Горечь превосходства

Бал в честь девятьсот девятнадцатого года Сандгарта должен был состояться этим вечером. Не знаю, что на меня нашло, но подумав о том, что многие, включая политиков с других стран, с нетерпением ждали его, решил все же позволить случиться этому праздному дурдому. Учитывая, что все было предусмотрено наперед и отложено до лучших времен, особых хлопот это никому не доставило, все приглашения разлетелись в первые же несколько часов, а мне уже было как-то все равно на то, насколько неуместным торжество может показаться на фоне последних событий. Я поменял решение не только потому, что чувствовал себя должным. Казалось, что только таким образом я смогу вынудить Вильгельма вернуться домой. Шляясь по неведомым континентам, он не прекращал следить за обстановкой в королевстве, и если близилось важное событие, всегда прибывал вовремя вне зависимости от того, какие планы у него были. Если уж и переживать свою последнюю лицемерную вечеринку в обществе захмелевших старых снобов, то только рядом с ним. Этого импульсивного придурка никто не мог найти уже третий день. Если раньше я был привыкшим и почти спокойным за него, то в последнее его отсутствие места себе не находил от волнения. Рассчитывал хотя бы на то, что он испытает чувство вины за несдержанное обещание и пошлет письмо издалека, но он не удосужился сделать даже этого. Или просто попал в ужасную ситуацию и не смог; это предположение удручало больше всего. Шел пятый час вечера, когда я начал готовиться к предстоящему мероприятию. Вильгельм, похоже, не спешил возвращаться. Пытаюсь привести себя в порядок, убрав следы усталости и разочарования. Вместе с тем потягиваю игристое, чтобы придать блеска глазам и казаться чуть веселее на этом празднике жизни, которого мне совсем не хотелось, как и тревожить близких. Они, конечно, и без того знают, что я ужасно себя чувствую, но сегодня было просто необходимо создать хоть какую-то иллюзию непомерной радости. Ни в коем разе не держал на них обид и действительно скучал, дело скорее в том, что я в целом устал от людей. Но чувствовал себя слишком виноватым, так как максимально оттягивал момент нашей встречи, вызывая еще больше вопросов и беспокойства. Сейчас мне был необходим только один человек, слишком привыкший идти на поводу у своих кровожадных перспектив. Он не подавал ни единого повода для сомнения в своей любви, но в этом вопросе всякий раз позволял себе пренебречь моими желаниями. В этот вечер я должен выглядеть прекрасно и невозмутимо, будто не совершил одну из тупейших ошибок годами ранее, что обошлась мне ценой похищения и насилия, а угроза повторения этой истории испарилась с того самого момента, как меня вернули домой. Чувство вины подкармливали Вильсон и Гамильтон, от которых также не было никаких новостей. Они получали приглашения, но ничего не ответили, что было совершенно не в их стиле. Сейчас я был бы искренне рад видеть их жизнерадостные рожи, светящиеся коварными ухмылками. И даже простил бы им какую-нибудь позорную пьяную выходку, которая запомнится гостями на долгие годы вперед. Ладно уж, остаток моей жизни выдастся чуть менее веселым, чем я рассчитывал. Вот уже в который раз я принял решение свести счеты с жизнью. Бесконечно измотало то, что все постоянно чего-то хотят от меня, покушаются на мою власть, безопасность, жизнь моих близких, которая была бы в разы спокойнее, если бы не связь со мной. Вильгельм, моя мать, названная семья, в корне изменившая мою личность – все эти люди, к которым я привязан просто до одури, безусловно, оправдывали ценность моей жизни и пробуждали стремление держаться за нее, несмотря на все тяжкие испытания, но, увы, последнее наполнило осознанием того, что я больше не имею на это сил. Больше нет желания ставить на место развращенных большим влиянием кретинов, посмевших сомневаться в моих способностях, нет энергии на борьбу с несправедливостью, нет бывалого стремления становиться лучше с каждым днем. Я вновь исчерпал себя, и на этот раз окончательно. Банальная общеизвестная истина о том, что жизнь – непрерывная череда взлетов и