Жёлтый шарф

      Серафим видел двор через кружевные узоры занавесок. Чуть ли не такой же красный, как астры на них, он пытался успокоить гулко бьющееся сердце. Там компания взорвала пару хлопушек, разбросав по снежному покрову фонтан разноцветных конфетти, и пара девушек в расстёгнутых пуховиках танцевала под фонарём на камеру, распевая банальную новогоднюю песню. Люди дожили до праздника и были счастливы.       Серафим же встретил его без единой капли алкоголя, но так, словно проснулся с похмелья после запойной недели.       Шаркающие шаги в глубине квартиры повторились, а следом и хлопок двери. Полина Сергеевна выходила в уборную, видимо. Хорошо, что не к ним, потому что у Серафима стояло камнем, несмотря на ёбнутый испуг, схвативший за горло, стоило тому резкому шуму раздаться со стороны гостиной. То ли от паники, то ли от желания, но сосредоточиться было чертовски трудно… да и не то, чтобы он сильно к тому стремился.       Не сейчас уж точно.       — Ты засосал меня, — прошептал, уверенный, что Дима, тяжело дышавший возле холодильника, услышит. — Ебануться…       — Прости.       — Долбоёб?! — Серафим резко повернулся.       Завёлся мгновенно, и раздражение перекрыло собой волнительную радость осознания.       — Ты конченный, если думаешь, что тут надо извиняться! — Серафим не мог кричать, зная, что вновь разбудит Димину маму, а потому шипел, активно жестикулируя: — Что?! Ты правильно понял, блядь! Абсолютно верно!       Дима виновато уставился в пол. Его пышные ресницы подрагивали, под глазами краснело. Растрёпанный, бледный, ссутулившийся, он всё равно являлся центром всего. Чувство, что сорвалось с цепи, так легко было объяснить теперь, что на душе становилось паршивее и паршивее с каждым прожитым мигом. Ведь если Дима понял верно, за что, сука, извинялся тогда?!       Неужели собирался сказать что-то в духе «прости, это наша ошибка»?..       — Нахуй ты молчишь-то?! — Серафим продолжал распаляться. Сжав край шторы, едва не дёрнул на себя, поддаваясь соблазну разъебать тут всё на эмоциях. — Нет, тебе не показалось, да, у меня встал, да, мне понравилось, да, я…       — Сим.       Серафим мгновенно заткнулся, едва не задохнувшись на вдохе, и закусил губу. Дима медленно поднял взгляд.       Фейерверки гремели до звона в ушах, всполохи огней плавали по кухне, подобно бликам разноцветной лампы в Серафимовой комнате. Можно было подойти ближе, сократить дистанцию и, заглянув в чужие глаза, увидеть отражение рассыпающихся брызг в чёрном зимнем небе. Серафим был готов это сделать. Сжать кулаки, сделать шаг навстречу, попытаться прочитать мысли...       Но Дима первый протянул руку в пригласительном жесте, раскрывая ладонь:       — Пойдём. Я покурю.       Нутро сжалось. Белая футболка пошла складками на Димином плече, и предплечья с сетью шрамов рассекли ветви вздувшихся от напряжения вен. Он терпеливо держал руку, пока Серафим пытался осмыслить то, что видел.       Это не «прости, мы не можем», не «извини, я поддался настроению» или «мы ошиблись, Сим». Нет, это была подрагивающая на весу ладонь, открытый жест, пробуждавший надежду с новой силой. Серафим хотел ей довериться. Подождать, успокоиться, перестать дрожать от опасения, что всё с секунды на секунду может пойти не так. То, что ураганом пронеслось между ними, имело шанс на продолжение. Неплохая такая подпитка для надежды.       Неуклюжим жестом вытерев лицо, Серафим подался вперёд, шмыгая носом. Шаг, второй. Он оказался опасно близко и остановился лишь тогда, когда кончики Диминых пальцев ткнулись в живот поверх плотной толстовки.       И да, отсветы в карих глазах играли до безумия красиво. Так, что, казалось, не нужно смотреть в окно, чтобы наслаждаться россыпью радужных огней. Всё здесь, рядом. Захотелось выкинуть что-нибудь эдакое, но Серафим остановил себя, дав им обоим шанс прийти в чувства.       Дима несмело двинул пальцами и мягко коснулся Серафима, слегка надавив. Провёл вверх, от живота к груди, заставляя толстовку собраться гармошкой.       В горло как песка насыпали.       — Идём, — прошептал Дима аккуратно, будто вёл диалог с душевнобольным, и добавил: — Мы недолго. Ладно?       Обескураженный касаниями, словами, интонацией в хриплом шёпоте, Серафим угрюмо кивнул. Это было похоже на гипноз, которому отдаёшься, заглядевшись на нечто прекрасное. На те же деревья за новой школой, на окна с фиолетовым светом, на то, как Дима жмурится под золотом солнца…       Серафим и не заметил, как «друг» несмело прихватил его за запястье, сжал и тут же отпустил, двинувшись в сторону входной двери. Серафим последовал за ним на автомате. Повторно вытирая глаза рукавом толстовки, старался как можно тише дышать и поменьше шмыгать. Стыдно было. За сопли, за эмоции, за красные глазищи, за резкие слова… За всё, кроме главного.       