Жёлтый шарф

      Серафим сонно смотрел в окно на мелькавшие мимо здания. То и дело перед глазами всплывал какой-нибудь яркий дорожный знак, а потом всё снова утопало в серо-белых красках. Правда, стоило машине завернуть на другую улицу, как картинка преобразилась слепящим солнцем, уходившим за горизонт. Серафим сощурился. Малиново-оранжевый свет лип к припорошенным снегом крышам, ластился по краям безликих многоэтажек. Город становился другим, пусть лишь иллюзорно.       — Пап, написать ей, что мы позже будем? — Женя рядом отвлеклась от телефона, подавшись вперёд.       Серафим поглядел на отчима, ведущего машину. Тот был уверен за рулём, к тому же особо внимателен. Хотелось бы однажды получить права и взять с него пример.       — Не стоит, мы быстро.       — Точно? — Женя вернулась на место, поправляя воротник пуховика.       — Да, не волнуйся. Серафим, слушаешь?       Он издал гулкое «м» в ответ, обнаружив, что сил говорить не было. Мысли назойливо и неторопливо кружились вокруг одного.       — Завтра Дима будет у тебя?       Серафим помотал головой. Телефон нагрелся под ладонью, экран стал липким. Если включить и посмотреть на строку уведомлений – обнаружится, что там висят четырнадцать пропущенных. Кто ещё пытался бы дозвониться до Серафима, не выходившего в сеть несколько дней?       — Хорошо. Мама зайдёт вечером, встреть её.       С прогулки на катке Серафим с Димой не разговаривал. Плохо, что ушёл в игнор, но нужно было в себе разобраться. Последние дни он провёл в комнате, наполненной бликами меняющей цвет лампы и шумом компа. Даже окна не открывал, чтобы проветрить. Обрубив интернет, залипал в скачанный сериал, пробовал готовиться к итоговому. Сочинение, кстати, послезавтра, а Серафим мог полагаться только на то, что усвоил на уроках, слушая одним ухом.       Желания высовывать нос из комнаты не наклёвывалось. Серафим отлёживал бока, изредка показываясь на кухне. Конечно, домашние заметили. Сегодня, собравшись куда-то вечером с Женей, отчим захватил с собой и его. Серафим поначалу пытался отвертеться от внезапной поездки, кутаясь в одеяло, но дар убеждения родителя и ворчание сестры заставили выбраться из квартиры.       Правда, сонливость никуда не ушла. Может, из-за того, что он в своей комнате за эти дни выдышал весь кислород, а тут оказался снаружи, брошенный в центр жизни. Отчим не говорил, куда они едут. Серафим попробовал спросить у Жени, но та, как оказалось, тоже не знала.       И да, небо было прекрасным. От солнечного света под веками расплывались бензиновые пятна. Может, он скучал. Не по свежему воздуху, конечно же. Но Диме хватало проблем и без того. Так что это затворничество – жест доброй воли, не иначе. Отдых в подарок, если угодно. Хотя, кого он пытался наебать? Истинная причина очевидна. Имя у этой причины на букву «К» начинается.       — Что-то тут ваще снег не чистят, — подала голос Женя, глянувшая в лобовое стекло на дорогу. — Мы не увязнем?       — Попробуем в объезд, — отчим, дав задний ход, направил машину вдоль широкой улицы. — Спешишь?       — Да не, норм. За дорогой следи, не отвлекайся!       Повисла приятная тишина. Что Серафим любил в отчиме ещё больше – тот не ездил с включённым радио.       Стекло запотело от дыхания. Невольно вспомнился дым сигареты, что Дима дал новому другу. Серафим, варившийся в обиде, успел изгрызть себя с нескольких сторон. Если рассудить здраво, будто тот не имел право с кем-то сближаться! Имел, полное, это Серафим неправильный, помешан на одном человеке так, что стоило появиться какому-то парню рядом, как пригорело мгновенно. Кирилл намёками показал, что знает что-то особенное, знает и пользуется, со злорадством наблюдая за тем, как другой в панике держится за последнее, что с Димой осталось «нормальным». И не позлишься толком, потому что не виноват был Кирилл, что у кое-кого подтекала крыша.       