Жёлтый шарф

      — Выпей.       Серафим вздрогнул, когда холодная пачка таблеток приземлилась на его обнажённый живот, и неуклюже подскочил на постели. В уши продолжала долбить стрельба с игрового стрима, башка побаливала от долгого положения лёжа. И ещё, к великому удивлению, перед ним оказался Дима собственной персоной.       Он стоял в дверях комнаты в расстёгнутой куртке, сжимал шапку. Растрёпанные кудрявые волосы блестели, не мытые дня три. Взгляд держался на лице Серафима, долгий и проницательный. Свет, тянувшийся с кухни, лежал у порога и бил ему в спину, облизывая ноги красноватыми бликами. Дима не улыбался, не был спокоен. Его ломало от тревоги, и тревога эта вызывала куда больше стыда, чем надо.       — Привет, – хрипло пробормотал Серафим, вынимая капельки беспроводных наушников.       — Ты мог позвонить.       Серафим сглотнул, промолчав. Сел на постели, нащупал пальцами упаковку активированного угля, повертел её бездумно, лишь бы не глядеть на друга. Куда привлекательней сейчас казались развороченный шкаф, бледные лёгкие шторы, стол с выключенной любимой лампой, чем осунувшееся, усталое лицо, покрытое россыпью веснушек.       — Я…       — Ты мог позвонить! — повторил Дима, чуть повысив голос. — Почему ты ничего не сказал? Я извёлся. Я не знал, что с тобой! Да ты…       Хлопнула входная дверь. Шорох пакетов на мгновение отвлёк внимание. Серафим продолжал сидеть недвижим, пока Дима здоровался с отчимом и закрывал дверь в комнату, соврав, что всё в порядке. Щёлкнул замок. Снова стало тихо, и шаги по коридору к кухне и неразборчивый гул голосов оказались отрезанными от маленького мира, в котором Серафиму стало тошно разговаривать.       Дима прислонился спиной к двери, ссутулился. Он тоже молчал, разглядывая потёртые носки. Серафим наконец нашёл силы свесить ноги с постели и положил пачку таблеток на тумбочку, задев при этом сто лет назад выпитую банку энергетика. Она бесшумно свалилась на ковёр, покатившись вперёд, к ножкам тумбы.       Наконец начало доходить, что Дима, даже не сняв верхней одежды, ворвался к нему в комнату. Принёс таблетки, волновался. Это было реальностью, и от осознания стало бесконечно неловко. Серафим отдал бы многое, чтобы тот сейчас просто испарился, оставив его одного. Искренняя забота оказалась худшим наказанием.       Проведённый в комнате день был пустым. От необходимости переть в школу завтра хотелось выть. Серафим лежал последние несколько часов на смятых простынях, не потрудившись одеться, и пялил в телефон, почти засыпая. Он отключил уведомления, желая покоя, отдыха, минуты тишины. Почему Дима пришёл? Нет, почему – понятно. Но почему именно сейчас? Когда так паршиво на душе, что никого не хотелось видеть. Объясняться и делиться переживаниями – тем более.       — Как ты?       — В норме! — рявкнул Серафим, сам того не желая.       Знал же, что сорвётся, стопроцентно знал. Как мантру повторял про себя: «Пусть поймёт, пусть замолчит, пусть поймёт, пусть, блядь, свалит»…       — Сим…       — Можешь просто заткнуться? — голос сорвался на агрессивный хрип. — Пожалуйста? Мне и без твоего ебала плохо!       Отвернуться оказалось очень трудно. Серафим провёл рукой по колену, поскрёб ногтем болячку. Где успел наебнуться? Может, вчера на тусыче случайно об полку ударился. Да и вообще, в далёком «вчера» было много неясного. Он впервые ощущал себя не только беспомощным, но и беззащитным. Словно все вокруг знали его лучше, чем он сам.       