыты. Хочешь сказать, это всё ради того, чтобы сейчас я услышал от тебя: «подумай о своих ошибках»?! — закричал Густав, смотря в самую душу Лидии. Всё внутри сделало переворот. Лёд заморозил кости и остудил кровь. Даже на физические муки на секунду стало плевать. Куда хуже оказалось ожидание следующей волны злости. Крик отца отзывался в груди болью и незажившими ранами. Лидия до последнего не хотела испытывать свою удачу, но чувство гордости и обиды взяло верх над ней. — Да, отец! Ошибках! Ты воспитывал нас в страхе. Чем тебе не ошибка? — Страх равен уважению, если тебе нужно объяснять такую элементарную вещь, — он с отвращением оттолкнул Лидию, заставляя её голову встретиться со стеклом. Она не пискнула, только откашливалась долго, чтобы продолжить рушить тонкий лёд, по которому ходила. — Уважению, — глухо повторила Лидия прежде, чем скопировать ярость Густава. — Нет! Если бы мы тебя любили, а не «уважали», не сбежали бы. — Закрой свой поганый рот, Лидия. Ты понятия не имеешь, что несёшь. У тебя нет своих денег и ты ничерта не знаешь о воспитании, любви и уважении. Слишком мала для таких тем. Выставляешь себя ещё большей идиоткой, какой стала в моих глазах. — Зато я знаю про формы психологического насилия. И ты, отец, — тиран! — Тиран?! — возмутился Густав, но притих, когда водитель вернулся с пачкой обезболивающего. Должно быть, для Лидии. Густав взял их и небрежно передал ей. Он заметил её напряжение от боли в ногах? Такая внимательность и странная форма заботы была ужасно непривычной и подозрительной. Особенно, когда он её чуть не придушил. Машина проехала ещё две улицы и остановилась возле особняка. Образ белых стен и мелькающих объектов в окнах заговорили в Лидии. Её перекосило от внезапно вспыхнувшего чувства, что она дома. Тут же она начала вытравливать из себя этот ужасный отклик. Её дом не здесь. Здесь жила какая-то другая девушка и семья, знать которую Лидия не желала. Её особо не спрашивали, хочет ли она идти внутрь. Отец схватил дочь за затылок, сжимая волосы в кулаке и затолкал в дом. Хватка стальная. Любая попытка повести головой заканчивалась больным покалыванием. А потом он отбросил её от себя, как бездомную животинку. На ногах Лидия устояла благодаря стене, от прикосновения к которой её вернуло в семнадцать лет бесцветного бытия. — Тиран, значит? У тебя нет даже мизерных представлений о настоящем насилии. Все твои знания заканчиваются на том, что ты всего лишь жалкая истеричка. Как и любая женщина. Но от тебя ожиданий было больше, нежели от этого тупоголового стада, — новая уловка. Лидию кольнула досада. Трудиться каждый Божий день в школе, консерватории, дома. Слышать упрёки и едкие комментарии, чтобы сейчас узнать, что она, оказывается, чего-то стоила? Стало до горечи больно. — Знаю, насмотрелась! Отец угрожающе подступил к ней, но не ударил. Смотрел, будто не мог признать за свою. Сейчас его взгляд показался чужим. Мысль, что этот человек — её отец, всячески отвергалась сознанием. — По-твоему, насилие — это удары линейкой по руке? Даже звучит смешно. — Ещё какое. — Это воспитание. — Это дрессировка, — парировала Лидия. Её слова напряжённо повисли в отравленном гневом и ненавистью воздухе. Густав прошёл мимо. Лидия с опаской оглядывала стены, которые видела в последний раз так давно и недавно одновременно. От количества белого и серебряного в глазах рябило. Тут ничего не изменилось. Как будто Лидия отлучилась всего на час. Однако теперь здесь она не чувствовала власти и превосходства, которое было её щитом и опорой на фоне Себастьяна. Совсем наоборот. Без брата она была тут ещё ничтожнее, чем он сам. И так было всегда. Просто она не осознавала этого. Отец допил стакан виски, отставил стакан с такой силой, что тот чудом не треснул. — Знаешь, что