Горечь превосходства

Я могу долго говорить о том, как сильно люблю ночь. Мысли становятся отчетливее, решения принимаются быстрее, дышится свободнее, живется прекраснее. Бодрым и продуктивным меня можно увидеть только ночью. Я буду счастлив даже занимаясь монотонной документальной работой. Вильгельм прекрасно понимал это и в особенно загруженные будни помогал мне, исподтишка воруя половину моих бумаг и заполняя их. В первую его такую выходку я не мог не отнестись к этому настороженно, но обнаружил, что он заполняет лишь то, что не требует вдумчивого подхода – в основном проставляет мои подписи. Он продолжал периодически делать так, хотя до жути ненавидел работу с бумагами; это очень много значит для меня. Однако Вил частенько бывал не в восторге от того, что ему приходилось засыпать в одиночестве. На пальцах не сосчитать, сколько инфантильных отвлекающих маневров в духе «овладей мной прямо на этом столе» я пережил с того момента, как полюбил засиживаться над работой до утра. Иногда он мог проснуться среди ночи и попытаться утащить меня в кровать, но временами его одолевали кошмары с примесью воспоминаний о бывшей карьере истребителя. Судя по всему, это случилось и сегодня: только что я услышал, как открылась балконная дверь. В такие моменты я никак не мог оставить Вильгельма наедине со своими мыслями, поэтому, не задумываясь, оторвался от документов и последовал за ним, попутно захватив висящую на спинке стула шаль. На улице стоял февраль, но здесь зима буйствовала до последнего – теплело только в мае. Вильгельм, опершись об ограждение, задумчиво и бездвижно всматривается в звездное небо. Я бесшумно подхожу к нему сзади, окутываю тканью плечи, непроизвольно пропустив меж пальцев пару спутавшихся темных прядей. Блеклые заспанные глаза сразу обращаются ко мне. - Что помешало твоему покою сегодня, очередной дурной сон? - О да. Снова прошлое. – сухой, апатичный ответ. - Тогда мы непременно должны обсудить это за чашкой горячего чая. Кто сказал тебе, что выходить на мороз – отличная идея? - После кошмаров я ощущаю себя слепым задыхающимся зверьком, а холод немного приводит в чувство. К тому же, не хотелось тебя отвлекать. - Весьма странно, ведь ты, напротив, довольно часто имеешь намерение отвлечь меня, славный мой ведьмак. - Ты ведь знаешь, мне трудно говорить об этом, всегда чувствую, что нагружаю лишними проблемами. Я считаю своим долгом справиться с этим самостоятельно. - О боже, я будто впервые прошу тебя побеседовать на тему личных трагедий, - невесомо поглаживаю его по плечу, - Я не отстану, пока не получу твоего согласия, ты ведь не заставишь меня мерзнуть так долго? - Уговорил, коварный бес. – сдается он, мягко улыбаясь. Мы проходим на кухню. Вил всегда был ценителем чая, поэтому за все время у нас скопилась целая кладезь разных вкусов, но больше всего он любил простой зеленый, и чаще всего пил именно его. Минуты протекают в сосредоточенной тишине. Я присаживаюсь рядом, двигаю к нему фарфоровую чашку со струящимся горячим паром; он делает аккуратный глоток, и после наконец начинает говорить. - В этот раз мой мозг решил переиграть воспоминание о той самой миссии во Франции, когда мне пришлось тебя покинуть. Прежде она еще не снилась мне. - Ты никогда не рассказывал об этом, думаю, самое время просветить меня в детали. - На фоне других событий некогда было об этом думать, да и, честно говоря, разум мой был занят только мыслями о тебе. Ну а спустя какое-то время я начал стараться вычеркивать из памяти моменты, связанные с деятельностью чистильщика. - Уж я вряд ли забуду о том, как долго тебя не было. Что же тогда произошло? - Нам предстояло уничтожить главный отдел преступного синдиката остроухих мудаков, распространяющих магические наркотики под видом чистого героина. Их целью была не только прибыль, но и истребление как можно большего числа людей – лишь одна нормированная доза могла вызвать агонию и скоропостижную смерть. Своеобразная попытка отыграться на человечестве за радикальные правительственные