Жёлтый шарф

      Зелёный свет заполнил зал, липкий и жгучий, почти кислотный. Серафим лежал посреди сцены и чувствовал затылком вязкую лужу крови. Он знал, что на первых рядах, в удобных алых креслах сидела его семья. Они наблюдали – внимательно, задержав дыхание, но не понимали, что происходит. Безуспешно проваливались попытки докричаться до них, позвать на помощь. Это не игра и не спектакль – он умирал. Почему медлили, чего ждали? Пропал голос. Серафим отчаянно бегал глазами туда-сюда по потрескавшемуся потолку, глотал ртом воздух, чувствовал подступающий холод. В свете прожектора кружились облака пыли, плотнее и плотнее. Конечности ослабевали, и очертания предметов расплывались в красно-зелёные пятна. По щекам стекали слёзы – он не хотел смерти! В бреду ладонь ощутила нежное касание, рядом прозвучал тихий голос. Серафим не понимал ни слова, будто говорили на другом языке. Не видел «его», но знал, что «он» рядом. И лишь поэтому позволил себе зажмуриться... а после проснулся от жужжания комара, чувствуя под щекой мятую подушку. Солнечные лучи лежали на кровати, задевая пятки мягким теплом. В комнате стояла духота.       Серафим сел, скинув одеяло. Поглядел перед собой, устало зевнул. «Интересно, кто прострелил мне голову» – мысль мелькнула и быстро растворилась. Фантомное болевое ощущение холодило затылок.       Дрыгать конечностями сейчас казалось самым неправильным из возможного. Вялая зарядка прошла зря. Он проспал завтрак, и потому, когда вымотанный ночным кошмаром спустился к обеду, нарвался на противное ворчание матери. Заткнулась она, когда в тарелке осталось ложки две супа, а и без того паршивое настроение ухудшилось совсем. До сих пор сонный, Серафим не находил сил огрызаться в ответ и угрюмо помалкивал. Обедая без особого энтузиазма, разглядывал серую дверцу холодильника. Магнит с котом в красной кепке куда-то пропал.       «Сто процентов Женя забрала».       — Теперь с сестрой будете совсем рядышком, — расставляя тарелки со вторым, мать едва не запнулась о вытянутую ногу. — Ой! Серафим!       — Что?       — Сядь нормально, «что»! Ну что за ребёнок? Вот… так, о чём это я? Ах, да, с Женей рядышком будете. Наконец-то, в одной школе, в одной квартире, а то как не родные совсем, и словом не перекинетесь. Ещё года два назад думали, но ты же упрямился, вот и шли у тебя на поводу. Всему надо знать меру! Согласен?       Накатившее раздражение прогнало-таки остатки сна. Аппетит пропал, стоило матери в очередной раз заговорить о школе. Она любила мусолить такие темы, болтала и болтала без конца, довольная донельзя. Серафим опустил голову, лениво ковыряя гречку с подливой. С момента первого скандала прошла неделя, за которую он усвоил: спорить бесполезно, его никто не собирался слушать. Документы забрали в начале июня, без его ведома, а сказать решили только теперь. Лучше бы до самого сентября молчали.       Вспомнились слова Димы. «Я тебя не кину». Губы тронула улыбка. Так глупо искать поддержки в загруженном по горло друге. Но больше ничего не оставалось. Кажется, в ту ночь они гуляли до самого утра. Жаль, что пиво выветрилось, а Дима наотрез отказался пить больше. Интересно, с каких пор он такой святоша? Ни глотка лишнего, ни дебильной выходки по приколу.       — Кстати, — подал голос отчим. — Собери вещи к пятнице.       Серафим нахмурился. Едва получилось уйти в себя, как его тут же выдернули обратно.       — Не рано?       — Серафим, что за тон? — сняв фартук, мать пригладила волосы. — Да и почистить шкафы не помешает, а то забарахлился за четыре года. Чтобы только нужное собрал, понял меня? Барахло – в мусорку, успеешь, наживёшь.       — Мам. Какого… фига? Ты видела, что в Диминой комнате творится? Ещё говоришь, что это я коплю мусор!       