Стояк в штанах никакого стыда не вызывал. Да и спадать начал, оставляя место для здравого смысла. Хотя, поздно думать – непоправимое уже произошло. Оставалось разве что натянуть куртку и выйти за Димой на лестничную клетку, обнаружив его сидящим на холодных ступенях.       Щёлкнула зажигалка, маленький огонёк вспыхнул яркой точкой и погас. Дима медленно затянулся. Серафим стоял, подперев дверь плечом, чтобы не захлопнулась, и вслушивался в гул, доносившийся откуда-то сверху. Не считая его, в колодце лестничных пролётов царила тишина. Серафиму она по-особенному нравилась, как и видневшееся за тёмными кудрями покрасневшее ухо.       — Закрой, — произнёс Дима внезапно в полный голос, заставив вздрогнуть. — Я ключи взял.       Серафим послушно отступил в сторону, позволяя двери закрыться с гулким эхом. Стало темновато, однако в пролёте сверху было заляпанное окошко, пропускавшее какой-никакой свет.       Неприятные мурашки колкой волной прошлись по спине, стоило задуматься. Пустота, в которой они оказались вдвоём, запах сигаретного дыма и вонь подъезда, которую Серафим не то, чтобы замечал – это угнетало. Тот поцелуй у холодильника словно вдохнул жизнь в происходящее, подарил новый смысл их взаимоотношениям, открыл какую-никакую «правду». Серафим жаждал ещё. И ещё, больше, опьянеть окончательно и целовать Диму, пока губы не опухнут, но…       Но, быть может, ничего не повторится? Серафим с откровенным испугом подумал, что никогда в жизни не откроет для себя и в половину таких же сильных чувств, что вызывал некто конкретный. Коснуться счастья на секунду и лишиться этого навсегда, выходит?       Убого.       — Мне тоже.       Голос Димы раздался в самой глубине разгорячённого сознания, прерывая поток пессимистичных мыслишек. Серафим не знал, что вбросить в ответ, продолжая изучать то носки тапок, в которых вышел в подъезд, то ссутуленную спину под чёрной поношенной курткой.       — Мне тоже понравилось, — дополнил Дима, потушив сигарету о ступеньку. Следом достал вторую, хрипло усмехнувшись: — Даже больше. Забавно. Как ты так долго не замечал, что со мной всё… ну… понятно?       Серафим не вдуплял, что этот мутный дебик имел ввиду. Сейчас он нуждался в простом и честном ответе на главный вопрос, который и озвучил, немного резче, чем собирался:       — Что теперь?       Действительно, теперь-то что? Бегать и прятаться от очевидного уже не выйдет. Придётся решить здесь и сейчас, на месте, и каким бы ни было решение, его не избежать. Серафим не знал, радоваться или бояться. Он просто устал от неопределённости.       Он хотел понять. Про себя, про него, про них обоих. До конца.       Дима, затянувшись, медленно выдохнул дым, прижимая ладонь ко лбу. В молчании они провели минуту, а может и пять. Серафим осмелился шагнуть вперёд, шаркнув тапками. Встал рядом и уставился на бывшего друга. Тот продолжал держать руку с тлеющей сигаретой на весу. Резкий противный запах добрался до носа, но в этот раз Серафим не скривился. Не закашлялся, не отвернулся, а лишь прислонился виском к холодной стене, в ожидании «того самого».       — Теперь, — бездумно повторил Дима, после чего, отняв руку от лица, нервно затянулся. — Теперь варианта два.       Серафим выпрямился, чувствуя, как на нервах тянет левую сторону болезненным спазмом. В порыве эмоций всё было таким простым и понятным, а стоило башке остыть, как реальность прихлопнула с новой силой. Забыть или разойтись? Такие варианты?       Мало ли, что произошло. Это могло ничего для Димы не значить. Серафим решил, что сбежать – не такая плохая идея. Одеться и уйти, хлопнув дверью, спрятаться, взять передышку. Но он продолжал морозить висок и ждал. Ждал, ждал, ждал…       Уставший и измученный собственными загонами, честно, готов был сдаться первым.       — Либо мы прекращаем контачить, — начал и замолк, в надежде, что Дима закончит за него.       «Либо забудем».       Тошно. Серафим шагнул назад к двери, уже подумывая о том, как начать собираться, но Дима схватил его за ногу, едва ощутимо сжав под самым суставом.       — Либо ты снова целуешь меня, — произнёс на одном дыхании.       Серафим приоткрыл губы, хватая ртом воздух:       — Чт…       — Ты слышал, — Дима улыбнулся и добавил, отпуская Серафимово колено: — Я пойму, если ты решишь уйти. Но, знай... если бы выбор был только за мной, я не сомневался бы и секунды.       Осознать услышанное было непросто, но Серафим справился. Завис на мгновение и, сглатывая, спросил, так, словно от ответа зависела его жизнь:       — И как… и как много раз ты? Ну, выбирал бы второе?       Дима, сцепив пальцы в замок, дал себе время, прежде чем робко ответил:       — Честно? Всегда.       