методы. - Представить не могу, как тебе работалось в такой среде. Учитывая то, как сильно ты ненавидишь эльфов... - Кстати, об этом: как назло, мне пришлось работать под прикрытием. Миссия выдалась долгой, потому что мы с коллегами старательно втирались к ним в доверие, чтобы однажды стереть в порошок организацию одним щелчком пальцев. А затем и все их филиалы. - И как, получилось? - Конечно. Досадно было осознавать, что мне удалось разрушить целую сеть предприятий эльфийских наркобаронов, но не хватило смелости признаться тебе во всем раньше и бежать. - Прекрати себя в этом винить, я уже тысячу раз тебя простил. Не задумывался ли ты, случаем, о психотерапии? - Вот как, значит? Если я и обращусь к специалисту, то очень бы хотелось, чтобы ты составил мне компанию, любовь моя. – его слова звучат иронично, хотя я знаю, что он серьезен. - Тебя уже несколько лет мучают болезненные воспоминания о былом, ты многого не можешь себе простить. Что я еще должен был предложить? Мне никогда не в тягость поддержать тебя, но очевидно, что этого мало. - Чудно. Чтоб ты понимал, у тебя проблемы примерно те же, но это только так, к слову. - Перестань ерничать, Вил, сейчас речь не обо мне. Раз уж ты в очередной раз отказываешься позаботиться о себе, это сделаю я. - И что же ты предпримешь, Величество, силком потащишь меня к специалисту прямо сейчас? - К сожалению, я не смогу связаться с хорошим терапевтом в ближайшее время, но тебе точно нужен отдых. Кстати, с каких это пор ты так старательно тренируешься? Где тот Вил, что каждый день сбегает с учений, бродит по замку, шпионит за дворцовыми обитателями и крадет еду с кухни? Ах да, ты пытаешься отвлечь себя от затяжной скрытой меланхолии. - Черт бы тебя побрал, Рейн, я даже ехидно отзеркалить не могу, потому что ты отчаянно работаешь все время, вне зависимости от настроения. А, хотя подожди. Ты ведь и тревожишься постоянно, даже когда есть повод радоваться жизни, так что мы снова квиты. - Сегодня с утра ты никуда не идешь и хорошо отсыпаешься, ясно тебе, негодник? - Да, мой император. Но имею наглость просить о том, чтобы Вы встретили утро со мной в постели; рядом с Вами так сладко спится. - В этот раз не посмею отказать, мое сиятельство, но будь добр, разбуди меня, как только проснешься сам. Предстоит немало дел. - О, я буду только счастлив, если ты снова заснешь на пару дней, так что ничего не могу обещать. Ты всегда прекрасен, но особое удовольствие мне доставляет наблюдение за твоим пребыванием в царстве Морфея. - Как же ты не понимаешь, если я позволю себе эту роскошь при нынешнем графике, все развалится... - Если ты продолжишь с таким фанатизмом следовать ему, то развалишься сам, родной, поэтому настойчиво прошу тебя компенсировать две бессонных ночи, что были до этого момента. Хотя бы ради моего счастья. - Твои манипуляции так очаровательно невинны, что способны свести на нет мою категоричность, ты ведь знаешь об этом, бессовестный гвардеец? - Конечно знаю, но проворачиваю их исключительно для твоего благополучия. Кто, как не я имеет такой высокий шанс убедить тебя отойти ко сну? - Твоя забота очень важна для меня, дорогой Вил, но гораздо приятнее было бы убедиться в том, что ты сам сегодня хорошо выспишься. После кошмаров ты либо долгое время не можешь сомкнуть глаз, либо вовсе не ложишься. Я поднимаюсь из-за стола, чтобы достать лучшее средство от бессонницы. Должен признать, за всю мою жизнь только сандгартское снотворное действительно помогало мне успокоиться, избавиться от обилия беспокойных мыслей и заснуть за какие-то пять минут. - Выпей это, и почувствуешь себя отдохнувшим на неделю вперед. - Теперь понятно, в чем твой секрет. Почему я узнаю о них только сейчас? Мне бы они только пошли на пользу. – Вильгельм без тени сомнения запивает таблетку. - Потому что ими не стоит злоупотреблять. Да-да, я не забываю, кое-кто все еще глотает транквилизаторы и пьет различные яды «по приколу». - До чего же Величество бывает занудным... может, прекратим нравоучительный сеанс и пойдем