Через некоторое время отчим припарковал машину напротив непримечательной многоэтажки. Серафим вперил взгляд в кривой металлический заборчик, на котором играли малиновые отблески. Иней, покрывший чёрные прутья, слегка искрился.       Отчим, заглушив двигатель, попросил подождать в машине. Сам же, бережно закрыв дверь, двинулся к подъезду спешным шагом. Серафим без интереса проследил за ним и снова вернулся к разглядыванию забора. Теперь слышалось Женино дыхание и то, как её пуховик слегка шуршит, когда она двигается, устраиваясь удобнее.       — Хуёвит, да?       Вопрос прозвучал нежданно. Серафим, чуть погодя, повернулся к сестре:       — С чего ты взяла?       — Косплеишь монаха в келье, просто, вот и подумала, — фыркнула Женя, тут же отворачиваясь. — Не хочешь – не говори.       Не хотелось, вообще-то. Серафим принялся царапать ногтем спинку переднего сиденья. Молчание давало право не отвечать вовсе. Но вдруг пришла идея, довольно простая, и он, прочистив горло, осторожно спросил:       — Слушай, Жень…       — Что?       — Вопрос есть. Поможешь?       — Валяй, — она поставила видео на паузу.       Серафим как-то поспешил с этим, конечно, толком не придумав, что говорить, но раз начал, то стоило попытаться.       — У меня... допустим, у меня есть подруга. Хорошая подруга, — слова давались тяжко. — И мы… дружили долго.       — Так.       Серафим выдержал паузу. В который раз поглядел на покрытый инеем заборчик. Солнце почти зашло, лишив чёрные прутья яркого света.       — Мне снится. Ну, разное, с ней. И всё не как раньше. Я типа неправильный, — жалкая попытка, но стоило закончить: — А теперь у неё новый друг. И с ним-то ей нормально. Не как со мной. Вот.       Женя немного помолчала, как если бы ждала, что брат продолжит, и спросила, чутка пренебрежительно:       — Ты к этому челу ревнуешь, чтоль?       — Думаешь?       — Да кто тя знает.       Лёгкая грубость ничуть не задевала. Наоборот, становилось легче от того, что Женя отреагировала как-то так. Без всяких «что ты чувствуешь» или «это не окей».       Мимо по тротуару прошла пара парней, неся по банке пива. Серафим засмотрелся на них, вспомнил обрывком летнюю ночь, когда Дима пришёл к нему под окна дома. Они так и не залезли в парк, не выпили по второй, не завалились куда-нибудь. Много чего «не», на самом деле, было за время, проведённое рядом.       — Я не шарю, знаешь. Что там, как там. Но… она тебе нравится, наверное, — продолжила Женя.       Нравится?       Серафим впал в лёгкий ступор, опершись щекой о кулак. Конечно, Дима ему очень нравился. Кого бы не зацепил такой человек? Но Женя, наверное, имела ввиду другое, то, которое с девчонками. Правда, отрицать глупо, что происходящее на душе так походило на чувства. На такие, в которых пока разберёшься – сойдёшь с ума.       — Наверное, — кивнул Серафим.       Женя не стала развивать тему. Он ощущал её взгляд на профиле ещё немного – а потом сестра вновь уткнулась в телефон, оставив один на один с подкрадывающейся мыслью. Той самой, которую бы давно себе позволить, но что-то ведь мешало. Как палка в колесе тормозит, не даёт разобраться.       Что, если…       Отчим появился на периферии зрения. В пальто нараспашку легко добежал до них, открыл переднюю дверь:       — Женя, поможешь мне? Кое-что надо донести.       — Что-я-то сразу? Серафим тебе зачем? — недовольно пробурчала та, сползая по сиденью и пряча лицо за воротником.       — Ну, пойдём-пойдём, не упрямься, — протянул отчим ласково.       Сдавшись, Женя закатила глаза и раздражённо надавила на ручку двери. Громкий хлопок, глухие шаги по хрустящему снегу. Поджавшись от мороза, сестра первой двинулась к подъезду, отчим за ней. Серафим остался сидеть на месте, глядя им вслед. Теперь-то оставили наедине с «этим» безо всяких шансов отмахнуться.       Дима.       