такое на самом деле дрессировка? — выражения лица Густава было до сей поры не видно. А когда он повернулся, задирая рубашку под пиджаком до уровня рёбер, Лидия увидела шрамы. Она крупно вздрогнула от их жуткого вида. Собственное тело отозвалось болью. Длинные, белые, глубокие, напоминающие то, что было у них с Глэмом на руках. Только больше и в окружении других странных шрамов. Судя по всему, у Густава они были по всему торсу. Просто он никогда этого не показывал. То, что узрела Лидия — жалкий процент той адской боли, которую испытал за жизнь её отец. — Что это? — тихо спросила Лидия. Ей было тяжело определить, чем нужно было бить, чтобы остались такие ровные и такие длинные следы. — Розги. Это по всей спине, пояснице, даже на шее есть. Мой отец был куда оригинальнее меня. — А остальные шрамы? — злоба в голосе Лидии померкла. Теперь она говорила почти шёпотом и с глухой тревогой. — Что ж, — Густав опустил рубашку, закрыл вмятины пиджаком. — то, на что ты скорее всего обратила внимание, пулевые ранения. Понятия не имею, почему тебе это интересно. Хорошо, если это хотя бы немного повлияет на твой покалеченный мозг. Лидия не отвечала, теряя способность говорить. Отец избавил её от этих попыток и заговорил сам. — И после этого ты смеешь называть меня тираном? Произошёл очередной щелчок агрессии. Оцепинения как не бывало. — А чем ты лучше своего отца? — заметила Лидия, находя нужные слова непроизвольно. Густав округлил глаза, задерживая свой ответ и даже реакцию. — Ты поступал с нами также. Нанёс меньший физический вред, но это такое же насилие. — Воспитание. — Воспитание — это когда ты с ребёнком разговариваешь! — рявкнула Лидия, повышая голос до возможного максимума. — Ты в жизни не говорил ни со мной, ни с моим братом. Ты всегда только наказывал! — Потому что у вас должна была сложиться в голове закономерность: когда делаешь не так — следует наказание. — Когда совершаешь ошибки, тебя за это наказывают, — изложила краткий итог Лидия. Ей до сих пор оставалось непонятным, как отец до сих пор держится, чтобы не убить её. — Ты всегда всё делал с первого раза?! Никогда не ошибался?! Густав тяжело дышал, находя опору на стуле. Его локти дрожали. Глаза медленно туманились от подбирающего гнева, который вот-вот ослепит его. То, что он так старательно вылеплял, сейчас ополчилось против него. Не выдерживая, Густав подошёл и ударил Лидию по щеке со всей силы, выбивая выкрик боли, но он не был молящим прекратить это. Невозможно сильная хватка сжала розовые волосы. Лидия побоялась, что их часть останется у отца в кулаке. Зацепившись за его запястье, она попыталась сорвать руку с головы, за что Густав только дернул её на себя, а потом ударил об стену головой. И снова на себя, заставив Лидию слушать. — Не смей повышать на меня тон, неблагодарная сволочь. Она тихо стояла, возвращаясь в тело маленькой хрупкой девочки, которая еще вчера была полна отваги и сил. Голос отца бегал по нервам, гонял по спине холод. Было тошно. Голова кружилась от недавнего удара. Перед глазами бродили разноцветные пятна. Если бы не сжимаяющий волосы кулак, Лидия бы упала. — Ошибки тоже имеют свой лимит. Ты свой превысила. Эти мерзкие волосы, одежда. Ты выглядишь безобразно, а ведь была красивой девушкой. Лидия сморщилась, но не позволила себе уронить слезу или подать признаков ужаса, которому в хрупком теле оказалось тесно. Вцепившись в руку отца, она подняла горящие глаза. Такие же, как у Густава. Они переняли его жестокость и ненависть. — Ты в жизни не говорил мне, что я красивая, — хватка не ослабла, но она больше не усиливалась. Лидия уже не пыталась сопротивляться, потому что знала, что это бесполезно. — Может, если бы ты хотя бы раз сказал мне, ну не знаю... «Какая ты у меня красивая, Лидия», я