Колени подкосились, и ослабший Серафим опустился рядом на холодные ступеньки. От облегчения, от загоревшейся надежды, от до сих пор отдающего в памяти эха чувств, пронёсшихся в момент, когда он поцеловал Диму на кухне. Забавно. Одним касанием получилось разрушить стену, что стояла между ними всё это время. Оказалось куда проще, но от того лишь запутаннее и невыносимей, особенно когда дело шло к разговору об этом. Ведь одно дело понять, другое — убедиться, что понял правильно.       — Помню, в школе ты постоянно трогал меня, — начал Дима, нарушая паузу, и в голосе его слышалось ностальгическое тепло, от которого щемило сердце. — То коленом заденешь, то на плечо руку, то… всякое. Но ты никогда не касался моих волос, однако я видел, ты… смотрел. Я думал, мне кажется.       Подобрать слова, чтобы как-то ответить, было трудно. Потому Серафим, не особо задумываясь, накрыл ладонью сцепленные меж собой Димины пальцы.       У них обоих была горячая кожа.       — О, и просто к слову, — Дима хрипло усмехнулся: — В тот день я отказался купаться не из-за шрамов. Понимаешь?       Теперь понимал.       — Ладно, — ответил Серафим невпопад и добавил почти без эмоций: — А знаешь, что ещё «просто к слову»?       Дима молча вскинул брови, мол, ну давай, говори.       Серафим подался вперёд, цепляясь за чужое плечо и жарко выдохнул Диме на ухо:       — Я хочу тебя, как ёбнутый, чел.       Дима завис на мгновение, а после вспыхнул так, что веснушки стали едва заметны на щеках. Серафим заворожённо ухмыльнулся, довольный собой. Мутная пелена наползла на глаза, и он, прежде чем отстраниться, коснулся губами Диминого виска. Было хорошо. Как под кайфом, пусть Серафим и не пробовал. Но если все эти эмоции, весь этот жар и мысли, перебивающие друг друга, можно назвать наркотиком – то выходит их отношения та ещё нелегальщина. Однако, собирался ли Серафим отступать?       Ни за что.       — Никогда не перестану с тебя охуевать.       — Что-то не устраивает? — мгновенно завёлся Серафим, хмуря брови.       Дима рассмеялся по-доброму и, расцепив пальцы, перехватил ладонь Серафима своей, задумчиво поглаживая с внутренней стороны. Облизав губы, помотал головой, откашлявшись:       — Нет… нет, сейчас точно нет.       Смысл сказанного сначала не доходил, но потом Серафим как понял, и лицо его просветлело. Стало легче дышать. Камень свалился с души, и всё устаканилось, как после шторма. Накатила лёгкая усталость, в которой хотелось лежать, не двигаясь. Повинуясь желанию, Серафим настойчиво переплёл с Димой пальцы и ткнулся лбом ему в плечо, прикрывая глаза.       Хорошо.       Потому что правильно. Спокойно в обретённой свободе, как ни разу за жизнь не было.       — И как долго ты на меня засматривался, кста? — не сумев сдержать любопытство, спросил Серафим, искоса взглянув на Димино лицо, находившееся так интимно близко.       — Э-э-э… как сказать, — Дима отвёл взгляд.       Румянец слегка сошёл с веснушчатых щёк, и Серафим обнаружил, что с особым рвением жаждал вернуть его обратно.       — С двенадцати.       А…       А?!       Серафим подскочил и выпучил глаза, не веря услышанному. Стукнулся лбом о скулу Димы, отчего тот поморщился, коснувшись ушибленной щеки.       — Реально?!       — М-м-м… да.       — П-пиздец… ахуеть…       — Думал, ты догадываешься. Не так уж хорошо я скрывал… всё это, — он виновато пожал плечами, и у Серафима снова полыхнуло в груди.       Думать о том, что Дима прекрасен в каждой мелочи, с этого дня было более, чем законно. Серафим пользовался этим с особенной жадностью.       — Вообще, я тупой просто, — он пожал плечами, немного помрачнев. — Что-то у меня было. Тоже. Давно, наверное, но я не въезжал в тему. Начал подозревать только с того дня. Ну, когда мы сидели у тебя, играли в Мортал Комбат, я тебя тронул, вот.       — Ох, да уж. Я помню.       Смущение проиграло вспыхнувшему вдруг азарту. Хитро улыбнувшись, Серафим спросил, провоцируя:       — Ну, и? О чём тогда думал?       Дима закатил глаза, мол, «ты такая заноза». И помедлив, ответил едва слышно:       — О том, что будь у меня возможность, я бы тебе отсосал.       Серафим резко отпустил его руку, тяжело сглатывая. Пришёл его черёд заливаться краской, потому что стоило лишь представить, как тогда могли развиться события, и… стало как-то не до шуток. Жар ударил в голову, потому что блеск чужих влажных губ напомнил о тех фантазиях. О разбитой банке чая напомнил, о том, как Дима стоял перед ним на колене, собирая осколки. Спрятав лицо в сгибе локтя, Серафим обречённо застонал, не в силах прогнать ярко вспыхнувшие чуть ли не под веками картинки.       Что они делали друг с другом, чёрт возьми!       — Да ты прям как скажешь, — наконец выдал Серафим и взъерошил волосы, собираясь с духом: — Ну, пожалуйста. Вот… теперь есть.       — Что?       — Возможность.       