спать? Ты мне пообещал. - Ну разумеется. Только прежде я должен сказать тебе нечто важное, хотя, думаю, ты и так об этом знаешь. Вил обращает ко мне заинтригованный вопрошающий взгляд, несколько напрягшись от серьезности моего тона. Совсем как ребенок, которого вот-вот отчитают. - Ты обязательно проработаешь свои травмы. Не возьму с тебя обещания, сам сделаю все для твоего счастья. Я понимаю, насколько сложно принимать и отпускать прошлое, но на сегодняшний день чувствую себя до невозможности счастливым с тобой и бесконечно ценю все то, что нам пришлось пережить. Наши чувства испытаны временем, трудностями, ожиданием длинною в вечность, нападками со стороны. Я готов любить тебя, несмотря ни на что. Готов терпеливо ждать, даже если ты снова наметишь себе план мести на несколько лет вперед. Не смей забывать о том, что дороже тебя у меня никого не было и нет. - Надо же, а взгляд у тебя был такой, будто уничтожить меня собираешься. В любом случае, даю слово, что больше не полезу в твой шкафчик с зельями. - Так вот куда делись мои самые любимые, ты, глупое шальное создание... - Люблю твои проникновенные речи, Рейни, но когда ты даешь мне подобные прозвища, я просто таю. Надеюсь, ты сам помнишь о взаимности моих чувств, и чтобы в очередной раз подтвердить, как сильно я тебя люблю, скажу одно: можешь обращаться ко мне так даже на людях. Растянувшись в наглом шутливом оскале, Вил допивает чай в один глоток, пока я пронзаю его взглядом «сурового папочки», как он любил говорить в подобных ситуациях. Мы продолжаем беззаботную болтовню; к счастью, моего любимого идиота быстро начинает клонить в сон. При этом у него хватает мотивации совершенно спонтанно взять меня на руки и отнести в постель. В таких ситуациях сопротивление не имело смысла. Возникало ощущение, что он перенял больше половины приемов из лучших клишейных романтических фильмов, но не хочу врать, порой мне это очень нравилось. Он ложится рядом, укрыв и приобняв меня, и утопает в беззаботном сне спустя пару минут. Я планировал подняться и продолжить работу, но, увы, поддался искушению и заснул, стоило только сомкнуть глаза. Накопленная за прошедшие дни усталость дала о себе знать. Просыпаюсь во втором часу дня, что удивительно, но это даже к лучшему, пусть я и не чувствую себя достаточно выспавшимся. Вильгельма уже не было рядом. Начинаю неспешно собираться, стараясь отогнать излишние опасения о том, что за эти незначительные часы что-то могло пойти не так. Всякий раз мысленно перебирая ворох своих обязанностей, в первую очередь я вспоминал о том, что через неделю должна состояться аудиенция с правительством Масверии. Раньше это было волнительно для меня, лишь где-то к третьему году правления понял, что нет необходимости в подготовке к очередной нашей встрече. О чем бы я ни говорил и как бы ни преподносил свои проекты касательно связующих нас аспектов, Аделаида Фордманн слушала меня со снисходительной улыбкой, и прежде чем высказаться по существу, в обязательном порядке отпускала какое-нибудь шутливое замечание. «О, Рейнхольд, Вы, как всегда, чопорны и до безобразия собраны. Уверена, из-за Вашей образцовости все так напряжены». Разумеется, делала она так до тех пор, пока я не намекнул, что даже секундная отвлеченность от насущных вопросов для меня недопустима. Нынешняя глава Масверии, дочь погибшего в войне Карлейла Фордманна, всегда была прямолинейной и жизнерадостной личностью. Она настолько терпеть не могла формальности, что в этой же дружественной легкой манере обсуждала тонкости международных отношений, заключала соглашения и отвечала на ежегодных пресс-конференциях. Честно говоря, в первые месяцы нашего сотрудничества я не воспринимал ее всерьез, как и ее отца. Они больше походили на телевизионных селебрити, чем на политиков – мало беспокоились о том, что кто-то узнает о тайнах их частной жизни, почти никогда не следили за резкостью своих высказываний и любили появляться на светских мероприятиях. Отличает их то, что Карлейл был радикалом-завоевателем, обеспечившим