падений без какой-либо стабильности, не вызывала ничего, кроме отвращения. От позитивизма и культа постоянной, беспощадной, почти бессмысленной борьбы за свое благополучие, которыми насквозь был пропитан мир. Ведь эта неустанная борьба, так рьяно поощряемая обществом, еще очень давно превратила меня в травмированного морального урода, вместе с первыми впечатляющими успехами возомнившего, что он имеет право решать, чьи жизни имеют большую или меньшую ценность, а затем вынужденного сокрыть свои многочисленные преступления и попытаться примерить маску благородства с получением огромной власти. Я так старательно делал вид, что новообретенные привилегии не сказались на мне отрицательным образом. Что было очень глупо, учитывая, что я практически не раздумывая направил свои легионы на войну в Нефлингтоне. В самом деле, большую роль в этом решении сыграло то, что я едва не потерял самых дорогих мне людей. Хотелось отомстить не только за гибель всей своей родословной и страдания, причиненные близким, но и за миллионы других созданий, вынужденных смириться с потерями или умереть от одного их желания. Но какой ценой я это сделал? Гвардейцев, преданно служивших государству, так долго не знавшему военных катастроф и массовых бунтов, отправил на смерть. Потери были не столь велики, но я уже не смогу простить себе того, что допустил подобное. Даже если это было оправданной жертвой. Теперь же я готов без всяких колебаний оставить всех, кого люблю. И сделаю я это с приходом нового дня, вдали от посторонних глаз. Ужасно горько расставаться с ними, но у меня масса причин, чтобы наконец совершить то, о чем я думаю так долго. Заодно и проверю, насколько правдивы эти россказни про мир мертвых. Хотя гораздо лучше провалиться в прекрасное неведение. В вечный сон, оставляющий позади все волнения. Стало почти наплевать, сколько боли испытает Вил, найдя мой труп, и как сильно возрадуются те, кто давно ждали этого. Раньше, разрываясь от неопределенности, и дабы не совершить самодеструктивную глупость, отчаянно вспоминал обо всем том прекрасном, что я имею, обливаясь слезами. Сейчас же не испытывал ничего, кроме опустошенности и вселенской усталости. Это ощущение настолько закрепилось во мне, что я почти не знал, как взять себя в руки сегодня. Я начисто забыл о самоконтроле, когда ощутил чужое присутствие рядом. После этого в комнату вошел Вильгельм. Вид у него был такой ухоженный и церемонный, будто он вовсе не отправлялся на охоту за пропащими ублюдками. Видимо, решил подготовиться заранее. Был он чертовски хорош, и особого очарования ему придавал этот ласковый, но вместе с тем застенчивый и опасающийся взгляд. Из всех, кто знал этого психопата, только я мог видеть его таким. Ведьмак остановился на полпути ко мне, словно боялся подойти ближе. И не зря боялся. Сейчас он вывел меня так же сильно, как в тот момент, когда решил отправиться на войну, наплевав на то, что я умолял его не делать этого. Мгновение – и я уже стою вплотную к нему, впившись пальцами в край острого подбородка. Потерянные светлые глаза обращены ко мне. И несмотря на то, как много я хотел ему высказать сейчас, все необходимые и уместные мысли внезапно покинули меня. - О чем я просил тебя, когда вернулся? Спрашиваю холодно, почти безразлично, всеми силами сдерживая желание повысить на него голос. Вильгельм стоит обмерший, нисколько не сопротивляясь, молчаливо и неотрывно глядя мне в глаза. Набравшись достаточно решимости, он выдал предсказуемый ответ. - Я вновь не сдержал обещания, но можешь быть уверенным в том, что этого больше не повторится. Прости меня, если сможешь. - Порой мне кажется, что ты бессовестно пользуешься тем, что я готов простить тебе все что угодно. Отпускаю его и немного отдаляюсь. Пока проходят секунды неловкого виноватого молчания, делаю еще один глоток шампанского. Мне правда искренне не хотелось затягивать с драмами и демонстративными обидами. Сегодня все должно пройти идеально. - Знать не хочу, где тебя носило. Спасибо, что вернулся, можешь считать, что этот праздник устроен в твою честь. - Разве у тебя был настрой на