Дима спрятал алое лицо, и Серафим злорадно ухмыльнулся. Он ощущал себя потрясающе, когда дразнился. Настолько, что хотелось ещё, и ещё… но куда больше хотелось увлечь Диму в поцелуй.       У них было дофига времени.       — Ты серьёзно? — переспросил Дима, выгнув бровь.       — А что? Тогда хотел, сейчас не хочешь?       Дима насмешливо фыркнул:       — Если бы. Чуть у холодильника на колени не встал.       Серафим не знал, насколько могло хватить его выдержки, но лимит точно был исчерпан. Подавшись вперёд, он вцепился в Димино бедро, сжимая почти до боли:       — Тогда заткнись и сделай что-нибудь, у меня встал опять.       Дима медленно вдохнул, замерев. В звенящей паузе, казалось, можно было услышать, как путаются и плавятся мысли в кудрявой башке. Серафим ждал, продолжая сжимать его ногу, и с ярким восторгом осознавал — «то».       Точно, сто процентов, без вариантов «то самое». И никакие девичьи бёдра щупать больше не нужно, потому что ответ прост как две копейки.       Сигарета дотлела. Бросив окурок в сторону, Дима схватил Серафима за шею, притянул к себе, коротко глянув на губы, и жадно поцеловал сначала в щёку, а после в скулу, дразня и поглаживая по линии челюсти. От него несло сигаретами, но в этот раз было плевать.       Серафим всё пытался найти Димины губы своими, но тот будто специально уворачивался, целуя то в лоб, то в переносицу, то в уголок рта. Чёрт настоящий, сводил с ума и не стыдился. Серафиму было неудобно сидеть вот так, и он придвинулся ближе, ткнувшись коленом в Димину поясницу, цепляясь за его крепкие плечи под пуховой тканью зимней куртки.       — И не скривишься? — насмешливо спросил Дима, щекоча горячим дыханием шею и, заставив закатить глаза от удовольствия, осторожно прихватил её зубами рядом с кадыком. — А столько разговоров про сигареты было…       — А-а-а, как же похуй, — простонал Серафим, готовый умолять, чтобы его искусали до синяков.       Он обхватил Диму за голову, откинувшись назад на холодную стену, увлекая за собой. От жаркого дыхания в основании шеи вело только так, и когда Дима, издав странный гортанный звук, провёл языком от самых ключиц к подбородку, Серафим готов был поклясться, что чуть не растёкся по лестнице от кайфа.       — Слушай… пойдём ко мне? — Дима отпрянул, осматривая поплывшего Серафима с некоторым беспокойством.       — Чё? — задавать вопросы явно не стоило.       Они же и так у него, не?       — В комнату.       А, ясно…       — Ага.       Дима поднялся первым, помогая встать и Серафиму. Последнему это далось с трудом. Взгляд скользил в полумраке по родному лицу, в надежде найти зацепку, что происходящее – не сон и не бред поехавшего мозга. Впрочем, член давил в джинсы так, что фиг там отмажешься отговоркой про «сны». Это на деле куда проще – осознать перемены. В один миг кажется, что всё, о чём грезишь, невозможно, но, когда находишь отклик, взаимность, мысли мчатся вперёд с бешеной скоростью. И задаться вопросом не успеваешь, как такое возможно, потому что возможно и всё.       Вот и Серафим ни о чём себя не спрашивал. Хотя, нет, спросил, когда Дима достал телефон и включил фонарик, шаря лучом света по лестничным ступенькам:       — Ты что делаешь? — Серафим продолжал опираться о стену, дабы не грохнуться.       — Надо окурок убрать, я забыл, куда он улетел…       Не верилось, что в такое мгновение Дима мог думать о каком-то сраном окурке. Ну уж нет, им бы сейчас тратить время на такую херь, ага-да!       — Ебать, что придумал, — Серафим, схватив Диму за капюшон, потащил его назад, к входной в квартиру. — У меня член взорвётся сейчас, а тебя волнует какой-то бычок?       — Но…       Он толкнул Диму к двери. Тот едва успел вздохнуть, прежде чем оказаться прижатым чужим телом. Серафим уткнулся носом в его грудь, злясь на дурацкую шуршавшую куртку. Одурманенный порошковым запахом, тянувшимся от белой футболки, он сходил с ума, не слыша ничего, кроме гулкого стука собственного сердца, отдающего прямо в виски. Обычно ведёт с цитрусов, с лаванды, с чего-то такого – других людей точно, а для Серафима ничего сексуальнее, чем запах «Тайда» какого-нибудь, сейчас просто не было.       Он имел право прижимать Диму к двери, имел право чувствовать остроту его колена, ткнувшегося в бедро. Целовать, вдыхать его запах, касаться вот так – шаря по карманам домашних штанов и куртки в поисках сраных ключей. Грудь Димы вздымалась от рваного дыхания, и Серафим желал прижаться сильнее, чтобы стук чужого сердца отдался вибрацией в теле.       Да где они, Дима же говорил, что взял?!       Ладонь наткнулась на что-то твёрдое. Серафиму не потребовалось и секунды, чтобы понять, куда занесло его руку. Но вместо того, чтобы испуганно отпрянуть, поддаваясь стыду, он протяжно выдохнул, прикрывая глаза.       