Жёлтый шарф

      «Если там будут наркотики…» 20:19         Серафим поставил ногу на скамейку, завязав непослушные шнурки дрожащими пальцами.         «Уходи сразу, ладно?» 20:20         — И без тебя разберусь, — раздражённый шёпот под нос заглушила промчавшаяся за спиной «Волга».         Мелькнувшие полосы света пропали так же быстро, как и появились, выцепив россыпь капель на лакированной скамье. Сентябрьская прохлада скользнула под куртку. Поёжившись, Серафим медленно двинулся дальше. Телефон вновь завибрировал. Он нехотя достал его и удержал кнопку выключения. Прежде чем зло уставиться в тёмный экран, успел заметить последнее:         «Я позвоню утром» 20:24         Остановившись посреди тротуара, Серафим некоторое время неуверенно смотрел на отражение. Что вспылил-то? Зачем? В чём смысл злиться – в том, что Дима в очередной раз не смог найти времени? Такое должно было стать привычным. Субботний вечер, никаких уроков завтра, удачный день для тусовки, но чёртов заучка на предложение пойти развеяться ответил «не могу, занят». Занят! Чёрт.       Досадно. Сообщения вдогонку, как насмешка. Излишняя, дурацкая забота, от которой начинало тошнить. И ветер, рвущий листья с деревьев, разыгрался не на шутку, потянув с головы капюшон. Серафим не пожалел о том, что захватил куртку, так бы сто раз продрог, прежде чем добраться по адресу.         Нужный подъезд, нужная лестница. И сверху, с неизвестного этажа, доносился громкий девчачий смех, разбивался гудящим эхом. Серафим стоял, запрокинув голову, и не решался шагнуть вперёд. Всего-то несколько десятков ступеней разделяли его и желаемое, но он вдруг засомневался. А надо ли оно? Может, Дима прав. Фиг угадаешь, что на таких тусовках может случиться. Но интересно ведь, чёрт! Очень. Серафим знал, что пожалеет. Он и так с людьми не особо ладил, а тут… тут молчание станет врагом номер один. Нужно разговаривать, с одними, с другими. И вряд ли Андрей будет таскаться рядом, как в школе. Придётся обходиться без него.           Серафим сделал шаг. Второй. Смех стал громче, послышался треск стекла. «Как бы кто ментов не вызвал» – пронеслось, когда взгляд скользнул по обитой непонятно чем двери и ржавой цифре «5». Ещё выше.           Из-за неисправных лампочек приходилось двигаться на верхний свет, текущий с «того самого», судя по всему, этажа. Серафим поднимался медленно и тихо, только куртка шуршала едва различимо. Первое, что он заметил, нелепо замерев – белые тонкие ножки под короткой плиссированной юбкой. Затем – маленькую кисть, обхватившую перила.         —…а он сбежал! — неестественно весёлый голос сорвался на хохот. — Представляешь? У-бе-жал! Ха-ха-ха! Взял и убежал! Девственник! Ха-ха-ха!         — Дин, осторожней. Свалишься.         Вера?..         — А ты меня поймаешь, — веселье сменилось игривостью, и тонкая кисть поднялась, потянувшись вперёд, в темноту. — Да, золотце? Ха-ха-ха! Поймаешь?         — Тише…         Серафим не смог двинуться, резко опустил голову. Щёки залило краской, когда лестничную клетку заполнили влажные звуки, прерывающиеся тонкими вздохами. Подоспел он совсем не вовремя и теперь испытывал странное, нездоровое ожидание. Ни одной нормальной мысли не приходило. Серафим был похож на человека в шкафу, подглядывавшего за сексом, хоть толком ничего не видел. Только звуки. Звуки, дыхание, стоны. Проклятое воображение само дорисовывало картинку. Девушка с… девушкой? Чёрт…         Он боялся себя обнаружить, стыдясь, что застукал их в такой момент. Но ангел спасения явился вовремя, избавив от паники и возможного предательского стояка. Хлопок двери заглушил тонкий ласковый стон. Девушки отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Плиссированная голубая юбка качнулась, обнажив тонкое бедро ещё больше. На лестничной клетке резко стало тихо.         — Это, блядь, что?! — скрипучий пацанский голос мгновенно вызвал неприязнь.           — Ты о чём? — Вера не потеряла и капли уверенности, присущей её ровному тону.           — Блядские лесбухи! Вы что устроили?!         — Варежку закрой, идиот! — встрепенулась «Дина», вмиг протрезвевшая. — Не видишь? Девочки развлекаются без тебя!         — Чт…         — И правда. Съеби-ка, или хочешь попроситься третьим? — Вера говорила с лёгкой насмешкой, но звучала так успокаивающе, что Серафим невольно заслушался.         Кого-то это очень напоминало.         — Ахуела? — единственное, что растерявшийся пацан смог вякнуть в ответ. — Сука, я…         — Скройся.         «Скрипучий» парень всё пыхтел да пыхтел. У Серафима аж конечности затекли, пока он как примёрзший стоял, подслушивая эту неловкую сцену. Наконец, дверь снова открылась, выпустив рой какофонии музыки и голосов, и захлопнулась. Резкое эхо отдалось гулом в грудной клетке.         — Тц… думаешь, реально Андрею настучит?         — Наверное, — голос Веры донёсся чутка сбоку, она отошла в сторону. — А ты боишься?         — Нет, конечно! Тоже мне. Ха… боже, я много выпила… Ха-ха… вот выродок. Кто ж, бля…         Серафим сглотнул. Больше тут стоять не стоило. Была возможность услышать что-то чрезмерно личное. Он не хотел участвовать в этом странном диалоге даже сторонним слушателем, оставшимся в тени. Набрав воздуха в грудь и выпрямившись для уверенности, Серафим громко протопал выше, пересёк пролёт, зная, что его точно услышали.         Девушки сидели на корточках у стены. Незнакомка в голубой юбке постукивала донышком бутылки о грязный кафель, рассеянно смотря вперёд, на исписанную матами стену. Вера теребила в руках пачку сигарет, освобождая её от слюды, и хранила на губах дежурную, нервную улыбку. Её смоляные волосы непривычно растрепались, выпав непослушными прядями из высокого хвоста. Серафим в который раз ощутил себя лишним, однако пришлось нарушить их уединение:         — Привет.         Вера слегка повернулась. Дина же продолжила бить бутылкой об пол, всё громче и с большей злобой.         — Ох, Серафим. Тебя заждались.         — Пешком шёл, — ответил он вместо извинений и подошёл к нужной двери. — Это… ну…         — Заходи, — поняв его замешательство, Вера указала фильтром вынутой сигареты на звонок. — Тыкни пару раз. Услышат, откроют.         Серафим неуверенно кивнул. Шершавый холодный пластик легко поддался руке.         — Надеюсь, его выебут однажды.           Вера удивлённо глянула на «подругу». Та, замерев на секунду, замахнулась и разбила бутылку, окропив лестничную клетку фонтаном осколков. Хорошенькое круглое личико покраснело от злости. Серафим невольно дёрнулся от резкого звука, но с места не сдвинулся.          — Надеюсь, ему вставят на сухую! — прокричала на всю лестницу Дина и ткнулась лбом в колени. — Бесит… бесит, мудень… блядь! Бесит!         — Дин, — Вера осторожно приобняла её за плечо. — Спокойно, ты набухалась.         — Нет! Хочу, чтобы его трахнули! Хочу, чтобы до смерти трахнули! Почему он лезет?! Какого хуя этот мудак лезет?! Что ему от нас надо, а? Недотраханный кусок дерьма!         — Тш-ш-ш… всё хорошо. Серафим, ты?.. А, так позвони ещё раз. Они просто не слышат. Дин – тише, он никому не скажет, веришь?         Серафим отвернулся со стыдом. Он не мог понять, посочувствовать, да и помочь. Он просто слышал голос, срывающийся в рыдания, и ощущал себя не в том месте не в то время – виноватым соучастником. Это его не касалось, что Вера ясно дала понять, не вовлекая, но… но так и тянуло повернуться, шагнуть навстречу, помочь.         Чем? Хоть чем-то. Почему? Он не знал.         Дверь распахнулась. Мясо ритмичной музыки полетело по пролётам, подобно сквозняку. Андрей выглядел делано-удивлённым:         — Вот и ты.         — Ага, — голос охрип.         