Серафим запоздало понял, что зря упомянул Диму, да ещё в таком ключе. Взгляд матери тут же похолодел. На какое-то время посреди кухни повисла напряжённая пауза. Пока мать молча гремела посудой в раковине, Серафим всё надеялся, что она замнёт неприятную тему. Отчим не вмешивался. Продолжал себе тыкаться в телефоне, увлечённый своими статейками. Можно было уже и порадоваться, но тут глаза матери загорелись:       — А Дима… Он-то на тебя плохо и влияет! К лучшему, что общаться меньше станете. Не хочу его рядом с тобой видеть, вот что я тебе скажу.       От удивления Серафим приоткрыл рот. Если ранее мать лишь ненавязчиво намекала, то теперь говорила прямым текстом. И от такой прямолинейности непонятно, что и ожидать. Сейчас она разделила его с единственным другом, что дальше? Начнёт в вещах шарить? Увезёт в другой город, от греха подальше? Он аж фыркнул от абсурда – это Димка-то «грех»? Да она в своём уме?!       Серафим стиснул пальцами колени. Развести его на ссору не доставляло труда, особенно когда дело касалось определённого человека. Кажется, мать этого и добивалась.       — Ксюш, даже я не так строг к Жениным друзьям. Легче, легче.       — А надо бы! Хорош отец, тоже мне. Ты его видел? Да у него на лбу всё написано! Ещё попробуй защищать при мне этого… наркомана!       — Всё не так! — Серафим подскочил с места.       Ножки скрипнули, раздался громкий стук. Серафим не удосужился поднять стул обратно, со злобой смотря на мать. Мысленно умолял её прекратить, но она только закатила глаза, прошептав что-то под нос.       — Слушай, сядь, — отчим приподнял очки и помассировал переносицу. — Твоя мама просто беспокоится.       — Просто беспокоится?! Шикарно! Тогда какого фига она несёт эту дичь?!       — За языком следи! Я среди таких, как этот твой Дима, росла. Росла! Насквозь их вижу. Благодарен должен быть. Ну что за ребёнок!       «Ну что за ребёнок» – часто раздавалось тут. И хоть Серафим в свои семнадцать ребёнком себя не считал, у матери было совершенно другое мнение. Мать есть мать.       — Ты его не знаешь толком, блин. А как же тот день за школой? Помнишь?       — Серафим!       — Что не так? — прозвучало слишком уж ядовито. — Удобно помнить только то, что хочется!       Мать вздёрнула подбородок. Она часто так делала, когда злилась: вскинет голову, выпрямит спину, вытянет руки вдоль тела. Смешно даже, эдакий солдатик. Серафим замечал, что они чуть ли не каждый день с ней играют в «кто первым доведёт», лет так с десяти точно. Но своей вины в этом не видел.       — Так что, напомнить? Да пожалуйста! Ты его обзываешь наркоманом, хотя знаешь, как он поступил тогда. Знаешь, что он меня вытащил!       — Может и вытащил из той… ситуации. Но он тебя туда и привёл! — мать повысила голос в ответ. — Как можно быть…       — Да я сам припёрся! Сам! Сам, бля!       Препирания с матерью перешли в сплошной мясистый шум. Серафим едва дышал. Перебивая друг друга, они перекрикивались между собой, и ничего не замечали вокруг. В какофонии обрывочной ругани неестественно смотрелся отчим, спокойно потягивающий кофе. Его уставшие глаза бегали по строчкам текста очередного рабочего сообщения.       Наконец, устав кричать и слушать ругательства сына, мать скомкала полотенце и швырнула его на стол:       — Всё, хватит!       Серафим замолчал. Выдержал напряжённую минуту и, наконец, охрипшим от криков голосом с ненавистью процедил:       — Ты ни хрена не знаешь о нём. И обо мне ты ни хрена не знаешь.       Мать противно хмыкнула, снова вздёрнула подбородок и заправила прядь волос за ухо. Отчим переглянулся с ней, лениво помотав головой. Серафим так надеялся, что он встанет на его сторону, но в дурачка не играл: конечно же, отчим будет поддерживать в первую очередь супругу. Какая разница, права она или нет?       — Вырастешь и будешь мне благодарен, что я тебя уберегла от… такого, — произнесла мать, не глядя на сына.       — От чего «такого»? От друзей?!       — Такие, как Дима, тебе не друзья. Я всё сказала. Выйди вон. Вон, говорю!       Поняв, что ничего не добьётся, что спор он проиграл, Серафим в порыве схватил вилку и швырнул её об пол. Не сдержался. Мать вздрогнула, ойкнув, а отчим тяжело вздохнул. На столе так и осталась тарелка с нетронутой гречкой. Из комнаты на звон выглянула Женя, но разобравшись, что к чему, вернулась к себе. Оглушённый бессильной злобой, Серафим выбежал прочь. Сердце громко стучало, горло сжимала обида. Да как мать смеет так о Диме?! Из-за одного курения только! После большого количества ссор открытая, больше не замаскированная предвзятость так сильно взбесила, что удалось забыть о личной горечи. Взамен пришло чувство обиды за ту несправедливую чушь, что несли на ненавистной кухне.       Одевшись и забрав рюкзак, Серафим поспешил покинуть дом, пока к нему в комнату не заявился отчим с примирительными речами. «Подумай о том, как ведёшь себя, пожалей мать, не принимай близко к сердцу». Чёртов бред. Надоело думать о ней, надоело «не принимать близко к сердцу»! Его всю жизнь учили тому, что он должен прощать, что «родители желают ребёнку добра». Хватило по горло.       «Слух, го в КФС встретимся?» 14.17       Широко и быстро шагая, он добрался до автобусной остановки, запыхавшийся и раздражённый. От злобного оскала дёрнулась девушка, сидевшая на скамейке рядом, и отодвинулась в сторону. Было насрать. Серафим держал в руках телефон, обновляя переписку по пять раз за минуту, ждал, когда Дима ответит. Нервно отстукивая ритм ногой, уже боялся, что тот сегодня на подработке, но сообщение наконец пришло:       «Во сколько?» 14.31       «Прям ща» 14.31       Снова затишье. Подъехал автобус, и Серафим, бегло глянув на номер, запрыгнул в него. Приложил карточку и разместился на задних сиденьях. Пожалел, что забыл наушники, когда впопыхах выбегал из дома.       «Ладно. Через 30 минут буду» 14.36       С облегчением выдохнув, Серафим выключил телефон и сунул в карман. За окном зарябили проплывающие мимо улицы. Погружённый в мысли, он не мог отличить здания друг от друга. Одни лишь цвета: грязный жёлтый, кирпичный, серый, опять кирпичный, выцветший голубой… чем дальше, тем разнообразней. Привычные повороты, знакомый маршрут. И палитра становилась веселее. Автобус остановился на светофоре, и Серафим неосознанно всмотрелся в здание справа. Узнал. Музыкальная школа номер два. В неё он ходил с первого класса, там же и сдал выпускные, получив синюю книжку. Куда ни глянь – почва для воспоминаний, но никаких ярких моментов в голову не приходило.       Серафим плохо помнил детство, особенно до началки, но вроде как всё шло хорошо. И отца он помнил, и то, что мать с ним выглядела довольной. Может, херня началась с развода? Чем дальше в лес, тем больше брёвен – чем старше он становился, тем меньше оставалось места в родной семье. Мать чокнулась со своей опекой, желая перелопатить всю жизнь сына «к лучшему». Дурацкое «к лучшему». То, что в новой школе образование круче, всего лишь предлог. Серафим понимал – дело не в учёбе. О нет, причина в Диме, и от осознания этого становилось так мерзко, что хотелось сплюнуть.       Выйдя на нужной остановке, Серафим некоторое время постоял на месте, возле светофора. Солнце выглянуло из-за облаков. В толстовке стало жарко, и он снял её через голову, закинул на плечо. Лужи бликовали, слепя в глаза. По одной такой, не особо глубокой, Серафим раздражённо протопал, намеренно взметнув тучу брызг. Часть из них попала на светлые джинсы россыпью мелких пятнышек. Ну вот. Снова в стирку кидать.       