Горечь превосходства

Очевидно, что после случившегося мы не могли позволить себе пойти спать, как и большая часть дворцового персонала, взбудораженная этой новостью. Следователи активно принимали показания у всех, кого могли застать в столь поздний час. Как только нас с Вилом опросили, мы решили продолжить внеплановое празднество, несмотря на ужасный инцидент. Вернувшись в апартаменты, я открыл бутылку лучшего на мой вкус вина, под которую мы душевно беседовали и всячески убивали время до утра. Мне все же удалось провалиться в сон на пару часов, и по пробуждению я снова не застал Вильгельма рядом, что было вовсе неудивительно, но несколько печально. Ему, ранней пташке, для полноценного отдыха хватало всего пяти часов, а порой он удирал куда-нибудь, вовсе не поспав. Взбодриться мне помогли десятки сообщений от матери, что я получил за время моего отсутствия в сетях. Новость о трупах во дворце разлетелась слишком быстро, и, конечно, она была одной из первых, кто узнал об этом. Через текст ощущалось ее гневное беспокойство; она попросила о встрече, в чем я, разумеется, не мог отказать, поскольку хотел увидеться с ней так же сильно, как не хотел приступать к повседневным обязанностям после двухчасового сна и в такой напряженной обстановке. Странно, что Демиан не заявился без предупреждения, как он мог поступить в любой экстренной ситуации. Что ж, это может означать одно – встреча с его абъюзивным отцом прошла как надо, и сейчас, вероятно, пернатое чудо страдает от похмелья. Приведя себя в более-мене приемлемый вид, я направился в личный кабинет. Не прошло и получаса, как мать была уже тут. Торопливо снимая верхнюю одежду, она тотчас же начала засыпать меня вопросами. Примерно в тот же момент к нам зашла одна из горничных с подносом кофе, окинув ее боязливым мимолетным взглядом. Мама всегда была достаточно резкой и громкой, когда злилась или была чем-то по-настоящему встревожена, а в остальное время – являла собой идеальное воплощение царственного хладнокровия, поэтому во дворце многие расступались перед ней и робели, как перед суровой императрицей. Сколько бы она ни отрицала своего благородства, оно сопутствовало каждому ее проявлению. - Я все жду, когда королевская жизнь сделает тебя чуть менее измученным, но с такими событиями этому, похоже, быть не суждено, - сказала она, утопая в мягком кресле, - По глазам вижу, что ты опять не спал. - Спал, но слишком мало, чтобы ощущать себя полноценным сегодня. Учитывая обстоятельства, по-другому быть и не могло. - Понимаю, следствие только началось, но все же надеюсь, что оно как можно быстрее продвинется, потому что ума не приложу, что за тварь могла пройти незамеченной сквозь королевскую систему безопасности. - Никто пока не видел ничего подозрительного. Начиная с сегодняшнего дня в замке не останется ни одной слепой зоны, а потайные ходы будут заблокированы. - Слышала, у тебя скоро переговоры в Нефлингтоне. Не подумывал остановиться там хотя бы до тех пор, пока что-нибудь не прояснится? - Не могу же я все время убегать. Во дворце у меня слишком много задач, которые я не смогу исполнять дистанционно. Тем более, в такой период. - Ну, знаешь, когда ты переехал в Сандгарт во время войны, тебя никто не тронул. Мне кажется, сейчас где угодно будет безопаснее, чем во дворце, в который проник призрачный убийца, не оставивший ни единой зацепки. - Может, тогда это действительно меня спасло, но тревога и параноидальные мысли никуда не делись. Я сделаю все, что в моих силах. - Если нужно, могу пополнить твои ряды охраной «Спящего леса». Но лучше тебе уезжать отсюда, ведь преступником может оказаться даже самый неприметный человек из персонала. Более чем уверена, так оно и есть. - Не стоит, пусть сотрудники организации работают в привычной обстановке. Что до дворцовых работников, всерьез озабоченные своей безопасностью имеют полное право уехать на время, либо исполнять обязанности и дальше, но не проживать здесь на постоянной основе. Гвардейцев и министров это, конечно, не касается. Все же надеюсь, что никто из них не пострадает. - Смею предположить, кому-то снова неугодно твое существование, - она гневно отхлебнула кофе из чашки, - Поэтому очень прошу, будь