На кухне отчим уронил что-то увесистое. Женя, всегда помогавшая отцу с готовкой, вскрикнула. Серафим невольно вспомнил то, как завалил её днём. Лучше бы не вспоминал – она с тех пор и не смотрела в его сторону. Не то чтобы он пытался заговорить, но совесть начинала почёсывать весьма ощутимо.       Зашуршала одежда. Дима двинулся, стянул куртку, с осторожностью положил её на крутящийся стул. Серафим подавлял желание повернуться и проследить за каждым движением друга. Обнажённой спиной он ощущал его присутствие позади, и оттого по коже прошлась рябь мурашек. Стыдно. Стыдно, что его увидели настолько жалким.       Серафим всё же двинулся с места – конечности подзатекли. Расправил плечи, уселся удобней. Повернул голову да так и замер, вскинув брови. Дима, бесшумно ступая по ковру, собирал разбросанные вещи в корзину для белья. Шестерни скрипнули, стукнулись друг о друга, а после понеслись быстро и отчаянно.       — Ты чё делаешь?!       — Помогаю, — спокойно ответил Дима, продолжив «уборку».       — Я просил?! — Серафим подскочил и угрожающе двинулся вперёд, тяжело дыша. — Поставь на место, блядь!       Вырвав из руки друга футболку, он со злобой смял её и бросил в другой конец комнаты. Дима остановился. Выпрямился, сглотнув. Серафим покосился на корзину у его ног и, вопреки всякому здравому смыслу, пнул её. Одежда опять оказалась на полу, но никто и не повернулся. Чужой тяжёлый взгляд продолжал удерживаться где-то в районе переносицы.       — Понял? — Серафим приоткрыл губы. — Я сам. Разберусь.       — Понял.       — Отлично, — Серафим вскинул подбородок и обомлел.       В точности как мама, так же как Андрей. И притом совершенно неосознанно. Откуда в нём взялся этот заносчиво-выпендрёжный жест?       Желая стереть память о движении, он склонил голову набок, поглядел в сторону, на стену с ненужными никому часами. Проследил за секундной стрелкой, будто то могло отвлечь от дурных мыслей. Дима не двигался, и молчание грозило растянуться до бесконечности.       — Во… гхм. Во сколько ты вернулся?       — Опять?! — Серафим вспыхнул мгновенно и подался вперёд, схватив Диму за ворот толстовки. — Я же просил – оставь меня в покое! Что из этого ты, сука, не расслышал?! Заткнись! И кто сказал, что я…       Серафим запнулся, словно напоровшись на невидимую стену. Дима не дышал. Слова, сказанные в порыве эмоций, улетели в пустоту, потому что его тёмно-карие глаза затопило бесконечным чёрным. Злоба утихла, погасла, уступив место чему-то совершенно новому. Неясным огоньком горела наивная надежда, что показалось, но нет. Зрачок вытеснил радужку, и не покидало трепетное чувство, что это случилось зеркально. Такой зрительный контакт был болезненным – и ответа почему у Серафима не находилось. Внезапно то, что он раздет, смутило до чёртиков. Жар хлынул к щекам.       Вдобавок в горле пересохло, и то напугало ещё больше. Пальцы ослабли, ладони скользнули вниз, едва касаясь мягкой ткани. Мысли совершенно запутались, где их начало, где их конец – где осознанность? Где настоящее, а где сбитый компас предположений и чувств? Серафим ощутил, что ему становится невероятно тяжело находиться так близко. Хотя бы по той причине, что недавние рассуждения вспыхнули резко и ярко, и захотелось – какого хуя?! – опустить руку и пощупать знакомое бедро, о которое Серафим так часто толкался собственным, когда они сидели рядом за партой не один год. Идея быстро перешла из категории «пиздец» в «заебись мысля». Так быстро, что рука двинулась сама.       Дима выдохнул, очень резко и прерывисто, и тут же вновь задержал дыхание. Серафим ощутил тепло на щеке. Сработало отрезвляюще. Он резко дёрнулся назад в защитном жесте, не успев дотронуться до чужой ноги. Нервно походил из стороны в сторону и в итоге бросился к кровати, роясь в месиве из одеяла с покрывалом, дабы отыскать футболку.       