то, чтобы праздновать? - Гости уже собираются. Предлагаешь все отменить? - Нет, но раз уж так вышло, предлагаю проигнорировать правила приличия и заставить себя подождать чуть дольше обычного. Вил подходит ко мне, приобняв сзади. Я ощущаю теплый поцелуй на шее и прохладную ладонь, проскользнувшую под полы халата по контурам груди. Редко он бывал таким спешащим и самонадеянным, когда провинится передо мной. Хватаю его за руку, вынудив немного притормозить. - Не кажется ли тебе, что мы довольно часто посещаем официальные мероприятия с неохотой, испытывая гостей ожиданием, и пора хоть немного образумиться? Этикет никто не отменял, и должен заметить, сегодня с нами будут друзья. - Непривычно слышать такое от тебя. Я ужасно скучал и хочу хоть как-то искупить свою вину. - Если бы скучал – не посмел бы вновь нарушить обещание, удрав от меня тайком. Кажется, мы неоднократно обсуждали это. - Признаю, бесконечно виноват перед тобой. Но я не отпущу этой ситуации, пока не достигну хоть какого-то результата. - О каком результате речь, когда тебя могут убить? Не испытывай моего терпения. - Могу поклясться, что в ближайшее время не покину стен дворца. Ты ведь знаешь, я просто ненавижу, когда тебе что-то угрожает. Даже осознание того, как сильно ты нуждаешься во мне, не перекроет моего желания свернуть шею каждому, кто вздумает покушаться на твою жизнь. - Каждый раз одно и то же, Вил. Каждый ебанный раз ты заставляешь меня думать о том, что однажды будешь лежать смертельно раненым в какой-то жопе мира, а я и не узнаю об этом вовсе. - Прошу, прости... Он прижимается ко мне крепче, уткнувшись носом в шею, выразив таким образом искреннее сожаление. Не хочу ссориться с тем, на ком держалась моя вера во все самое лучшее. Не хочу больше отягощать себя тревожными размышлениями, находясь в постоянном ожидании. - Забудем об этом. Можешь завершить начатое. - Но я не чувствую искренности. Будто хочешь, чтобы я поскорее отвязался. Это безумно огорчает. - Как и меня огорчает то, что ты не держишь слово. И все же, люблю тебя я от этого не меньше. Делай все, что захочешь, пока у меня есть настроение. О последнем я, конечно, очевидно лгу, но для убедительности касаюсь его замершей руки с нежностью. Он чувствует, что я подавлен, но также хорошо знает и то, что я безумно хотел его все это время. - Как скажешь, лучший демон моей жизни. Я оборачиваюсь к нему, заключив в ответные объятия, и мы неспешно, но решительно сходимся в пьянящей прелюдии, погружаясь в неразрывный поцелуй. Плавно перемещаемся на темный шелк кровати, тая в прикосновениях друг друга, подобно воску свечи. Вил возвышается надо мной, коротко окинув теплым, потемневшим от страсти взглядом, в коем читалось счастье от близящегося предвкушения, и после склоняется к шее, намереваясь оставить на ней долгожданные пламенные поцелуи. Он никогда не изменял этой привычке. Пока губы опускаются все ниже, прохладные влажные пальцы размеренно ласкают бедра, аккуратно входят внутрь, подготавливая мое тело к приятнейшей агонии. Я бываю нечасто исполнен желания побыть податливым созданием, чьи ноги раздвигаются одной лишь силой мысли господствующего партнера, но сегодня выдался именно такой случай. Мой разум балансирует на грани действительности и отдаленных от нее мрачных размышлений; навязчивая печаль перекликается с яркостью эротических ощущений, создавая неоднозначный коктейль эмоций. Я был так сильно скован внутренними противоречиями и ужасающей решимостью покончить с собой после того, как проживу немногочисленные лучшие мгновения за остаток дня, но мое тело неотвратимо покорялось каждому движению Вильгельма, заходясь сладкой, едва ощутимой внутренней дрожью и прерывистым дыханием, вынуждая на краткие мгновения забывать о своих безрадостных перспективах. Закончив со стимуляцией, Вильгельм вновь ловит мой померкший взгляд, охотно устраиваясь в капкане моих ног. Он бережно входит в меня и начинает двигаться, понемногу ускоряя темп. Меня накрывает волнами периодического трепетного удовольствия, заставляющего раскрыться и расслабиться по максимуму. Он с самого начала