Жёлтый шарф

      Погода не менялась. Снаружи было морозно и сыро. Дверь магазина захлопнулась сама, и шею обдало холодом. Ветер так и норовил подхватить полы распахнутой куртки, но та была слишком тяжёлой. Взгляд метнулся к тёмному небу, на котором проступали крапины звёзд. Облака отходили, гонимые ветром, обнажая диск луны меж двух серых высоток.        Переходя дорогу, он едва не запнулся о кирпич, так неестественно спрятанный в незаметном озерце лужицы.        Замёрзшие пальцы нехотя нарисовали графический пароль. Тусклый экран вспыхнул тремя непрочитанными от Кирилла. Все три – голосовые.        Вздохнул.       Включил.        Двинулся вдоль улицы, держа телефон перед собой и сунув банку в карман. Для ладони – печально – там не осталось места, и кожу покалывал ледяной воздух.        —…короче, не понимаю, чем ты думаешь, но этот токсичный хер тебя разводит. Тебе так важно пиздострадать по нему, да?       Он криво усмехнулся. Самые бессмысленные голосовые от Кирилла, которые можно было услышать.         — Дим, — собственное имя, прозвучавшее с нажимом, отозвалось волной неприязни. — Ты в жопе. Со своей привязанностью к нему, ты в полной заднице.       Экран потух. Телефон отправился в карман следом за энергетиком, и дальше дорога прошла в тишине. Он срезал по знакомой тропинке и оказался в лабиринте дворов. Под фонарём на одном из облезлых кустарников скопились мелкие подмёрзшие капли в основаниях веточек, как хрустальные бусины. Подняв ладонь, он бездумно провёл по ним тёплыми пальцами. Вытер руку о щёку, ощутив, как следом мазнул и мороз.        Ничего не хотелось. Как обычно, но чуть хуже. «Ничего» теперь обладало вполне себе понятной сутью. Проще или легче жить не становилось. С этим знанием – совсем наоборот.         У тоски точно был запах. Скорее всего, запах их подъезда. Домофон отозвался переливчатым звуком, и эхо хлопнувшей входной двери прокатилось по лестничной клетке выше и выше. Медленно подняв голову, он думал постоять вот так чуть-чуть. Но почувствовал, как начинают тяжелеть веки.        Недосып.         Ноги болели после рабочей смены. В колени будто налили раскалённого железа, и теперь оно постепенно остывало, твердея, мешая разгибать и сгибать суставы. В который раз стало жаль, что в доме нет лифта. Каким-то чудом, ступень за ступенью, он доковылял-таки до квартиры. Подранная обивка двери чем-то отличалась. Через секунду понял, чем – появилась надпись маркером, что он педик.        — Да ладно, — шёпотом себе под нос и с грустной усмешкой. Всем вокруг отчего-то кажется, что они лучше знают, кто есть кто.        В памяти ненароком вспыхнуло – кажется, ядрёный запах спирта и обоссанных стен отошёл назад ненадолго. Поворачивая ключ в замке, надавливая на ручку, он почему-то видел перед собой блеск медовых, подёрнутых дымкой глаз. Чувствовал пальцы в районе ключицы. Было душно, ветрено. Были яблоки. Был Серафим. Ветер качал занавеску, и всё было-было-было…       — Я дома, — в пустоту.        Как хватало сил двигаться? Он рад бы упасть прямо на обувном коврике, в обнимку с курткой, и уснуть. Желательно навсегда. Кажется, этот коврик покупал ещё отец. То было в январе далёкого злосчастного года, вроде как. Спрашивал ещё – «что, сынок, какой, зелёный или синий?».       — Жёлтый, пап, — прошептал губами, прислонившись спиной к двери. — Жёлтый возьми.        Походу, он начинал бредить. Постояв немного у двери, глянул на стол гостиной, заваленный бутылками. Сил убираться не осталось – а надо бы. Вроде прошло дней пять. Запах спирта чуть ли не впитался в бледно-розовые полосатые обои. Не уследишь, замотаешься, и потом ещё больше работы.        