осторожен, делись со мной каждым подозрением. Я смогу помочь следствию, если это необходимо, или, черт подери, сама выслежу ублюдка, либо же группу ублюдков, дерзнувших нарушить покой в твоей резиденции. - Это до жути мило с твоей стороны, но пока остается только ждать. - И весь этот дурдом происходит прямо незадолго до дня Сандгарта, просто кошмар. - Честно тебе скажу, я буду только рад, если не придется его отмечать. Временами эти балы превращаются в черти что, и я просто не могу заставить себя досидеть до закрытия. - Да знаю я, будь твоя воля, ты бы вообще столетиями не выбирался из своей комнаты, маленький замкнутый черт. Расскажи хоть, как твои королевские деньки проходят? - Рутинно и изматывающе. Вплоть до этой ночи, видимо, - отмечаю я равнодушно, - Ну а что насчет тебя? - Мне некогда скучать, правда. В «Спящем лесе» есть некоторые сотрудники, что ведут себя в тысячу раз тупее твоих гвардейцев. - Например? - Я даже не припоминаю их имен. Хотя, знаешь, в инфантилизме и беспечности Вильсону до сих пор нет равных. - Наверняка с нетерпением ждешь его увольнения? - Не совсем; надо признать, как сотрудник он действительно хорош, особенно в грязных конкурентных делишках, что было вполне ожидаемо. Но, увы, общего языка мы так и не нашли. А еще он очень странно ведет себя в последнее время, словно близится припадок, в котором он разнесет один из корпусов. - Он влился в коллектив и начинает беззастенчиво демонстрировать черты, более присущие бывшему сосуду. Просто закрывай на это глаза или ежедневно лупи его, если совсем уж досаждает. - Было бы просто чудесно, да я не хочу загреметь в тюрьму за жестокое обращение с животными. – она сопроводила эту фразу раскатистым смехом. - Пусть психозничает сколь душе угодно, главное, чтобы исправно выполнял обязанности и не приводил своих маргинальных друзей на предприятие. А то знаешь, было несколько случаев в его прошлой жизни. - Даю слово, ему это с рук не сойдет. Кстати, недавно видела его в одном ресторане с тем огромным жутким мужланом, что когда-то брал у вас интервью; похоже, они активно поддерживают связь до сих пор, быть может, даже встречаются. Паразиты отлично смотрятся вместе. - Рад, что Вильсон наконец-то примкнул к тому, кто ему не по зубам. К несносному демону из мира мертвых, чьи эмоции не смогут вкусить даже сотни таких, как он. - Он до сих пор продолжает сеять слухи и интересоваться твоей жизнью? - Насчет слухов не уверен совсем, но вчера вечером один провидец-падший, также обладающий навыком чтения судеб, шепнул мне, что Гамильтон слишком сильно хочет увидеться со мной. Возможно, они тоже как-то связаны. Меня настолько одолевает любопытство, что я готов это устроить. - Ни за что не ходи к нему один, ясно? Все знают, откуда он родом, и никто не хочет иметь с ним дел. Ну, за исключением мелких гедонистических тварей вроде Вильсона, коими Нефлингтон изобилует. В большинстве случаев они обеспечивают ему выгоду, а вот ты, видимо, представляешь для него особый интерес, и это может быть опасно. - Совсем не хочется видеть его коварную рожу, но меня до жути раздражает этот не распутанный виток тайн о моем перерождении. Собственно, как и то, что я практически отказался от идеи узнать что-либо о своем кратчайшем прошлом в мире мертвых, как тут же нашелся тот, кто напомнил мне о ней. Хочу найти хотя бы мизерное подтверждение тому, что он говорит правду, либо же удостовериться в том, что это чистой воды фантазии. У меня уже есть план на тот случай, если его провокации несут за собой намерение втянуть меня в какую-нибудь сомнительную историю. - Может, тебе не стоит вестись на это? Временами в погоне за правдой ты подаешь слишком много поводов для беспокойства. Страшнее было только пять лет назад от осознания того, что ты лезешь в военный конфликт. Вот в такие моменты кажется, что ты окончательно поехал крышей. - Ох, прекрати, иногда я начинаю испытывать чувство вины за то, сколько людей озабочены мной так, словно меня нужно защищать от всего мира. - Только попробуй возразить, - говорит она ласково, - Насколько бы суровым ни было выражение твоего лица, иногда ты морально разлагаешься, и тогда тебе точно нужна защита. В этом Ави стала похожей на тебя. Вспомнила