Точно, они оба парни.       И это шикарно.       Живот стянуло горячим спазмом. Серафим, осмелев, огладил Димин член через ткань домашних штанов, ощущая пульсацию в выемке влажной ладони. Совершенно иначе, нежели трогать себя. И то, как Дима вздрогнул всем телом, распалило ещё больше. Если так подумать, он же знал, как сделать приятно, где и как потрогать, чтобы сорвать стон с Диминых губ. Как раз потому что сам был таким же.       Но ощущения, что они одинаковые или типа того, не возникало. Серафим боялся, что вскроется нечто такое, повергнет в смятение. Однако единственное, что крутилось на уме – трогать другого парня за член охуенно.       Наверху кто-то вышел из квартиры в подъезд, выпуская в пространство лестничной клетки эхо девичьего смеха. Дима напрягся, но Серафим плевать хотел на этих, пока они не начали спускаться. На зло посторонним звукам, он надавил сильнее, надеясь не переборщить, провёл вверх-вниз, заставляя Диму вцепиться в мягкую обивку двери и процедить почти умоляюще:       — Сим, ты… боже, там… люди!       — Да насрать, — Серафим, тяжело дыша, мутным взглядом нашёл Димины губы, отстраняясь.       — Хочешь, чтобы я кончил прямо так?       — Кончишь раз, кончишь второй, не вижу проблемы, — Серафим легко усмехнулся и, приподнявшись на носках, быстро поцеловал Диму в губы, ощутив на языке вкус сигаретного фильтра и, вопреки ожиданию, только больше от того заведясь. — Но можешь растянуть кайф, если найдёшь уже эти сраные ключи.       Дима немного подтормозил, а потом, облизавшись, завёл руку за спину. Кудри его упали на глаза, и Серафим поводил головой из стороны в сторону, ощущая, как завитки чужих волос невесомо щекочут его вспотевший лоб.       Ключи оказались в заднем кармашке. Дима медленно достал их, держа за кольцо. Серафим отпрянул, оттолкнувшись руками.       Щёлкнул замок. Дима неуклюже потянул дверь на себя. Его сбитое дыхание звучало невероятно возбуждающе. Свет с кухни, добиравшийся до коридора, золотистой пеленой лёг на кудрявые волосы, и Серафим, очарованный их видом, едва не запнулся о порог.       — Иди в комнату, я свет выключу, ладно?       Серафим поборол желание завалить Диму прямо на коврике прихожей. Точно. Нагорит много, пока они заняты, а платить Полине Сергеевне… которую будить, кстати, уже абсолютно точно нельзя.       Обернувшись в сторону той самой двери, он напряжённо прислушался. Нет. Тихо. Значит, можно надеяться, что они полностью предоставлены друг другу. От завернувших не в ту сторону фантазий вновь окатило горячей волной. Серафим на ватных ногах двинулся к Диминой комнате, на ходу скидывая куртку на диван. Он бы и толстовку здесь же снял, но подумал, что куда сексуальнее будет стащить её в процессе.       Спонтанно, совершенно по-новому, но Серафим жаждал попробовать всё и сразу, до чего мог додуматься неопытной башкой. Было бы здорово, найдись у него больше представлений о том, как парни должны заниматься сексом. Ответ прост, иди и глянь гей-порно, но…       Не тянуло, когда под боком и так секс ходячий.       В его комнате царила ожидаемая темень. Серафим поискал светильник или хотя бы выключатель, но не нашёл ни того, ни другого. Внезапное открытие, что единственным источником света у Димы был комп, сильно напрягло. Выходит, он вот так и живёт? В полном мраке?       Серафим раздвинул занавески, дав уличному свету упасть голубоватой пеленой на смятую постель. Мокрые от волнения ладони раздражали, и он несколько раз потёр их о джинсы, в надежде, что это поможет.       Не помогло.       — Правда не смущает, что я парень? — раздалось за спиной. Серафим повернулся, сунув руки в задние карманы, лишь бы куда-то их деть.       Дима стоял, прислонившись к стене, и о чём-то напряжённо думал. Что успело случиться за минуту-две, раз такие вопросы пошли? Ещё и от кого… хотя, возможно, это нормально. Ведь до сегодняшнего дня Дима, наверное, считал, что кроме девушек другу никто не интересен.       — Нет, — давя никому не нужное раздражение ответил Серафим. Поразмыслив немного, добавил, почти без сомнений: — Да и вообще, я тут понял кое-что.       — Что?       Он шагнул вперёд. Скинул тапки, ступая по холодному полу. Остановившись в метре от Димы, игриво покачался на пятках и произнёс:       — Что я, возможно, гей.       — «Возможно»?       — Ага. Так что давай, помоги определиться.       Дима рассмеялся, не то нервно, не то смущённо. Зарывшись пятернёй в волосы, и без того находившиеся в беспорядке, растрепал их. Свет со стороны окна приятно подсвечивал бледноватое лицо. Хотелось постараться, чтобы сделать его красным снова, но так тоже было ничего. Красиво.       