* * *
Как парню может нравиться парень? — Сим! Точнее… что парню может нравиться в другом парне? — Эй! Серафим запоздало обернулся на оклик. Мимо проходили кучки учеников, некоторые лица казались знакомыми, но это не имело значения. Дима стоял чуть поодаль, в стороне от старых школьных ворот. Хлопья снега липли к его кудрям, и Серафим, откровенно тормозя, бесстыдно на них засмотрелся. Мысли прыгали от чего-то вроде «опять без шапки, идиот» до «невозможно не залипнуть». Отмерев, Серафим неуверенно подошёл к нему, косо подметив расстёгнутую молнию куртки. Очень странно, неловко. С того звонка прошло много времени, за которое они регулярно переписывались и даже в дискорде сидели. Всё было в порядке, но сейчас, встретившись под конец ноября впервые за месяц, оба будто вернулись к началу. К той секунде, когда Дима на неудобный вопрос ответил оглушающее «да». — Привет, Дим. Как... э-э-э... как, эм... ну... в школе как? Серафим был раздражающе скован, потому что не мог заставить себя остановиться. Только и делал, что разглядывал его. Дима ничуть не поменялся, но казался иным. И чуть припухшие обветренные губы, и белые снежинки, таявшие меж густых ресниц – это привлекало уж слишком много внимания. Неужели Серафим один, кто этим очарован? Люди, блядь! Слепые! Как они могут просто проходить мимо и не замечать такое? Что парню может нравиться в другом парне? — Не так хорошо, как на домашнем, думаю, — легко улыбнулся Дима, не заметивший чужой растерянности. Может, делал вид, что не замечал. — Тебя же по документам с нового полугодия переведут? — Ага. Должны. Сглотнув, Серафим моргнул, словно возникшая перед ним пелена чужой привлекательности могла вот так просто исчезнуть. Но нет. Не работало нихуя. — Ну, идём? — Дима кивнул в сторону проспекта. Вместо ответа Серафим просто дёрнулся с места. Необходимость помесить снег ботинками заставила прекратить откровенно пялиться на чужое лицо. Что за хуйня? И почему за это должно быть стыдно? Ощущение, будто он один был сломанным и неправильным. Дима как забыл о том, в чём сознался! Хотя, наверное... нормально должно быть? Ну, что парню могут нравиться парни. Вот. Просто так, берут и нравятся. Ничего странного. Серафим не осуждал же, да? Не осуждал. Но почему так раздражало чужое спокойствие? Почти мерзко, что хотелось услышать больше. Подробности, в конце концов. Он ждал, когда Дима сам вернётся к этой теме, ждал, потому что боялся углубляться в неё лично. Серафим нуждался в том, чтобы друг объяснил как. Может, тогда в голове всё встанет на нужные места, мозаика будет сложена и жить будет проще. Но пока что единственный вопрос, крутившийся в башке на повторе, звучал оглушительно-громко. Так, что и не проигнорируешь. Так что парню может нравиться в парне? Серафим кинул короткий взгляд на Диму. Кажется, начинал понимать, что. И это напрягало. До КФС они добрались в тишине. Дима зашёл первым. Серафим едва не стукнулся о дверь, но вовремя выставил вперёд подмёрзшую руку. Их диванчик заняли, пришлось выбрать другой, чуть ближе к выходу. — Что-то будешь? Я не обедал, так что... — Не, я не хочу, ты... иди, да. Я подожду. Дима внимательно поглядел на Серафима, но промолчал. Положил рюкзак, снял куртку. Снег в кудрях почти полностью растаял, теперь они влажно блестели. Мороз нанёс румянец на щёки Димы, и Серафим нащупал какое-то древнее воспоминание, когда это лицо было таким же. Разница, что не из-за холода, а из-за кое-чьих проказ. Серафим повернулся к окну. Там прям метель разыгралась, снега много-много, и мчался он, бросаемый ветром оземь. На тротуарах месиво слякоти, а на