Чёрт возьми...       — Сим…       Блядь!       — Ладно! — резко крикнул Серафим, дрожащими руками расправляя мятую шмотку. — Ладно, бля! Хочешь знать, как я?! В порядке! В полном! Мне понравилось, ясно? Было пиздато. И ты многое потерял. Пошёл бы со мной и…       — Думаешь, я слепой?! — Дима, наконец, тоже взорвался, что на мгновение выбило почву из-под ног.       Да, они ссорились, и не так редко. Но последний раз случился когда-то давно – так давно, что Серафим и забыл о том, что Дима может кричать, и что его бледное лицо способно искажаться в злобном оскале. То, что в его карих глазах может мелькнуть и другое, совсем отличное от расширенных зрачков, дикое и мрачное – не было открытием. Но почему-то стало страшно, на одну лишь секунду, а в следующую Серафим одёрнул край футболки и позволил злости править бал.       — Едва ли! Но ты лезешь туда, куда не просят!       — Да похуй мне, что конкретно ты делал, мне важно, что с тобой происходит сейчас! — Дима продолжал кричать, и его голос опасно надорвался.       — Какая разница?! И ваще… какого хуя я обязан отчитываться?!       — Я от тебя такое не скрываю!       — Да ладно?! А чё Степан?!       Дима недоумевающе вскинул брови:       — Причём тут Степан?       — А при том! — Серафим со злобой пнул кровать, о чём пожалел. Боль прокатилась по телу, от ступни к животу. – Бля… при том… при том, что этот хуй тебя лапал! И секретики всякие… и разговоры эти ваши! И ваще, в тот день он постоянно вокруг тебя тёрся, это выглядело максимально стрёмно!       Дима удивлённо сомкнул губы. Выглядело комично, как если бы кто-то поставил всю их «сцену» на паузу. Какое-то время они стояли друг напротив друга, и передышки хватило, чтобы Серафим вдруг спохватился: отчим мог их слышать. Хотя с другой стороны, насрать. Слышал так слышал. Объясниться можно и потом.       — Ты что, — Дима вдруг начал говорить совершенно спокойно и уверенно, что обескуражило. — Ты думаешь, я… голубой?       Серафим не думал. Честно не думал, стопроцентно, но стоило этому прозвучать, как ему тут же стало не по себе. Он старательно отметал всё, что происходило между ними в последнее время, странное и разрушительное, то, что рад был бы задавить на корню, но не мог, потому что не знал ни истока, ни природы подобной хуйни.       Он не думал. Но взгляд предательски скользнул ниже, на острый кадык. Серафим вспомнил о душной комнате, оранжевом свете и ключицах. Совершенно некстати вспомнил.       — Будь ты голубым, мы бы не общались, — наконец, сглотнув, грубо бросил он и презрительно поморщился.       Серафим отвернулся и не увидел, что Дима вздрогнул, как от пощёчины. Комнату топила убогая темнота, и Серафим, переступая через завал вещей, подошёл к выключателю, нащупал пока чистый пластик пальцами. Свет ударил резко, упал как сеть, добавив ещё больше дискомфорта. Дима поморщился, спрятав лицо. Было тревожно и неловко, и вообще, их ссора так и не разрешилась, оборвавшись на неясном моменте. С чего вдруг Дима сделал вывод про голубых? С какого хера?! Серафим ведь не о том… не тем… не подавал же повода!       А точно ли?       — Ребята, — стук в дверь заставил дёрнуться и отпрянуть, едва не запнувшись о стул. — Макароны будете? Идёмте есть.       — Спасибо! — крикнул Дима в ответ, максимально доброжелательно. Голос его не выдал. — Не стоит, думаю…       — Да ладно, вам. Пойдёмте. Давайте, помойте руки и к нам.       