о ней, потому что в день твоего приезда она снова выступает. - Жаль, значит, мы не сможем увидеться; я попросту не успею, ведь нужно будет сразу уезжать обратно. А ты поедешь на концерт? - Я бы очень хотела, но у меня полно работы – посмотрю по ситуации. Ты сам-то думаешь когда-нибудь посмотреть на «Симфонию бездны» вживую? - Ты же знаешь, я бы лучше умер, чем находился несколько часов среди непереносимого шума и возбужденной толпы фанатов. Среди них Ави даже не разглядит меня. - Видимо, тебе больше нравится, когда она поет на балу в твоем замке при сосредоточенной тишине, нагоняющей дискомфорт. - Я вообще против того, чтобы ее подбивали на выступления вне графика, пусть отдыхает хотя бы здесь. Другое дело, когда она пьяна и счастлива, и сама изъявляет желание исполнить что-нибудь. - К слову, если ты еще не знал, следующий концерт будет проходить в Сандгарте. Ты не отвертишься, ясно? Потащу тебя с собой. - Подумаю над твоим настойчивым приглашением. Беседа длится около четверти часа, в течение которых мать засыпает меня бытовыми вопросами и переключается с темы на тему, будто и вовсе не была встревожена произошедшим совсем недавно. Под конец мы тепло прощаемся, меня стискивают в привычных объятиях с напутствием «береги себя»; лишь затем она удаляется быстрым шагом. Ее походка была такой вне зависимости от обстоятельств, отчего казалось, что она вечно куда-то спешит, даже если в этом нет необходимости. В ближайшее время нужно было созвать совет, чтобы обсудить план действий при текущей обстановке. За несколько минут до сего мероприятия я успел немного поработать с документацией и бесцельно поглазеть в окно на площадку с тренирующимися гвардейцами, среди которых был и Вильгельм. Порой было забавно наблюдать за ними, ведь некоторые, несмотря на свои годы, мастерство и самообладание, во время практики могли начать вести себя как дети, заключать тупые пари «для поднятия боевого духа» и «наибольшей сплоченности». Конечно, тот момент, когда парочка особо одаренных личностей отправилась бухать на одну из годовщин Сандгарта и разнесла половину таверны, заставил меня насторожиться, но после серьезного разговора и справедливой экзекуции вроде урезанной зарплаты этого больше не повторялось. На переговорах с министрами я, как и в большинстве случаев, становлюсь свидетелем пламенной дискуссии между ними, инициатором которой был Кристиан. В начале правления меня несколько нагнетала мысль о том, что в глазах своих советников я могу выглядеть тем самым пустоголовым Величеством, которое безучастно слушает все предложения и слепо соглашается с каждой хоть сколько-нибудь мудрой мыслью, но за несколько лет работы с ними привык к тому, что любые наши переговоры будут проходить по следующей схеме: они делятся своими стратегиями, критикуют друг друга в готовности развязать споры еще на десятки тем, в определенной мере касающихся насущных проблем и вести их до посинения, и лишь затем, когда я, обработав весь этот поток сознания, прерываю их, чтобы упорядочить его и предложить свои планы касательно чего-либо, они наконец задумчиво умолкают, и далее кто-то начинает соглашаться со мной, дипломатично возражать, либо дополнять мои мысли. В итоге все заканчивается мирно и все относительно довольны результатом. Кроме Кристиана – он всегда чем-то недоволен. Однако как бы он ни ворчал, я его просто обожаю. К нему поначалу тоже было очень сложно привыкнуть, в частности, из-за его замашек заботливого папаши, которого у меня никогда не было. Я считал, что мой отец достаточно хорошо разбирается в людях, но насчет Кристиана поначалу был не уверен. Учитывая, что советник, говоря со мной, не затрагивал никаких тем, кроме работы и моего состояния. В какой-то период времени я даже пытался найти информацию о нем, людей, с которыми он был близок, следил за ним... и это ни к чему не привело. Поиски его друзей, родных и знакомых не увенчались успехом, ни в одном историческом архиве нет информации о нем. Никто из любопытных публицистов и старых коренных жителей ничего не знал об этом эталоне загадочности, либо же мне просто не повезло найти тех, кто располагал хоть какой-то информацией о его прошлом. В один момент Кристиан заподозрил