Серафим пока не принял до конца, что имел право думать про Диму то, что думал. Здесь и сейчас, разрешая сорваться с цепи любым фантазиям. Это завораживало, учитывая, что он не подозревал, в какую сторону заплывут мысли в следующее мгновение… Жизнь, что они провели бок о бок, называясь «друзьями», теперь казалась такой далёкой и будто им не принадлежавшей.       — Я не то, чтобы… хорош, — Дима, наконец, оставил волосы в покое. — Может, кто-то смог бы куда лучше.       Серафим сгрёб ворот Диминой футболки, потянув на себя.       — Во-первых, ты пока что нихуя не сделал, — с каждым словом он отступал на шаг, ведя Диму за собой. — А во-вторых…       Край кровати ткнулся под самые колени, и Серафим упал навзничь. Дима едва не придавил его всем телом, но, вовремя выставив руки вперёд, остановил падение. Дыхание сбилось. Серафим добавил, силясь звучать непринуждённо, заворожённо глядя на открывшиеся Димины ключицы:       —…а во-вторых я тоже ничего не умею, так что… расслабься?       Он на деле сам начал нервничать. Особенно накрытый Диминой тенью, лёжа под ним, осмысляя, наконец, что действительно ровным счётом нихуя не знает про то, как должны трахаться парни. Как действовать, что делать, так ли это, как с девушками, по тому же сценарию, и если да, то… кто из них возьмёт роль девчонки? Нужно ли обговаривать или само как-то произойдёт? Что вообще должно произойти, чтобы было «как надо»?       Дима громко выдохнул. Очарованный Серафим с наслаждением разглядывал тени от ресниц на его щеках. Голова кружилась, и странная слабость сковала тело. Казалось бы, вот – подайся вперёд и всё будет, но он продолжал лежать, как парализованный, ощущая давящее в поясницу скомканное одеяло.       — Свихнусь с тобой, точно, — прошептал Дима, осторожно слезая с постели.       Серафим порывался остановить, схватить за плечи, но Дима уже встал, возвышаясь над ним. Так он показался куда больше, чем был на самом деле. Подумалось, что кончить, просто глядя на него, вполне реально.       — Можешь, м-м-м… лечь немного выше? — попросил Дима, подойдя к постели с другой стороны и взбив одну из подушек. — Так удобнее будет.       — Не вопрос, — Серафим, покорно выполнив просьбу, позволил подложить себе подушку под шею.       Невольно задержал дыхание, когда Дима, забравшись на постель следом, вдруг перекинул одну ногу через него, оседлав бёдра. Серафим, наплевав на тяжесть, просто пялился как дурачок. На то, как свет скользил по крепкому силуэту, как осторожно и медленно Дима двигался, как смущённо поджимал губы, пытаясь устроиться удобнее.       Да, член точно взорвётся.       Растерянность накатила с новой силой, когда они оба замерли, глядя друг на друга. Дима, ссутулившись, оперся запястьями о кровать, выравнивая дыхание, а Серафим ждал, когда же тот примется за дело. Ну, типа… Серафим же за девочку, да? Значит, вести нужно не ему. Значит, не надо делать глупостей, а то мало ли, фигня какая случится.       — Не тяжело? — спросил Дима, оттягивая момент, когда нужно будет переходить от слов к делу.       — Нет, — мотнул головой Серафим и невольно поморщился – чутка защемило шею. — Жарко.       — Ох… я…       Пальцы Димы дрожали, когда он поднял руку и положил её на пояс Серафима, слегка сжав. Осмелев, провёл вбок и просунул под толстовку, касаясь обнажённого живота. Серафим тут же втянул воздух, выгнувшись. На нервах Димины ладони стали холодными, и контраст между ними и собственной кожей ударил по Серафимовой выдержке с новой силой.       Нужно было больше. Определённо.       — Прости, мне… сложно, — прошептал Дима, осторожно поглаживая Серафимов живот под толстовкой и смущённо кусая губы. — Очень…       — Почему?       — Потому что это ты, — последовал ответ. — Не хочу, чтобы было неправильно.       Серафим нервно усмехнулся. Как же схоже они думали, оказывается. Поглаживание не прекращалось, а в мыслях горело желание перехватить Димино запястье и переместить ниже, к молнии на джинсах. Можно ли? Наверное, можно… там, на лестничной клетке, сомнений не было. Откуда взялась эта ебучая робость?!       — Я тоже, — желая как-то поддержать их обоих, пробормотал Серафим и, коротко глянув на Димину грудь, вздымавшуюся под белой футболкой, добавил, сглатывая: — Такой вопрос, только не смейся.       — М?              — Я за девочку?       Прохладная ладонь резко остановилась. Дима посмотрел на Серафима как на конченного дурачка, и последнему стало так неловко, что он покраснел не только лицом, но и ушами. Глупость какая-то, точно… но как тогда спросить это «правильно»?       — Сим, давай я тебе открою Америку, ты – парень.       — Блин, спасибо, не знал, — Серафим рассмеялся на нервах.       Похоже, неловкость от таких шуток лишь возрастала.       — Понимаешь, тебе… не обязательно подстраиваться под меня, — начал Дима медленно, тщательно подбирая слова. — То есть… если ты хочешь сделать, но… но думаешь, что… ах, боже, думаешь, что раз ты лежишь подо мной, то всё делать должен я, то нет. Это не так… работает.       