Доплёлся до комнаты, даже не стал включать свет. Кинул энергетик на ковёр рядом с геймпадом, переступил через завал одежды и рухнул на кровать. Чёрт. Он помнил, как Серафим лежал здесь, уставившись в потолок. Короткие русые волосы тонкими прядями разметались по покрывалу, а футболка задралась, обнажая живот.        Безнадёжно. Всё вокруг. Куда ни глянь, где ни вздохни – Серафим. И может, Кирилл был прав, что это идиотия, которой надо положить конец. После того разговора, наверное, точно. Серафим плескал кислотой в самое сердце, а он готов терпеть и терпеть до последнего. Может, сейчас – конец? Хватит? Остановиться бы…        Правда, это невозможно, а Кирилл – любитель обливать Серафима грязью – ничего не смыслил. Всё не так. Иначе. Вина за ним, точно. Вмешался куда не стоило и отхватил по рукам.        «Но тебе же надо влезть со своей никому не нужной заботой в каждую дыру!»       — Само собой выходит, — почти беззвучно и равнодушно в тот самый потолок, в который когда-то, в покрытым пылью прошлом говорил и Серафим.        А, нет, это комната. Это она покрыта пылью. Каждый её уголок, серой пеленой, от потолка и до пола. Барахло всюду, старьё, хлам, мусор, липкие пятна на ковре… Но нет сил. Нет времени. Нет смысла, а иногда – отголоском в самое сердце кажется, что выдрай всё здесь, и тряпки с мылом уберут вместе с грязью тень Серафима. Его дыхание, его присутствие в древней пыли. Им пропиталась каждая стена. Стоило закрыть глаза поздним вечером, валясь с ног от усталости, и перед внутренним взором всплывали светлые пятна. Яркие, такие же, как он. Иногда проносились на повторе его движения – одно за другим, бесцельно и так сладко. Сердце тяжелело, болезненно и приятно, сухие губы трогала улыбка.        Теперь уже в прошлом.        Не сейчас. Не сегодня. Сегодня мир задыхался в темноте, и Серафим перед ним лишь кричал, резко дёргая головой. Кричал о том, что их дружба рухнула.        По кругу, разрезая душу то с одной стороны, то с другой, шли образы. Накатывало обречённое принятие. Может, всё просто кончится. Едва ли Серафим захочет видеть его снова, едва ли напишет или позвонит. Трубку не возьмёт, сообщения пропустит. Понимание этого разъедало сильней и сильней.        Он точно не был готов.        Краем уха вслушивался в шаги. Дверь открыта – специально. Тусклый свет, шедший с кухни, окроплял гостиную. Изо дня в день, едва шаркая тапками, бледная измученная тень проходила на кухню, и он слышал каждый шорох, потому что играл, спустив наушники на шею, либо сидел в тишине.        Сегодня тень не вышла ни разу. В какой-то момент подумалось, что дом совершенно пуст, как и он сам. Какой-то колдун-волшебник отключил вдруг все звуки. Всё, что слышалось – голос Серафима глубоко в сознании. Голос, раз за разом повторявший одни и те же слова.        Еле встав, сел с краю кровати. Покрывало давно смялось и покрылось дорожками колючих крошек. Вытряхнуть его бы. Когда-нибудь. Завтра, может.        Медленно сняв толстовку, он бросил её назад и уставился на предплечья, положив руки ладонями вверх на коленях. Часто посещали мысли – может, вернуться? На практике знал – не станет легче, но вдруг. Вдруг есть мизерный шанс, что боль, обретя физическую форму, наконец-то сверкнёт гранями очертаний и подскажет, как от неё избавиться.        Что-то застоявшееся и тёмное шептало на ухо – способ известен.        