неладное; ему не потребовалось много времени, чтобы раскрыть мои планы. Тогда-то у нас и случился первый вечер откровений, правда, я узнал не слишком много. Его рассказы всегда были цветисты и чувственны, но непродолжительны. Понимая, что вампиру нелегко говорить о своем нелегком прошлом, я никогда не проявлял излишнего любопытства. Лишь спустя какое-то время он признался, что дело не столько в тягости воспоминаний, сколько в том, что ему нравилось испытывать меня интригой. И я действительно всегда с нетерпением ждал тех моментов, когда у него в очередной раз появится настроение на душевный диалог. Со временем Крис выказал интерес и к моему прошлому, предложив своеобразный обмен личной информацией. Не сказать, что он не знал обо мне совсем ничего, но многие вопросы были для него незакрытыми. К тому моменту у меня был достигнут определенный уровень доверия с ним, позволяющий спокойно делиться некоторыми вещами, но все равно порой я ощущал, что всеми силами заставляю себя признаться в чем-либо. Итак, за все время наших бесед о былом я узнал, что Кристиан родился в самой обычной человеческой семье. Он бывал за чертой жизни, познал бедность, холод и презрение, пахал, начиная с сознательного возраста и не имел никакой моральной поддержки. Родители занимались изготовлением оружия, полностью посвящали себя работе и были к нему холодны. В первую очередь они заботились о том, чтобы Кристиан приносил пользу семье и обществу. Их заработок был крайне нестабилен, но однажды ситуация резко изменилась: предприятие приобрело множество влиятельных клиентов, о личности которых было практически ничего неизвестно. Впервые за долгие годы дело семьи начало по-настоящему процветать; на тот момент Кристиану было восемнадцать. Они прошли через множество лишений, и наконец познали, каково жить в комфорте, состоятельности, с уверенностью в завтрашнем дне. Во многом благодаря этому отношения между членами семьи начали крепнуть и наполняться теплотой. Их мастерская начала брать более сложные и объемные заказы, прибыль возрастала с каждым днем. Крис был так же счастлив, и поначалу даже не задавался вопросом, что помогло им достичь такого успеха, но со временем любопытство пробудилось. Дни шли своим чередом, но он начинал замечать некоторые странности, наблюдая за родными. Они могли пропадать без вести на несколько дней, после чего возвращались как ни в чем не бывало, с таким видом, словно выходили на небольшую прогулку. Постепенно приходило осознание того, что они явно что-то скрывают и не хотят впутывать в сторонние дела сына. Сколько он ни провел бессонных ночей, сколько ни пытался шпионить за родителями – ничего не удавалось выяснить. Он никогда не знал, в какой момент кто-то из них сорвется в тайный поход, и что бы ни предпринимал, все равно не мог проследить за ними. На все прямые расспросы оба отвечали уклончиво. И именно тогда, когда Крис решил наконец перестать пытаться узнать что-либо об их секретных экспедициях, разгадка оказалась близка как никогда ранее. В один прекрасный день он принял заказ у харизматичного клиента – путешествующего аристократа, увлеченно исследующего мир и коллекционирующего эксклюзивное холодное оружие. Он был крайне разговорчив, в первую же встречу выразил восхищение работами оружейной мастерской, рассказал несколько занимательных фактов о своем текущем визите, не постеснялся в открытую пофлиртовать с Кристианом. Он сразу понял, что за этим заказом кроются дополнительные намерения, но списал лишь на личную симпатию клиента, решив не воспринимать его всерьез. Клиент представился Дарнеллом, но Кристиан едва ли не сразу позабыл о его имени, вновь погрузившись с головой в работу. Не то чтобы ему совсем были чужды проявления симпатии, скорее он просто никогда не пытался найти человека, в котором будет рассматривать потенциального партнера. В юности он считал себя личностью достаточно черствой и независимой, боясь признаться себе в том, что в действительности ему очень хотелось спонтанности и духовной близости хоть с кем-нибудь. Спустя неделю Дарнелл вернулся, чтобы забрать свой меч, и как бы между прочим отметил, что хотел бы обрести больше друзей на этих землях, приглашая Кристиана провести