В знакомом заведении Серафим заметил, что «их» угловое место пустует, и бросился к нему, кинув рюкзак на противно-красный диванчик. Голова стала вмиг тяжёлой, стоило рассесться, вытянув ноги под стол. Пока ждал Диму, чуть не заснул. Прислонился затылком к холодной стене и сомкнул веки. Утомление после ссоры навалилось бетоном на плечи, заныла шея. Незаметно подобралось ощущение полного опустошения. Вскоре общий шум и раздражающая музыка из радио поблёкли на фоне громкости собственных мыслей.       Некстати вспомнился сон. Под веками, непрошенный, растёкся кислотный зелёный. В полудрёме накатило странное ощущение, которое Серафим не успел распробовать: тоска по забытью. Когда помнишь сон, вроде как жуткий, но уверен, что там всяко лучше, чем здесь, в реальности. На ум пришёл фильм, шибко серьёзный и нудный, вроде «Ностальгия» назывался. Советский. Там тоже играл зелёный, много зелёного, только мёртвого, выцветшего. Совсем не то.       — Эй, приём, — холодные пальцы, небрежно растрепавшие волосы, и знакомый голос сразу привели в чувство. — Вставай, заебал.       Серафим резко сел и тут же пожалел об этом, схватившись за голову. Мир качнулся. Дима стоял рядом и смотрел на него с тёплой улыбкой. В солнечных отсветах он выглядел ещё бледнее. Как его руки могут оставаться холодными в такую жару? Не человек точно. И пунктуален до чёртиков.       Вышло кое-как поздороваться, пусть и весьма вяло. Придержав лямку рюкзака, Дима опустился за стол.       — Вижу, дома спать не дают, — тихо усмехнулся, расстёгивая молнию рюкзака.       — Спать не дают комары, с родаками другое, — достав карту из чехла, Серафим спросил: — Как всегда?       Дима откинул капюшон, и не залипнуть на его кудрявую шевелюру оказалось невозможно. Редко когда он ходил вот так, а зря, такими волосами только хвастать. Размяв шею, Дима разложил перед собой тетради с распечатками, спрятал рюкзак под стол и лишь после того, как вооружился ручкой, кивнул:       — Да, но сегодня с фантой.       — Ты серьёзно? — Серафим недовольно покосился на стопки бумажек, поясняя, о чём спросил.       — Ну, кое-кто меня отвлёк, — Дима развёл руками. — Так что пусть кое-кто не наглеет.       Серафим, пока ждал заказ, поймал себя на мысли, что в заведении не так-то и прохладно. Он не заметил ранее, но теперь в лёгкой духоте захотелось ещё раз почувствовать прикосновение холодных пальцев. Дурацкая мысль. Серафим не успел прогнать её, снова начал пялиться в сторону стола. Дима что-то писал, склонив голову над тетрадью. Солнце падало ему на затылок. Было по-белому завидно: волосня что надо. Весь из себя невозмутимый, сосредоточенный, с ровной спиной. Такой, к какому Серафим привык. С трудом верилось, что теперь они не разделят одну школу. Больше не удастся вместе делать рефераты, лениво выступать у доски, пинать друг друга под партой. Столько вещей разом исчезло, а ведь когда-то казалось, что так будет всегда.       — Бумажки подвинь, — опустив поднос на освободившееся место, Серафим плюхнулся на диванчик и спросил. — Это история?       — Общага, — Дима на время отложил записи и тоже принялся за еду. — Последний год до экзаменов, а мне английский подтягивать помимо всего. Муторно.       — Ясно. Не передумал?       Дима отрицательно качнул головой.       — Ты блин скоро и ссать с тетрадками будешь. Ну хоть когда тусим, отложи.       — Постараюсь, — примирительно поднял руки Дима. — Но с подработками времени совсем мало, надо урывать любой шанс. Подожди немного, только с этим закончу, ладно? И тогда пойдём прошвырнёмся куда захочешь.       