чувствовал, что я не в себе, и сделал все, чтобы вернуть меня к реальности, заставив полностью сфокусироваться на происходящем. На его разгоряченном теле, полностью овладевающим мной. На затуманенном взгляде, бережных прикосновениях сильных рук, звенящей тишине, нарушаемой только нашими томными тихими вздохами. Я искренне захотел продлить этот момент, позабыв о предстоящей необходимости явиться в свет; о том, что так долго терзает меня и не желает отпускать, обо всех, кто посмел надломить меня. Не было в моей пропащей жизни человека более достойного и прекрасного во всех смыслах, чем этот необузданный ведьмак. Мне никогда не было жаль умереть ради него. И в момент этого повторного осознания я невольно пустил слезу, между тем как он вновь склонился ко мне, вовлекая в настойчивый ненасытный поцелуй. Смесь контрастов эмоций будоражит, его парфюм пьянит, тело вздрагивает от легкого экстаза, когда он достигает оргазма, исступленно замирая и чуть отстранившись. Сладость его губ останется в моей памяти до самого последнего момента. Мы не особо торопились приводить себя в порядок, решив немного отдохнуть и подготовиться к передозу непрошенного внимания, не позволяющего в достаточной мере насладиться обществом друг друга. Вил не выпускает меня из объятий, то и дело нашептывая прозаичные признания в любви, а я даже не могу ответить. И вовсе не потому, что все еще обижен его безрассудством, столько раз испытывающим меня. Я тихо лью слезы, и хорошо, что тьма не выдает меня. Ни горячий душ, ни словоохотливость Вильгельма не помогли мне прийти в себя. Почти пожалел о том, что позволил собраться куче людей в моей резиденции сегодня, но к тому моменту, как мы вошли в зал под руку, встречаемые церемонными реверансами, сотнями взглядов и теплых улыбок, градус пришел в действие, отчего я почувствовал себя чуточку лучше. Мне всегда было ужасно тоскливо и несносно среди скопления гостей на официозных вечерах, если я не напьюсь, но обстоятельства и неустанное внимание любопытных гостей, мнивших себя птицами высокого полета, очень часто не позволяло этого сделать, однако сегодня мне не было дела до всех косых взглядов и возобновления круговорота сплетен с заголовками наподобие «наркоман-тусовщик у власти». Прямо как в ту славную ночь, когда мне захотелось во всеуслышанье заявить о своем браке, из-за чего меня возненавидела некоторая часть страны. Нас проводят к началу протяженного стола, где уже расположились Кристиан, Демиан и Ави. Мейнард предпочел несение службы нашей компании, что было уже привычным делом. А Хелен опаздывала, как и всегда. Поскольку они с моей матерью стали хорошими подругами, то на все мероприятия приходили вместе, с опозданием минимум в час-полтора. Троица присутствующих уже трапезничает и что-то бурно обсуждает, не придавая никакого значения заинтересованным взглядам сидящих рядом гостей. Они не заметили нас, пока мы не устроились в центре. Всей душой ненавидел сидеть здесь, ведь так меня было видно лучше всего. С любого ракурса в этом чертовом бальном зале. В месте образцовых манер, пышности, высокопарных бесед, крупных сделок, заключаемых веселья ради. Дело не в том, что я чувствовал себя неуверенно в этой обстановке. Все это слишком быстро приедалась (равно как и пополнялось число заебавших рож), из-за чего приумножалась моя нелюбовь к официальным мероприятиям. Тем не менее, мою чокнутую семейку все устраивало, и они, наплевав на любые оценочные суждения, веселились от души всякий раз, когда нам случалось бывать на виду у обитателей дворца и сотен приглашенных. Возможно, сегодня смесь алкоголя и отчаяния сделает меня настолько же непринужденным. Ави и Демиан имели привычку выпивать еще до начала торжества, и сегодняшний вечер был закономерным. Этих двоих можно назвать собутыльниками, так как они с самой первой встречи частенько напивались и искали приключения на свои задницы. Как ни странно, в этом они были куда разумнее и безобиднее, чем Вильгельм или Вильсон, чей нетрезвый рассудок мог обернуться поистине ужасными последствиями. Их оживленная болтовня слышалась отчетливо даже