время вместе. Не зная, куда деваться от настойчивого внимания незадачливого ухажера, он согласился, надеясь, что одной встречей все и закончится, либо же этот сумасбродный живой разум спустя некоторое время сам похоронит его в глубинах памяти. «Такие как Дарнелл никогда не сидят без дела; он напоминал безбашенного игривого щенка» - так о нем отзывался Кристиан, рассказывая мне историю их зарождающейся симпатии. Прошло еще несколько дней, и они выбрались в таверну. В этот вечер Кристиан хотел поскорее напиться, дабы пропустить мимо ушей нескончаемый словесный поток новоиспеченного друга, но неожиданно для себя заинтересовался ходом его мыслей, найдя в нем что-то близкое по духу. Как истинный эмпат с магическим мышлением, он увлеченно рассказывал о важности человеческой жизни, о дальних морях и волшебных краях, в которых побывал, о том, что бесконечно вдохновляет его на поиск новых впечатлений. Кристиан, одинокая душа, приземленный рабочий, взращенный на ледяном равнодушии и живущий в мире без прикрас, тотчас же начал слушать его с упоением и поддерживать беседу о «вечном». Он все-таки напился, но гораздо позже, чем планировал, и даже поймал себя на мысли, что у Дарнелла безумно очаровательный, магнетизирующий и абсолютно нечеловеческий взгляд, способный опьянить так же сильно, как его любимое вино. И это был далеко не последний их романтический вечер. С тех пор они начали встречаться в свободное время. Кристиан открывал много нового для себя, впервые познал, что такое настоящая привязанность. Они ходили по тавернам, ночевали в неприметных гостиницах, гуляли теплыми звездными ночами и бродили темными жуткими аллеями, беседуя обо всем, что только может прийти в голову двум увлеченным романтикам. Спустя каких-то пару месяцев Дарнелл достаточно осмелел, чтобы пригласить Кристиана в свое поселение, расположенное на территориях Сандгарта. Это приглашение он не мог принять так просто и поначалу категорично отказывался, то и дело говоря о высокой занятости на работе. Однако эта идея не отпускала обоих. Крис, как ни странно, получил одобрение родителей – они были рады, что он обрел товарища. Хотя скорее уж радовались они тому, что сын уедет подальше на пару дней и не будет испытывать их излишней подозрительностью, как бывало в последнее время. Буквально на следующий день после этого разговора Крис отправился в путь со своим сердечным другом. Они провели в экипаже чуть более суток, занимая себя разговорами и созерцанием прекрасных видов, сменявшими один другой. С первых же минут небольшое поселение, усеянное аккуратными каменными дорожками, цветущими клумбами и эффектными небольшими фонтанчиками очаровало Кристиана. Разумеется, ему даже в голову не пришло, что здесь, в вампирской деревушке он – единственный человек. Дело близилось к вечеру; Дарнелл организовал ужин, на котором представил свою родную мать – роскошную женщину, чья аристократичная утонченная внешность осталось нетронутой годами. Звали ее Каролиной. Познакомившись с нею, Кристиан уловил нотки презрения. От его внимания также не ускользнули те мимолетные укоризненные взгляды, посланные ею сыну. Однако он решил не обращать внимания на невербальные колкости и не углубляться в таинства натянутых семейных отношений, подумав о том, что, возможно, больше никогда не увидит эту даму. Знал бы он только, что у нее действительно был повод для беспокойства... когда трапеза подошла к концу, Дарнелл полностью посвятил себя гостю, расположив его в уютной комнате. Увы, он был уже не так весел и полон энтузиазма. Кристиан чувствовал его тихий сосредоточенный гнев, а вместе с ним и прилив дикого влечения, который слишком скоро заставил увлечь преданного доверчивого друга в кровавый поцелуй. Вампир, так тщательно скрывавший свою сущность, накинулся на него, словно на желанный трофей, не оставив никакой возможности сопротивлению. Крис почти сразу потерял сознание от ужаса и стремительной кровопотери, не успев осознать полного процесса своего обращения. Лишь проснувшись наутро в одиночестве, он прочувствовал всю паршивость ситуации и мигом отправился на поиски подлеца, желая услышать хоть какое-то оправдание этому импульсивному поступку. Обращение подарило