бы не сделала этого с собой. Густав резко отпустил её, отпихивая с таким лицом, будто прикоснулся к чему-то мерзкому. Лидия не останавливалась. Слова сыпались из неё, будто пробило многовековую дамбу. — Воспитание, деньги, достаток, это конечно, прекрасно, но что насчёт любви? Если бы ты хотя бы иногда говорил мне или Глэму, что любишь нас, — продолжение фразы застряло в глотке. Лидия сжала руки в кулаки, слыша дрожь собственного голоса и стук неугомонного сердца. — мы бы не ушли. Мы бы тебе верили. — Если бы я не любил тебя, Лидия, прошёл бы мимо, когда увидел тебя в таком виде, под прицелом моего врага. Его слова оставили где-то в душе след. Это было искренне? Лидии вспомнился Самаэль и его слова: «Густав не умеет проявлять любовь». Оба диалога сложились между собой в первые два кусочка пазла. Осталось ещё несколько и картина непонятного, сложного и неоднозначного отца наконец-то сложится. И тогда Лидия узнает, кто он такой, чем всё это время занимался и почему сейчас он живет в страхе, без возможности покинуть страну. — Что насчёт Гл... — Хватит произносить это имя, — жестко осадил Густав. — ...моего брата? Сложилась иллюзия, что углы их разговора начали сглаживаться. Но это очередной обман, сформированный из взаимной усталости и непонимания двух поколений. Конфликт отцов и детей будет вечен. Кто-то мирится, а кто-то доказывает что-то другим до самой могилы. — А что ты хочешь услышать? Он мужчина и лишняя любовь сделает его тряпкой. Раз не оценил мои старания сделать из него того, кто сможет защитить в будущем свою семью — я умываю руки. Он не моя забота. — Я не вижу смысла в этом разговоре. Ты непробиваемый манипулятор. — Новое слово узнала? — криво ухмыльнулся Густав. — И то, что ты делаешь, называется «абьюз». Психологическое насилие. Знаешь, что? Дай мне уйти. Густав сел за стол, не отвечая. Демонстративно закинув ногу на ногу, посмотрел на Лидию, как на пустое место. Как на что-то, к чему он отныне не причастен. — Так просто ты никуда не пойдёшь. — Мне уже восемнадцать. Я сама в состоянии решить, куда мне идти, — она оставалась на месте, страшась с него сдвинуться. Что-то держало ноги, не позволяя им покинуть этот дом. — Ты моя дочь. Я решаю, куда и когда ты пойдёшь. Я из чувства гордости и правоты буду наступать тебе на пятки и в итоге снова найду. Не важно, где ты будешь. Я буду там же, рано или поздно. Раз конфликт не решается, я предлагаю сделку. Самое разумное решение, не находишь? Лидия раскрыла рот, потом закрыла. Ожидания рухнули и разбились об идеально чистый блестящий пол. Эмоции утихли. — Сделку? Мне? — Сейчас тебе опасно тут оставаться. Поэтому я позволю тебе уйти только при условии, если ты вернёшься. Скажем, в середине января, — Густав смотрел на её недоумённое лицо около минуты. Сам был не особо рад выдвинутому предложению. — У меня был выбор: рискнуть тобой, чтобы оставить рядом с собой или отправить подальше. Риск колосальный. Один из наших домов для отдыха взорвали и расстреляли всех, кто там был. Мы с твоей матерью должны были быть в их числе, но нам повезло. Ты думаешь, мы сейчас живём в этом доме? — Густав подбородком обвёл дом. — Нет? А где тогда? — За городом. А здесь мы всего на одну ночь. По определённым обстоятельствам. Сначала Лидия молчала и хотела спросить, о каких обстоятельствах идёт речь. А потом застыла. Один кусочек пазла отвалился. Картина разложилась в непонятное нечто. — Из-за меня? — Самомнения у тебя много. Но выводы Лидия уже сделала. — Стоп! Откуда ты вообще узнал, что я приеду? Ты не мог знать случайно. И не смог бы добраться так быстро после звонка директора. Так откуда? Густав пожал плечами, то ли отрицая её слова, то ли пропуская их мимо. Лидия непонимающе нахмурилась. Она прикусила язык и додумалась