Но соблазняющие отголоски заглушил хлопок двери в другом конце квартиры, выдернув из транса. Тень скользнула на кухню, наступив на выпирающую доску подгнившего паркета. Скрип. Второй, рядом с холодильником. Онемевшие руки скользнули на покрывало. Дав себе секунду-другую, он подскочил на месте, мигом преодолев расстояние до порога. Осторожно шагнул, заглядывая внутрь.        Дверь холодильника медленно захлопнулась. Свет скользнул по длинным смольным волосам, торчащим в разные стороны. Походило на причёску ведьмы. Старой, пострадавшей от репрессий салемской ведьмы, доживавшей свои несчастливые дни как в тумане.        Щёлкнул выключатель. На кухне стало светлей.        — Мам? — он уверенно подался вперёд, осторожно вынимая небольшую тарелку из слабых рук. — Что ты хочешь? Поесть? Горячее, холодное?       Она смотрела в одну точку. Не на него – куда-то сквозь.        Он почти что забыл об усталости, едва поглядел на мертвенно-бледное лицо матери. Придержав за локоть, осторожно отодвинул стул и усадил её, тощую и совершенно потерянную. Беспомощную настолько, что мысли о призраках уже не казались такими бредовыми. Что, если он и правда живёт с привидением?        — Присядь, вот. Вот так. Подожди. Подожди немного…        В спешке закрыл форточку, задевая занавеску с узором из красных астр. Подался к плите, ставя чайник. Микроволновка сбоила, но сегодня не подвела – успел разогреть макароны раньше, чем мама двинулась обратно, задев его плечом.         — Стой, стой, — он мягко взял её за запястья, отодвигая от огня. Опасно. — Я сам. Я принесу. Хорошо?       Она даже не кивнула. Слабо качнулась и зашаркала через гостиную к себе. Чайник закипел, по ощущениям, через сотню лет. Казалось – одна лишняя секунда, и не успеет. И мама снова откажется от еды, пролежав голодной пару дней. Нельзя.        Пачка дешёвого чёрного едва не выпала из рук, когда телефон в кармане закатанных штанов завибрировал. Он проигнорил. Быстро налив чай, подхватил тарелку с макаронами и направился в крайнюю комнату, кинув очередной уставший взгляд на завал бутылок. Надо бы разобрать, точно уж. Хватит хандрить. Хватит Серафима.        Прикроватная тумбочка в липких пятнах от пролитого перестала пустовать. Мать сидела, продолжая глядеть вперёд, укрыв ноги одеялом, покрытым жирными отпечатками. Не заметив сына, заторможено сомкнула веки. Он присел на край, мягко впихнув тарелку в обкусанные пальцы. Она грызла их. Во сне.        Протянул вилку:       — Кушай. Я уберу. Только кушай, ладно?       Мама молчала. А он ободряюще улыбнулся, словно та ответила.        Оставил одну – при других она не ела. Прикрыл за собой дверь, чувствуя, как встрепенувшееся сердце вновь стихло. Не хотелось смотреть в сторону – там был бардак, там была грязь. Там были тени, помимо матери, напоминавшие, что в любой момент в квартиру может вернуться Кердачёва, разрушая тишину их призрачного покоя.         Телефон завибрировал повторно. Он достал его, намереваясь выключить. Кирилл – думалось. Но на экране высветился набор цифр, который он успел запомнить за последние дни, но так и не занёс в контакты.        Первая мысль – она может знать о Серафиме. Вторая –  точно знает о нём.        Тяжело вздохнув, всё же взял трубку. Как бы не пожалеть потом.        — Да?       — Эй-й, привет-привет. Как насчёт… приехать ко мне? — если бы не излишне весёлая интонация, догадался б с трудом.        — Ты пьяная?       — Не-е-ет, конечно нет. Так, чутка… выпила… хах, бывает.        — Не могу. Извини, — жаль не было, конечно же.        Уже собирался положить трубку, как услышал донёсшееся:       — Не интересно, где твой мальчик?       