ему чутье чужой сущности – идя по невесомому энергетическому следу, он нашел его комнату, хотя и не знал всего устройства особняка. Он бесцеремонно ворвался, накинулся на безмятежно дремлющего кровопийцу, угрожающе сжав пальцы на его шее. Тот сразу пробудился и первым делом безуспешно пытался успокоить друга словесно, что было безрезультатно: они подрались, и очевидно, что у Кристиана не было никакого преимущества перед опытным вампиром. Почувствовав себя побежденным, он наконец задал отчаянный вопрос, будучи не в силах смириться с такими пугающими переменами. Он знал о вампирах и во многом был к ним лоялен, но, как и в любом смертном, в нем присутствовала доля страха перед созданиями ночи. И теперь, став одним из них, он был обескуражен и не имел ни малейшего понятия, что теперь делать. Дарнелл признался ему в чувствах, толкая красноречивые тирады о том, что хотел бы провести с ним вечность, и это желание взяло верх над рассудком. Не мне судить о том, насколько он был искренен, но для Криса этот вампир был первой любовью, и он был готов простить ему все что угодно. Однако он упомянул также и о том, что это не вся правда, которую ему полагается знать. Когда оба немного пришли в себя, Дарнелл повел его к матери, требуя раскрыть все карты. И именно в тот момент Кристиан нашел ответ на вопрос, о котором давно позабыл: оказалось, что с недавних времен эта вампирская госпожа протянула руку помощи его родителям, предложив работать на нее, причем работа была не самая благородная. Они похищали определенных людей по заказу, которые впоследствии становились едой вампиров. Как выяснилось, в этом поселении проживали относительно цивилизованные кровопийцы, предпочитающие поручать охоту на людей другим. Они не допускали варварства вроде погони за смертными в припадке жажды, а стабильно получали их благодаря чужим усилиям, будто блюдо, поданное на серебряном подносе. Тем временем Дарнелл, тайно наблюдая за семьей ничем непримечательных рядовых, моментально проникся симпатией к Кристиану и решил начать действовать. За прекрасной внешностью он обнаружил прекрасный разум, что казался отдельной вселенной со своими незыблемыми порядками, и уж тогда полюбил его всей душой, а прошлой ночью, будучи голодным и потерявшим духовное равновесие из-за молчаливого неодобрения матери, совершенно потерял голову. Новообращенному нелегко было услышать и осознать такое. Поначалу он даже хотел бежать от них, не оглядываясь, но понимание того, что при таком раскладе вести прежнюю жизнь не удастся, останавливало, вынуждая основательно подумать. Каролина, несмотря на то что не одобряла такого спонтанного выбора, решила возложить на себя ответственность за произошедшее и предложила Кристиану стать частью их семьи, обещая, что они с сыном обучат его всему, позаботятся о его жизни и будущем при условии, что он навсегда откажется от своих родных и примет новую сущность как ценнейший дар. Вампирша уверила его в том, что родители не знают о местоположении их особняка и им не придется видеться. Поскольку обещание было выполнено, и теперь семья Кристиана сможет вести безбедную жизнь, она планировала пропасть без вести и нанять других рабочих. Кристиан согласился присоединиться к ним не без колебаний; ему потребовалось еще несколько недель, чтобы принять вампиризм за данность и приспособиться к новым привычкам. Поначалу он не мог полностью простить Дарнелла, но не признавался в этом ни себе, не ему. Дни протекали незаметно, постепенно ситуация его отпускала, он начинал больше доверять новой семье и без внутреннего трепета пил кровь. Мысль о том, что ему не приходится убивать собственноручно, всегда утешала его. Периодически одолевала тоска по былой жизни и родным, но углубляясь в отдаленные воспоминания из детства и переосмысляя их взаимоотношения, он наконец пришел к выводу, что равнодушные родители были для него не более чем привычкой. От них никогда не исходило той безвозмездной любви, что дарил ему новообретенный любовник. Отрефлексировав свое прошлое в полной мере, он наконец ощутил себя готовым к новым правилам жизни. Он пережил множество исполненных страсти ночей, оттачивал свое мастерство, углублялся в чтение книг, изучал