Жёлтый шарф

      — Скажи, ты ей так и не позвонил?         Дима устроился поудобней на постели, зашуршал конспектами, откинув их в сторону. Серафим, сидевший на полу, слышал это, но не мог повернуться – сосредоточился на игре, то и дело дёргая присоски геймпада.       — Не позвонил ведь, да? — повторил он вопрос спустя время, покусывая губу. В играх, к сожалению, приходилось позорно уступать. — Ну и дебил! Я серьёзно – она ж пиздатая. Ещё и смелая такая. Не звонил?       Дима пихнул его в плечо коленом, и Серафим деланно ойкнул. Больно не было, наоборот – забавно вдруг стало. Не девственник же, чего ломается? Наверняка найдёт, чем заняться с такой красивой девчонкой, какая разница, есть там время, нет времени. Чёртов затворник, подготовка к ЕГЭ никуда не денется!         Серафим разочарованно вскинул руки, когда победа в бою в очередной раз осталась за другом. Каких персонажей ни бери, тот своей сраной Китаной* разобьёт любые попытки себя обыграть. Геймпад отлетел в сторону, прокатившись по ковру со стуком, и Серафим откинул голову назад, опершись о бортик скрипучей кровати. Дима сидел весь довольный, и эту улыбку сытую, даже не видя, можно было почувствовать кожей.         — Тебе она нравится? — привычно-тепло спросил Дима, переводя игру в соло-режим.         — Кто? — суть вопроса дошла не сразу. — А, эта… Вера? Да кому б не понравилась! Ты в глаза долбился, чтоль, когда она к нам подошла?         Дима как-то странно кашлянул-хмыкнул и замолк. Серафим бездумно глядел на то, как он сражается с ИИ, проводя серию комбо. Звуки ударов и шелестящих лезвий-вееров странным образом сочетались с шуршанием листьев за открытым окном. Кажется, комнату проветривали только ради «гостей». Солнце, уже по-осеннему душное, слепило нещадно, разливая по стенам ярко-оранжевые пятна. Тени покачивающихся на ветру веток разрезали полотна света, и тёмные угловатые полосы то опускались, то поднимались по стене с ободранными обоями. Единственной «чистой» стене в захламлённой пыльной комнате. На одной из полок виднелась старенькая рамка с фотографией четырёхлетней давности. С неё на Серафима смотрел он же, положивший руку на плечо хозяина комнаты. Седьмой класс...         «Finish him!» – донеслось грозным голосом, и Дима провёл изящное добивание. Серафим украдкой поднял взгляд, даже чуть сполз ниже, чтобы смотреть удобней было. Снизу-вверх Дима выглядел странно мило. Его худые, впалые щёки казались с такого ракурса мягче, и россыпь веснушек рябила бледней. Солнце чертило яркий контур слегка засаленным тёмным кудрям. Длинные ресницы, подрагивающие веки, увлечённый блеск глубоких карих глаз – образ складывался из мелочей и сейчас казался много приятней обычного. Серафим молчал – не хотелось нарушать этот миг. Чужие глаза бегали по экрану вслед за движениями персонажей, а пальцы уверенно тыкали во всё подряд, так быстро, что только и слышалось щёлканье кнопок.         В порыве Дима, подзабывшись, подался вдруг вперёд, опершись локтями о колени. Серафим замер, инстинктивно вжавшись в кровать, запертый в клетке его рук. Геймпад оказался перед самым носом, и от него несло лечебной мазью. Было неожиданно, так же, как и реакция – чего сжался-то с нихуя? Но взгляд-предатель скользнул дальше, заставив на мгновение выпасть из всего, из чего можно. Враз и ветер, и щёлканье кнопок перестали существовать, что-то вытурнуло их в другую реальность. Остался лишь свет. Мягкий, оранжевый, невъебенный свет, стекавший во впадины Диминых ключиц.         Дима в такую духоту сидел в плотной кофтенции с длинными рукавами, свисавшими с костлявых запястий. И из-за этой дурацкой кофты Серафим теперь неотрывно пялил на его ключицы. Вообще, он видел их не раз, но никогда вот так: странно-близко и снизу-вверх, под каким-то предательским, почти ангельским светом, удачно очерчивающим нежданно-изящные выемки.         