не спросить о Самаэле. Он упоминал февраль. А отец сказал про январь. Разве в январе у него не будет кучи важных дел? А в следующем месяце командировка. Неужто, собирался взять Лидию с собой? Мысли пришли в тупик и завязались в узел. Что-то упорно не сходилось. — Не пойдёт. Я отказываюсь. С чего мне возвращаться? Ты меня не удержишь, так и знай. — Я знаю, поэтому и предпочитаю не тратить оставшиеся нервы на твоё воспитание. Ты вынуждаешь меня на крайние меры. — Это ещё на какие? Густав поддался вперёд, сверкнул глазами в полумраке и заговорил тише. По всей видимости, он начал чувствовать, что власть над Лидией рассеивается из-за её возраста и непонятноно барьера, через который ему не пробиться. В этот раз он поступил мудрее. Пошёл ва-банк. — Я заберу Себастьяна домой, если ты не вернёшься. Думаешь, я не знаю про ваши туры? Думаешь, у меня нет каналов, которые доложат мне о его перемещениях? Я пойду на многое, чтобы отыскать его. Если ты ещё сможешь уйти под предлогом своего совершеннолетия, то твой брат — нет. Только не говори, что это — единственный способ повлиять на тебя. Сердце пропустило удар. Лидия не поверила, но представила, как округляются глаза брата, как рушатся все его мечты, амбиции и цели. Вся его жизнь пойдет под откос. До этого момента первостепенной целью была собственная безопасность. А теперь первое место приоритетов занял Глэм. — Врёшь. Ты ни о чём не знаешь. — Хочешь подвергнуть его опасности? Если этого тебе мало, я скажу больше: твои документы об образовании в консерватории. Без моего позволения тебе их не отдадут. Давай так: ты вернёшься, как было выше упомянуто, в середине января. Выйдешь замуж, быстро совершим пару сделок, чтобы передать вам наследство, а дальше разбирайся сама. Фальш, фальш, фальш. Сколько же было подлой лжи в его словах. Подкупает? Это отчаяние? Лидия готовилась к совершенно другой реакции. Например, попытки разорвать её, избить или сделать что-то намного хуже. — Ты такого бы никогда не предложил. В чём подвох? Я не смогу развестись? — Зачем тебе разводиться? Этот брак нужен мне. Для деловых целей. Лидия не могла поверить ни одному его слову, но чувствовала, что у неё не остаётся выбора. Есть только его пародия. — И я отдам тебе все нужные бумаги, медицинские заключения. Что там тебе ещё надо? — Я хочу отказаться. Не хочу иметь с тобой ничего общего! Густав равнодушно пожал плечами. Реакция выглядела натурально, но оттого не переставала быть криво слепленной маской. Его настроение менялось ежесекундно. Закрались подозрения, что у него развился какой-то невроз, пока он занимался тем, чем занимался. Лидия, правда, не знала, возможно ли такое. Может, сыграл возраст. А может, её отцу досталось посильнее, чем ей. — Я предупредил. Лидия, — он снова налил себе. — Я буквально обеспечиваю тебе жизнь. Не понимаешь? Поможешь мне и делай всё, что хочешь. Только позволь мне отгородить тебя от этих ублюдков. — Отец, почему ты пытаешься «устроить мне жизнь»? — Ты остаёшься моей дочерью. Даже после того, что сделала. Утром можешь уезжать. Сейчас нас ищут по всему городу. Густав медленно приближался и когда Лидия уже вздрогнула, ожидая от него удара или чего-то подобного, он просто прошёл мимо. — Я хочу уйти сейчас. — Исключено. Мне мёртвая или обесчестенная дочь не нужна, — отрезал Густав. — Тебе впринципе дочь не нужна. Тебе нужна выгода, которую ты можешь с неё получить. Лидия услышала раздражённый вздох. Густав пошёл в противоположную сторону, мигом теряя к дочери интерес. С наплевательским видом он рылся среди стопки бумаг, особо не торопясь. В его руках мелькнул оригинал удостоверения, которое Лидии было так нужно. Сделав вид, что не заметила, она проследила, в какую из стопок отец её засунул. — Сядь. Немедленно. Мне