Отчим ушёл обратно на кухню, а двое поссорившихся так и продолжили стоять в неловком молчании. Наконец, Дима кашлянул, тяжело вздохнув, и сказал мягко, но очень напряжённо:       — Ну… пошли? Отказывать как-то…       — Ага.       Дима первым вышел в коридор, дверь за ним скрипнула, оставшись приоткрытой. Пластиковый выключатель снова щёлкнул, погрузив комнату в приятную темноту. Серафим стыдливо пялился на полоску жёлтого света, упавшую на пыльный ковёр. Забавно. Сколько времени назад эту полосу разрезало чужое присутствие? Хорошо бы зарыться по макушку в одеяло и отключить мозг. Почему?! Ведь не хотел ругаться! И орать не хотел, и про голубых не хотел, ничего не хотел!       «Но ты собирался потрогать его бедро, чувак».       Нет! Это последствия тусовки, на которой произошло слишком много. Серафим убеждал себя почти мастерски, но что-то уже ковыряло изнутри, подсказывая, что всё куда проще, чем он думал.       И это «что-то» вызывало не то что тревогу – леденящий страх.       

***

      — Прости!       Вера оторвалась от телефона. Её доброжелательное лицо смущало, но отступать было поздно. Серафим, неловко помявшись на месте, опустился-таки на стул рядом с ней и продолжил, потупившись в столешницу:       — Я, кхм. Ну… вот. Прости, я просто… я просто это… ну…       — Без проблем добрался после всего? — прервала его Вера как ни в чём не бывало, продолжив непринуждённо жевать школьную сосиску в тесте.       За последние два дня Серафим впервые смог поймать её одну. Вера постоянно ходила в компании девчонок, и только сейчас, когда они ушли переодеваться на физру, обедала одна, в шумной и полной младшеклашек столовой. О том, что Вера не посещает физкультуру с начала года, получилось узнать случайно, и грех было не воспользоваться случаем.       — А? — Серафим нервно запустил пятерню в волосы. — Да! Зашибись доехал. Спасибо.       — Мой тебе совет – не позволяй Андрею себя спаивать, — ласково усмехнулась Вера, закинув ногу на ногу. — Не то рискуешь попасть в какой-нибудь пиздец. Но если что, я ничего не говорила. По рукам?       — По рукам.       Столовая немного походила на старую, из прежней школы. Два зала, между которыми зияли проходы без дверей. Буфет и много столов. Школьники обычно занимали разом кучу мест для друзей, редко где можно было притиснуться. Однако сегодня повезло – с Верой не сидел никто. Пара стульев стояла рядом, слегка криво. На один из них Серафим неосознанно поставил ногу.       Он сглотнул, нервно почесал ухо, облокотился щекой о кулак, едва решаясь заговорить о том, зачем вообще сюда пришёл:       — Эм… Как Диана?       — Диана? А что, беспокоишься?       — П-прости. Просто, эм… я немного… немного перебрал тогда. Я ничего не помню. Ну, почти. И… и я слышал, как вы... целовались… и я не думал вам мешать! Серьёзно! — выглядело жалко, но Серафим не мог спокойно ходить по школе, видя Веру на каждом углу, всё скребло и скребло прояснить этот момент.       Хотя, честно говоря, главной причиной, по которой он пытался извиниться, была надежда узнать полную картину того, что тогда случилось. Звучало эгоистично и как-то очень уж по-мудацки, однако порефлексировать о мотивации можно было и потом.       — Ты за неё или меня переживаешь? — Вера тихо рассмеялась. — Ты милый. Но ничего не думай. Между нами всё не настолько серьёзно, чтобы я ревновала. Можешь выдохнуть.       