Серафим выслушал внимательно. Глядя на то, как Дима неловко пытался заправить кудряшку за ухо, как чесал переносицу пальцем, кусал губы, вёл плечом, он вдруг начал что-то понимать. Знания, что вылетели из башки, стоило рухнуть навзничь поверх мятой постели, вспыхнули в ней снова.       И точно... не только Дима же у них обладатель хуя, да?       Поднапрягшись всем корпусом, Серафим рывком сел, устраивая руки на Диминой талии. Тот охнул от неожиданности. Взгляд его, кажется, становился глубже с каждой секундой.       — А вот так? — Серафим, сжав его пояс сильнее, вынудил Диму подсесть ближе, прижимаясь живот к животу. — Так работает?       — А-ага… только ты пока ещё в толстовке, — теплота в Димином голосе дополнялась приятной, умопомрачительной хрипотцой.       Серафим не удержался и, подавшись вперёд, коснулся губами его шеи рядом с ухом. Мало. Коснулся ещё раз – дольше, ведя по коже кончиком языка. Дима склонил голову набок, подставляясь под ласку. Неопытность меркла в сравнении с желанием продолжать и не останавливаться. Покрывая шею Димы поцелуями, он двинулся ниже – к ключицам. Замер, едва касаясь губами кромки воротника футболки. Поднял глаза, надеясь получить одобрение.       Дима с нежным трепетом обхватил лицо Серафима, отстраняя от себя.       — Что? — спросил тот глухо, вглядываясь в края тёмно-карей радужки, казавшейся в таком полумраке полностью чёрной.       — Подними руки, — попросил Дима, поглаживая большими пальцами его щёки. — Давай.       Серафим повиновался. Дима, подцепив края толстовки, потянул вверх, освободив вместе с ней и от футболки. Правда, Серафим запутался в рукавах и чуть не заехал ему локтем по носу, спешно извиняясь.       — Ничего, - прошептал тот, отбрасывая ненужную одежду в сторону и, помедлив, стянул футболку и с себя, отклоняясь назад.       Оглушённый Серафим уставился на обнажившийся торс. Димины руки, грудь и бока были усыпаны веснушками, то тут, то там. Крупными и мелкими, так прекрасно смотревшимися на совсем бледной коже. В горле встал ком, и пытаясь сглотнуть, Серафим только и смог, что коснуться Диминого живота, с придыханием ведя выше, оглаживая крепкую грудь и широкие плечи, обводя пальцами линии острых ключиц.       Тёплый, живой… слишком красивый для такого идиота, как Серафим, наверное.       — Тебе нравится? — смог он выдавить из себя хотя бы один вопрос.       — Ч-что?       — Когда я трогаю... нравится?       Дима смущённо опустил глаза. Обхватив Серафима за шею, подался вперёд, прижимаясь к его груди. Разница в росте немного мешала, но это, наоборот, нравилось. Серафим смотрел на него, дышал в его ключицу, и просто ждал. Ждал, когда с этих губ сорвётся что-либо в подтверждение.       — Весь нравишься, — произнёс Дима с тягучей нежностью, следом склонившись и поцеловав Серафима в лоб, медленно проводя пальцами меж пшеничных прядей от ушей к затылку.       Серафим как в бреду слышал эхо этого «нравишься». Ни о чём другом не мог думать. Пялился, поражённый, ощущая косяки мурашек в районе шеи и лёгкий зуд, остающийся за ногтями, царапавшими кожу головы.       Он опустил взгляд на выступавший бугор в Диминых штанах. Домашние, мягкие… в этих точно удобнее. Серафим на тянущую боль не обращал внимание, ему плевать было даже на то, что ноги под чужим весом потихоньку отмирали, так всё равно, так всё равно, правда…       Нравишься.       — Больно? — будто прочитав мысли, спросил Дима, продолжая поглаживать за ушами.       — Немного, — честно выдал Серафим, вновь как-то без эмоционально. Все силы ушли на то, чтобы осознать важность этого тёплого «нравишься». — Но мне… не хочется, чтобы закончилось слишком быстро.       Дима понимающе моргнул. Угадать следующее его движение оказалось просто. Потому, когда он приблизил лицо, Серафим первым распахнул губы, позволяя чужому языку толкнуться вглубь. Тепло и мокро. Дима целовал медленно, услышал просьбу, но Серафим сотню раз успел передумать и, ведя ладонями выше по бледной спине, щупая лопатки, ответил с большей страстью, чем мог бы. Обвив Димин язык своим, повёл глубже, потираясь о него. В прошлый раз не получилось, а в этот вышло. По подбородку потекла слюна, ниже по шее липкой дорожкой, но Серафим не мог оторваться.       Он так сосредоточился на поцелуе, что забыл об остальном. И о том, что уже хрен пойми сколько трётся пахом о Димину задницу, узнал лишь когда тот судорожно простонал ему в губы, приводя в чувство.       — Ля, прости, — прохрипел Серафим, разрывая поцелуй, и нервно вытер подбородок: — Не сдержался…       — Всё в порядке.       