Серафим моргнул. Заторможено. От духоты вокруг у него поплыл мозг. Точно поплыл, иначе не объяснить, почему его одеревеневшая ладонь поднялась. Почему вспотевшие пальцы, не дрожа, ткнулись вдруг подушечками в правую Димину ключицу. Ткнулись и замерли, нет, точно сами по себе. Он ни о чём не думал, и ничего не делал более, но теперь свет, образовавший оранжевую лужицу в острой ключице, растёкся по кисти и согрел. А чужая кожа была приятно-прохладной, такой, что отнять руку прочь казалось самой неправильной вещью.         Визг вееров стих. Перестали щёлкать кнопки, и где-то на казавшемся теперь далёком экране Китану разорвал на части четырёхрукий мужик*, окропляя арену кровью. Дима остекленел. Серафим прикрыл глаза, в странной, волнующей эйфории разглядывая из-под дрожащих век собственные пальцы, касавшиеся чужой кожи.         «Goro* wins» – раздалось со стороны экрана грузным мужским голосом. Никто не шелохнулся.         А рассудок, запыхавшись, догнал вдруг действия. Серафим и сам охренел разом, и веки его распахнулись, встречая ответный, поражённый взгляд. Свет – предатель. Свет точно предатель. Свет, что всегда чертил теплом узнаваемые яркие линии, вдруг решил упасть именно на Димину ключицу. И чёрт, как это было по-гейски, аж затрясло от осознания!         Серафим резко, неуклюже повёл выше, мазнув пальцами по шее Димы к подбородку – не хотел, серьёзно, вышло случайно – и отдёрнул ладонь. Тот продолжал сидеть недвижимый, держа узником кольца своих рук.         Можно было всё списать на жару. Нет, на свет. На прохладу чужого тела. На чёртову Веру, о которой вдруг вспомнил – точно, Вера. Из-за неё поплыл, сто процентов. Иначе быть не могло.         — Кстати, Степан снова тебе дозвониться не мог, — хрипло начал Серафим, преувеличенно-бодрым тоном, через силу удерживая зрительный контакт с Димой, которого будто балкой пришибло, сидел, ошарашенный. — Я заебался между вами бегать, сходи поговори с ним. Он… да. В гараж тебя звал, говорил, обсудить вам что-то надо, все дела. И на речку ребята едут в это… ну, через пару дней едут. Где-то плюс-минус. Серьёзно, может съездим с ними? Хватит с бумажками дрочить, отдохни.         — Ты…         — И вообще! Почти на улицу не выходишь! — Серафим повысил голос, не давая вставить «ненужного» вопроса. — Ты себя видел? Чел, не дело. Погнали, развеешься. Завтра дождь обещают, но через пару дней жарень стоять будет лютая, самое то. Ну?         — Не знаю, — протянул Дима и, сглотнув, отвёл взгляд. — Может быть.         Серафим почувствовал себя виноватым. Вот уж чего не ожидал – так это вину ощутить. И всё же она кольнула, едва заметно, но метко. Стало паршиво. Кольцо чужих рук осталось на месте, и он боялся пошевелиться, дабы не коснуться ещё раз. Забавно: Дима и не трогал даже, а держал «связанным» одной лишь позой. Ну же, чёрт, двинься! Двинься уже!         Щёки заливало краской стыда. Серафим опустил голову, разглядывая носок с дыркой у мизинца, но глаза то и дело находили тонкие Димины пальцы совсем близко к лицу. Со стороны экрана давно не доносилось никаких звуков. И в этот момент дыхание над головой и шум ветра показались невыносимо громкими.         — За всё лето пару раз, — тихо, но точно услышано. — П-пару раз только выбирались. Ну, чел. Лето кончится вот-вот, а мы…         — Ладно.         Серафим расслабленно опустил плечи, когда Дима отпрянул и отложил геймпад в сторону. Сразу стало легче и дышать, и думать. Он смог-таки наконец подняться. Рывком дёрнулся, будто от ожога. Размял затёкшие конечности и ощутил, что подрагивает до сих пор – то ли от возникшей неловкой ситуации, то ли от того, что давно не двигался.       — То есть едешь, да? — Серафим обернулся, надеясь поймать взгляд, но Дима пялил в окно. — Точно? Не будет хуйни вроде «извини, дела возникли»?         — Точно.         — Слово?         — Слово.         Серафим улыбнулся, но вышло натянуто. В воздухе повисло напряжение, которое он же создал, и теперь кололось, задевая оголённые нервы. Хорошо бы свести всё на нет, но такая вдруг неразрешённость нахлынула, что рот открылся сам собой:         — Свет, — слова приходилось выдавливать. — Падал красиво, вот я и… залип. Ничего такого! Извини.         — Да нет, — Дима повернулся, и в глазах его нашлось знакомое тепло, вызвав долгожданное облегчение. — Я просто удивился. Это было... Не обращай внимание. Говоришь, через два дня?         Серафим выпрямился. Выдал наигранно-весело:         — Да! Я чиркану Степану?         Кивок послужил ответом. Серафим всё ещё чувствовал себя виноватым, но что, как назло, добавляло вины – ему хотелось тронуть ключицу Димы повторно. И этому он уже не находил никаких объяснений.

***

      Нет, всё же идея вытащить Диму на речку была глупой.       — Глянь-ка чо!       — Нехило. Давай, загружай.       Очень глупой. Просто тупой.       Серафим наблюдал за всем со стороны. Он нарочно обосновался чуть поодаль, на криво-косо покрашенной лавочке, дабы не чувствовать смесь зловоний. В гараже воняло сигаретами, маслом, бензином и потом – особенно в жаркие дни, как сегодня. Пока Серёга с Егором складывали алкоголь в багажник, Степан вытер руки от машинного масла и похлопал по карманам в поисках сигарет.       — Димон, есть закурить?       Серафим невольно встрепенулся, едва услышал знакомое имя. Дима вот уже полчаса сидел на крыше гаража, свесив ноги. Выглядел уставшим, не выспавшимся. Степан слегка сжал его кроссовок мозолистой ладонью и дёрнул, привлекая внимание:       — Алё, Димон!       Дима качнулся вперёд, пошарил в кармане и протянул пачку. Степан сразу заулыбался, ещё раз шлёпнул по его кроссовку, провёл выше по ноге и ущипнул за колено, едва прикрытое тканью шорт. От такой картины Серафим нервно дёрнулся и залпом выпил остатки пива, кинув банку в мусорный бак. Но даже алкоголь не помог ему развидеть увиденное. Он, привыкший паниковать и докапываться, заметил подтекст там, где его могло и не быть. От здравой мысли, что всё, быть может, надумано, легче не стало.       Сидеть на нагретой лавке оказалось ещё большей дуростью. Как Дима на крыше не спёкся? В такую нещадную жару он продолжал ходить в чёрной толстовке, подставляя себя под жестокие летние лучи. На фоне него Степан смотрелся куда естественнее. Раздетый по пояс, широкоплечий мужик под тридцать лет, с редкой щетиной и большими глазами, которые по непонятной причине хитро щурил. Серафим заметил, что становится молчаливей рядом с ним. Он чувствовал себя слишком мелким для этих ребят, кожей ощущал, что лишний здесь, в отличие от Димы, которого главный их компании очень даже уважал.       — Серафимыч, пиздуй сюда, помощь нужна!       Он лениво поднялся, крикнув ломкое «ага» в ответ ребятам. С жары разморило, мокрая от пота футболка липла к телу. Перетащив ко второй машине пакеты с едой и мангал, Серафим отвертелся от других поручений и вернулся к гаражу. Степан как раз докурил вторую сигарету и кинул её оземь, придавив носком сандалии. Дима оставался почти недвижим. Ссутулившись, он опирался локтями о колени. Сухой ветер слегка качал пряди его кудрявых волос.       —…дядька не спустит. Понимаешь? — донёсся до Серафима обрывок фразы.       — Не твоя проблема, — прозвучал равнодушный ответ.       — Ай-я, Димон, нехорошо ты. Ты б сказал чего, я…       Степан заметил краем глаза подошедшего и вмиг замолчал, тяжело вздохнув. Потянулся за следующей сигаретой, но Дима чуть согнулся и ткнул его в плечо носком кроссовка:       — Хватит, мне оставь.       — Ну и скряга ты, чел, — хмыкнул Степан. Лицо его, тем не менее, просветлело, и он нехотя вернул Диме пачку.       — Не забывай, кто платит.       Серафиму дико не нравилось, как отстранённо и холодно звучал родной голос. Ещё больше ему не нравилось думать о том, что произошло между ними пару дней назад. Честно, он до сих пор чувствовал, как его странный порыв полапать Димины ключицы отразился на всём их общении, сделав его рваным и неловким.       Степан косился на Серафима, пытался прогнать взглядом, но тот продолжал стоять на месте с неким вызовом. Не хотелось оставлять Диму рядом с этим мужиком. Объяснения беспокойству не находил, но называл это дружеской ревностью. Чтобы Дима, да с кем-то кроме него разговаривал по душам? Да ещё и с конкретным «кем-то»? Нельзя допустить! Так отвратительно по-детски, но хотелось поболтать побольше, потусить с ним, отдохнуть, а в итоге того дёргали последние три часа то одни, то другие, теперь и Степан пытался переговорить с ним, так настырно, что бесило до скрежета.       Серафим не для того Диму позвал, вообще-то.       — Слух, малой, за водой, может, сгоняешь? — вдруг, хитро сощурившись, спросил Степан. — А то нам выезжать, а водичкой не закупились. Ай-я, непорядок.       От неприязни к «мужику» хотелось плеваться. Дима же вдруг улыбнулся, по-доброму, очень мягко. Серафим был готов поспорить на свою руку, что адресовалось это ему и только ему. Он знал, что так. На сердце стало так спокойно сразу, что он невольно расслабил плечи, чуть отклонившись назад. Знакомая улыбка, будто говорившая «всё нормально, всё как раньше», перечеркнула собой подозрения. Серафим уже было потопал в сторону магазина, но тут рядом объявился Егор, закинув загорелую руку ему на плечо:       — Да ты чё, Степыч, у нас четыре канистры! Погнали, заебал курить. Всё взяли?       Серафим недовольно скинул руку Егора. Украдкой глянул в сторону крыши. Дима приподнялся и, сев на корты, спрыгнул, с громким стуком приземлившись на гальку позади машины. Степан обернулся на звук, пока натягивал рубашку.       — Ребят, поехали, а то так до вечера протянем, — Серёга, отряхнув ладони, поправил очки и добавил: — Сёдня я обратно поведу. Бухать поменьше буду, мало ли менты остановят.       — По рукам, — Степан достал ключи. — Вы давайте вперёд, а мне за Герой заехать. Димон, прокатишься со стариком?       Дима пожал плечами:       — Мне без разницы.       — Заебись. Серёг, Серафима берите себе, а мы втроём с Геркой догоним.       Серафим готов был прибить Степана на месте, но не осмелился возражать. Цокнул языком и, недовольно проследив за Димой, развернулся, потопав ко второй тачке. Стало тревожно, на сердце давил неприятный осадок: он снова терял время, которое мог провести рядом с другом. А ведь его и так мало!       Серёга и Егор болтали на передних сиденьях. Машину потряхивало по кочкам дороги, Серафим пару раз чуть не стукнулся лбом о стекло. Он задумчиво поглядывал на старые пригородные дома и вспоминал свой. На этих улочках совершенно иначе: ни газонов, ни аккуратных клумб, ни уродливых садовых фигур, к которым успеваешь привыкнуть, ни высоких заборов с надписями «осторожно, злая собака», ни ровного асфальта. Пригород с его грунтовыми дорогами, стареньким кладбищем и заброшенными погребами походил больше на село.       