крышах – белый рай. В мыслях был такой бардак, что любая внешняя зацепка могла спасти рассудок. Но стоило подносу тихо стукнуться о стол, а запаху картошки коснуться носа, как Серафим понял, что его жалкие попытки ничего, блядь, не стоят. Потому что парням могут нравиться парни. И это единственное, о чём он мог думать, находясь рядом с Димой. — Ты говорил, что в школу заходил недавно, — забавно, но если раньше голос друга успокаивал, то сейчас лишь вводил в смятение. — Ну да, — Серафим продолжал делать вид, что ему пиздец как интересно наблюдать за бабкой, пытающейся не наебнуться на другой стороне улицы. — Мать со мной ходила. Чуть не за ручку, блин, вела. Но я не против. — Андрея видел? — Нет. — Точно? — Нет. — Сим! Вздрогнув, он повернулся. Дима выглядел обеспокоенным, в чёрной толстовке на широких угловатых плечах... блядский боже. — Какая разница? Не будет же меня в подворотнях ловить, — наконец смог произнести Серафим, облизав пересохшие губы. — М-м-м... это... порядок с ним. Как, думаешь, он меня достанет? — Да как угодно, — Дима продолжал смотреть, и Серафиму вдруг стало страшно, что лицо может выдать его с потрохами. — Город маленький. — Боже, блядь, забей! — Серафим раздражённо фыркнул. — Давай лучше о тебе, а? Откуда он тебя знает? Дима приоткрыл губы, коротко выдохнув. Всё же опустил голову и, кашлянув, принялся за еду. На некоторое время за их столиком повисла напряжённая тишина. Серафим, подперев лицо рукой, безучастно разглядывал Димины длинные пальцы, сжимавшие бургер. Его уши, видневшиеся за путаницей волос. Острые, но такие правильные и безумно привлекательные черты. Когда Дима обращал взгляд в сторону, вот так вот, двигая лишь глазами – выглядело почти идеально. И подумалось вдруг, мол, неудивительно, что Диме могут нравиться парни. Он и сам, чертила, создан для того, чтобы всех и каждого кадрить. Может, эти вопросы ни к чему? Ясно же и так. Но Серафима что-то мучило и заставляло разглядывать друга, не отрываясь, проваливаясь в зыбкое, трепетное забытье. Чем отличается влечение к девчонке от влечения к парню? Как понять, к кому тянет? Можно ли в парней влюбляться так же, как в девушек? Серафим вяз, спотыкаясь о собственную неуверенность. Он боялся отвечать, думая о том, что обязательно допустит ошибку, не имея достаточно знаний. Но нужно ли здесь что-либо вообще знать? Откуда Дима, например, всё понял? — Слухи, — наконец ответил Дима на заданное ранее, пряча глаза, и Серафим вздрогнул, возвращаясь в реальность. — Про меня просто... ходит разное. Из-за бывшей. Серафим непонимающе нахмурился. Ходят слухи? И почему он о них не знал? — Из-за Ленки? Дима коротко кивнул. — Да ну? — Серафим аж подобрался весь, вскинув брови. — А что это она? — Я ей как-то... упомянул. Что ну... мне... кхм. Нравятся, — Дима неловко качнул головой, мол, сам понимаешь. Серафим улыбнулся. — Её не сильно порадовало. — Ну и дура, значит. Правильно ты её... — Она меня. —...кинул. Да какая разница?! Сука ебаная, с младшей школы её терпеть не мог! — скривившись, Серафим потянулся к пакетику с картошкой, стащив себе парочку. — Так и знал, что тварь. Жизнь другим портит и нормально ведь ей. Дима как-то странно посмотрел, что по неясной причине сильно смутило. Стоило им перестать говорить о чём угодно, как Серафим оказывался перед формировавшимся «нечто», вязким и сложным. Это «нечто» тянулось тёмным шлейфом за Диминым «да» и не собиралось останавливаться. Глубоко внутри Серафим успел принять, что… гормоны играют, на всех стоит, что такого, вон, Дима же спокойно признаёт, что ему парни симпатичны. Серафиму так нельзя? Но