Масверии некоторыми своими поспешными решениями статус «страны-агрессора», а Аделаида взаимодействовала с миром путем чистой дипломатии. Их идеологии абсолютно противоположны. Оба – умелые стратеги, но Адель находит тысячи способов обойти потенциальные потери и тщательнее обдумывает каждое действие, несмотря на свою кажущуюся беспечность. С ней Масверия прогрессирует гораздо быстрее и внушительнее, и мало кто мог решиться оспорить этот факт. Сейчас я могу без сомнения признаться в том, что содружество с такой способной личностью – большая часть для меня. Покончив с утренней рутиной, наконец выхожу за пределы комнаты, решив сразу же зайти к Кристиану в наш совместный офис, хоть и не был уверен, что он там был. С незапамятных времен советник обожает работать в библиотеке – очень уж ему нравится атмосфера. Сегодня я все же застаю на рабочем месте, таким же сосредоточенным и чуть не проигнорировавшим меня. Он также имеет привычку не спать по нескольку дней, но при этом всегда выглядит бодрым и полным сил. - С возвращением, Ваше Величество, как спалось? – елейно спрашивает он. - Узнаю этот тон, хочешь осудить меня за что-то? Слушаю. - Напротив, чрезвычайно рад тому, что ты наконец поспал. Спасибо Вильгельму. И моей продуктивности, к слову, тоже; уверенно заявляю, что завтра мы с тобой сможем отдохнуть. - Я уже перестал задаваться вопросом, в чем тайна твоей вечной бодрости. Дело определенно в том, что я не пью крови столько, сколько пьешь ты. - Ну, знаешь ли, ты бы не стал таким дохлым, если бы не твои аскетические склонности в стиле «функционирую лишь на кофе и гневе». Ну и на всякой энергетической дряни. Попробуй полностью перейти на кровь, вдруг поможет? - Ценю твою заботу, но будь добр, остановись хотя бы на сегодня, - я кладу на его стол часть заполненных бумаг, - Уверен, что к вечеру управимся? - Что не так, мое самодеструктивное чудовище? Это задевает твое королевское величие? Брось, мы почти родные люди. Ты знаешь, что я почти не ошибаюсь, поэтому да, мы точно закончим сегодня. - Наверное, это будет для тебя большим открытием, надменный острозубый дед, но никто не любит такого пристального внимания к себе. Давай же сосредоточимся на главном, чтобы как можно скорее приблизиться к свободе. - Для меня это вовсе не открытие, мой господин. Я всего лишь даю понять, что тебе давно пора было привыкнуть ко мне и хотя бы попытаться нормализовать свой образ жизни. Ответив на эту пакостную реплику укоризненным взглядом, встретившимся с его иронизирующей наглой физиономией, я занимаю рабочее место и вновь погружаюсь в документы. Первым делом принимаюсь за послания от дипломатов близлежащих государств. Соцсетям и электронной почте они предпочитали бумажные письма, что доставлялись доверенными лицами в определенное время прямо к их столу. Я не всегда вел дистанционные переговоры таким способом, но, признаться честно, больше доверяю ему, так как в наше время существует немало одаренных хакеров, что могут подобраться даже к самому засекреченному сетевому ресурсу. С одним из них я даже был знаком, и слишком хорошо, чтобы большая часть моих мыслей и личной жизни остались тайными для него. Речь, конечно же, о Вильсоне. Пока что не приходилось иметь дело с настолько бестактными и любознательными до чужих секретов сволочами. Правда, секреты он умел хранить, но все же надеюсь, что он давно нашел кого-нибудь поинтереснее и больше не следит за мной так увлеченно. Мы с Крисом практически в одно время закончили свои задачи – к тому часу уже стемнело. В те дни, когда мы работали рядом, он не замолкал даже на пять минут, советуясь со мной по каждому вопросу или пытаясь что-то оспорить. Собственно, так и должно быть, вот только порой он увлекался, выстраивая кучу теорий касательно какого-либо решения, включая самые маловероятные. Говорить конкретно и лаконично он мог только на публичных выступлениях; мне никогда не хотелось критиковать его за чрезмерную предусмотрительность и параноидальные наклонности, но порой