на фоне чужих голосов, либо же причина была в том, что сегодня я хотел слышать только близких. Прочитав искреннюю радость в их нетрезвых очаровательных глазах, я не смог сдержать улыбки. Друзья начинают делиться последними новостями, впечатлениями, сплетнями, планами на этот вечер, то и дело втягивая в диалог меня. Но отвечаю я весьма неохотно, пропуская бокал за бокалом; лишь на мгновение улавливаю нотки печали в выражении лица Ави, явно понимающей, насколько мне погано. Однако у них, похоже, был уговор никак не затрагивать темы моего похищения и нынешнего состояния. Тысячи фраз разлетались под этими роскошными сводчатыми потолками, переплетаясь с расслабляющей неоклассической мелодией, шелестели кутюрные элегантные платья и костюмы, сияли яркие драгоценности в обрамлении серебра или позолоты, блистали белоснежные острозубые улыбки, завораживало текучее изящество движений танцующих и передвигающихся по залу благородных гостей. Чем больше во мне алкоголя, тем больше очаровывает меня эта обстановка, к которой несколькими минутами ранее я был совершенно равнодушен. Сейчас я бы с радостью умер прямо посреди этой прекрасной обстановки, но не стоит забывать о правилах хорошего тона. Я больше не ношу с собой волшебной дури и потому, к сожалению, не имею возможности украдкой подмешать ее в свое шампанское. Тем временем опоздавшие наконец почтили нас своим присутствием. Для этого случая моя мать выбрала новый утонченный костюм; она в нетерпении приблизилась ко мне, чтобы заключить в крепких объятиях, сквозь которые я ощутил ее беспокойство и вместе с тем вину за то, что не увиделся с ней раньше. Хелен, также облаченная в изысканное одеяние и светящаяся счастьем, сегодня прибыла под руку с Оззи – ее новым ухажером, и, надо заметить, единственным из всех ее пассий, что пришелся мне по душе. Оз был симпатичным статным падшим; молодым, но достаточно созревшим для того, чтобы понимать суть серьезных отношений. На королевских мероприятиях он бывал редким гостем, однако пары-тройки встреч хватило для полного понимания того, что он из себя представляет. И в нем я ни капли не сомневался. Конечно, я был хорошо осведомлен о его прошлых грешках и посредничестве с миром мертвых, но это было совсем неважным для меня на фоне безграничного счастья Хелен. Я был только рад, что она нашла своего человека. Того самого, кому она без колебаний могла доверить сокрытие убитого тела и с кем была готова прожить до скончания своих долгих призрачных дней. Единственный момент, когда в зале повисла сосредоточенная тишина – минута моей поздравительной речи, которой требовали формальности. Что навевало тоску, но изобретательности мне было не занимать. Как только я заканчиваю говорить, раздается симфония звона хрусталя и аплодисментов. И вслед за этим я поднимаю свой бокал, опустошая его залпом, пока ко мне обращено множество внимающих глаз. После этого Демиан мимолетным жестом намекнул, что хочет переговорить со мной, и когда я, не противясь тому, вышел из-за стола, направившись к балкону, на повышенных тонах уведомляет всех о том, что мы скоро вернемся. Несколько любопытствующих и недоумевающих взглядов легли на меня по пути, на что я едва обратил внимание. Похоже, ни от кого не укрылось то, что я по какой-то причине позволяю себе несдержанно пить. На просторном балконе обнаруживаю парочку галантно флиртующих друг с другом гостей, которые тут же испаряются из поля зрения, стоило только нам с Демианом появиться здесь. Не то, чтобы мне так сильно мешало их присутствие, но это и вправду не было лишним. Я опираюсь об ограду, тут же закуривая в затяг. Ангел нерешительно мнется рядом, но довольно быстро собирается с мыслями. - С самого начала задаюсь вопросом, все ли у тебя хорошо? - Сегодня – лучше не бывает, не беспокойся. Всего лишь решил позволить себе расслабиться как положено. - Мне хотя бы не ври, - он устало вздыхает, устраиваясь рядом, - Если хочешь, можем оставить снобов веселиться, а сами переместимся в более уединенное место. Так мы изначально и хотели. - Для этого еще будет время, вы ведь остаетесь ночевать до