надоедает твое поведение! — сорвался на крик отец, хотя секунду назад он выглядел спокойным. Лидию терзали смутные сомнения по поводу того, что он вообще отпустит её. Отступив, она сжала ручку своей сумки сильнее, делая вид, что подчиняется. С ним точно что-то не так. Какие-то шестерёнки дали сбой, меняя отца непонятным и непоправимым образом. Густав, по все видимости, заметил, что она смотрит на выход. Мигом он подошёл к Лидии и схватил её за плечо, толкая в зал, подальше от входной двери. Устал ждать. Взгляд проводил его руку и застыл, когда в ней оказалась линейка. — Так ли бесполезны мои методы, Лидия? — шаг. Второй. Третий. Густав никуда не торопился. Губы растянулись в холодной улыбке. — Думаешь, они сработают после долгого перерыва? — Не прикасайся..! — Руку. Для чего она поддалась? От ужаса озверевшего отца? По привычке? Чтобы не злить ещё больше? Или хотела доказать, что ей больше не больно? Удар. Рука по обыкновению дрогнула. По старым шрамам растеклась знакомая колкость. Второй. Лидия вернулась в прошлое. Воспоминания подкрадывались к ней по кадру с каждым ударом, которые сыпались без остановки. Лидия заставила себя не дрожать, не поджимать губы и не жмуриться, игнорируя помутнения перед глазами. Либо так, либо отец разобьёт ей об голову что-нибудь. Может, она бы и не согласилась, но Лидия знала, что под рукой у Густава находится револьвер. Его поведение стало слишком непредсказуемым. Раньше такого не было. Искушать судьбу иногда забавно. А потом она искушает тебя. И тогда уже не до смеха. После пятидесятого или шестидесятого удара Лидия перестала считать, сколько капель крови упало на пол. Боль распределилась от ног, спины, плечам и руки, и теперь болело всё до одинакового онемения. Силы Густав больше не рассчитывал. Бил так, как бил бы равного себе. Древесина на тонкой линейке начала трещать. Вот теперь Лидия почувствовала на себе твёрдость руки военного. Не самое приятное открытие. Отец опустил руку, недовольно морщась. От облегчения захотелось завыть и прокричать от радости. Но потом в голове воцарился вопрос: «а почему он остановился?». Ответ был один. Потому что искал что-то другое. — Лидия? — на втором этаже из-за перил выглянула Мэри. С распущенными волосами, ночной рубашке и накидке. Она охнула, когда встретилась с холодными, бесчувственными глазами дочери, которая была бледнее смерти с красными, то ли от слёз, то ли от гнева глазами. — Здравствуйте, мама, — сухо поздоровалась Лидия, опуская рукав. Она проигнорировала задетые, вздернутые ошметки кожи, которые цеплялись за косуху. Мэри от её безразличного тона поёжилась, но это не помешало ей быстро спуститься и, не обращая внимания не неодобрительный взгляд Густава, подойти. Взгляд на окровавленое запястье она бросила быстрый, ужаснулась, но акцент сделала на другом. — Что с тобой? Что это за... Бескультурщина? Горло пересохло. Глаза начали мокреть под давлением воя изнурённого тела. — Это первое, что ты хочешь сказать?! — Где ты была? Ты вернулась? Лидия её вопросы пропустила мимо ушей. Она снова двинулась к двери, но увесистый подзатыльник отца вернул её к жизни. Рука безжалостно сжала запястье именно в том месте, куда нанесла удары. Показалось, что кость сейчас треснет. Лидия вскрикнула и согнулась, дергаясь в сторону. — Густав! — Мэри умоляюще взглянула на него и поймала падающую на пол Лидию. — Что ж вы все трогаете меня?! — в ответ та её оттолкнула и сделала несколько шагов на безопасную дистанцию. Не хватало только дворецкого. Интересно, где он? Лидии было по большому счёту на это наплевать. — Ещё раз повысишь голос, клянусь, я придумаю что-то эффективнее, чем линейка, Лидия! — снова дал о себе знать Густав, но по-прежнему оставался в стороне. По его взгляду было тяжело сказать, где