Если на секунду представить, что Женя права? Что эти сны, муть в башке, желания сомнительных действий – признаки, объясняемые очевидно и просто? В таком случае Серафим в полной жопе. Принять то, что он слюной потёк на рандомного парня, проблемы нет. Похуй, что такие наклонности считают ненормальным – дело ерундовое. Но ведь нет же! По итогу хотелось «чего-то» от лучшего друга. Причём, жизнь штука смешная. Вон, дала возможность в самые лапы: Диме могут нравиться парни.       Стремительно темнело. Серафим устроился удобнее, спрятав ладони в карманы, чтобы не мёрзли. Потихоньку загорались окна в домах, куда раньше, чем с месяц назад. И цвета разные – в одном ярко-жёлтый, в другом бледный совсем, тусклый. Если постараться – обязательно найдётся то самое окно с ультрафиолетом.       Хорошо. Допустим, он запал на Диму. Было на что! Эти буйно кудрявые волосы и веснушки, делавшие его обманчиво-милым; длинные ноги с острыми коленями и бледные кисти; синяки недосыпа, подчёркивающие узковатый разрез глаз. Широкие плечи, мягкая улыбка, бархатный голос – по всем фронтам Дима словно в лотерею выиграл. Так можно ли считать себя грязным за то, что оказался пойман в ловушку чужого очарования? Словно что-то постыдное – испытывать чувства.       Серафиму бы, правда, понять их хоть немного.       Когда он уже нехило так продрог, дверь подъезда распахнулась. Женя мчалась к машине, держа коробку, и Серафим впервые за долгое время видел сестру суетливо-спешной. Отчим вышел следом и выглядел безумно довольным. Серафима посетила догадка, зачем они сюда приехали.       Дохнуло вечерним морозом, Серафим поёжился. Женя плюхнулась на заднее сиденье, обхватив коробку свободной рукой. Запыхавшаяся, она повернулась и счастливо взвизгнула:       — Погляди! Погляди, кто тут!       Он, немного опешив, неуверенно подался вперёд. Сестра едва ли не пищала от восторга, продолжая широко улыбаться и загнанно дышать через рот.       Отчим сел на переднее сиденье, а Серафим заглянул-таки в коробку. Среди мятых тряпок, свернувшись, лежал небольшой чёрно-белый комочек. Ни носа, ни лап видно не было, и, приглядевшись лучше, он наконец-то понял.       — Ёжик, — выдохнул удивлённо.       — Ёжик! Мой! Мой ёжик! Это мне, мне! — Женя счастливо рассмеялась. Откинувшись на сиденьи, зажмурилась от восторга.       Отчим, скромно улыбнувшись, повернул ключ зажигания. Серафим неловко тронул Женю за рукав, когда машина двинулась с места. Сестра, продолжая сиять аки солнце, щедрым жестом протянула коробку.       И всю дорогу до дома он поражённо разглядывал маленькое существо, даже когда стало слишком темно и лишь жёлтый свет фонарей изредка проходился мягкими пятнами по чёрно-белым иголкам. Глупо, конечно, но, кажется, Серафим впервые радовался за последние дни.

* * *

      Когда квартира осталась в его распоряжении до самого вечера, Серафим открыл двери в коридор и включил музыку. Не шибко громко, чтобы соседи не пришли ругаться, но так, что слышалось и на кухне, и в ванной. Занавесил окна – вдруг кто подглядит. Вот бы не заморачиваться на этот счёт, но пока не хватало смелости.       Бродить по дому в одних трусах и футболке было замечательно. Что главное – босиком. Мама вечно пинала, чтобы тапки носил, но он терпеть их не мог.       Серафим боролся с соблазном заглянуть в комнату Жени и проведать Федю (так она назвала ежа). Правда, заходить туда без разрешения в её отсутствие – совсем грубо. К тому же, они вдвоём успели с этим ежом намучиться за прошлый вечер. Но хлопоты, вызванные новоявленным питомцем, Женю не расстраивали. Она так впечатлилась, что подзабыла про своё извечное недовольное ебало. Видеть её такой громкой и радостной Серафим не привык, но и не жаловался. Это было мило.       В отсутствие домашних он мог, наконец, потанцевать. Собрался-таки, поддавшись настроению. Разминку начал с простых упражнений. Перед этим разгрёб завалы одежды, отнёс грязное в стирку, и, вернувшись, навернул пару кругов по чистому теперь ковру. А после понесло как-то – разминка переросла в полноценную. Он легко повторил по памяти, что делал в студии. Быстро запыхался, но дал себе передышку, и продолжил с прежним упорством. Те занятия, будучи тайной, служили самой лучшей отдушиной. Возможно, он не стремился бы туда так же рьяно, если бы разрешали. Да, наверное, походы на танцы могли стать рутиной, как случилось с музыкалкой в прошлом, но какая разница? Сейчас-то занятий совсем нет.       