он не мог позволить себе проверить. Что-то останавливало. Серафим за последний месяц не раз порывался глянуть гей-порнуху, так, из интереса. Вот только перейти на нужный раздел сайта просто не хватало духу. Интересно, Дима включал такое порево? Дрочил ли? Что его возбуждало больше, обычное или с геями? Серафим мысленно отвесил себе подзатыльник. Если раньше он о подобном спокойно бы вслух спросил, сейчас вообще не мог. И дело тут вовсе не в вежливости или стыде. — Спасибо. Вскинув голову, Серафим удивлённо воззрился на Диму. Тот смущённо отвёл глаза. — За что? — За поддержку, — чуть пожал плечами Дима, говоря тише и тише. — Я… это сложно. Но я рад. Рад, что на самом деле ты не считаешь это мерзким. Серафим задумался, на мгновение растерявшись. Мерзким? С чего бы? Если так посудить, то мерзкий здесь он: все эти мутные сны с Диминым участием, о которых вспоминать было чревато, странные фантазии, взгляд, так и липнувший к веснушчатым щекам. И плевать, на самом деле-то, гей ты или нет. Одно дело пускать слюни на абстрактных парней, а совсем другое – осквернять непонятными мыслями дружбу. И Серафим не решался разбираться с тем, что происходило. Всё потом. Не сейчас, когда у них вот-вот дело на лад пошло. — Кто бы тебе ни нравился, — начал Серафим, прочистив горло. — Мне плевать. Другим человеком для меня ты от этого не станешь. Ясно? И снова тишина. Но теперь она была другой, комфортной. Дима долго-долго смотрел на него, пытаясь подавить чуть глупую улыбку. Серафим знал, что ради такого выражения на этом лице повторил бы сказанное хоть пять, хоть десять раз. И пусть в нём ещё не улеглась буря скомканных переживаний, мясорубкой проходившаяся по разуму, он вдруг ощутил себя спокойно. Атмосфера стала легче, и снег за окном обрёл особую прелесть. Серафим даже расслабился чуть-чуть. Они молчали. Стрёмно не было, наоборот. Серафим скучал по такому и не хотел ничего говорить, потому что сила последних слов до сих пор витала в воздухе. Жестоко её перекрывать чем-то глупым и несущественным. — По дискорду о таком не поговоришь, а? — произнёс Дима едва слышно, хрипло усмехнувшись. — Наверное, — неуверенно ответил Серафим. — Новый год скоро. — Ага. Серафим вспомнил, как в прошлом году они с Димой проводили праздники в деревне бабушки. Всё так просто было тогда. Дима кормил лошадей, и праздничный стол собрали классный. Правда, перед этим они вместе в баню ходили, и вот об этом в контексте последних событий вспомнить было лишним, наверное. Сглотнув, Серафим усмехнулся себе под нос. Отчего-то он не сомневался, что Дима тоже прокрутил в мыслях то время. — Как отметишь в этом году? — Дома с мамой, — ответил Дима чуть отстранённо. — Не думаю, что получится выбраться куда-то. Ты снова в деревню поедешь? — Нет, я пока не знаю. Бабушку же в пригород забрали, я рассказывал, — Серафим чувствовал себя лишним в этих разговорах о будущем, но поддерживал их, как гарант равновесия. — Может, с семьёй тоже. Я как-то не заметил совсем, что уже декабрь почти. — Тоже, — с теплом сказал Дима, чуть хрипловато. Серафим откинулся на спинку диванчика. Оглянулся назад – их место всё ещё было занято. Жаль, конечно. — Слушай, давай в выходные соберёмся? Ты свободен? — предложил Серафим, поняв вдруг, что до конца недели они точно не увидятся, а тут может быть и до конца следующей. — М-м-м… почти. Меня пригласили на каток. Увидев, как Серафим собрался возмущаться, Дима спешно добавил: — Кирилл. Кирилл пригласил. Мне неудобно отказывать. На душе сразу стало гадко. Ну да. Точно, забудешь тут. Новенький, приклеившийся к Диме. Серафим не мог