Серафим не ответил. Помешанность друга на учёбе раздражала, но «наглеть» не позволила совесть. Оба замолкли, и нарушать такое молчание казалось чем-то глупым. Есть не особо хотелось, в желудке бултыхался мамин утренний суп. Второе он так и не успел попробовать, наевшись вместо гречки бесполезной ругани. Ссора возникла в памяти во всех красках, и Серафим уставился на Диму, перестав жевать.       Ну как можно считать его «дурным»? Находит время для подготовки, старается, хотя мог позволить себе полениться. Дима собран и серьёзен, а у Серафима ветер в башке. Тут уж скорее он влияет на друга отрицательно, а не наоборот.       — Что-то не так? — заметил пристальное внимание Дима.       — Ты употребляешь?       — А?       Серафим фыркнул. Отпив немного колы, он глубоко вздохнул и с досадой продолжил, говоря больше с собой, нежели с другом:       — Ты же не нарик, да? Нет, конечно. Что за бред? И как я ей докажу?       — Ты об этом, — Дима выдохнул и, пожав плечами, продолжил уплетать картошку. — Без понятия. Но думаю, пытаться объяснить – лишнее. Она же не запрещает нам тусоваться? Вот и не обращай внимание.       — Тебе легко говорить.       Подносы опустели и наполнились горками смятых упаковок. Серафим отнёс мусор к баку, дабы не мешало Диме. На полный желудок беситься хотелось уже меньше. И правда, не запрещают же тусить? Хотя слушать от матери плохое в сторону лучшего друга в любом случае отстой.       — Кстати, Степан в гараж звал. Говорил, до тебя не дозвониться, — вдруг вспомнил Серафим. — Сейчас опять жара ударила, может на речку съездим с ним и его пацанами?       — Может и съездим, — пожал плечами Дима. — Но у меня пока свободного дня нет.       — А когда будет?       — Не знаю, возможно числа двадцатого.       То, что Дима не отвечал Степану, и по этой причине приходилось быть между ними связным, иногда раздражало, но имело свои плюсы. Например, Серафим ощущал некий контроль, хоть над чем-либо. Порой казалось, что он совершенно не знает, где и когда друг проводит своё время, чем занимается, как живёт. Знать было и не обязательно, к тому же, лезть в чужие дела хреново, но как же хотелось иметь полную картину в голове. Где тот работает, например, когда возвращается домой и сколько часов проводит за учёбой. Наверное, подобное желание совершенно ненормально, но ничего не поделать. Часто казалось, что упусти хоть малейшую деталь – и Дима исчезнет, уйдёт тусоваться с другими ребятами, бросив его, Серафима, одного, неполноценного и обделённого. Тот же Степан со своим автомобильным гаражом казался куда интересней в сравнении с ним, с ходячей проблемой, чёрт побери.       — До школы чуть-чуть, — протянул Серафим, наблюдая за тем, как чернила заполняют разлинованные листы. — У нас… ну, то есть, у вас новички будут?       — Один. В чате пишут, что приезжий, до января поучится.       — Прикольно.       Серафим поморщился, представив, как этот новенький займёт его бывшее место. Стало совсем паршиво.       — Эй. Не загоняйся, ладно? — Дима опять «читал» его мысли. — Я понимаю, сложно. Но мы всё ещё на связи. Сим, я никуда не делся.       — Да я смирился, — вяло ответил Серафим и, конечно, соврал. — Через пару дней переезжать, вот. Мать хочет в доме остаться на время, бабушку перевезти из деревни. А я буду жить с отчимом и Женей.       — Рядом с новой школой?       — Ага.       — Ну и хорошо. Постарайся думать о плюсах, а то свихнёшься. Будет больше времени поспать.       Серафим нехотя кивнул. Что правда, то правда. Да он, кажется, уже свихнулся от понимания собственной беспомощности. Ничего не сделать, а Дима твердит и твердит о том, что надо искать хорошее во всём этом. Если бы только знал, каково это! Хотя, что уж там, наверное знал и всё равно оставался предельно рассудительным, чертила.       — Такое дело: отчим не против, но и покрывать не будет. Если мама нежданно заявится и увидит тебя у нас, то всё, пойдёт говно по трубам.       — Значит будешь прятать в шкаф, как девушку.       Серафим представил и улыбнулся. Хотел с обидой напомнить, что девушки у него не было и нет до сих пор, но передумал.       Зал потихоньку наполнялся людьми. Чем больше посетителей – тем больше разговоров, тем громче можно говорить самому. Но вид сосредоточенного на заданиях Димы придержал желание спросить что-нибудь ещё. Серафим подумал, если сейчас подождёт, то потом они смогут обсудить и то и сё. Целый вечер впереди.       Рука потянулась к телефону – проверить, не звонила ли мама, – но пришлось идею отбросить. Лишнего внимания и вопросов не хотелось бы. От нечего делать Серафим принялся разглядывать соседние столы. Чуть сполз, устроившись поудобнее, упёрся носком кроссовка в Димин диван между его ног. Проследил за тремя девушками, расположившимися недалеко от них. Он удачно сидел: мог их видеть, а Дима вот нет. Девушки перешёптывались да поглядывали в сторону окна. Поначалу Серафим напрягся, думая, что шепчутся о нём, но потом понял, к кому обращены заинтересованные взгляды. И всё же поправил волосы, мало ли.       Одна пошла делать заказ, остальные то о чём-то говорили, то вновь косились на Диму, а тот сидел себе, учился. Не подозревал ни о чём. Серафима повторно уколола зависть – повезло же. И ростом вышел, и спортивный, вроде как, и лицо приятное, и – опять же – отменная шевелюра. Девушки на Диму засматривались, но он жутко скромничал и редко водился с ними.       — На тебя девчонки пялятся, — и мысли не было говорить такое вслух, но слова сами сорвались с языка.       — Да? — тот не поднял головы. — Классно.       — Не колышет? — чуть громче спросил Серафим. — Может, ВК спросишь? Ну, то есть, глянь – они ничего. Целых две, что на тебя поглядывают. Можешь выбрать. Ну, блин, Дим, реально, ты не мужик, чтоль?       Ответа не последовало. Серафиму не понравилось, и он продолжил развивать тему:       — Вот сколько прошло, как вы с Ленкой расстались?       — Полгода.       — Полгода! Ахренеть. Мог новую подружку найти, — недовольно пробурчал Серафим. — Девушки чуть ли не с неба падают, а ты не шевельнёшь и пальцем.       — Будет время на девушек – будут и девушки, — лениво ответил Дима. — А пока не до них.       «На меня же время есть» – пронеслось в мыслях, но Серафим спешно прикусил язык, не успев озвучить. Могло прозвучать странно. Спор не вязался, а в голове вертелось что-то неправильное. Сложно сказать, что именно. Когда Дима случайно коснулся своим острым коленом его, Серафим невольно вздрогнул. В мыслях стало ещё больше каши.       Он задумался, глянул на девчонок. И действительно – «ничего так». Красивые. Серафим часто ловил себя на неприятной мысли, что мерит девушек фотографиями из инстаграма. Похожа на вылизанную фотку – красивая, не похожа – нет. Серафим не знал, что лично его привлекает. Или девушки не встречал подходящей? А может, сам по себе банальный? Длинные ноги, шикарные волосы – вот и все предпочтения. Например, эти две, что с таким интересом смотрят на Димин затылок, весьма подходят. У одной даже чулки, а чулки он на девушках любит. И Серафим замутил бы с любой из них без всяких раздумий, но они пялились не на него.       Позорно и стыдно признавать, что Серафим как был нецелованным девственником, так им и оставался. И пусть вокруг твердили «семнадцать лет не возраст», он никому не верил. Ему и хотелось, и нет.       — Что им в тебе нравится? Тоже мне…       — Не знаю, — Дима усмехнулся, щёлкнув ручкой. — Спроси.       — Чё там спрашивать, и так всё ясно.       — И что же тебе ясно?       Серафим благоразумно промолчал.       — Мне бы хоть одна перепала! — добавил он чуть погодя, вздохнув.       — Да перепала бы, но… у тебя часто такое лицо, будто хочешь всех порешать. Вот к тебе и не подходят. Побаиваются. Ты не выглядишь открыто.       — А ты прям выглядишь? Видел я твой еблет, — Серафим скривился. — Эксперт нашёлся. Фигня всё. Просто девчонки дуры и западают только на таких вот.       — Каких «таких вот»?       — Таких вот, как ты.       Дима рассмеялся, а Серафим не понял, что смешного. Обиделся немного, перегнулся через стол и отвесил другу подзатыльник. В конце концов, серьёзная тема – девушки. Тут не до шуток. Дима вновь увлёкся обществознанием, а Серафим ему больше не мешал, погрузился в себя. Под девчачьими взглядами стало некомфортно, даже если они адресовались не ему. Вот бы Дима скорее закончил – пойти наконец куда-нибудь.       Прошло минут двадцать, за которые Серафим расхотел вообще разговаривать. Гомон посетителей уже не раздражал, девчонки наконец-то увлеклись едой и друг другом. Отголоски обеденной ссоры едва мелькали где-то далеко, словно её и не случилось. Может, завтра он проснётся и среди прочих переписок в ВК увидит старый школьный чат?       Солнце кувыркнулось к горизонту, тень накрыла столик перед ними. Серафим впал в зыбкую полудрёму, растворившись во времени. Снова.       — Сделал.       Вздрогнув, Серафим повернулся, наблюдая за тем, как Дима собирает листы обратно в папку. Грубое шуршание бумаги оказалось самым нежеланным звуком. Серафим начал привыкать к уютному, в каком-то смысле, молчанию и, что странно, уже не так сильно рвался гулять.       — Ну блин, — зевнув, он потянулся. — Ты как всегда!       — Что, учусь?       — Кончаешь не вовремя.       Дима хитро сощурился. Протянул руку и растрепал волосы Серафима. Тот бросил ленивое ругательство, но на деле ничего против не имел. Сам не знал почему – но точно не имел. Хотел спросить, не хочет ли Дима в кино или к гаражам, проведать Стёпу, но тут заметил боковым зрением движение. Лёгкой походкой, чуть припрыгивая, к их столику подлетела одна из тех девчонок. Серафим засмотрелся на её ноги. Короткая юбка едва доходила до середины бедра и лишь слегка прикрывала татуировку в виде переплетённых змей и роз. Какие бёдра, ё-моё…       «Но какая тупая татуха» – мелькнула мысль, прежде чем Серафим, сглотнув, глянул на друга. Дима выглядел удивлённым. Девушка растянула губы в широкой улыбке, ничуть не стесняясь. У Серафима аж на зубах заскрипело: такая очаровательная. Ещё и её прямые смольные волосы – ухоженные, красивые. Зачем вообще подошла?! Теперь в мыслях бардак полнейший, а взгляд то и дело скользит по её белым коленкам.       — Слушай, без всякой фигни. У тебя есть девушка? — спросила она Диму напрямую, продолжая широко улыбаться и держать руки за спиной. — Должна быть, ты очень красивый.       Серафим издевательски кашлянул в кулак. Вот уж кто, а Дима явно не в курсе, что мордахой вышел, и Серафим точно не собирался становиться первым, кто откроет ему эту истину.       — Нет, девушки нет, — наконец осторожно ответил Дима, покосившись на друга, который решил спрятать зависть за насмешливой ухмылкой.       — Супер! Тогда можно твои соцсети? Или номер? Что хочешь давай.       — Я не…       — Меня Вера зовут, — перебив, девушка требовательно протянула руку, указывая на Димин телефон. — Ну же. Раз свой не даёшь, я тебе мой оставлю. Вдруг захочешь погулять?       Диме явно эта идея не нравилась, но спорить он не стал, отчего-то. Кивнул, разблокировал телефон и протянул его девушке. Серафим, опершись щекой о ладонь, наблюдал за сценой с лёгким раздражением. Что Дима тупит? Такое удачное знакомство и делать ничего не надо! А он стоит, как столб, тихо отказывается, на лице ни одной эмоции – даже доброжелательную мину не состроил, ну и долбоёб.       