языки, путешествовал вместе с Дарнеллом и Каролиной; в целом, делал все возможное, чтобы повысить уровень знаний о внешнем мире. Они подарили ему не только признание и доброту, но и насыщенную светскую жизнь, лишенную забот. Но даже спустя десятилетия для Кристиана оставались тайной источники их огромного состояния. Крис бесконечно боялся того, что за этим может скрываться очередное большое разочарование и всеми силами отвлекался от этой мысли, пытаясь жить настоящим. И все же, как бы ему ни было приятно проводить время с названной семьей, временами Крис нуждался в полном уединении. Однажды он не отправился с ними в путешествие, решив остаться в поместье. Он был готов к чувству одиночества, но не подозревал, что переживать его придется слишком долго и тревожно. Прошло больше месяца, а Дарнелл с Каролиной так и не вернулись. Крис знал, что это не в их характере и они бы предупредили о длительном путешествии изначально, либо послали бы письмо. В голове не было ни одной позитивной мысли на этот счет, и тогда он начал собираться на их поиски, но в тот же день ему нанес визит староста поселения. Вампир также был обеспокоен длительным отсутствием своих близких друзей и посылал своих агентов за ними. Спустя несколько дней их мертвые тела были найдены в горах, в близлежащей стране. Староста не смог изложить произошедшее, зная, насколько тяжело Кристиан воспримет эту новость, поэтому с удрученным видом передал ему письмо, в котором сообщается об этом, а также упомянуто, что их смерть была насильственной, и вскоре тела должны были доставить обратно для проведения достойной церемонии захоронения. Многие в вампирской долине относились к умершим с глубоким почтением: они просто не могли оставаться безразличными к такой трагедии. Кристиан впал в траур и безнадегу в ту же минуту, как узнал об их гибели. Вампир даже не мог представить их мертвыми, и в день похорон едва совладал с собой, глядя на их лица – иссохшие и обескровленные, начисто лишенные вечной вампирской красоты, что сияла при жизни. Блейк, староста поселения, был его поддержкой длительное время, и поначалу он не подавил виду, что что-то скрывает. У него не было мотивов, скорее, вампиру просто было сложно пролить свет на прошлое погибших. В то же время он не мог оставить себе иного выбора. Кристиану было тяжело, но Блейк в итоге заставил себя поведать ему о том, что Дарнелл и Каролина работали тайными шпионами для Его Величества, и, вероятно, поэтому их убили в ту злополучную ночь. Погибнуть мог и он сам, если бы отправился вместе с ними. Будучи ужасно подавленным, Крис думал, что так было бы лучше. Король еще не знал о смерти своих подчиненных, поэтому нужно было явиться прямиком во дворец Сандгарта, чтобы доложить ему об этом, дабы избежать дальнейших проблем. Кристиан находил эту необходимость излишней и бесцеремонной, но старосте удалось убедить его в том, что безвестие неприемлемо в данном случае. Вампир пообещал, что отправится вместе с ним, предоставив свидетельства о смерти. В назначенный день они наведались к Флеммингу – на те времена он был еще молод и лишь недавно вступил на трон. Тот, выразив соболезнования, попросил Блейка удалиться, чтобы провести беседу с Кристианом, и сначала это до ужаса напугало его. Однако король был настроен дружелюбно; первым делом объявил о том, что вампир получит солидную сумму в качестве компенсации, зачем задал ему несколько вопросов о его жизни, об отношениях с умершими, о навыках, которыми он овладел за прожитые годы в поселении. И, конечно, о том, что он намерен делать далее. Увидев, насколько собеседник сломлен потерей, Его Величество, чувствуя себя ужасно виноватым и желая в полной мере восполнить его утрату, решил подкинуть перспективное предложение в виде должности ассистента. «Я предлагаю тебе быть моим другом – сопровождать меня везде и всюду, хранить мои сокровенные секреты и помогать во всех аспектах моей жизни, включая обеспечение комфорта в быту. При условии, что ты будешь верен только мне и не примкнешь к аристократии, плетущей дворцовые интриги. Но я уверен, такие опытные и преданные вампиры, как Дарнелл и Каролина, могли воспитать в тебе только достойную личность. Ты точно не разочаруешь меня и