объяснить для себя той неясной неприязни, по сути, к незнакомому человеку. Теперь ещё жужжало на фоне: может быть Кирилл из тех парней, которые Диме нравятся? Может быть… может быть, Кирилл и есть тот самый парень-исключение? Серафим не думал об этом слишком долго. Однако всё равно стало тоскливо, чертовски тоскливо. — Эй, — Дима не мог не заметить перемен в общем настроении. — Сим. Хочешь, пошли со мной? Я вас познакомлю. — Он твой парень, да? — грубо буркнул Серафим, глядя куда-то под стол. А если и да? Серафим разве имел право вмешиваться или… или? Ну, девушка или мужик, какая разница, он же сам сказал, что ему всё равно. Или слукавил? Противно будет, если второе. Потому что хотелось быть честным. И он правда не пиздел, ведь так? Но только когда имел в виду абстрактного парня, безымянного. А стоило подумать о ком-то к Диме близком, и аж зубы сводило от злости. Кирилл. Или Степан, механик грёбанный. Интересно, Дима со вторым общается сейчас? И правда ли Серафим надумал, что видел между ними, или там было это самое? — Блядь, да нет! — вдруг ответил Дима, чуть повысив голос. Будто мысли читал, однако. Серафим тут же вскинул голову. — Нет у меня никого, Сим, ты первый узнаешь, если появится, — искренним глазам Димы невозможно было не верить. — Кирилл – просто друг. Серафим с трудом, но принял этого компромиссного «друга». Мрачные настроения подуспокоились, оставив после себя лёгкий осадок и пищу для размышлений. — Хорошо, — наконец кивнул Серафим, даже несколько раз, чтобы точно было ясно, что он согласен. — Я пойду. И пусть Серафим закипал от того, что придётся делить Диму с каким-то там Кириллом в этот выходной, он радовался, что у них вновь появился шанс проводить время вместе. Просто так, несмотря ни на что. В те редкие дни, когда Дима свободен. Этих редких дней после кутерьмы с Андреем стало, на удивление, гораздо больше.Глава 13 — Парень для парня.
18 января 2023 г. в 01:11
Дыхание майского ветра путалось в листьях, скользило по румяному лицу мягкой прохладой в противовес припекавшему затылок солнцу. На улице было свежо. Серафим с безумной детской радостью мчался вперёд по сухому асфальту, громко шлёпая подошвой кроссовок. Верхушки деревьев раскачивало, и угловатые тени крон плавали по дороге.
Серафим был счастлив.
— Кто последний – лох! Последний – лох! — с громким криком он пересёк меловую черту, протянувшуюся через проезжую часть.
Сердце дробью ударило в виски. Серафим согнулся, опершись ладонями о колени, пытаясь отдышаться. Где-то спереди зашкрябали сандалии в зелёных разводах свежескошенной травы. Худые ноги с разбитыми коленками показались прямо перед ним в момент, когда Серафим резко выпрямился, удивлённо глядя на друга.
— Ну что, лох, куда теперь? — Дима так же запыхался, но держался хорошо. Его футболка из сэконда с тупым принтом вся намокла и липла к угловатым плечам.
— Да нечестно! — взвыл Серафим, от досады пнув попавший под подошву камешек. — У тебя ноги длиннее! Хоть раз в жизни, блядь, я буду быстрее тебя?!
— Лох, вот и бесишься, — рассмеялся Дима и, протянув руку, коротко сжал пальцы на шее Серафима со спины.
Тот взвизгнул, пугливо отпрянув. Дима разразился ещё большим смехом. Смущённо потирая затылок, Серафим чувствовал, как обида уходит, а сердце после долгого бега успокаивается. В траве рядом с меловой линией валялись их рюкзаки. Серафим устало опустился на асфальт, вытянув ноги вперёд. Плевать, машин пока нет.
— Надо больше мела наколоть, — произнёс вслух, глядя на белый кривоугольный камешек, облипший грязью. — Будет. В карьере достанем, да? Ну типа... когда на «башни» пойдём.