Замер, ощущая, как всё существо потянулось за этим «твой мальчик». Сердце сдавила тягуче-приятная грусть, а следом за ней поднялась тоска. Как легко удавалось кое-кому говорить это «твой мальчик». И как ныло сердце каждый раз от этих слов.        — Ты…       — Ага. Знаю. Я мно-о-ого знаю. Приедешь? Скажу тогда.        — Слушай, мне не…        — Андрей! Он уехал с Андреем.        Не имя, а прям красный платок. Перед этим набором букв любая выдержка осыпалась прахом. Контролируя дыхание, он прошлёпал на кухню, резко дёргая форточку, чуть запутался в грязной шторе. Надо проветривать чаще. Но не при маме. Не с её иммунитетом.        — Куда? — прохрипел он. Не заметил, как в горле пересохло.        — Приедешь ко мне – скажу. Я кину адрес. Давай! Быстрее, а то мало ли…        — Вера!       Но она бросила трубку. Тишина ударила по ушам сильнее, чем что-либо в этот злосчастный день. Он глубоко вдохнул, отгоняя прочь панику. Спокойно. Блеф. Ей просто нужно выманить его, и только.        А если нет?..       Серафим дал знать, что приближаться к нему не стоит. Вдруг это лишь навредит? Хотя, что может сделать хуже?        — Андрей, — повторил слегка заторможено, растирая веки пальцами. — Ублюдок Андрей… почему...        Надавив чутка на веки, вскинул голову. Растрепал ладонью сальные кудри, унимая дрожь. Нет, если это не обманка – последствия могут быть серьёзны. Серафим в последнюю их встречу за пачку схватился – пиздец?! – что может произойти сегодня? Трава? Порошки?        Неприятные воспоминания кольнули под дых. Дымный подвал. Два рослых парня, держащие его, пиздюка лет двенадцати. Белые дорожки на столе, понимание, что то стопроцентно не сахар. Ужас перед чужой, полной наслаждения ухмылкой.        Ничего не стоило такого дерьма, он понимал. Их взаимоотношения с Серафимом – тоже ничего уже не стоили.        На экране всплыло сообщение. Адрес. С кучей опечаток, но легко было понять – среднячковый клуб неподалёку, до которого бежать минут двадцать, не больше. Посреди узкой кухни, пяля на сломанные часы под потолком, он ощущал, как «ничто» в нём отступает перед страхом. Привыкший подозревать худшее, он представил, что может случиться рядом с Андреем. Нет, белобрысый выродок не имел права…        Забежав в комнату за толстовкой и ключами с кошельком, бросился к дверям. Он быстро. Управится за час-полтора. Сначала к ней, потом за Серафимом, потом… отвезти домой, помчать к себе, проследить за матерью. Ужас, сколько денег на такси уйдёт! Придётся экономить. Кердачёва же не придёт так рано? Не должна… не успеет.        На ходу надев куртку, уже собирался надавить на ручку двери, но тут с другой стороны послышался звон ключей. Вспомнишь говно вот и…        С испугом отпрянул назад, едва не получив по лбу, и уставился на возникшую на пороге женщину. От неё несло резкими цветочными духами, которые бесили ещё в раннем детстве. Шли годы, а вторая Кердачова не менялась, оставаясь той же пропитанной показушной сексуальностью сукой.        Тётки поганей никто б не придумал. Хуже жены – тем более. Что уж говорить о том, какой паршивой Кердачова была сестрой для его мамы.        — Димочка! — она кокетливо прижала руку к груди, заставив помрачнеть вмиг. — Дорогой! Ой, так приятно. А мамочка?        — Там же, — буркнул он, невольно растерявшись.        Оставлять мать одну? С тёткой? Да ни в жизнь. Но тогда Серафим…        — Ох, сколько дней, сколько дней. Ты куда, кстати, м-м-м?        «Никуда» – рвалось с губ, он даже потянулся к шнуркам ботинок. Но перед внутренним взором вновь мелькнула картина с заливающимся смехом Андреем, наблюдавшим за тем, как избивают очередного «педика». Следом – полное отчаяния, перекошенное обидой лицо Серафима, сидевшего на тротуаре над разлитой лужицей пива. Сложить эти две картины оказалось слишком просто.        — Мы ведь…       Будь ты голубым, мы бы не общались!       — Мы ведь с тобой…      — Нет, конечно. Не переживай.       Он зажмурился. Как же мучительно сложно.        Но…       — По делам, — выбор был сделан. — Вернусь скоро.        — А, ну давай, котик. Дать на продукты?       — Нет, спасибо, — прозвучало недостаточно ядовито, и жаль. — До свидания.         — Пока, дружок! Не потеряй ключики!       Дверь захлопнулась с громким стуком. В подъезде было темно. Перегорели лампочки. Опять. Он на секунду прислонился затылком к потрёпанной обивке. Может, остаться? Эта сука сделает что угодно. Приведёт очередного клиента? Нет, сегодня вряд ли – мама не выглядит подобающе. Значит, есть шанс…         Но как громко стучало сердце, и какой встал в горле ком отчаяния, когда он всё же бросился вперёд по лестнице, выбегая наружу. Куртка нараспашку, шапку забыл, на Серафимов шарф… плевать. Он мчал. К чёрту автобусы.        Нужно успеть вернуться домой.       Придётся встретиться с Верой.       Необходимо вернуть Серафима.        И чем дальше он был от дома, тем тяжелей становилось на душе. Он чувствовал себя вшивым псом, которого прогоняют, а он всё не может уйти, подставляя холку под сапог. 

* * *

      Ступая ботинками по траве, он опирался рукой о стену, дабы не упасть в кусты шиповника. Небо, искрившее звёздами, яснее, чем в городе, растекалось над ним, грозясь заворожить и окутать. Но стучавшее без устали сердце чуть ли не рвалось из грудной клетки – и он двигался вперёд. Осторожно заглядывал в окна, в надежде среди танцующих или лежащих без чувств силуэтов найти нужный. В некоторых комнатах были открыты ставни, причём полностью, что подкидывало весьма неброскую идею залезть внутрь. Незаконное проникновение на частный участок всё равно совершено.          Пальцы задели что-то скользкое, и он отдёрнул руку, поняв, что случайно тронул прилипшую к кирпичной стене улитку. Вслушиваясь в доносящуюся из окон музыку, старался шагать как можно тише. Лучше остаться незамеченным до поры до времени. К тому же, чем дальше он шёл, тем больше отчаивался. Серафима видно не было, и в каждой комнате присутствовало человек по пять, если не больше. Как пробраться внутрь – вопрос первостепенный.        Сглотнув подступивший к горлу ком, он остановился на мгновение, чтобы перевести дух. До сих пор воротило от произошедшего в клубе. Даже не от процесса – от того, как глаза Веры омертвели, когда всё закончилось. Возможно, не стоило потакать её пьяному желанию, но выбора она не оставила. Пришлось принять чужой шантаж, Серафим стоял на первом месте. Узнать этот конкретный адрес было больше не у кого.       Он продолжил продвигаться вдоль стены. Наступил в лужу воды так, что затекло в трещину подошвы. Промок носок, неприятно прилипнув к пальцам. Это походило на провал больше и больше.        Однако одно тёмное окно ближе к углу коттеджа, приоткрытое так, что наружу между рамами засосало край полупрозрачной шторы, оказалось некой надеждой. Он толком не видел, что внутри, стёкла всё отражали. Облокотившись ладонями о подоконник, приподнялся на носках, пытаясь разглядеть очертания людей. Никого. Есть вероятность, что они просто лежат или занимаются сексом где-то на кровати, но…        Он осторожно толкнул раму. Та отошла вовнутрь, освобождая занавеску. Ткань скользнула в комнату, подгоняемая ветром, скрылась лёгкой тенью, с едва слышным за отзвуками русской попсы шелестом. Оставалось лишь решаться. И он, подтянувшись на руках, смог-таки перекинуть ногу через подоконник.        