В правое ухо всё продолжал бить сдавленный истеричный плач, а успокаивающий голос Веры терялся в какофонии шума. Но по ту сторону порога никто ничего не слышал, и маленькая драма осталась скрыта от других широкой дверью.         — Ну, проходи.         — Да.         Серафим не понял, зачем вообще выдал дурацкое «да». Оказавшись внутри квартиры, он почувствовал себя ещё хуже, чем когда стоял там, на лестничной клетке, и был свидетелем конфликта. Уши заложило, басы давили на мозг. Казалось, всё здесь трясётся от звуков, от дрыгающихся подростков, от дикого смеха. Серафим осторожно снял обувь, поставил её в угол, понадеявшись, что никто в неё не наблюёт случайно. Оставил куртку в прихожей и несмело прошёл на кухню, стараясь выглядеть как можно естественней. Там, по ощущениям, было светлее всего, да и народу меньше. Внимание привлёк заставленный бутылками стол.         Алкоголь, газировка, целая запакованная пачка воды «Святой Источник». Серафим, не зная, можно ли к чему-нибудь прикоснуться, нашёл полупустую литровку колы. Сейчас хотелось занять руки, а потом уже думать. О чём угодно, как-нибудь, притом бродя по минному полю. Может, уйти? Сбежать?         Пузырьки ударили в нос, заставив дёрнуться. Холодный стакан быстро нагрелся под трясущейся ладонью.         — Ты напивался когда-нибудь?         Серафим вздрогнул.         — Н-нет.         — Хочешь?         Андрей бесцеремонно скинул пакеты с нижнего кухонного шкафчика, забрался на него. Теперь он оказался выше. Серафим несмело обернулся, отпив чутка. Здесь можно было не кричать, чтобы слышать друг друга.         — Так что, выпьешь? — Андрей хитро улыбнулся. — Ты какой-то зажатый. Тут таких не любят, понимаешь? Смотри, а то окажешься в одном ряду с тем гомиком. Я просто предупредил.         Серафим проследил за тем, как уверенная рука нашарила кружку в раковине, гремя грязной посудой. Повернулся кран, и струя холодной воды загипнотизировала на несколько мгновений. Пока Андрей орудовал мочалкой, Серафим таки спросил:         — Я думал, тут будут только из класса… ребята.         — В плане?         — Та девчонка. В голубой юбке. Я её раньше не видел.         — А, Диана? — Андрей закрыл кран и вытряс воду из кружки, продолжая безмятежно улыбаться. — Она в мае закончила. Сейчас в колледже учится. Её Вера позвала, знаешь, сюда можно приводить друзей.         Серафим скрипнул зубами. Чёрт, сколько проблем отлетело бы, будь Дима рядом с ним. Но он, блядь, отказался. И даже не разозлишься, ведь имел право.           — Ну-ка, подай мне вон ту розовую бутыль. И колу свою давай. Сейчас намешаю чего-нибудь.         Серафим послушно исполнил просьбу. Прислонился спиной к шкафчику рядом с Андреем, наблюдая за тем, как тот уверенно льёт алкоголь в кружку. На деле хорошо бы отказаться, но то легко лишь в теории. Бывают такие люди, уверенные, которые кажутся умнее и опытней. Серафим поддавался этому впечатлению. В месте, где всё незнакомо, иметь под боком какого-нибудь Андрея, наверное, выгодно.         — Играешь в игры?         Серафим принял кружку из чужих прохладных пальцев и осторожно отпил. Язык обожгло терпким, но кола смягчила вкус лютого спирта. То ли сладко, то ли горько, по горлу будто прошёлся язык пламени. Приятно. И странно. Серафим такого никогда не пробовал.         — Что это? — проигнорировал вопрос, обхватив кружку удобнее. — На вкус ничего.         — Джин с колой. Кто-то притащил, но тут мало любителей. Так что насчёт игр?         — Нет, — Серафим продолжил пить понемногу, в надежде, что сможет отследить момент, когда его поведёт. — Ну, играю, но не часто.         — Ясно. К ЕГЭ готовишься?         Серафим помотал головой из стороны в сторону.         — Вот как? — Андрей усмехнулся. — Анимешник, чтоль?         — Ебанулся? Нет, конечно.         Против аниме он ничего не имел, на самом деле, но и не шибко увлекался. Его не привлекали большеглазые девочки, а их писк вызывал лишь раздражение. Собственный голос, стоило ему скакнуть высоко, провоцировал примерно столько же неприязни. Но сейчас Серафим следил за этим.         — Чем тогда занимаешься?         Память остро резануло вынужденное решение покинуть студию. Стало чутка паршивей.         — Ничем, — соврал Серафим, смотря в дверной проём, за которым под музыку прыгали отсветы радуги, ползая по линолеуму.         Красный, зелёный, синий, жёлтый, красный… Голубая юбка и бледные гладкие ножки мелькнули на секунду. Диана пробежала в зал, где тусила основная часть ребят. Скользнула силуэтом по месиву световых пятен, вызвав странную, трепетную дрожь. Вера следом не показалась, ни через минуту, ни через две. Серафим поймал себя на глупой мысли, что ему хочется увидеть лицо Дианы: её красные от слёз глаза и опухшие губы.         — Ну, тут таких много, — продолжил Андрей. — Ничем не занимающихся, так что, не удивил. Ещё?         Молча протянутая кружка послужила весьма однозначным ответом.           Интересно. Есть ли вообще шанс? Если подумать, то должен быть. Один, два. Всем даются, раз за разом, один проёбан – второй на подходе, и так по кругу. Всё упустить невозможно. Если только ты совсем не дебил, конечно, но… кажется, Серафим проебался. Забавно, что не жалел. Был шанс не пить, не идти на вечеринку, не говорить с Андреем, поддержать Диану, но…         Ох. Цвета. Смешались странным образом. Их карусель взорвала голову. Вот Андрей. Только что он сидел на шкафчике, а тут вдруг спрыгнул, и захотелось пойти за ним, как собачке. Тело стало вязким, неприятным. Когда успел? Сколько выпил? Сколько раз подал Андрею кружку, почему не заметил? О чём они только что трепались? Херово, ужасно, Серафим не помнил. Голова кружилась до абсурдного веселья. Тянуло говорить и говорить много, но язык не слушался, и хорошо, иначе он бы сказал что-то, о чём пришлось бы жалеть. Наверняка сказал бы... Поэтому болтал Андрей. Его светлые серые глаза мелькали перед Серафимом двумя нечестными, запрещёнными огоньками. В один момент стало темно и, внезапно, громко. Очень. Очень громко. Серафим понял, что стоит, прислонившись плечом к стене коридора, и рассеянно пялит на месиво танцующих тел.         Голос Андрея, как программа, читавшая сценарий:         — Давай, вперёд! Ребята ждут.         Кого ждут? Зачем? Серафиму иррационально захотелось узнать. Он вяло кивнул и сделал шаг. Шагать оказалось проще простого. Но куда легче было мотать отяжелевшей головой в такт музыке, заполнившей тело. И эти звуки казались неприятной кашей с час назад? Бред, никак иначе. Серафим толкнул кого-то случайно и не извинился, к своему счастью! Похуй. Похуй на них, они – мясо в большой мясорубке. Ха. Они мясо, а он? Уже фарш или ещё нет? Губы болели, лыбиться сложно и дышать тоже. Всё вокруг обрело глупую простоту, совершенную и дикую ясность. Серафим чувствовал себя свободным и тупым. Что могло быть лучше того и другого вместе?         — Это что у тебя?! — проорал ему на ухо Андрей, подойдя по спины и положив подбородок на плечо.         Серафим, только что разблокировавший телефон, неуверенно тыкал на кнопки, пытаясь вбить запрос в строку поиска. «Шзм скачт бслптано» – самая лучшая версия, а как осмысленно, вау. Шазам, именно. Скачать. Надо. Срочно. Зачем-то надо.         А что там Андрей?         — Чё?! — проорал Серафим в ответ.         — Что за «займы онлайн»?!         Серафим завалился чутка назад, опершись о низкорослого «друга». Точно. Он ведь пытался занять денег. Зачем? Зачем-то было нужно. Где-то за пределами этих стен оно имело большое значение, чуть ли не жизненную необходимость. Вот только… ах да, точно.         — Да отчим! Перестал! Давать! Эээ… Деньги! — вышло отрывисто. Серафим и сам не замечал, как тело двигалось под музыку, а голову покидали остатки здравых (или нет) мыслей. — А мне студию опл… а-а-а-а… надо!         