— Да, почему нет? Может, найдём глину.
Серафим глянул за плечо. Дима, склонившись, рылся в своём рюкзаке. Заляпанные шорты чуть обтянули бёдра, на белой коже виднелась россыпь синяков, что спереди, что сзади.
Их травяная полянка перед тротуаром была вся усыпана одуванчиками. Серафим сорвал один бездумно, а после, повинуясь какой-то уж совсем детской игривости, потянулся вперёд и мазнул жёлтым цветком по обратной стороне чужого колена.
— Бля! Т-ты что?! — Дима от неожиданности дёрнулся, обернувшись. Выпрямился прям сразу.
На розовеющем лице веснушки так забавно терялись, становясь менее заметными. Зрелище приятное, однако.
— Да прост. Захотелось, — лениво отозвался Серафим.
Вдалеке загудела машина, и он отсел подальше от проезжей части, подобрав ноги. Поцарапанная «Волга» промчалась мимо, обдав облаком пыли. Серафим закашлялся, прикрыв лицо предплечьем. Тачки здесь разъезжали редко. В пригороде было удивительно славно. Тусоваться тут, хуйнёй всякой страдать – одно удовольствие. Да и май стремительно заканчивался. Время неслось галопом. Все расслабились как-то, забили на учёбу, только и оставалось разве что ждать лета. Вот так шестой класс и пролетел незаметно. Ну, почти.
Серафим, поморгав, поднёс к глазам уже успевший подвять одуванчик. Крупный такой, и стебель хрустел классно. Не удержавшись, обломал чуть короче, вспомнив, как однажды попробовал эту дрянь пожевать. Ничего противнее в жизни, блин, до сих пор не нашёл.
— Кстати, как прошло-то?
Всё ещё крутя одуванчик пальцами, Серафим что-то задумчиво промычал, не зная, стоит ли отвечать. Не хотелось, вообще-то. Но Дима сел на траву рядом, поджав колени к груди, и как-то стрёмно было бы продолжать вот так показательно игнорировать вопрос.
— Нормально, — бросив одуванчик за спину, Серафим потянулся, разминая плечи. — Правда, отец узнал как-то. Маме звонил. До истерики довёл, вот, отчим приезжал, успокаивал её.
— Ох… понял. Когда свадьба будет?
— Хуй знает, не говорили пока, — Серафим нахмурился и от нечего делать начал рвать травинки вокруг себя. — Но они нормальные. Думаю. Отчим и эта, э-э-э... Женя.
Дима, запустив пальцы в волосы, понимающе хмыкнул. Некоторое время друзья молчали, продолжая вот так сидеть бок о бок. Серафим устал играть в газонокосилку, выдирая с корнем всё, что под руку попадалось, и откинулся назад, опираясь о землю ладонями. Поглядел на чистое насыщенно-голубое небо. Можно сказать, что почти синее, но синее другое ведь, глубже. А это светлое такое и очень далёкое. Такое же далёкое, как старый порядок вещей. Жизнь слишком часто меняется. Серафим не то чтобы против, на деле. Казалось, вот от них отец ушёл, оставив мать разбираться с проблемами. Два года на ней лица не было, и жили они так себе. Серафим успел привыкнуть к тому, что дома еды нормальной не бывает, матери-то некогда готовить, а его от плиты гоняли полотенцем. «Спалишь дом!», «ты не умеешь», «уйди, я сама». Ой, и пожалуйста, больно надо. Серафиму вполне себе нравились замороженные чебуреки и рыбные палочки в ядрёной оранжевой панировке. И ничуть от них живот не болел, да-да. Верно.
А потом появился отчим. Богатый мужик, солидный, вежливый: мечта любой женщины, блин. И не ясно, как реагировать-то. Типа... Серафим рад, что жизнь резко стала лучше. А с другой стороны, перемены напрягали. Что, если заставят делить комнату с девчонкой? У них в квартирке ведь их две. Серафим ещё очень боялся, что его выгонят спать на диван в прихожей, а комнату отдадут новоявленной сестре. Но ладно. Главное еда нормальная. Ну и мама стала поживее, хотя Серафим не знал, имеет ли право радоваться за неё.