Оказавшись внутри, остановился. Мокрые ботинки ступили на ковёр. От волнения все чувства обострились, но он не мог толком понять, один в комнате или нет. Однако глаза привыкли к полумраку. Наконец, всплыли очертания шкафа, разбросанной одежды и обуви, парочки кресел и заправленной кровати. Вдох, выдох.        Никого здесь не было.        Осторожно, стараясь не шуметь, он двинулся к двери. Приоткрыл её, выглянув в коридор. Какой-то парень сидел, прислонившись спиной к стене, и посапывал в отключке. Чуть далее плясали огни светомузыки, касаясь грязного пола. Пройди здесь в уличной обуви - никто и не заметит. Взгляд пошарил вдоль стен. Попытка понять, вот так вот в какой стороне лестница и есть ли она вообще рядом, оказалась тщетной.        Что делать, если он найдёт Серафима одного – было ясно. Но как вытащить из толпы? Если Андрей держит его рядом, велика вероятность, что придётся столкнуться и с ним. Тогда перспектива оказаться вышвырнутым как непрошенный гость становилась наиболее вероятной.        И всё же, времени на составление плана не осталось. Потому, толкнув дверь, он ступил в коридор, бегло оглядывая оставшееся пространство. Так и есть – скрытая ранее лестница, а под ней дверь, предположительно, в ванную. Чуть дальше по коридору была прихожая, заваленная раскиданной верхней одеждой.        Подумав немного, он метнулся обратно в комнату и, скинув куртку, выбросил ту в окно. Заберёт позже. Так привлечёт меньше внимания при случайной встрече – да и разморенные алкоголем и, возможно, наркотой ребята едва ли будут помнить по лицам гостей вечеринки.        Сперва заглянул в ванную. Розово-серый кафель встретил тишиной. Не найдя никого за душевой шторой, вернулся к лестнице и, скрипя ступенями, преодолел путь на второй этаж. Решил осмотреть его первым, рассчитывая, что там найдёт меньше людей. Самое сложное – людный остаток первого этажа – отмёл напоследок.        Наверху коридор плавно переходил в открытую гостиную комнату с парочкой диванов, где освещением служила тройка торшеров. Он издали заметил расположившихся там ребят и с облегчением понял, что не нашёл среди них знакомой макушки. Поход по закрытым комнатам походил на квест в видеоигре. Подходя к каждой двери, приходилось прислушиваться, чтобы не нарваться на парочку занятых друг другом подростков (одним из которых мог быть, к слову, и Серафим). Одна из пяти комнат оказалась заперта.        Ребята с диванов коридорной гостиной обратили на него внимание, но не задали вопросов, вернувшись к выпивке. Их совсем не волновало, что они видят его впервые за вечер. Хорошо, что снял куртку, и правда.        И только стоило шагнуть в сторону лестницы, дабы спуститься на первый этаж и продолжить поиски, как шатающаяся фигура выплыла прямо перед ним, обеими руками цепляясь за перила. Хватило и доли секунды, чтобы опознать Серафима, ещё до того, как мутный медово-карий взгляд обратился к нему.        — Э-э-э? — протянул тот, тупо глядя перед собой и пока не понимая, на кого наткнулся. — Блядь, че-е-е-л, свали! Не видишь я… о…       Кажется, сердце ухнуло.        — Уходим, — коротко бросил, не давая другу опомниться, и схватил за локоть. — Сейчас же.       — Эй! Бля!       В груди забилось от радостного облегчения, что с Серафимом ничего не успели сделать, кроме как напичкать алкоголем, очевидно. Нужно было срочно уходить, пока недовольные пьяные выкрики не привлекли к ним лишнее внимание. Боясь увидеть Андрея поднимающимся по лестнице следом, он потянул Серафима в одну из осмотренных ранее комнат, крепко удерживая за запястье – каким же податливым в таком состоянии тот был.        