Серафим закусил губу. «Не настолько серьёзно» означало, что между ними всё же была какая-никакая химия. Сложно. Они просто подружки с привилегиями, или парочка в ссоре? Странно воспринимать их в таком ключе, но после того разговора сразу подумалось, что Диана с Верой встречаются. Да и разбитая бутылка, и истерика, и заплаканное милое личико… всё это никак не вязалось с озвученным «не настолько серьёзно» и вводило в ступор.       — Так как она? — он осмелился переспросить.       Вера пожала плечами, потянувшись к стакану с компотом.       — Хорошо, наверное? Или волнует, не оставил ли ты ей ребёнка? — она поиграла бровями и рассмеялась, заметив, как расширились от ужаса глаза «героя-любовника». — Успокойся. Я просто шучу. Она мне в кружочках в телеграмме рассказала. К твоей чести, для девственника ты был очень… хм... уверенным.       Серафим чувствовал, что у него пылает лицо. Ссутулившись, он обречённо зарылся пальцами в волосы, массируя виски. Чёрт, почему-то казалось, что услышать подобное от Веры будет чем-то из ряда обыденного. Но, как вышло, несмотря на опыт с девушкой, глубоко в душе он оставался ебучим девственником, неопытным да стыдливым.       — Надеюсь, я не сильно накосячил? — спросил он, вдруг ощутив желание заткнуться. Но коль начал, надо продолжать. — Мне просто интересно, до чего дошло. Я немного… немного…       — Растерян? — подсказала Вера, на что получила утвердительный кивок. — Это нормально. Когда первый раз происходит под алкоголем, немудрено нервничать. Ничего ж не помнишь. Тебе повезло, что Диана не девственница.       В горле встал ком. В каком плане «повезло»?       — Не смотри так, — Вера отняла один палец от стакана и обвела им круг в воздухе. — Выглядишь забавно. Для человека, который в пьяном виде осилил три захода…       — Давай, кхм, без подробностей, — сдался Серафим, у которого от волнения вспотели ладони. — Я понял.       Вера тихо посмеялась и допила остатки компота. Серафим порывался спросить ещё, пока та хитро на него поглядывала, но все вопросы сводились к одному – к сексу. И это мерзко. Словно и поговорить больше не о чем. Кстати, да, а о чём говорить? Со стороны Вера казалась куда сообразительней других ребят. Было в ней что-то особенное, что раскрывалось с разных сторон каждый раз. Тему оказалось сложно найти. Он так и сидел, вперив взгляд в трещину на столе, как дурак. Вокруг шумели ребята, гремели ложки и жужжали динамики телефонов с видосами, но то скорее раздражало, чем служило комфортной обстановкой для неловкого разговора.       — Кстати, а что твой друг?       — Кто? — Серафим резко вскинул голову.       Только через пару мгновений до него дошло, что Вера «знает» их обоих. Невольно он вернулся мыслями к событиям вечера воскресенья, и по коже пошёл холодок. Он до сих пор держал вспыхнувшие опасения за семью замками, боясь узнать кучу неутешительной грязи о себе.       — Он мне так и не позвонил, — Вера грустно улыбнулась. — Впрочем, я и не ждала. Такие как он не ищут лёгких связей.       — Такие как он? — осторожно переспросил Серафим, проклиная собственный интерес.       — Твой друг на вид весьма взрослый, ты не замечал? — Вера задумчиво постучала телефоном по острой скуле. — Прям сразу ясно, что опыт есть. Это привлекает. Ну и что скрывать, он красив. Высокий, стройный, такой, как бы сказать, мужественный? Я таких парней, честно, не встречала.       Серафим старательно отгонял образы, но они сами рисовались в его воображении. Вот Дима. И правда высокий, и правда мужественный. Вот он улыбается, зажмурившись, вот солнце капает лучами ему на лицо, через занавески, раскачивающиеся на ветру. Вот его глаза наполняются чёрным, а вот ключицы – облитые оранжевым светом – приятно холодят пальцы. А следом непонимание и даже страх, застывший на бледном лице.       