В салоне было жарко, но работал кондиционер. Серафим вспомнил, что в машине Степана кондиционера нет, и представил, как и без того зажарившийся на солнце Дима подыхает в духоте. Стёпа вообще странный человек: всегда чинил тачки другим, а себе нормальную до сих пор не оформил. Вспомнилась одна знакомая девочка, которая неплохо плела из бисера, и то, что она не носила подобное сама: всё дарила кому-то, либо продавала. Наверное, есть между ними, мастерами, что-то общее.       Когда ряды стареньких домов сменились посадками, Серафим невольно вслушался в разговор:       —…не попросит, ты чё. Бля, будто делает нам одолжение.       — Но ты его знаешь, Егор. У него своя запара.       — Ну да. Я вон тоже работаю до седьмого пота – и чё? А он с таким лицом деньги отдавал, как если бы мы у него последнюю копейку выклянчили. Бесит меня, когда он так мрачно пялит. Аж мурашки по коже.       — Вы о ком? — вмешался Серафим и стушевался, когда Серёга недовольно зыркнул в его сторону.       — Да о друге твоём, Симыч, о Димоне, — ответил Егор, яро жестикулируя. — Ты не в курсах, что у него там? Может, случилось чё?       — А что не так? — Серафим опёрся локтями о передние сидения, уставившись в лобовое стекло на дорогу.       — Странный он. Мы когда решали, как деньги разделить, он сказал, что за алкаху полностью заплатит, но тащить не будет. Ну мы такие типа: «Без б, бро, от души чисто, сами дотащим, ноль проблем», — Егор откашлялся и продолжил, быстро тараторя. — Ну он нам денег дал и такой мрачный вдруг стал, пиздос. Он и так не очень, у него лицо… ну ты знаешь, ты с ним постоянно тусуешься. Пиздец, короче.       Серафим слушал, закусив щёку изнутри. Казалось, Егор говорит совершенно о другом человеке. На шнурке кривым маятником болталась ёлочка-ароматизатор, и неизвестно было, сколько ей лет. Она уже даже не пахла. Посадки сменились долгим полем, поросшим колосьями. Кое-где виднелись собранные стога, вдалеке маячили сосновые лесные островки, разбросанные кучками на расстоянии друг от друга. Поворот, большая кочка, старый ржавый знак – и прямая дорога к речке, через косую полянку диких яблонь. Серафим продолжал смотреть вперёд, в голове было пусто.       —… у него ебальник мрачнейший, — Егор попробовал изобразить Димино лицо, но у него, конечно, не вышло. — Ни одной эмоции, глаза к верхнему веку прилепил, губы в линию, руки в карманы, и хер поймёшь, чо у него на уме. Я ебал, каждый раз, когда с ним связываюсь, настроение в минус. От него такой мрак исходит! Не ебу, как ты с ним вообще общаешься.       — Не знаю, — неуверенно ответил Серафим. — Привык, наверное.       Он не собирался объяснять, что друг его совсем иной: умеет смеяться, улыбается с теплотой, помогает, когда надо, и вообще человек замечательный. Серафиму не хотелось, чтобы Егор или тот же Степан знали, что Дима может увлечённо о чём-то рассказывать, долго и размеренно, очень тихо и умиротворённо. Всё это было известно лишь ему, да, может, парочке знакомых, урывками. И оттого Серафим чувствовал себя таким важным и значимым, как никогда и ни в чём.       Берег речки занят не был. Повезло. Припарковав машину, парни разгрузили багажник и, бросив парочку пледов на траву, спрятали пакеты в тень плакучей ивы, согнувшейся прямо над водной гладью. Серафим устало прислонился спиной к дереву и поднял голову. Сквозь рябь узких листьев прорывался солнечный свет, падая хлопьями на щёки. Егор, раздевшись, остался в одних плавках и проверил воду, на которой играли слепящие блики.       — Нормальная! Ребят, го? Этих сто лет ждать будем!       — Да не спеши, успеем, — лениво ответил Серёга, но Егор уже окунулся с головой.       Пока Серёга неспешно раздевался, Егор успел побултыхаться, поплавать и неразборчиво проорать «ну давайте, чо, ссыте чтоль?». Серафим остался стоять в тени и смотреть на полевую дорогу, ожидая услышать рёв мотора Степановой машины.       