завтрашнего дня, разве нет? И неважно, что я не планировал доживать до завтра. - Само собой, но я понимаю, что тебе не хотелось праздновать. Да что уж там, все знают об этом. - Именно поэтому я покину вас в скором времени, если не возражаете. Хочется отойти ко сну пораньше. - Жаль, что сегодня мы не сможем обсудить с тобой всего, что так долго хотелось, но сон действительно важнее. - Не переживай обо мне, ладно? Может, я немногословен, но чувствую себя просто отлично благодаря вам. - Легко тебе говорить... не представляешь, как сильно каждому из нас хочется расспросить тебя обо всем, что ты пережил, и как можно скорее наметить план жестокого возмездия. - Очень даже представляю. Вильгельм, словно сорвавшийся с цепи пес, в первый же день после моего прибытия отправился на поиски недоброжелателя, хотя пообещал этого не делать. - Каков засранец! - Не то слово, Демиан. Я уже не знаю, чем удержать его от бездумных поступков. - Как-нибудь, но уж точно не мириться с этим. Может, это не мое дело, но мне самому досадно, что он постоянно заставляет тебя беспокоиться. Докурив, я сминаю сигарету и уничтожаю ее небольшим приливом пламени, вспыхнувшим в моей руке. - Нам пора возвращаться, - перевожу тему, - Если помнишь, кое-кто говорил, что нам предстоит узнать важную новость. - Есть предположение, о чем будет речь? - Догадываюсь, но озвучивать пока не буду. Мы возвращаемся в зал, наполненный теплом и светом. Танцующих стало в разы больше, разговоры приобрели дружественные ноты, что было понятно по доносящимся обрывкам фраз. Чувствовалась общая расслабленность и растущий градус раскрепощенности, однако, все еще не переходящей границ. Никому не взбрело в голову увлечь нас светской беседой, чему я был безумно рад. Сегодняшний вечер можно назвать идеальным, ведь со мной говорили лишь те, чье общество предпочитаю я. И сегодня я уже не буду в центре внимания, ведь Хелен и Оз объявили о своей помолвке, что было ожидаемо. К ним относились как к членам королевской семьи, и для публики их жизнь была не менее интересной, чем моя. Мне не хотелось портить момент своей кислой миной, поэтому я натянул улыбку, произнеся тост в честь этого, и снова пытался поддерживать позитивный настрой. Эта изящная парочка успела порадовать взор своим танцем и расположить к себе новых любопытных знакомых, в то время как мы, не желая растрачивать себя на других сегодня, изредка наблюдали за ними со стороны, беседуя на самые различные темы. Мать также не упускала случая обзавестись новыми знакомствами. Она была вторым после Демиана человеком в нашей компании, чья экстравертная энергия превосходила всевозможные показатели. И ангел бы с радостью присоединился к ней, но, как обычно и бывало в последнее время, предпочел компанию Кристиана. Сегодня эти двое были более сдержанными друг с другом, что могло говорить лишь о том, что недавно они снова поругались из-за какой-то незначительной причины. Вил и Ави стали ужасно болтливыми, но мне было только в радость слушать их веселые препирательства. Правда, даже количество выпитого и безумная любовь к близким не были способны изменить моего решения. Именно сейчас я ощущал, как мало прекрасного в моей жизни. Она ничего не стоила бы без тех, кто поддерживает меня изо дня в день. Почувствовав себя достаточно пьяным и уставшим, я наконец оповещаю семью о том, что направляюсь в свои покои. Все понимающе согласились, Вильгельм сказал, что придет ко мне чуть позже. Но я прекрасно знал, что явится он еще нескоро – его бодрый настрой и оживленное течение беседы совершенно к тому не располагали. Что ж, тем лучше. Моя походка все так же тверда и неспешна, взгляд по-прежнему отрешен и размыт. Я почти не замечаю того, что несколько гостей расступились передо мной. Оставшись наедине с собой в апартаментах, первым делом берусь за неоконченную бутылку и пью прямо с горла. В раздумьях сажусь за рабочее место, по десятому кругу переосмысливая все то же, что медленно, но верно направляло меня к этому неизбежному поступку. Теперь я точно знаю, что шанс на жизнь не выпадает дважды, но не испытываю никакой