Дверь хлопнула. Шатающаяся из стороны в сторону фигура попыталась отбиться, но он притянул её к себе, затыкая рот ладонью. Боялся признаться, что пользуется ситуацией, и слишком поздно то осознал. Пытаясь придумать, как легче и быстрее всего вытащить Серафима на улицу, бесцельно шарил взглядом по комнате. Знакомый яблочный запах, затерявшийся в русых коротких волосах, приятно дурманил разум, так что, поддавшись соблазну, он на секунду ткнулся носом в родную макушку. И был рад, что на лице Серафима играло выражение крайнего возмущения, а не страха или боли. Хорошо. Хорошо, Андрей ничего не успел, что бы ни задумывал изначально.         — М-м-м! — возмущённо мыча, Серафим попытался вырваться из хватки, но тело его не слушалось, очевидно, да и в силе уступал.         — Тихо! — шикнув, обернулся, обнаружив, что дверь закрывается изнутри.        Отпихнув Серафима в сторону так, что тот грохнулся на ковёр, он задвинул щеколду, прислушавшись. Так, пока что всё шло хорошо. Не теряя времени, кинулся к окну, проверяя, насколько широк подоконник и куда идёт срез крыши. Не повезло – козырёк над крыльцом был слишком далеко. Походу, на него легко вылезти из соседней комнаты, хотя там самозабвенно трахались.        — Бля, выпусти меня, бля-я-ядь, — с трудом ворочая языком, Серафим потянулся к двери, пытаясь открыть её, но дрожащие пальцы даже ручку нормально обхватить не могли, не то что заедающую щеколду вытащить.        В любой другой ситуации с увиденного стоило рассмеяться, но сейчас было не до того.        — Можешь успокоиться? — попытался он осадить Серафима, но тот упрямо мотнул головой из стороны в сторону так, что едва шею не свернул, и продолжил дёргать дверь. — Ладно.        Здесь было не сильно высоко, но рисковать и прыгать на траву не стоило. В таком виде пьяный Серафим ещё что-нибудь сломает и «побег» накроется медным тазом. Вариантов оставалось немного. На способность друга лазить по крышам в такой ситуации рассчитывать не стоило.        Вести через комнату на первом этаже или через главный вход? И что делать, если они наткнутся на Андрея или его ребят? Шанс велик. Тупиковая ситуация. Повезло уже с тем, что Серафим тащился по лестнице один. Невероятная удача.         — Бля, какого хуя-я-я ты меня держишь ту-у-ут, — Серафим ослаб и сполз по двери, прислонившись к той спиной. — Че-е-ел, вообще, что ты здесь забыл?!       — Не мешай, — уклонился от ответа, попутно напрягая все свои извилины.        — Дим, я не хочу с тобой разговаривать! — выдал Серафим так обиженно и серьёзно, что невольно стало смешно.        — Да ладно? Так это ты со мной говоришь, нет?        — Ты заставляешь! — Серафим икнул и, чутка закашлявшись, добавил, сделав неопределённый жест рукой. — Вот этим вот всем… своим...       Вздохнув, закатил глаза и перестал обращать на несуразную пьянь внимание. Путного из их разговора всё равно бы не вышло. И что делать, куда его тащить? До последнего автобуса осталось всего ничего времени, а на такси цена конская.        — Где Андрей? — всё же спросил, поворачиваясь и подходя ближе.        — Ик! Какой Андрей?        — Сим!       — Не знаю где! Танцует! — Серафим повысил голос, раздражённо вскинув острый подбородок. —  И какого хуя?! Ты-ы-ы… опять лезешь! В мои! Дела!       — Всё-всё. Тш, заткнись, — он приложил палец к губам, но то не помогло.        — Только и делаешь, что мешаешь! Всему! Я просто – ик – повеселиться! Я веселюсь здесь! Весело мне!       