Опаздывали. Он волновался не на шутку, успел написать Диме сообщений десять с одним и тем же вопросом «где вы?». На фоне ребята устроили целый цирк из-за рыбы, которая скользнула под водой и приложилась чешуёй кому-то из них об ногу, и крики эти только раздражали. Наконец появившаяся в поле зрения машина заставила Серафима оттолкнуться от дерева и выйти вперёд, на пекло.       Мотор заглох, мигнули фары. Гера выпрыгнул с заднего сиденья, что-то спросил у Степана и ринулся к воде, раздеваясь на ходу. Кажется, Егор с Серёгой только и ждали его появления – им жутко нравилось дразнить мальчишку, хватать за ноги и «топить», а тот хоть и сопротивлялся, но каждый раз бесстрашно лез в коварные руки. Дима выбрался последним, вытащил рюкзак и, заметив Серафима, двинулся к нему.       — Чо так долго? — а ведь спросить хотелось совершенно другое.       — Гера задержался, — коротко ответил Дима и, вытерев лоб тыльной стороной ладони, окинул Серафима быстрым взглядом. — А ты чего? Не купался?       — Вас ждал. Забыл? Полотенце-то у тебя.       Дима молча расстегнул молнию рюкзака, но Серафим остановил его:       — Потом дашь, не горит. Ну что, пошли?       — М-м-м. Не, я не могу, извини. Продуло. Лёгкий насморк. Сегодня без меня.       Серафим некоторое время постоял, хлопая ресницами. Отмерев, выругался вслух. Он так долго ждал Диму – побултыхаться, поплескаться и поплавать наперегонки, – а тот в один момент взял и обломал все надежды. От этого стало обидно, и совершенно естественно вышло вспылить. Он грубо пихнул Диму в грудь и зло выкрикнул в накатившем раздражении:       — Ой, да и хуй с тобой, — Серафим стянул футболку через голову, кинул её на траву. — Больно надо!       Сняв шорты, он потопал к реке. Правда, быстро успел пожалеть о том, что вот так по-детски сорвался. Даже намеревался развернуться, чтобы подойти, попробовать неловко извиниться, спросить, принимал ли лекарства, как давно простыл? Но Егор вдруг плеснул водой, потом ещё раз. От холодных капель по телу пошли мурашки. Серафим дёрнулся, зажмурился и, громко проматерившись, ступил ногой в воду. Конечность чутка онемела от колкой прохлады. Ступня потонула в иле, по водной глади пошли круги. Постояв немного, он начал медленно опускаться, ополаскивая бёдра и торс, дабы привыкнуть, но тут Серёга дёрнул его за ногу. С криком Серафим рухнул навзничь, взметнув тучу брызг. Ребята громко смеялись, а он едва успел задержать дыхание перед тем, как упасть в воду. Холод током прошёлся по телу. Мокрый и дрожащий, он выпрыгнул, отплёвываясь. Едва успел прийти в себя, как снова повалили. Но тело потихоньку привыкло, и почти детская резвость захлестнула с головой. Серафим перекидывался комками ила с Геной, пытался вместе с Серёгой поймать Егора, который то прятался под водой, то резко выныривал с низким криком, пугая ребят. По округе расходился гулкий смех и шум всплесков. И так легко оказалось потеряться в этом, совершенно забыв про Диму и угрызения совести. Правда, когда Степан, разминая плечи, зашёл в воду, пришлось остановиться.       Димы нигде не было. «Ушёл? Обиделся? Да нет, ни разу не обижался на такую ерунду!».       Серафим собрался вылезти на берег и пойти его искать, но тут пригляделся к иве. Ну да, ожидаемо. Дима забрался на дерево и теперь сидел в теньке, наблюдая за ребятами. Несмотря на приятное облегчение, веселье разом куда-то пропало.       