Силы нашлись разве что кивнуть. Серафим вдруг поймал себя на том, что впитывает каждое слово, как губка, боясь пропустить детали. Стоило кому-то заговорить о Диме, как он сразу весь обращался во внимание. Наверное, пора переть в психушку – нездоровая хрень.       — Он работает много, — сухо добавил Серафим, поджав губы.       — Заметно. И это очаровательно.       Думалось, что она попросит напомнить о себе, но нет. Вера продолжила сидеть, откинувшись на спинку стула, и наконец переключила внимание на улицу. Её волосы чуть теребил ветер, проскальзывающий через приоткрытое окно, и потянуло отчего-то вдруг сказать, что Дима – разумеется – никогда ей не позвонит. Никогда.       Но Серафим сглотнул это желание.       — Решил пользоваться «беседой»? — невзначай спросила Вера, совершенно неожиданно.       Серафим завис ненадолго и лишь потом допёр, о чём шла речь.       — Ну да, — отнекиваться не имело смысла. — Мне как-то плевать на учёбу. Зачем тратить время?       Вера другого ответа и не ждала. Он почувствовал себя немного глупым, в конце концов, и правда: ничего хорошего в том, чтобы пользоваться готовыми домашками, не было. Пара ребят-отличников делали всё нужное для «беседы», и добрая половина класса, а то и больше, просто списывали, маскируясь другими формулировками и нарочными ошибками. Какая выгода была для «работяг» — неясно, но все, кто пользовался схемой, могли спокойно забыть про надобность заглядывать в дневник.       Да уж, а ведь частная гимназия. Что сказать, учителя тут и правда хорошо преподавали, с этим Серафим нехотя соглашался. Но надо ли оно школьникам? Едва ли большинству. Андрей числился среди тех, кто умудрялся и учиться, и развлекаться. Лишний повод повыёбываться. Кто ещё задрачивал учёбу?       Он, поморщившись, вспомнил Щукина-младшего, которого иногда встречал в коридорах. Удивительно, что тот игнорировал его. Мог и зыркнуть зло, чтобы повод был пособачиться, но нет. Серафим будто перестал для него существовать с последнего дня в библиотеке, и тот ловил себя на мысли, что даже немного расстроен. Может, поступай педик по-еблански, совесть улеглась бы насовсем.       «Ты думаешь, что я голубой?»       Стоило спасительному звонку прогреметь в коридоре, Серафим подскочил, сжав со всей силы лямку рюкзака:       — Я пойду.       Вера молча достала телефон, продолжив читать. Переписку с Дианой, наверное? Кто разберёт, на урок она явно не спешила. Серафим хотел умчаться подальше от вопросов, что вскрыл в нём разговор с Верой, и удачно с этим справился. Сам не заметил, как долетел до спортзала, и, вломившись в раздевалку, кинул рюкзак на скамью. Мгновением позже он заметил часть непереодевшихся ребят, уставившихся на него, как на долбоёба.       — М-м-м. Привет, — невпопад бросил он, отвернувшись, и стянул пиджак, принявшись расстёгивать рубашку.       Вообще, стоило осмотреться хотя бы. Потому что когда на спину легла прохладная ладонь, Серафим едва не вскрикнул.       — Отойдём на минутку? — прозвучал голос Андрея у самого уха.       Все последние два дня удавалось избегать контакта с этим чёртом или хотя бы сводить к минимуму, а тот и знал, что Серафиму хуёво – не подходил, не заговаривал. Так, сидел рядом, как ни в чём не бывало, и ждал. Чего? Чего-то точно, потому что сегодня вдруг нарушил это взаимное молчание, и его прикосновение ошпарило спину как утюгом.       — Зачем? — спрашивать надо было с осторожностью, ничуть не выдавая паники.       — Хочу поговорить, — мило улыбнулся Андрей и, похлопав по плечу, первый двинулся к двери.       