Всем даются шансы. Один за другим. Каждую секунду. Можно что-то сделать, можно чего-то не сделать, и оттого жизнь кажется лотереей, в которой никто никогда не выигрывает, потому что настоящего приза попросту нет. Так зачем Серафим пытался крутить чёртову рулетку, если знал итог? Зачем оно стоило каких-то стараний?         Рука Андрея мелькнула слишком близко к лицу. Он с лёгкостью вытащил телефон из ослабевших Серафимовых пальцев. Его дыхание защекотало ухо, и от пробравшей тело дрожи пересохло в горле. Господи…         Что Андрей делал с телефоном, Серафим не видел. Он оттолкнулся, забив огромный болт на всех и вся, и шагнул в толпу. Испугавшийся ли, уставший или захотевший подрыгаться – да какое дело? Серафим с лёгкостью забывал, что чувствовал минуту назад, отчего улыбался шире и шире. Поначалу он просто бродил между ребят, сам себе на уме, такой весь индивидуальный и особенный. Даже бесстыдно попялился на грудь какой-то девчонки, которой уж больно нравилось прыгать, тряся всем, чем можно. Вот только желавших поглазеть на её буфера нашлось в достатке, и он тактически отступил. Подумаешь! Вон как бас ебашит, и без девчонок в кайф!         Малюсенькая секунда, в которую стало тихо, могла бы отрезвить. Ведь всем даются шансы. Ведь можно было сделать что-то, да? И сейчас, наверное, тоже. Уйти? От шума голосов, смеха и роя незнакомых имён накатила лёгкая тревога, но вот… снова звуки. Как черти, водящие по краю бездонного котла. Снова какофония из музыкального центра, местоположение которого наконец-то нашлось – за кучками фигур, на прикроватной тумбе.         Серафим, сделав над собой усилие, прислушался. Знакомо ведь. Очень знакомо, да. Слова за бьющим басом разобрать сложно, но руки двинулись раньше, чем он успел что-либо осознать. Было так хорошо. Точно. Вот оно – слово. Подходящее слово. А где телефон-то? Сука, надо понять, что за песня, а он так и не скачал шазам.         Красиво. И здорово. Великая сила музыки. Жарко, душно, от кого-то несёт потом… а нет, уже не несёт. Теперь никаких запахов. Только ритм ударных.         Серафим едва ли уловил момент, когда вокруг него стало пусто. Кажется, ребята расступились. Но куда они смотрели? Перед глазами плыло так, что с трудом различались черты знакомо-незнакомых лиц. По телу разлилась нежданная, бестолковая уверенность. Серафим, прикрыв веки, двигался под музыку, ведомый желанием полностью уплыть, поддаться порыву. Зачем стараться, зачем думать, когда можно просто крутануть колесо, набухаться и ждать, что же там выпадет дальше? Серафим что-то делал, все вокруг тоже что-то делали, но были так далеко, а он – совсем близко, так близко, что мог обнять собственные плечи, прокрутившись на месте.         Он плыл. И да, он точно стал чёртовым фаршем.         — Ебашь!         Серафим не знал, что это ему. Не понимал, кому адресованы хлопки в такт. Он просто двигался, двигался, запыхавшись, и ощутимо терял контроль. Тошнота подступила к горлу резко, он невольно завалился назад. И позорно грохнулся навзничь. Затылок впечатался в ворсистый ковёр, а потолок расплылся в кашу. Сколько блеска. Сколько вспышек… дыхание спёрло… глотку драло, драло страшно, и кисти потеряли чувствительность. Сжать кулак. Разжать кулак. Опять сжать. Хорошо.         Где Дима?         — Ты ок?! — кто-то поводил рукой перед лицом. — Вроде бы… ух! Ебать даёт. Чел под чем-то?! Э, Андрей! Андрей, бляха! Куда он делся?!         Почему его нет здесь?..         — Да, отжигает! — раздалось ещё ближе. — А ну, брысь, женщина, парню надо проблеваться!         Но ведь Серафим не хотел блевать? Однако кто-то, наплевав, подхватил его и потащил к дверям. Он упирался. Куда, блядь?! Только ведь начал! Но по голове пришёлся несильный удар, и желания упрямиться как-то поубавилось. К шуму музыки присоединился странный звон. Среди этих ребят потерялся Андрей с телефоном, что не давало покоя. Ведь так нужен был Шазам! Жизненно необходим! Прямо тут и сейчас!         