Дима долго, неотрывно смотрел на него. Серафим почувствовал себя по-глупому неловко и машинально пригладил мокрые волосы, торчащие во все стороны. Накатил стыд за свою вспыльчивость. Может, у друга серьёзная проблема, а он на него наорал ни за что? Противно было признавать, что он так и не научился думать перед тем, как говорить. Казалось, Дима злится, осуждает, и Серафим не мог вытерпеть этого, хотел прямо сейчас пойти извиняться, но всколыхнулась чёртова гордость – отступил, продолжил плескаться, стараясь отогнать наваждение.       Спустя плюс-минус полчаса Серафим с остальными выбрался на берег. Попрыгал на одной ноге, – вода залилась в ухо, – и сразу задрожал от прохладного ветра. Солнце пекло всё ленивей, время приближалось к вечеру, и были сомнения, что можно успеть высохнуть под косыми лучами. Давя босыми ступнями траву, местами жухлую, местами колкую, он добрался до ивы и, подняв голову, спросил:       — Эй… Дим? Это… полотенце дашь?       Дима кивнул чуть заторможено. Попытался слезть с дерева и замешкался. Серафим видел, как он протёр глаза, дёрнул головой и, едва не запутавшись, вцепился в ветку. Чуть не свалился, идиот. Обуяло беспокойство: Серафим допустил дебильную мысль о том, что мог расстроить его до слёз. Это совсем не вязалось с привычным образом, и всё вокруг обрело необычайно нелепую форму. Но после он рассмотрел лицо Димы ближе. Никаких покраснений, отёков и прочего – только привычные тёмные круги недосыпа. Серафим выдохнул. Невольно заметил длинную царапину на бледной ляжке.       — Еба, где умудрился?       — Что?       Действительно, «что». Серафим хотел снова огрызнуться, но сдержался. Да и интонация, с которой Дима спросил, была какой-то странной. Сам он был странным. Сегодня, с самого начала, мазохист в чёрной толстовке на жаре в тридцать градусов. Пока мысли назойливым роем крутились в голове, Дима, скрасив паузу, достал полотенце и протянул, отводя взгляд. Его скованность показалась странной, но мало ли, может настроение плохое, или дома что случилось, с мамой. Знакомо не понаслышке было, каково бывает после срача с родителями.       — У тебя голова не болит? — нерешительно спросил Серафим, неуклюже вытирая волосы. — Кто знает, солнце, все дела, а ты весь день в чёрном и…       — Не болит, — спешно ответил Дима, голос его прозвучал напряжённо и хрипло. — Но спасибо за беспокойство.       Определённо что-то произошло. Или Серафим где-то сильно проебался – но не понимал где. Спросить напрямую помешал донёсшийся издалека заливистый смех.       Позади на дороге показались девушки. Они топали вприпрыжку, довольные и раскрасневшиеся на жаре, неся босоножки в руках.       Стоило узнать одну из них, как Серафим тут же побледнел. Не раздумывая, метнулся к дереву, продолжая нервно тереть волосы полотенцем. «Чёрт, почему здесь?». Страшно предположить, что она может его выдать так глупо. Вдруг проколется? Покажет, что знакомы? Придётся нести чушь и отговариваться. Вот только получится ли, если Ульяна с порога заявит, что они в одну студию ходят? Это будет крах всего. Представить страшно, сколько насмешек обрушится, а тут ещё и Дима...       — Да вы издеваетесь! — раздался расстроенный звонкий голос. — Эй! Дайте нам хоть немного места! Весь берег оттяпали!       Дима с подозрением скосил взгляд. Наверняка неправильно понял, почему друг занервничал, и, повторно порывшись в рюкзаке, достал оттуда одежду. Серафим не успел удивиться – Дима подобрал его шмотки? – схватил тряпки и начал поспешно одеваться, уверенный, что так будет естественнее всего, и что Ульяна со спины его не узнает. Если волосы прикрыты полотенцем – не узнает ведь?       — Вам чё, запрещают? — усмехнулся Егор. — Никто не прогоняет, валяйте, купайтесь. А мы посмотрим, да, парни?       — Вот ещё! — пискнула одна из девушек, таким противным голоском, что Серафим аж поморщился.       — Может, поедете бухать на другую сторону реки? — попыталась найти компромисс Ульяна. — Вы уже откупались, да и прохладно, вечер.       Серафим пялил в дерево и нервно вслушивался в набирающий обороты спор. Было в этом что-то идиотское: он, прикрыв голову полотенцем, стоит, боясь даже повернуться к знакомой девчонке. Да ещё к какой? Он её раз десять лично просил никому не рассказывать. Вряд ли теперь она сболтнёт, что не нужно. И всё же боязно. В такой вот близи к Диме, перед которым спалиться стыднее всего, тем более.       — Ну-у-у, — протянул Степан. — Если поможешь собрать вещи, да присоединишься — то подумаю. Может и переберёмся. Тебя как звать-то, девочка?       — Ясно, — презрительно фыркнула Ульяна. — Пошли, девочки, с этими не поговоришь.       — Ну ты давай! — крикнул ей вслед Егор. — Передумаешь – приходи, не прогоним!       Парни рассмеялись. Дима продолжил стоять рядом, не проронив ни звука, и смотрел вслед уходящим. Серафим несмело спустил полотенце на шею и нервно откашлялся. Всё сложилось удачно, пусть и глупо до чёртиков.       — Ты нормально? — спросил Дима.       Что за странный вопрос? Серафим заметил, что друг собирался ободрительно сжать его плечо, но вдруг отпрянул словно ошпаренный и спрятал ладонь в карман шорт.       — Да, — кивнул Серафим, в лёгком смятении. — Норм.       — Ладно.       В следующие полчаса он дёргался от каждого звука – боялся, что девушки вернутся. Но те, видимо, либо пошли к другому берегу, либо обратно в город.       Серафим в разговоре парней не участвовал, да и пива больше не пил. Сидел, закутавшись в полотенце, рядом с Димой и поглядывал на него. Тот в скором времени расслабился, ушло странное необъяснимое напряжение, разгладились черты лица. И пусть он всё ещё выглядел отстранённым, привычная теплота позволяла с облегчением думать о том, что точно – точно-точно – не злится ни на что. Ни на ту херню с ключицами, ни на сегодняшние грубости. Как сложно теперь. Если раньше можно было не заморачиваться над такими мелочами, то в последние дни стало казаться, что от любой неудачной шутки, от любого опрометчивого выкрика их дружба может разойтись по швам. Виной тому новая школа или ощущение, что весь мир против того, чтобы они друг с другом общались – Серафим не мог знать.       За разговорами под пиво с чипсами, сопровождаемыми громким смехом и размеренным дыханием Димы под боком, компанию настигла туча, затопившая собой небо. Одним из первых вскочил Егор, всегда полный энергии, и начал быстро собирать шмотки, относя к машине. Серёга и Гера помогали ему. Степан пошёл заводить свою тачку, а Серафим сидел на месте и наблюдал за тем, как на плед опускаются редкие капли, одна за другой, как их становится больше и больше.       — Пойдём, Сим, — склонился к нему Дима, тронув за локоть. — Походу, ливень.       И под звон бьющих о стёкла капель, Серафим ехал домой, совершенно разочарованный в сумбурном и бесполезном дне. Серёга с Егором не болтали – второй прислонился красным лбом к бардачку и сопел. Мысли все были о том, что подобного дня, в который Дима полностью свободен, может и не повториться, и что лучше было забить хуй на обещание Степану, и просто провести время вместе. Снова порубиться в игры, да хоть в кино наконец-то выбраться или погулять. Что угодно! Серафим жалел, что пошёл на поводу «совести», что не сделал так, как хотелось. И где-то в машине, ехавшей впереди, наверняка точно так же об этом дне жалел уставший и измученный недосыпом Дима. От досады и колющих угрызений совести потянуло зажмуриться.       Он был уверен: что-то сложное, едва осязаемое ускользало сквозь пальцы, и это ему не нравилось. _____________________ * - персонажи из игры Mortal Kombat.