он находится. Он будто был не здесь, смотрел в пространство и быстро отвлекался. — Мы не договорили, Лидия. Как я сказал, в январе ты возвращаешься домой и приводишь себя в порядок. Это важно. Лидия всем своим видом демонстрировала безразличие к его словам, но всё-таки она была задета. На документы об образовании ей было почти плевать, а вот брат... Не факт, что Густав говорит правду. Может, это уловка. Но что-то внутри Лидии в этом усомнилось. — Тогда ты не будешь искать Глэма. — ХВАТИТ ПРОИЗНОСИТЬ ЭТО УЖАСНОЕ ИМЯ В МОЕМ ДОМЕ! — от взрывной реакции Лидия вздрогнула, схватившись за горящее запястье. Мэри с опаской подошла к мужу, заглянув ему в глаза, хотя по ней было видно, что ей также страшно. — Густав, не кричи на неё. Вдруг не вернётся. — Пусть только попробует, — взгляд не утратил злобы. Густав быстро пошёл куда-то на кухню, бурча на следующую за ним Мэри. Лидия проследила за тем, как они оба скрываются из виду и подбежала к той самой стопке в надежде отыскать оригинал удостоверения. Победный вздох, когда заветная бумажка оказалась в руках, смешался с облегчением. Бережно сложив документы в сумку, Лидия собрала в хвост волосы и выбежала на улицу. И только сотрясающий крик успел донестись до её ушей. Отец никогда в жизни не забывал закрывать дверь. Он вообще никогда ничего не забывал. А сегодня забыл, что и стало подверждением Лидии.***
Плелась по потемневшим улицам Лидия минут двадцать, направляясь к вокзалу. Жара упала и к сумеркам погода стала комфортной. Если бы не тень напряжения, Лидия бы насладилась умиротворением. К своему стыду она совершенно не помнила дорогу к вокзалу. А ещё ей казалось, что прошло более четырёх часов. Есть большой риск, что она не сможет отыскать мальчиков в городе. — Потерялась? — услышала Лидия и ощутила на горле чей-то локоть. Должно быть, человек Дэвида. Стальная сила отмела возможности побега и перекрыла кислород. — Сука! Отпусти! — голос подавили незамысловатым приёмом удушения. Лидия всеми силами отбивалась, ударяла ногами по коленям охраны, но это ей не помогало. Условия ожесточились и шею пронзала боль. В какой-то момент в ушах зазвенело. От удара по затылку ноги подкосились, а тело безвольно обмякло. Сознания Лидия не потеряла, но в машину её всё-таки затолкали. Вот только не в салон, а в багажник. Слёзы от неизвестного ожидания сами брызнули из глаз, стоило в голове щёлкнуть осознанию. Что делать в таких случаях, она, увы, не знала. Бесцельные удары только выматывали её. Ноги заболели ещё больше от такого количества напряжения. Через несколько дней она наверняка не сможет ходить. По ощущениям, ехали они минут десять. А потом крышка багажника открылась. Дэвид едва не получил по лицу, но успел скрутить Лидии руки. — Много же ты проблем нам доставила, — стоило отметить, что вели её относительно вежливо, насколько это было возможно. Дэвиду было абсолютно всё равно на удары и крики. Он напролом заходил в небольшое здание, а потом в длинный коридор, во мраке которого они шли. — Да что вы пристали ко мне?! — агрессивный крик прервался от толчка в тёмную комнату. Дэвид силой посадил Лидию в кресло. А точнее, толкнул её туда. От этого жеста у него чуть не упали с носа очки, но он ловко поймал их. — От тебя — ничего. А вот от твоего отца нужна информация. А тут ты приехала. Звёзды сошлись и вот мы здесь. — Обязательно было везти меня в багажнике хрен знает куда?! — Ну-у-у, если бы пошла добровольно, тебя не пришлось бы бить. Извини этих идиотов. Они будут наказаны за то, что ударили тебя, — звучало с издевкой. Лидия обидчиво нахмурилась. — Смешно. Вы меньше часа назад угрожали мне пушкой, а теперь защищаете? — Лидия не спускала пугливого взгляда с ходящего туда-сюда Дэвида. Ждал кого-то? Но кого? — Вас по-другому не