И Дима. Он обещал позвонить утром. Он точно позвонит.         Лопатки ощутили холод. И стало тихо. Дверь ванной захлопнулась, а в руках оказалось ведро, которое Серафим грубо отпихнул в сторону. Не хотел блевать он! Сука! Что за?!..         Оставшись один, Серафим ощутил подступивший иррациональный страх. Слишком тяжело, в висках трещало. Но как легко двигаться, ей-богу. Вязко, тяжко и легко одновременно, что за смесь Шрёдингера? Смеяться хочется, плакать хочется, ничего не хочется. Ничего. Не. Хочется. И так прохладно в кафельной клетке, и пахнет приятно. Стоп… от…         Откуда так пахнет?         — Божечки. Ты в порядке?         От неё тянуло жасмином и яблоками. Свежими, сладкими яблоками. Серафим скользнул взглядом по обнажённым коленкам, поджатым к маленькой груди, по кайме голубой юбки. Сглотнул. Наверное, слишком шумно.         — Эй, — она коснулась маленькими тонкими пальчиками щеки, и Серафим склонил голову вслед за тёплой ладонью.         «Ещё. Погладь, пожалуйста».         — Впервые тут, да? — слова Дианы изредка пробивались через пелену головокружения. — Понятно. Вера сказала, ты их новенький. Я думала, ты скучный. Показался скучным, знаешь, там, на лестнице… ну да. Пришёл какой-то. Вот… Зачем ты тут?         О чём она говорит? Зачем она говорит?         — Ты весь красный, — в её голосе послышалась улыбка, грустная и такая нежная, что Серафиму захотелось утонуть в ней, забыв и своё имя, и понятие времени.         Он был разбитым, никому не нужным и потерянным. И в мелькнувшей мысли – я никому не нужен – нашлось столько простоты и очевидности, что стало даже смешно. Вот как? Никому-никому? Кто-то же был, наверняка. Этот кто-то позвонит утром. Обещал – должен. Должен позвонить!         Серафим откинул голову назад, на бортик ванной. Разглядывая круглое, милое девичье личико, он вдруг заметил, какие красивые, чертовски красивые у Дианы волосы. Собранные в пучок, светлые, светлей, чем у Андрея. Пара волнистых прядей упала на высокий лоб. Потрясно, будто там их законное место – вьющимися нитями на лбу.         Вера… Стоп, Вера же сказала…         Что она сказала? И кому?         — Воды хочешь? — спросила Диана участливо, а Серафим вдруг дико испугался, что сейчас она уйдёт и оставит его одного.         Выходит, ей он тоже не нужен? Просто из сочувствия подошла, просто так?! Почему? Почему рядом нет никого, когда так хуёво?! Её нельзя отпускать, нет!         — Нет, — прохрипел он, едва ворочая языком. — Нет. Не уходи…           Родинка на левой щеке. И ресницы, подкрашенные голубой тушью – только сейчас заметил. Через целую мучительную минуту она двинулась. Неожиданно, магическим образом, не иначе, её хрупкая шея оказалась прямо на уровне глаз. И пуговицы лёгкой рубашки, расстёгнутые у ключиц, и выемка груди. Серафим сглотнул. Близко…         Мягкая. Мягкая, нежная кожа. Кожа, мигом покрывшаяся мурашками. Он думал, её длинные тонкие ноги будут более костлявыми, что ли. Стоп. Какие ноги? Как рука оказалась на её бедре? Это сон, видение, алкогольный бред… и запах, и вкус плеча – тоже сон. Это видение.         Когда он стал таким уверенным? Почему его пальцы не дрожат, скользя выше, к резинке её белья, задирая юбку? О, эта чёртова юбка так замечательно шуршит…         — П-подожди, — прошептала она на ухо, и её ладошки обхватили напряжённую шею. — Ах… стой…         Рука огладила маленькую ягодицу. В голове стало совершенно пусто. Солёные губы распахнулись навстречу, и Серафим, поплывший от лёгкого, приятного жара чужого тела, притянул Диану ещё ближе.         Зачем?.. Вера… ведь Вера с ней тоже…         И утром, утром ему должны позвонить…         — А-ах!  

* * *