Он едва не запнулся о кровать, когда шагнул к столу переключить песню. Колонки должно было хватить на некоторое время. Серафим вспомнил день, когда забирал её у Димы. Как всё поменялось. Тогда, глядя на силуэт друга, скрывшийся за кружевными занавесками, он и не думал, что тот мог бы нравиться ему. Но, справедливости ради, Серафим таки признал, что всегда считал Диму привлекательным. Попытка пуститься в отрицание не прокатила, уж после всего, что приходило на ум последние дни.       Встав напротив зеркала, Серафим разглядел лёгкий румянец на щеках и смущённо улыбнулся. Как-то вымученно вышло, да и мысль закралась, скромно постучав в самое сердце. Он, закусив губу, осторожно покрутился в одну сторону, в другую. Неловко провёл по волосам и ниже, по шее, а после потрогал плечи.       Мог ли он сам нравиться Диме?       Бред ебаный. Серафим, вспыхнув, отвернулся и спрятал лицо в ладонях.       — Бля-я-я, дебил! Какой дебил!       В жизни он редко задавался вопросом привлекательности. Был обычным в своём представлении, пусть и не очень радовался тому. Ничего примечательного не замечал, да и не старался – не находилось повода, а тут вдруг появился, и жутко постыдный. Так и тянуло обернуться, порассматривать, отмечая любую мелочь, что могла бы зацепить другого парня. Причём, «другие» Серафима не волновали, его интересовало пока только Димино мнение. Интересно, если спросить прямо – пошлёт нахуй?       Настроение упало. Прошлёпав на кухню, он налил воды из графина и выпил залпом. Бездумно повертел гранёный стакан, наблюдая за тем, как преломляется свет. Танцевальная музыка сменилась чрезмерно мелодичной. Он начал покачиваться из стороны в сторону. Сомкнул веки, запрокинув голову. Если Дима сделает так же, его кадык станет отчётливо виден. Серафим представил. Красиво.       Нежданно по квартире пролетела трель звонка. Серафим спешно бросился в комнату – вырубить музыку. Женя вернулась? А говорила ведь, что не раньше пяти вечера. Или мама решила зайти пораньше, но забыла ключи?       Серафим двинулся в начало коридора. Лучше уж Женя, с матерью общение шло немного туго после произошедшего. Вся вот эта кутерьма с вечеринками вызвала в ней ещё большее желание приглядывать за сыном. Справедливости ради – не удивительно. На всякий случай Серафим, задержавшись, поаккуратней составил обувь в прихожей. Любила же мать прикапываться - к порядку особенно. Отчитывала и его, и отчима, а вот на Женины огрехи закрывала глаза.       Подойдя к двери, Серафим щёлкнул уже было задвижкой, но всё же спросил, прежде чем открывать – безопасность, все дела:       — Кто там?       Последовала недолгая пауза, и следом раздалось неуверенное:       — Это я.       Серафим отпрыгнул, так и замерев на месте. Стало вообще не смешно, и первым порывом было умчать вглубь квартиры, избежав встречи, но... но в самом деле, что он, совсем того? Если к нему буквально пришли под двери?       Серафим сглотнул. Шагнул вперёд, собравшись с духом. Резко дёрнул задвижку и открыл, обречённо ища знакомые глаза.       Он стоял перед ним. В куртке с влажными следами от подтаявшего снега, с красными от мороза ушами. У него торчала шапка из кармана – и смысл её таскать, если не носит? – и болтался не завязанный шнурок на ботинке, замаранный в уличной слякоти. Серафим так растерялся, что оказался способен лишь смотреть, поджав губы, ожидая любых претензий.       Например: почему не отвечал на звонки, пропал, не выходил в сеть?       Дима набрал в грудь воздуха, возможно, дабы спросить что-то такое, но его взгляд метнулся на голые Серафимовы бёдра. Друг подвис ненадолго, а потом уставился прямо, продолжая обескураженно молчать.       