заставишь. Наступила тишина. В комнату зашёл ещё один мужчина, взглянул на Лидию, словно на зверя в зоопарке. Его взгляд она встретила смело, упорно не отворачиваясь. — Звони Швагенвагенсу. Пусть на переговоры едет. — Что вы сделаете с отцом? — тихо, будто боялась услышать ответ. В комнате со строймебелью и пыльными полками стояли засохшие цветы в рыхлой земле. Здесь явно не живут. Дом был всего лишь прикрытием либо для незаконных мероприятий, либо для убийств. Лидию встревожила мысль, что из-за неё отца заманят сюда. Она ненавидела его всей душой, но почему-то не желала смерти. Просто хотела, чтобы он отстал от неё. — Просто сделка, — Дэвид замолчал, оглядываясь на сотрудника, которы снова потревожил их. — Позвонил? — Позвонил. Щас примчится. — Чудно. Лидия наблюдала за ними и не понимала несколько моментов, о которых она задумалась только когда боль в теле затихла. Как так совпало, что эти люди наткнулись на неё именно в ту ночь, когда приехала она? Это было безумно подозрительно совпадение. — Как вы узнали о том, что я в Сенволе? — Увидели тебя на вокзале. — Совершенно случайно? Слабо верится. Дэвид чему-то усмехнулся. Долгий взгляд не отрывался от настойчивых глаз, которые, казалось, уже знали о нём всё. Ответа не было первое время. Может, собеседник придумывал его себе по нраву, а может, думал, как вернее преподнести истину. — Ты догадливая. Нам доложили, скажем так. Не буду говорить тебе, кто и когда. Я же не идиот. Лидия замолчала, бросая взгляд на настенные часы. Двенадцать. Мальчики, скорее всего, уже ищут её. Как им теперь встретиться и когда уезжать? От одних этих мыслей Лидия уже устала. — Можете отпустить меня? Мне нужно на вокзал. Она предполагала, что это не сработает, но всё равно попросила. Дэвид оценивающе посмотрел на неё, крепко задумавшись над вопросом. — Только через задний выход, когда твой отец будет у входа, — как только он произнёс эту фразу, где-то в конце коридора Лидия услышала крик ругани отца. По коже побежали мурашки. — Собственно, ты свободна, — Дэвид поманил её за собой, прямиком к задней двери, открыл её и вдруг одёрнул, прижимая Лидию грудью к стене. Руки сковал холодный металл. — Поверила, что ли? — Руки убери! — истошно завопила Лидия, но её уже передали другому охраннику, который скрутил ей руки, прижимая к себе хрупкую фигуру.***
Густав не успел и глазом моргнуть. Дверь захлопнулась, когда он отвлёкся всего на минуту. Шок длился одно мгновение, потом он грязно выругался. — Проклятье! — от того, чтобы сорваться с места, его удержала Мэри. — Густав! Не торопись! Она одумается. Мала ещё, не смыслит, что творит. Дай ей время. — О каком времени ты говоришь? — Густав вырвал руку, развернувшись в полном возмущении. — Она клиническая идиотка. Ума не приложу, в кого у неё столько... — он замолчал, не зная, какое слово подобрать. Мэри опасалась его, не перебивала, но всё-таки решилась тихо пискнуть: — ...отваги? — Дурости, — отрезал Густав. — Отвага, ну ты и придумала. Не взирая на сомнения, он прошёл по коридору в свою комнату, слушая шаги за спиной. Ему уже было плевать, ходит ли Мэри за ним по пятам или сидит где-нибудь в одиночестве. Густава раньше до трясучки бесило её неумение оставаться одиной, когда происходит что-то плохое. А потом раздражение ушло с тех пор, как их обоих чуть не застрелили на перекрестке. Мэри полностью игнорировала ругань мужа и наотрез отказывалась сидеть одна. Хотя её комната была за стеной. Густав смирился с тем, что она и сейчас села у него. Он плюхнулся на кровать, взъерошив волосы. Вопросы кружились у него в голове, жужжали и били по вискам. — Ты сказал ей правду? — Частичную, — редкий, взволнованный взгляд поднялся на супругу снизу-вверх. По её робкому любопытному взгляду было вполне ясно, что ей хочется