        Как быстро исчезла почти половина графина, подумать только. Башка раскалывалась, таблетка цитрамона на все случаи жизни в этот раз подвела. Серафим стоял в одних трусах посреди кухни и думал об одном: слава богам, что отчим проводит выходные с мамой. Иначе объяснить, почему после «посиделок с Димой» так несёт алкоголем, было бы сложно.         А Женька? А что Женька? Закрылась в комнате, нацепила наушники, да смотрела аниме. Ей вообще оказалось посрать, где всю ночь шлялся братец. Она и не вышла встретить, когда квартиру сотряс громкий хлопок чёртовой входной двери. То было утром, очень и очень давно.           Дима позвонил четыре раза. Серафим не слышал ни звук, ни вибрации. Так и завалился спать, не ответив. Не ответил и до сих пор.         — Бля-я-я-я…         Он схватился за голову, опершись локтями о стол. Раз… два… три… господи, как хуёво. И пусто совершенно, смазанные картинки в башке туда-сюда, как в слайд-шоу. Оставшаяся половина графина исчезла ещё быстрее, и он уже потянулся к крану. Ощущение, будто месяц прожил в пустыне, драло горло нещадно.         Стоило губам столкнуться с мягкой струёй, как Серафима прошибло как током воспоминание. Влажный язык, сплетавшийся с его, вкус карамели и соли, податливое тело…         Он резко выпрямился, стукнувшись башкой о настенный шкафчик. По кухне прокатилось хриплое «блядь!». И без того раскалывающаяся башка заболела куда больше. В отчаянии Серафим сел на пол, качаясь из стороны в сторону. Заскулить только не хватало, с позором. Хотя, когда никого рядом – можно. Женя так и так не услышит.         — Бля, бля… бля-я-я-я!         Серафим, резко дёрнувшись, с ненавистью пнул ножку стола, растрепал мокрые волосы. На часах подходило три дня. И пусть он провалялся бездыханным где-то семь часов точно, чувство было такое, что не спал ни минуты.         Чужой язык, влажное тепло…         Серафим осторожно коснулся губ, словно не веря. Нет, точно не фантазия, чувство слишком яркое. Он попытался порыться в памяти, откапывая самое начало. Так. Набухался. Каким образом? С кем пил? Пил на кухне. С Андреем! Уже лучше, ближе. Дальше… дальше большой провал. И ванная. И… голубая юбка?         — Капец, — прошептал Серафим, по которому так и ударило осознанием. — Ебать…         Вытянув ладонь вперёд и уставившись на пальцы, он как никогда реально воссоздал в памяти ощущение белой девичей кожи. Мягкое бедро, которое он уверенно сжимал. Это так поразило, что не осталось места смущению. Нет, наоборот. Серафим рьяно пытался понять, что чувствует. В голове было пусто, как и в теле. Он не осознавал до конца участие в произошедшем. Ну да, поцеловался по пьяни с приятной тоненькой девочкой, да, залез ей под юбку… и да, конечно, не помнил, что случилось потом. Что же?..         По коже прошёлся холодок, на мгновение загнав в угол похмельный ад. Вера. Серафим помнил – девушки говорили на лестнице, а потом расстояние между ними сократилось. Он даже помнил, что мысли о Вере мелькали в его голове едва уловимыми мухами, пока он гладил бёдра Дианы. Бессовестно, грязно и прогнав здравый смысл, наплевав на последствия, наплевав на чьи-то там тёрки.         То было очень мягко. Серафим сжал руку. Всё не мог докопаться: понравилось или нет. Честно, он совсем не понимал свои чувства. Помнил только голубую юбку, тоненькие стоны, да всплески красок под веками. Что? Что он тогда чувствовал? Получилось переспать? Или может, трахнуть её пальцами? Минет, наверное? Да что, блядь, в итоге случилось?!         Серафим устало поднялся. Побродил по кухне туда-сюда. Попытался вспомнить ещё, но дальше мозг отшибло напрочь. Он удивился тому, что имя девчонки, которую лапал, до сих пор вертелось на языке, а более «значимое» оставалось размытым. Всё, что теперь заботило – мягкость бледного бедра, тепло чужого тела. Серафим сжал и разжал кулак несколько раз. И вдруг смог подобрать слово, которое просилось на язык. Это оказалось очень просто и пугающе:         — Не то…         В плане? Нет, никаких объяснений, но именно «не то» лучше всего описывало его ощущения. Серафим почесал щёку. Шевелить мозгами становилось всё трудней, а рот снова пересох. Похлебав ещё немного воды из-под крана, он продолжил прокручивать в голове странное «не то» и так, и эдак.         