горечи. Внезапно мне стало так легко, будто только таким образом я смогу сбросить с себя оковы всего удручающего. Очень кстати под рукой оказался чистый лист бумаги, на который впоследствии излились мои прощальные мысли, так долго тревожащие сознание. «Жаль об этом сообщать, но я хочу добровольно покинуть этот мир, и желание это зреет во мне уже слишком долго, чтобы заставлять себя выносить тягости жизни дальше. По-прежнему дорожу каждым из вас; наша последняя встреча наполнила меня душевной теплотой, поэтому я буду умирать счастливым. Просто омерзительно с моей стороны бросать самых любящих людей, но клянусь, я больше неспособен бороться. Слишком много ошибок совершено, слишком часто страдают те, кого я люблю больше жизни. Власть я передаю тебе, Вильгельм. Всей душой прошу не отказываться от нее. Это будет моей последней волей; я уверен, ты станешь достойным правителем, которого полюбят намного больше, чем меня.» Моя предсмертная записка получилась в разы меньше, чем я некогда предполагал. Ни к чему больше эти нескончаемые размышления о тщете бытия, подробное разъяснение своих мотивов, ностальгические заметки о том, что привело меня к столь жалкому финалу. Еще немного подумав, я пришел к выводу, что заслуживаю смерти такой же уродливой, как и моя истерзанная пропащая душа. Я мог бы вскрыться еще раз, не оставив на руках живого места, но одурманенный разум направил меня в сторону балкона. Моя пугающая решимость велит мне спрыгнуть с тридцатиметровой высоты. Должно быть, это звучит очень глупо. Холод бодрит, делая картину перед глазами в несколько раз четче. Первые минуты стою в прострации, бездумно пялясь в размытый горизонт. Перед глазами будто бы проносится вся жизнь. Болезненные воспоминания не желают отпускать до самого последнего момента. Скованное слабостью тело начинает подрагивать, не то от холода, не то от пробудившегося трепещущего страха, но я преодолеваю его, неловко поднимаясь на ограждение. На секунду в глазах потемнело, и я чуть было не полетел вниз в этот же миг, но каким-то образом сумел удержаться. Глубоко и неспешно вдыхаю морозный воздух, всматриваясь в сказочный звездный небосвод. Как же прекрасна сегодняшняя ночь... Наконец ощущаю крохотный импульс, побуждающий к действию. Назад пути нет, и не может быть. Все звуки будто приглушаются, жизнь застывает в моменте. Когда я, прикрыв глаза, собираюсь сделать шаг в пустоту, сулящую полет к нестерпимой боли, ощущаю резкий захват на своем теле, решительно оттягивающий меня назад. Без сомнения, это был Вильгельм. От неожиданности, сильного опьянения и нахлынувших разом обилия противоречивых эмоций закружилась голова, отчего я обмяк в его руках. Он восклицает с невыразимой болью, пытаясь достучаться до меня, но я не могу разобрать ни единого слова. Быстро заносит меня в комнату, бережно расположив на кровати. Слезы хлынули из глаз сами. Поверить не могу, что я упустил такой момент. Только что Вильгельм стал свидетелем абсолютно жалкого зрелища. И я просто не имею права злиться на него за то, что он не позволил мне довести дело до конца. - Как ты смеешь, Рейн? Разве не можешь ты попросить о помощи? Я не переживу твоей смерти. Слышишь меня? Не могу ничего сказать. Удушье немой истерики и полное непонимание того, что я должен сейчас чувствовать, будто парализовали меня. Все, что я видел перед собой – напряженное побледневшее лицо Вильгельма, в отчаянии склонившегося надо мной. И слезы, застывшие в его глазах. Зачем он давит на меня дополнительным грузом вины? - Я не брошу тебя, ясно? Сделаю все, чтобы ты почувствовал себя лучше. Но никогда больше ты не посмеешь подумать о том, чтобы покончить с собой. - Замолчи, пожалуйста... – умоляю его, всеми силами преодолевая желание зайтись новым приступом рыданий. Как же мне сейчас противно от самого себя. Вил ложится рядом и крепко прижимает к себе, успокаивая. Вместе с его прикосновениями чувствую, как полностью оказываюсь в его власти. Сон подступает с такой же быстротой, с какой он выдернул меня из моей больной реальности, слишком близкой к тому, чтобы наконец обрести завершенность.