Мда, весело ему.        — Ага, я вижу, а теперь можешь просто заткнуться нахер?! — подойдя вплотную, он отвесил Серафиму пощёчину, что того крайне удивило. — Мне нужна. Тишина.        В медовых глазах застыло ошеломлённое выражение. Плохо, но зато эффективно.        — Дай подумать, — опустился на корточки рядом с другом, запустив ладонь в сальные волосы. —  Подумать… подумать немного…        Голова пустела. Начала подступать ненавистная паника, а этого допускать нельзя. Нет, нужно идти. Однако Серафим мог поднять крик в любую секунду. Метнуться в комнату и через окно? Есть ли там задвижка? Насколько сложно будет тащить за собой упирающегося пьяницу? В такие моменты хотелось, чтобы всё решалось само и не нужно было так переживать, но к сожалению, то являлось лишь трусливой попыткой увернуться от реальности. Он не позволял себе повестись на это. Никогда.        Подхватив Серафима под локти, он поднял его и, дёрнув щеколду, вытащил в коридор. Удивительно, но пьяный друг молчал, причём взгляд его будто остекленел. Пощёчина так сработала? Этим стоило пользоваться. По лестнице они сошли без препятствий, но на последних ступенях пришлось затормозить, прислонить Серафима к стене и выглянуть из-за угла. Парень на полу всё так же сопел, но в коридоре появилась парочка девчонок, ищущих что-то в карманах курток. Порадовавшись, что дверь в комнату, через которую попал в коттедж, осталась открыта, он схватил Серафима за шиворот и сделал рывок вперёд, толкая того в тёмную глубину. Это заняло всего мгновение. Дверь захлопнулась, и адреналин подскочил в крови. Быстрее, блядь! Быстрее!       Распахнув окно настежь, он вытолкал Серафима наружу.        — Ма-а-ая обувь! — попытался возмутиться тот.        — Нет времени, бля, на твою обувь!        Он и сам понял, что «похитил» Серафима без верхней одежды, кинув в холод октябрьской ночи. Но было поздно. В любом случае, вещи тот сможет забрать у одноклассников через пару дней. Отдадут, никуда не денутся.        Впрочем, обувь действительно не помешала бы. Помня Серафимов размер, он быстро пошарил по комнате, пересмотрев подошвы ботинок, подсвечивая их фонариком телефона. Сорок первого не нашлось, зато был сорок третий. Именно их он и кинул в окно, надеясь, что не угодил другу по макушке. Подумаешь, стырил чью-то обувь – сейчас глубоко плевать.        Едва не запутавшись в шторе, выбрался следом. Не веря в то, что уйти удалось так легко, он радостно улыбался, ощущая, как морозный воздух щиплет щёки. Было жутко холодно, но из-за нахлынувших эмоций то показалось такой мелочью. Каждый звук вокруг чудился чрезмерно громким.         Держа обувшегося (тот едва справился) Серафима за плечо одной рукой и сжимая куртку другой, он спешным шагом двинулся прочь. Лишь когда они оказались за три дома от злосчастного коттеджа, позволил себе выдохнуть. На сердце стало так легко – успел, отделался малым, ни с кем не столкнулся. Ещё и к матери успевает, радость какая.       Но, как и ожидалось...        — Пиздец, блядь.        Он, вздрогнув, перевёл взгляд на Серафима, который будто бы протрезвел на свежем воздухе. Шагая в ботинках на два размера больше, дрожа от холода, тот глядел перед собой, и с каждой секундой осознания его лицо преображалось мрачной злостью.         — Возьми, — остановился, протянув куртку.       Серафим некоторое время смотрел на него, а после, грубо отпихнув, двинулся вперёд, топая по подмёрзшим лужам. Лёгкая корочка льда хрустела под широкими подошвами.        От радости, что так резко заполнила сердце, не осталось ни крохи. Трезвость пришла и к нему.