— Скучаешь по отцу?
Серафим коротко глянул на Диму. Тот смотрел в ответ, опершись щекой о колено. Тёмные кудри слегка теребил ветер. И красивей всего тени от деревьев слонялись именно по этим веснушчатым щекам. Всё становилось просто здесь, рядом. Мир надламывал горб об их с Димой дружбу, Серафим знал это точно. Что бы ни произошло, одно остаётся постоянным, словно так и должно быть. Общая парта, кривые доклады, побеги с дурацких мероприятий и много веселья! Но когда вдруг, вопреки всему, было невесело, Дима оставался на месте. И глядел вот так внимательно. Так, что отвернуться невозможно.
— Нет, — наконец ответил Серафим, едва не забыв о сути вопроса. — Я раньше думал, что, ну... он норм? Тип, у многих папаши похуже. А потом мама с отчимом познакомила, и до меня дошло, как это «норм» на самом деле выглядит. Вот.
Дима улыбнулся. И от такой улыбки у Серафима в мыслях две картинки столкнулись острыми углами: Ленка из седьмого со своей беспонтовой сумочкой идёт, бёдрами виляет, дура тупая, с венком из одуванчиков на башке. Из интересного в ней лишь это – венок. Вторая картинка сидела прямо перед ним. Серафим на короткое время соединил их, почти нехотя, ведь все знали, что Ленка по Диме сохла. И каким-то чудом на голове друга воображением нарисовался ярко-жёлтый венок. Да, неестественно и неправильно, но красивенько вышло. Вышло бы, точнее.
— Ребята у «башни» жуков ловить будут вечером, — отмахнулся от ненужных фантазий Серафим и перевёл тему.
Об отцах говорить, наверное, больше не нужно. Им обоим в жизни не повезло с ними. В разной мере.
— И у школы, — Дима поддержал даже с большим энтузиазмом, чем ожидалось. Серафим невольно фыркнул. — Хочешь с ними?
— Не хочу.
— Потому что вечно проёбываешь?
— Эй! — Серафим возмущённо зыркнул. — Вовсе нет!
— Ага-ага, именно так.
— Серьёзно!
— Да-да-да, — этот Димин снисходительный тон был как спичка рядом с бензином. Провоцировал только так.
Серафим до сих пор злился на то, что проиграл в их импровизированных соревнованиях на бег. И ведь никого, кроме себя, не обвинишь. Не виноват же Дима в том, что такой пиздатый во всех отношениях, всегда на шаг впереди. Вырос тут с длинными ногами, бегает. Ну ничего, ничего, однажды…
Резко подобравшись, Серафим легко повалил на траву застигнутого врасплох друга. Тот попытался скинуть напавшего с себя, но не вышло. Серафим легко оседлал его, давя в бока острыми коленями и, навалившись всем весом, прижал тощие запястья к земле. Вокруг пахло листвой и немного краской – у дома рядом стояла свежевыкрашенная скамья.
— Ну чё? — не без усилий удерживая друга обездвиженным, пропыхтел Серафим, победно улыбаясь. — Чё ты там сказал? Вечно проёбываю?
Дима был тёплым. Серафим чувствовал обнажённой кожей. По загривку пошли мурашки, но тогда он подумал, что дело в ветре, подувшем в другую сторону и обдавшем холодным дыханием шею.
— Ладно, хорошо, понял, а теперь слезь с меня, — выдохшись, Дима расслабился, откинул голову назад. Взгляд чуть помутнел.
Серафим чувствовал себя хорошо. Очень, неестественно хорошо.
— Сдаёшься? — спросил, заторможено наблюдая за тем, как неясно от чего алеют чужие уши.
Дима задержал дыхание. Поджав губу, заглянул в глаза друга с некой опаской и, будто говоря совсем о другом, произнёс, чуть дрожа:
— Сдаюсь.