Воздух вновь пропитался неловкостью.       — Ну, при…       — Он хуйни наговорил, да? — перебил Дима, звуча и виновато, и взволнованно. — Прости. Всё, что он сказал – херня, ему лишь бы… ох. Сим. Правда. Клянусь – он соврал.       Серафим заторможено моргнул. Откашлялся и выдал высоко скакнувшим голосом:       — Что?       Дима теперь тоже выглядел растерянным. Задумался о чём-то и спросил чуть тише, запинаясь:       — То есть… Кирилл ничего… да?       — Нет, — Серафим тут же спохватился, подумав, что фигню сказал. — То есть да! Или нет? Ну ты понял, в общем.       И опустил голову, чувствуя, что начинает краснеть. Что за атмосфера такая?! Умереть-повеситься, стыдно, пиздец. И непонятно за что, кстати. То ли за фантазии, что мелькали минутами ранее, про кадык и… всякое. То ли в целом за «это».       — Сим, я сделал что-то?       — Что?! Нет! Вообще ничего такого…       — Тогда почему избегаешь?       Серафим скучал. Понял в полной мере в эту самую секунду. Безумно тосковал по тёплому голосу и заботливым словам. Эта тоска разъедала, и сейчас, в трепете неловкой паузы, он был готов терпеть любую муть на душе, лишь бы Дима задержался рядом с ним подольше.       Стоит ли делиться этим? Сейчас? Есть ли шанс, что всё одним словом и закончится? Дима не захочет видеть его больше или обескуражит словами «прости, но мы просто друзья»? Как обрести уверенность при таких возможных исходах?!       — Просто разозлился, — ответил Серафим размыто. — Типа… сигареты. Кирилл. Мне нельзя, ему можно, подумал, вот какие вы ахуенные друзья, а я лишний. Да, такой вот я… тупой.       Сказал это и нервно усмехнулся. Так говорил, будто плевать, пробовал звучать шутливо и расслабленно, но выходило фальшиво. Дима между строк понимал. Только бы не понял вдруг слишком многое.       — Сим, — Дима устало выдохнул. Его плечи расслабились, и он, беспомощно взмахнув руками, продолжил: — Ну как? Что мне сделать, чтобы, наконец, дошло? Никто тебя не заменит.       Серафим сглотнул, сердце дрогнуло, потянув в левой стороне грудной клетки. Ненормально, но пора бы привыкнуть, наверное. Стоит смириться, не так ли?       Идея нашлась быстро, и Серафим, установив зрительный контакт, попросил:       — Выкладывай, кем работаешь.       Дима вскинул брови. Такого вопроса явно не ждал.       — Грузчиком.       — Серьёзно?       — Да, — тема была не из тех, которые Дима охотно поддерживал, но вопреки всему тот продолжал: — Подрабатываю, разгружаю фуры. Дядя знакомого пристроил.       Серафим закусил щёку, постукивая пальцами по двери. Ну же, собраться – такой подходящий момент! Дима легко выдаёт, о чём молчал довольно долго, это ли не шанс?       — Ну и в чём проблема? — спросил Серафим, тут же отвесив себе мысленного леща. Хорош, конечно, начинать с наезда. — В плане… что сложного? Берёшь и рассказываешь. Мир рухнул от того, что я узнал?       Дима сник, ссутулив плечи. Серафим вдвойне пожалел о том, что начал вот так грубо.       — В плане… нет! Не так, блин, Дим, а-а-а… просто будь честнее, ладно? Пожалуйста, никто не сдохнет от того, что я буду в курсе. Если ты доверяешь мне, что такого?       Дима посмотрел ему в глаза и медленно кивнул. Серафим порывался весь разговор начать заново – сказать иначе, другими словами, донести проще. Но лучше так, чем вариться дальше в недопонимании. Правда, Серафим слицемерил – просил доверия, а сам прятал от Димы очень важное. Но чувства – иная степь! Так что никаких проблем.       По крайней мере пока что.       — Я не хочу знать о тебе через Кирилла, ясно? — продолжил Серафим, глядя в сторону. — Не, я не прошу прям личное, не подумай… мне нормальные вещи нужны, которые, ну… д… друзьям рассказывают.       Дима улыбнулся. Серафим залюбовался невольно. Вот беспроигрышный способ обескуражить –возьми, Дима, и улыбнись, никаких слов и аргументов другим не оставишь.       — Хорошо, — сказал тот, не пряча взгляда. — Прости.       — Брось, — Серафим смущённо почесал затылок и отступил в сторону. — Давай, проходи. Или ты так, на минуту?       Пока Дима стягивал ботинки и брал гостевые тапки, Серафим быстро сгонял до комнаты, выбрав первые попавшиеся штаны с полки. Натянул, ловя себя на раздражающей скованности. Глянул ещё раз в зеркало и зачесал волосы к затылку. Ломкие пряди тут же упали обратно на лоб. Серафим облизал губы, заметив Диму, объявившегося в дверях.       Неловко.       — Ух ты, уборкой занялся? — Дима усмехнулся по-доброму, оглядывая чистый от завалов одежды пол. — Здорово.       — Просто двигаться неудобно, когда о хрень всякую спотыкаешься, — ответил Серафим и закрыл дверцу шкафа.       — Оу… танцевал? Я невовремя?       Серафим стушевался. Что ни скажи – всё так неправильно и глупо. Проведя по волосам – опять – и подойдя к столу, чтобы взять телефон, он пожал плечами деланно-безразлично:       — Типа разминался, да. Не важно. Чай сделать?       Дима осторожно кивнул. Из-за закрытых штор в комнате царил полумрак, отчего атмосфера стала ещё невыносимей. Серафим, испугавшись, куда вдруг потекли фантазии, резко шагнул вперёд, шлёпая босыми ногами по полу. Дима отступил в сторону, и, проходя мимо, Серафим едва задел его бедро кистью.       Блядь, ведь раньше внимание не зацикливалось на таких мелочах! А сейчас прикосновение словно оставило след на коже, и не было желания даже двинуть пальцем, чтобы сбросить его. Стрёмно.       — Отчим недавно новый купил, — насыпая заварку в френч-пресс, произнёс Серафим, не оборачиваясь.       Дима с глухим стуком отодвинул стул.       — Да?       — Ага. С клубникой, — кивнув, Серафим поставил чайник в раковину – наполняться.       Пока пытался закрыть банку, вода перелилась за стенки. Суетясь, Серафим дёрнул кран, слишком уж сильно, отлил почти половину. Опять не то – долил немного. Вроде нормально. Поставил кипятиться.       И в самый паскудный момент вдруг как-то неуклюже махнул рукой. Среагировать не успел. Банка с чаем звонко разбилась об пол, рассыпавшись осколками у ног. Серафим на рефлексе отпрянул, вжавшись спиной в кухонную тумбу. Лёгкий испуг сменился обречённым раздражением.       Да что за день-то, блядь!       — Не поранился? — Дима оказался рядом, мигом опустился на корты и начал собирать крупные осколки. — Сим?       От горечи аж навернулись слёзы. Нервно поведя плечом, Серафим было дёрнулся к ванне, за веником и лицо умыть, но Дима крепко сжал его колено:       — Ты босой, осторожно!       Серафим послушно остановился. Точнее сказать, завис. Друг сидел перед ним вот так, крепко удерживая на месте. Тёмные глаза очаровательно блестели, и смотреть в них чрезмерно долго с недавних пор было опасно. В горле встал ком, и вовсе не от желания позорно разрыдаться с бесполезности попыток «быть в порядке». Мурашки поползли по спине, когда Серафим представил, что Дима может оказаться ближе. Вот так, на кортах перед ним, медленно провести по бёдрам, запустить пальцы под футболку…       — Всё хорошо, слышишь? — продолжил Дима, глядя тягуче-внимательно.       Серафим, блядь, вообще в это не верил.       — Метёлка в ванной, да? Сейчас принесу, не вздумай двигаться! Твои тапки..?       — В коридоре.       — Какие?       — Серые…       Серафим знал, стоит дёрнуться – Дима, обладавший отменной реакцией, схватит его снова. Когда друг ушёл-таки в коридор, за тапками и прочим, Серафим вцепился в тумбу. Дышать старался тише, чтобы не выдать себя. В горле пересохло, а к щекам от осознания прилила кровь. Нет, действительно станция «конченная», с которой он, видимо, никогда в жизни не выберется.       Повезло, что в спортивных штанах заметно не было, что у него привстал. Всего-то от фантазии, как Дима может поднять голову, развязно стоя на коленях, и послушно приоткрыть рот…       Всё, блядь, стоп!       — Держи, — вернувшийся поставил перед ним тапки.       