приходилось. А дискуссия с Кристианом была чревата потерей времени и какой-то части нервных клеток, ведь у него есть замашки серого кардинала и просто многолетнего всезнайки, который продумывает любое дело на десять шагов вперед, считая, что все знает лучше всех. Просто не представляю, как они с отцом не уничтожили друг друга, пытаясь принять совместное решение в чем-либо. В силу немалой разницы поколений мы с советником не всегда сходимся во мнениях, и после очередного пламенного спора он может кинуть мне обиду, о которой едва ли не в этот же момент забудет. Но сегодня все прошло гладко. Вампир освободился чуть раньше меня и, довольный собой, поспешил уйти, чтобы не отвлекать. Завтра мы можем даже не пересечься, ведь он был таким же любителем поспать, как и я, а значит, следующие часы точно завещает сну в своем склепе. Через некоторое время покидаю кабинет со внезапным осознанием, что впервые вышел из него ровно с того момента, как начал работать. Что ж, привычное дело. Вернувшись в апартаменты, ожидаю увидеть Вильгельма, но везде тихо и темно. Видимо, снова бродит по дворцу или окрестностям. Выхожу на балкон, закуриваю электронную сигарету, непроизвольно всматриваясь в иссиня-черный горизонт, наливающийся цветными огнями пестрого города. Я полюбил этот вид с первого взгляда, и не меньше мне нравилось замечать изменения в виде затейливых контуров новых зданий, устремленных готическими остриями к небу. Уверен, сколько бы лет ни прошло, Сандгарт останется таким же холодным, неприступным, роскошным и во многом старомодным. Меняются люди и нравы, но большинство традиций не утрачивают актуальности, не угасает бесконечное изящество архитектуры, в коем чувствовался дух земной средневековой Европы. Сложно было не привязаться к Сандгарту; я побывал во многих прекрасных городах и странах, но душой всегда был здесь. Даже сияющий новомодный Нефлингтон полюбился мне не так сильно, хотя его бескрайнее свободолюбие способно до безумства очаровать каждого. Возможно, я всю жизнь искал именно того спокойствия, что источает мое королевство. Размышления прерываются в тот момент, когда я ощущаю прикосновения Вильгельма со спины, а вместе с ними будто бы понимаю, что начал замерзать. Он обнимает меня покрепче и спрашивает полушепотом: - Как прошел день, прелесть моя? - Неплохо, и было бы гораздо лучше, разбуди ты меня, как я и просил. - Ох, ну опять ты за свое. Знаешь, слышал от Кристиана, что завтра ты свободен. - И когда вы только успели пересечься? В любом случае, он прав, можешь считать, что на следующие сутки я весь твой. - До чего же приятно это слышать... кстати, у меня к тебе предложение. - Я, если честно, не расположен к каким-либо планам, дорогой, - поворачиваюсь к нему, обвивая шею руками, - Хочется провести этот вечер в полной релаксации среди мертвецкой тишины, и только с тобой. - Что ж, ладно, недопустимо снова вытаскивать тебя на холод. Хотел предложить прогуляться до нашей небольшой лесной резиденции. - Тогда это в корне меняет дело. Я очень хочу насладиться твоим обществом вдали от дворцовой суеты, только, может, сперва согреешь меня? Совсем не могу держать себя в руках, когда он рядом и намеренно заводит меня. Я слишком соскучился по его прикосновениям, пусть даже прошло совсем немного времени с прошлого момента нашей близости. - Не имею права отказать, мой император. Я никогда не признаюсь в этом, но, черт возьми, мне даже нравится, когда он меня так называет. Вил снова подхватывает меня на руки, игриво улыбаясь, небрежно закрывает балконную дверь ногой, направляется к камину в противоположном углу комнаты, в то время как я припадаю к его шее с долгими жадными поцелуями, крепко сжимая ладони на его спине. Он заставляет меня прерваться, усаживая в кресло, после чего располагается у меня на коленях, настойчиво вжимая руками в спинку. Секунды томного взгляда – и мы тонем друг в друге, растворяемся в продолжительном горячем поцелуе и в вихре будоражащих прикосновений. Вил начинает раздевать меня, неспешно расстегивая