А Серафим бы с такой связался, точно. Хотя, из трёх подружек ему больше понравилась та, что поменьше, со смешным вздёрнутым носиком. Сидела там, ждала Веру обратно и выглядела очень раздосадованной. Завистливо наблюдала за тем, как подруга вбивает номер в Димины контакты. Ох, уж что-что, а зависть Серафим распознавал в других прекрасно. Он даже хотел подойти к ней и в шутку предложить себя взамен Димы, раз того «урвали», но решимости не хватило. Как-то стушевался сразу, стоило представить, что можно получить отказ. Это Диме париться не надо – любая девчонка его.       — Класс, — Вера вернула Диме телефон и, приподнявшись на носочках, нагло чмокнула его в щёку. — Увидимся, позвони обязательно!       Так же весело ускакав обратно к столику, она развалилась на стуле и вальяжно закинула ногу на ногу. Ухмылялась, довольная, ловя завистливые взгляды подруг. Серафим сглотнул. Чёртовы бёдра, они у неё пиздатые! Наверняка и сама в курсе, специально сидит так, чтобы их показать.       Дима стоял в ступоре некоторое время, а потом, тяжко вздохнув, улыбнулся Серафиму, пожав плечами:       — Ну… пойдём?       — Ага.       Серафим знал, что знатно отыграется на друге за своё невезение. Не здесь, а на улице. Вдруг его подколы девчонки услышат? Тогда Диме будет не очень классно. Он, конечно, говорит, мол, не до девушек, но Серафим наверняка знает – в их возрасте «не до девушек» бывает только у ботаников да геев. Лучше уж не вести себя как скотина даже если между ними, парнями, всё разрешено.       На улице было прохладно. В сумерках закатившееся солнце окрашивало облака в красно-оранжевый. Серафим так и замер возле мусорки, едва за ним захлопнулась дверь. Все разговоры остались там, внутри, а тут лишь шум машин да ветер. Серафим стоял, глядя в небо, пока не почувствовал руку Димы на плече. В такие моменты чужие касания – самое отвратное. Стоишь, будто всю жизнь в секунду понял, а тут тебя грубо выдёргивают обратно, «запрещают» что-то понимать.       Серафим недовольно фыркнул, скинув руку друга с плеча. Размял шею и снова запрокинул голову. Облака такие же яркие, а небо всеобъятное, но посетившее ранее чувство исчезло. Его спугнули. От обиды Серафим пнул урну. Но та и не двинулась с места, тяжёлая, каменная. Дима спросил что-то очень тупое, а Серафим не ответил.       Мир их любимого столика и двух блевотно-красных диванов разрушился, стоило Серафиму услышать щелчок зажигалки. Дима закурил, прислонившись спиной к стене здания, а у Серафима всё желание «отыграться» пропало вдруг, ушло куда-то. Вот, свежий прохладный воздух, отсветы на стёклах, загоревшиеся фонари – это важно, а остальное фигня. И Дима важен, с этой бледной щекой, на которой и следа от поцелуя той девчонки не осталось. Будто и не было ничего. С досадой Серафим вспомнил, что придётся возвращаться домой. Сейчас они погуляют, наверняка недолго, и Дима слиняет. Глупо жаловаться – не обязан же постоянно быть рядом. Но Серафим мог многое отдать, чтобы укрыться подальше от всех в его комнате. Не вставать с кровати неделю, жевать бутеры, играть в игры, молчать. Молчать, молчать, молчать... Там, где безопасно. Там, где кроме Димы, никого нет.       Правда, друг, как обычно, отказал, и вся надежда провести остатки лета, прячась от реальности, испарилась. Да, глупо. Это так глупо всё… Серафиму оставалось разве что плестись рядом, разминая затёкшие ноги, и угрюмо ожидать двенадцати ночи.       — В кино, может?       — Да, пошли, — мягко согласился Дима.       Но через пару пройденных улиц Серафим вдруг вспомнил, что оставил в КФС толстовку. Пришлось вернуться и с досадой обнаружить, что её кто-то свинтил. В одной футболке вечером очень холодно, потому никакого кино в тот день не получилось. А жаль.