даже сможешь добиться большего». – сказал он. Кристиан опешил, не зная, как реагировать, стоит ли соглашаться и благодарить. Он находил ироничным и в то же время опасным то, что история повторяется. Флемминг, улавливая глубокое замешательство, отпустил его, сказав, что дает время на размышления, но будет рад принять нового ассистента во дворцовых покоях хоть в этот же самый день. Вампир сразу же обратился за советом к старосте; его ответ был предсказуем. Блейк настойчиво уверял, что упущение такой возможности будет преступлением, ведь он сможет проложить себе дорогу к лучшему будущему. Все, включая обитателей маленьких загородных поселений, видели в новом короле Сандгарта своего героя и гуманиста, беспрекословно доверяя ему. И Флемминг действительно был невероятно добрым демоном, несмотря на свои садистские наклонности в юные годы. В конце концов, он даже не подумал о том, насколько опрометчиво будет предлагать непроверенному, совершенно незнакомому вампиру должность своего личного помощника. Кристиан, решив довериться королевскому слову и напутствию Блейка, заменявшего ему наставника в эти безумно тяжкие будни, переехал во дворец на следующий день. Ему нелегко было привыкнуть к жизни, наполненной роскошью и безумной суетой, но отчего-то он так быстро привязался к Флеммингу. Бесспорно, император видел в нем равного себе, и дал знать об этом сразу. Между ними завязались доверительные отношения. В дальнейшем Кристиан демонстрировал свои навыки в полной мере, помогая ему не только в вопросах быта и полезными советами в мелочах, но и стратегическими решениями. Причем делать он мог это совершенно спонтанно, будто речь шла не о политическом плане на ближайшие несколько лет, а о чем-то совершенно обыденном. Кристиан был во многом мудрее Флемминга, и тот прекрасно понимал это. Спустя несколько лет он повысил своего преданного друга до звания советника, и на сей раз это решение не было принято по доброте душевной. Король оценил его потенциал по достоинству, четко осознавая, что этот вампир как никто другой достоин управления кабинетом министров. Шли годы, они вели политические дела вместе. Кристиан делал все возможное, чтобы оправдать ценность своих стратегий и поднять уровень жизни населения, не забывая при этом неустанно совершенствоваться. Он стал единственным, кто знал, о чем истинно думает Его Величество, одним из немногих, кто готов был вдохновленно служить стране и приумножать ее благополучие. В период дворцовой жизни ему также пришлось пережить немало испытаний в виде конкуренции, критики, гнусных сплетен, но это нисколько не отнимало искреннего желания исполнять свой долг. Кристиан полюбил королевскую семью как свою собственную, и едва нашел силы на то, чтобы пережить ее геноцид. Вампир приложил все усилия, чтобы перенять ответственность за всю страну на себя, а также скрыть моего отца с его сестрой. Поражаюсь тому, как он сам смог выжить в такой ужасный период, но в то же время безумно рад этому. Надеюсь, что он и дальше будет проживать насыщенную, наполненную счастьем вечность, что некогда обещали ему члены вампирской семьи. К слову, он не продал тот особняк в поселении и по сей день возвращается туда, чтобы окунуться в теплую ностальгию, а также побеседовать с теми, кто проживает там до сих пор. Переговоры были окончены, меня не могла не порадовать их результативность. Мы с Кристианом удаляемся в наш совместный кабинет, где он первым делом критикует всех, чьи идеи счел нецелесообразными и попросту абсурдными, после чего переключается и на меня, но каждое его замечание, каждый его мелкий упрек я воспринимаю с демонстративным равнодушием. Не потому, что не желаю прислушиваться и считаю правым только себя, а потому, что отчитывал меня он исключительно по делу, и в таком случае мне оставалось лишь принять к сведению его недовольные восклицания. Либо же он ругал меня за несущественные мелочи, как беспокойный родитель, трясущийся над своим дитем. Что бы он ни говорил и в какой бы паршивой ситуации мы ни оказывались – с ним всегда было спокойно. Когда он остывает, выбесившись в полной мере, мы снова включаемся в работу, беседуя уже не столь оживленно. По своим покоям расходимся лишь с рассветом.