подробностей. Скрипя зубами, Густав решил рассказать. — Лидия доставит меньше проблем, если будет далеко отсюда. Разумеется, сразу замуж я отдать её не могу. Она же любого мужчину из себя выведет. Полечится месяц-другой, а там как пойдёт. — Полечится? У Ганса? — Маловероятно, что она ему хоть слово скажет после их сеанса. Попрошу Ганса выписать направление в лечебницу. А ещё к врачам. В первую очередь к гинекологу, — последнее он сказал с особым отвращением. Мэри тоже сморщилась, сомневаясь. — Ты думаешь, она... — Она жила бок о бок с четырьмя парнями. — Одного из них, пожалуйста, не считай. Густав пожал плечами. — Допустим. Не считая Себастьяна. Трое. Если я узнаю, что они посмели её коснуться, найду каждого, — с серьёзным и свирепым видом прошипел Густав. Ему пришлось замолчать, когда с первого этажа раздался телефонный звонок. Мэри к телефону почти никогда не подходила. Пришлось Густаву снимать трубку. Оттуда ему ответил неприветливый голос: — Твоя дочь у нас. Густав замер. Внутри что-то оборвалось или остановлось. — Вы... Не смейте с ней что-то делать! И вообще, почему я должен верить?! — он нервничал. Собеседник усмехнулся. — Не верь. Только потом не надо обвинять нас, если с ней что-то случится. — Ублюдки! — Адрес знаешь. Ждём, Швагенвагенс. Густав отбросил телефон в сторону, когда звонок прервался. Трубка разбилась и задела чашку из сервиза. Глаза налились кровью. Густав искренне не понимал, в какой момент своего мирного существования Лидия начала влипать в передряги через каждый шаг. Об этом он думал всю дорогу, пока вызывал охрану на подмогу и гнал по ночным улочкам. Действительно, когда? Порывшись в воспоминаниях, он вспомнил, почему не разрешал Лидии лишний раз покидать дом. Всю свою жизнь за ней бежала чёрная кошка. То нос разобьёт об дверь, то в классе с кем-то поругается, то случится ещё что-то, что придётся разгребать. Всё это прекратилось в подростковом возрасте. Лидия просто абстрагировалась от мира и перестала вылезать из комнаты в принципе. Оттого Густаву было спокойнее. Так он хотя бы знал, что она не опозорит его и заодно себя. Машина остановилась возле старого полузаброшенного дома. Густав проигнорировав охрану, находу достал пистолет и зашёл. — Где моя дочь?! Первые тридцать секунд несколько людей с оружием пытались угомонить его, но вид пистолетов особо Густава не впечатлил. Ему окончательно снесло голову, когда в глубинах коридора расслышал пронзительное: «руки убери!». Замахиваясь, он ударил близстоящего охранника, но оставшиеся двое не остались в долгу. — Какая встреча! — Дэвид раскинул руки, будто распахнул объятия. На него направился револьвер, которым Густав и отбился от нежелательных прикосновений. — Понял, понял. — Что с Лидией? — Узнаешь, когда мы побеседуем насчёт твоей фирмы. Гнев стало невозможно сдерживать. Густав мечтал нажать на курок и прострелить сопернику голову. — Сначала верни мне её. — Не торопись, хорошо? Слушай, ты бы поволновался за неё, — Дэвид посмотрел куда-то Густаву за спину, но быстро вернул свой взгляд на его лицо. — Откуда ты знаешь, что с ней делают, пока ты распинаешься? — Нет! Не смейте! Я убью тебя, если ты с ней что-то... — Густав пошатнулся. В затылке отдало острой болью от удара тупым предметом. Он отрегировал молниеносно, вывернув руку охраннику. Подкрепления не было. Густав знал, что осознанно попадёт в западню, но томно ожидать страшных вещей о Лидии не мог. Он выставил револьвер и выстрелил, но не задел охрану. Только оглушил звуком удара пули о стекло, которое тут же разлетелось. Произошёл ещё один выстрел. Но на этот раз стрелял не Густав. Стреляли в него. К счастью, мимо, но это его отвлекло. Руку с оружием вывернули, приставили к горлу пистолет. Тупик. Они с Лидией угодили в него оба.