Переодеться пришлось быстро. Серафим чувствовал любопытные взгляды между лопаток и оттого, кажется, аж вспотел. В зале остальные ребята уже вовсю гоняли мячи. Местный физрук любил опаздывать, потому никаких построений и выговоров пока не ожидалось. Серафим осторожно пересёк половину зала, добравшись до стопки матов, на которых расположился Андрей. Пришлось встать, опершись спиной рядом с его ногами. Скосившись, он смог прочитать ручную надпись сбоку кроссовка: «следуй за сильным». Пф, банальщина из разряда волчьих цитат. Но высказывать мнение, конечно, никто не собирался.       — В твоих контактах, — этот, как всегда, начинал сразу с дела. – Я нашёл Василёва.       Серафим скрипнул зубами. Прокол на миллион, он вообще не помнил, как его телефон оказался в чужих руках и как вернулся обратно.       — Вы друзья? — продолжил Андрей, чуть подавшись вперёд и заглянув в лицо Серафима. — Не так ли?       Слишком много было Димы в разговорах, отчего стало страшно неуютно. Попытки выкинуть из головы ссору, произошедшую на выходных, проваливались одна за другой. Ему просто не позволяли справиться. То Вера заговорит, то блядский Андрей спросит непонятно зачем. Такое ощущение, будто Серафим сам по себе просто не существовал. Бесило нереально.       — Ну типа, — немного подумав, ответил он, скрестив руки на груди. — Тебе что?       — Забавно. Я с ним тоже, знаешь ли, знаком.       — Круто, — скрывать сарказм и не требовалось. — Передать привет или сам справишься?       — Да нет, — Андрей загадочно отвернулся, продолжая тянуть снисходительную улыбочку. — Но занятное совпадение. Он та-а-ак о тебе беспокоится.       Серафим вздрогнул. Этот хуй ещё и в переписки залезть успел? Какого…       — Тебе делать нехуй? — спросил он с наездом. — Это личное!       — Да-да, разумеется, — Андрей любил говорить «литературно», когда чувствовал превосходство, и эта его манера раздражала всё больше. — Так, знаешь. Было интересно, что за друзья такие, что названивают с утра пораньше. Он тебе что, мамочка?       Серафим ощутил, как начинает закипать. Какого хуя Андрей суёт нос не в своё дело? Хотелось вспылить, послать его, в конце концов, но Серафим почему-то стушевался. Верно, Дима слишком его опекал. Это стало проявляться чаще, стоило им разойтись по разным школам, и явно было лишним. Серафим не собирался признавать правоту Андрея, но тот победно сощурился, разглядев нужную реакцию. Тошно было понимать, что для спора не хватает упрямства. Да и вдруг проскользнул опасный, противный вопрос: а надо ли спорить? Какая разница, в конце концов, если они расстались на плохой ноте? Как раз по той чёртовой причине, что сейчас завуалированно озвучил Андрей?       — Я его не просил, — процедил сквозь зубы Серафим, чувствуя, как обида на Диму мешается со странным, убогим чувством.       Ему казалось, что одной этой фразой он что-то надломил в себе. Кого-то предал, перекрыл себе кислород. Потому что Андрей, завидевший физрука в дверях, спрыгнул с кучи матов и, дотянувшись до плеча Серафима, сжал его, уверенно и «добродушно»:       — Подумай над этим. А, и да, кстати! Шикарно танцуешь.       Андрей первым направился на построение, а Серафим всё стоял, вцепившись пальцами в предплечья и нервно кусая губу. Блядь, так и думал… так, сука, и думал! Не нужно было позволять себе набухиваться. На вечеринке все оказались в какой-то мере «под приколами», только белобрысый хер не пил. Специально. И сто процентов успел увидеть слишком многое.       Ноги одеревенели, но двинуться пришлось. И как бы Серафим ни старался, мысли становились всё гаже и гаже.