В лёгкой прострации Серафим закрутил кран не до конца и уставился на капли, что падали, разбиваясь о металлическую раковину с неприятным, плоским звуком. Кап-кап-кап, как гвоздями в черепушку, но блеск воды обладал притягательной силой. Наконец он с раздражением дёрнул ручку крана и на секунду испугался, что сломал её. Но нет, всё хорошо. Капли остановились.         — Всё хорошо? — прохрипел под нос, облизнув сухие губы. — Всё хорошо… да. Точно.         Серафим, не зная, куда себя деть и чем отвлечься, заглянул в холодильник. Передёрнул плечами, хлопнул дверцей. Прислонился лбом к магниту из Дивеевского Монастыря. Полуобнажённое тело покрылось мурашками.         Почему? Почему он не испытывал ни капли удовлетворения или восторга от перепихона? Может, из-за того, что нихуя не помнил? Неопределённость раздражала – девственник он до сих пор, или уже нет? Единственное, что волновало: смог ли присунуть. Как отвратительно, чёрт, но зато честно.         «Не то». Абстрактное, впившееся иглами в голову, сводящее с ума. От простых четырёх букв немела челюсть. «Не то». Почему? Должна же быть причина, должно быть оправдание. Что «не то», что «не так», что пошло по пизде? И пошло ли?         Как гром среди ясного неба на ум пришла безумная идея, но он зацепился за неё, будто та была самой правильной. Нужно проверить, срочно, иначе недолго свихнуться.           Ступая босыми ногами по холодному полу, Серафим доплёлся до Жениной комнаты. Подёргал ручку. Закрыто. Естественно, бля, сестра-то запиралась всегда.            — Эй!         Стук в дверь не принёс результата. Серафим, раздражаясь, долбанул несколько раз ногой:         — Алё, бля! Открой!         Спустя мучительную минуту послышался скрип кровати. Мгновением позже перед Серафимом возникла растрёпанная Женя. Стоило ей оглядеть брата с ног до головы, как лицо её вытянулось.         — Дай пощупать, — бросил Серафим без всяких прелюдий, глядя сестре прямо в глаза.         — Что?         — Пощупать дай.         — Что?         — Ногу.         Минута напряжённого молчания могла превратиться в целый десяток, но Женя вдруг отмерла. Попыталась резко захлопнуть дверь прямо у него перед носом, однако Серафим среагировал и придержал коленом. Нет, блядь, ему надо! Протянув руку, он попытался цапнуть сестру за бедро, но та с визгом отпрянула:         — Ебанулся?! И-иди-ка ты…         — Да дай пощупать, блядь, ногу! Сука!         Серафим ступил за порог комнаты, угрожающе приближаясь. По пути едва не запнулся о разбросанную по полу одежду, но поразительно легко для человека с похмелья удержал равновесие.         Хуле она визжала, дура? Ему же просто…         — Отъебись! Ёбнуты-ы-ый!         Поймать сестру оказалось не так сложно, а вот завалить на кровать сложнее. Но Серафим справился. Придавил к развороченной постели всем весом и наконец схватил за ногу. Женя замерла, перестав брыкаться. В такой странной позе они полежали с минуту, и за эту минуту Серафим успел пожмакать её бедро несколько раз. Плотное. Упругое. Не такое мягкое, как у Дианы. Но всё ещё, к чёртовому разочарованию, не то.         — Ты пьяный? — прошептала Женя, заставив вздрогнуть.         Он резко отпрянул, недовольно поморщившись. Объяснять своё поведение желания не было. Да и трудная задача, так сказать. Женя так и продолжила лежать, ошалело прижимая руки к груди.         Мысли безнадёжно разбежались в стороны. Недоумение накатывало куда большими волнами: и это, как вышло, «не то». А что тогда «то»? Где искать «то»? И что, блядь, это значит?