Вода в чайнике вскипела. По кухне, нарастая, разнёсся свист. Серафим не среагировал. Он стыдливо пялился на подметавшего рассыпанный чай Диму, на то, как натянулась толстовка на широкой спине, как кудри упали вперёд, покачиваясь от каждого движения.       Отмерев и сунув ноги в тапки, двинулся-таки с места. Тыкнул на кнопку, и за стеклом потихоньку успокоились бурлящие пузырьки.       — Пиздец, — прохрипел под нос, потянувшись к френч-прессу, но Дима вдруг перехватил его за запястье.       Мягко так, едва заметно погладив. Серафима начало хуёвить. Казалось, кожа под тёплой ладонью вот-вот расплавится.       — Сим, ладно тебе, я и сам могу, ерунда, — Дима медленно отвёл руку в сторону. — Не нервничай так.       — Думаешь, я совсем рукожоп?! — невольно вспылил Серафим, засветив покрасневшее лицо.       — Нет, конечно, — Дима будто и не заметил.       Продолжил подметать, закончил быстро. Прошёлся взглядом по полу и на всякий случай поводил веником там-сям, заметая остатки стеклянных крошек. Скинул их в мусорку, пока Серафим, держась за ручку чайника, едва не прокусил губу с нервяка.       Наверное, в родных глазах он предстал полным придурком. Неумёхой и бытовым профаном, который простой чай заварить не в силах. Но ведь это не так – всё нормально получилось, если бы не предательская дрожь, сладко проходившаяся по телу. И в такой момент показалось, что лучше уж выдать сразу, не медля, не обрекая их разговоры на подобную хуйню. Серафим боялся того, что открыл в себе, но куда больше боялся вызвать в Диме отвращение. Стоило ли время этих страхов?       — Дим, — окликнул почти шёпотом, боясь передумать.       Тот повернул голову. Взглянул вопросительно из-под тёмных кудрей. Серафим заворожённо уставился на его приоткрытые губы.       — Слушай, я…       Договорить Серафим не успел, дёрнувшись от звука хлопнувшей входной двери. Шуршание пакетов и звон ключей оглушили его, только-только собравшегося с духом. Он посмотрел в дверной проём, потом на побледневшего Диму, и сам вдруг испугался.       — Мамка! — прошептал нервно, паникуя, поглядел по сторонам, будто ища, куда бы друга припрятать.       А смысл? Она наверняка заметила лишнюю пару обуви. Пиздец, Серафим не ждал её раньше семи! Она же с бабушкой должна была… чёрт. Оставалось лишь обречённо стоять друг напротив друга, пока мать не показалась на пороге, тут же найдя тяжёлым взглядом Диму. Тот весь аж выпрямился.       Некоторое время никто не говорил ни слова. Мать разглядывала незваного гостя, вскинув подбородок. Раздражена, точно. Сто процентов не рада – Серафим чувствовал, как повисло в воздухе её невысказанное недовольство.       А ещё он чувствовал себя пойманным. Но не из-за матери, которая застала «друга-наркомана» в их квартире, а потому, что едва не сдал себя. И с чего, дурак, взял, что вывалить на Диму свои страсти будет лучшей идеей?! Долбоёб одного момента – вот кто он такой.       — Ну, здравствуй, Дмитрий, — тяжело вздохнув, произнесла мать, и протянула пакеты Серафиму.       Он скованно принял их, бегло заглянув внутрь.       — Здравствуйте, — поздоровался Дима в ответ севшим голосом.       Серафим ждал, когда начнётся сцена. Ну, вот эти мамкины фразочки «кого ты водишь в дом, мы же договаривались, не помню, чтобы разрешала ему приходить» и так далее. Но, вопреки ожиданиям, ничего из подобного не прозвучало. Мать стянула с шеи персидский платок, аккуратно сложила его на спинке стула. Сцепила руки в замок перед собой. Стояла с таким видом, словно принимала ахуеть какое важное решение. И, наконец, произнесла то, от чего Серафим невольно выпал:       — Что ж… Дмитрий. Останешься на оладьи?       Дима удивлённо переглянулся с Серафимом.       — Мам, он занят, типа, и ему… домой бы, — начал бормотать, пытаясь друга как-нибудь открестить.       Но тот прервал, вежливо улыбнувшись:       — Да. С удовольствием. Спасибо большое.       И Серафим с нарастающей паникой понял, что, походу, Дима останется у него на вечер.