пуговицу за пуговицей, ни на секунду не отрываясь от моих губ. Он переходит к шее; я вскидываю голову, открывая ему простор для воплощения фантазий, невольно прикрыв глаза. Его замедленное дыхание и выбившиеся пряди волос щекочут кожу, становится жарко и ритм сердца учащается. Пик блаженства только близится, и я уже чувствую, что мой член упирается ему в бедра. Вил не оставляет это без внимания, запечатлев на груди заключительный «кусающийся» поцелуй. Это заставляет вздрогнуть от неожиданности, но я тут же расслабляюсь, будучи в предвкушении его дальнейших ласк. Он перемещается на пол, не сводя с меня взгляда, медленно разводит мои ноги, оттягивая момент. Обычно Вил был шутлив и разговорчив во время наших переходящих непродолжительных пауз, но судя по тому, что его рука потянулась к застежке ремня, сегодня его рот будет занят кое-чем другим. Он резко стягивает с меня брюки, а вслед за ними и нижнее белье, в нетерпении отбрасывает их в сторону. Возвращается к прежней позиции, плавно касается моих ног, обхватывает их, целует внутренние стороны бедер, медленно перемещаясь от одного к другому, все ближе и ближе... смесь щекотливого напряжения, сладкой дрожи и сменяющего их расслабления испытывает меня раз за разом, с каждым его движением. Наконец он плавно проходится губами по всей длине, вызвав новый всплеск наслаждения и заставив меня выгнуться навстречу, и так несколько раз. Постепенно переходит к головке и начинает размеренно отсасывать, вместе с тем мастурбируя. Приглушенные вздохи вырываются сами собой, смешиваясь со влажными звуками. Рука непроизвольно тянется к Вильгельму, я запускаю пальцы в его волосы и поглаживаю с закрытыми глазами, до неистовства наслаждаясь процессом. Он заглатывает глубже и стремительно набирает темп, будто бы ему не терпится довести меня до исступленного и самого красочного оргазма в моей жизни, но перспектива держаться из последних сил кажется мне куда более заманчивой. Люблю испытывать себя, когда настолько возбужден, и не меньше люблю, когда меня испытывает Вил. Знал бы я только, что он вытворит... словно прочувствовав ход моих мыслей, в самый близкий момент моей разрядки он с невыразимым коварством поднимает свои очаровательные глазенки ко мне, одной рукой надрачивая себе, а другой – зажимая мою головку и не позволяя кончить. Я даже не нахожу сил для возмущения, не могу одернуть его и просто захожусь мелкой дрожью в смешанных чувствах, в агонии нелепейшего, но такого прекрасного страдания. К счастью, долго ждать не пришлось. Когда наглое чудовище достигает экстаза со сладострастными стонами, ласкающими мой слух, я разряжаюсь вслед за ним, мгновенно ощутив приятную усталость. Отойдя от приступа наслаждения, Вил прильнул к моим коленям и начал испытывать меня выжидающим взглядом, будто хочет узнать мое мнение о проделанной им работе. Периодически он делал так забавы ради. Что ж, очень смешно, сучонок. - Я в восторге. Но такой подлости в финале явно не ожидал... - Главное, что тебе понравилось, свет очей моих, - Вил растягивается в кошачьей улыбке, - Надеюсь, я достаточно тебя согрел. - Еще бы, я весь горю. От перевозбуждения, ну и, конечно, желания отлюбить тебя несколько раз за ночь, чтобы рассчитаться за твою нещадную пакость. - Не стану возражать, папочка. - Не смей называть меня так, маленький гнусный фетишист. - Мой император? На самом деле я давно понял, что тебе нравится именно такое обращение. - Какой же ты поганец, Вил. Люблю тебя всей душой. - А я-то тебя как. Предложение посетить наш отдаленный уютный уголок еще в силе, или ты ослаблен приливом дофамина? - В силе, радость моя. Приведем себя в порядок и прогуляемся; сегодня ведь такое прекрасное небо. Я наклоняюсь к нему и легонько целую в лоб, пригладив растрепавшиеся волосы. Рядом с ним я всегда чувствовал себя по-настоящему счастливым, как и он рядом со мной. Всю мою чертову жизнь я терзался моральными дилеммами, считая, что не заслуживаю ничего хорошего. И только он был способен погрузить меня во внутреннюю гармонию.