Это был Дима. Обнажённый по пояс, широкоплечий и усыпанный созвездиями веснушек, с растрёпанными кудрями, красный и разгорячённый, загнанно дышавший, с заплывшим взглядом… Дима, сидевший на его бёдрах, Дима, в которого Серафим упирался вставшим членом. Дима, с которым хотелось целоваться вечность. Он, чёрт возьми, и от факта, что это, сука, он, повело так, что Серафим с обречённым стоном спрятал лицо на чужой груди.       Ему нужна была передышка. Мгновение, чтобы осмыслить, что он делал. Поэтому, прижимая Диму к себе, вдыхая запах стирального порошка, смешанный с потом, Серафим зажмурился, силясь нащупать что-то… что-то помимо кричащего желания обладать человеком, которого обнимал.       — Устал?       Серафим кивнул. Башка продолжала кружиться, может, от возбуждения, а, может, и от поцелуя.       — Ложись.       — А?       Дима, не без труда отстранив Серафима, толкнул в грудь, заставив упасть навзничь. Последний опомниться не успел, как с него уже стягивали джинсы, рвано и спешно. На то, как Дима облизывает губы, пытаясь управиться с дрожащими руками, можно было любоваться вечность. Без сраных джинсов стало намного, намного свободнее, и Серафим запрокинул голову, выдыхая с блаженством.       Как будто вторые лёгкие обрёл…       — Ты не против если я, — протянул Дима, спустив ноги на пол. — М-м-м… ну… подрочу себе, пока буду…       — Да хоть трахни! — почти рявкнул Серафим, которого Димина тяга спрашивать всякую дичь уже подзаебала. — Просто делай, что хочешь, буквально. По мне не заметно, что я всем доволен?       Дима, скосившись на бугор в трусах Серафима, хрипло хмыкнул.       Вот именно.       — Тогда…       Он стянул с себя штаны, тоже оставшись в одном белье. Серафим не успел разглядеть его ноги как следует, хотя хотел до чёртиков.       Дима снова навис над ним. Мягкие губы коснулись живота, сначала осторожно, а после уверенней. Серафим, задержав дыхание, наблюдал за тем, как он, нежно обхватив одной ладонью за пояс, вёл линию поцелуев ниже до самой резинки трусов.       Вот бы знать, что у него на уме прямо сейчас…       Напряжение ожидания было невыносимым, но когда Дима, медленно потянув бельё вниз, освободил Серафимов член, тот не смог больше смотреть. Залившись краской, откинулся назад, пряча лицо. Смелости убавилось в разы и дышать стало совсем тяжко, когда потеплевшая Димина ладонь медленно огладила ствол, вверх-вниз.       — Бля-я-я…       — Что?       — Просто внезапно допёрло, что это ты, — прохрипел Серафим, жмурясь до бензиновых кругов под веками. — Лапаешь меня за член, и… и всё это… реальность… чёрт возьми, я не верю!       Дима тихо рассмеялся. Его дыхание коснулось низа живота. Серафим едва успел понять, что будет дальше, как ощутил мягкое прикосновение губ к влажной головке. По спине как током ударило от неожиданности. Выгнувшись, он едва не вскрикнул, распахнув глаза и уставившись меж пальцев в потолок.       Влажное прикосновение повторилось. Дима провёл языком по всей длине, медленно, один раз и второй. Серафим боялся дышать, силясь расслабиться, но от переизбытка чувств не мог отпустить себя. Крутилось ураганом одно и тоже: «Это Дима, Дима, Дима…». Его имя на повторе раздавалась громом в сознании, и когда он обхватил член Серафима ртом, вобрав всего на чуть-чуть, Серафим…       Заплакал.       Сам не сообразил, от чего. Но слёзы навернулись, затопили мутью. Пришлось отнять ладони, пытаясь выровнять дыхание. Тяжело... Тело отказалось слушаться, и жаждало, чтобы Дима продолжал.       Он и продолжил, неловко и медленно двигая головой. Серафим упирался членом ему в нёбо. Думал, что это, наверное, дискомфортно. А как дышать, когда хуй во рту? Диме точно нравится? Точно ли…       Все сомнения вымело разом, да и любые беспокойства рухнули, стоило Диме резко и без предупреждения взять его на всю длину, чуть ли не ткнувшись носом в живот. Серафим издал полувскрик, выгибаясь, поджимая пальцы на ногах от невыносимого кайфа. Димино размеренное дыхание щекотало ему низ живота рядом с пахом, член пульсировал в глубине влажной глотки. Серафим боялся взглянуть на кудрявую макушку, боялся увидеть его со своим хуем во рту и кончить в один миг.       Не, спускать прямо в рот – перебор, наверное.       Дима медленно повёл головой вверх, и Серафим задрожал, плавясь в наслаждении. Он не знал ничего похожего и не мог ни с чем сравнить, но в одном был уверен точно – даже если Дима не умел сосать, как говорил ранее, делал он это ахуенно. Так, что тянуло податься бёдрами вперёд, толкаясь в глубину его узкого горла, сильнее и глубже, задыхаясь от одной лишь мысли, что и кто с ним делает в эту странную, полную невозможного ночь…       Отпустив член Серафима со влажным звуком, Дима вдохнул и произнёс, неспешно водя рукой по стволу:       — Можешь толкаться, если что… я контролирую. Вроде как.       — А вот я, блядь, нет! — истерически прошептал Серафим, разгорячённый до такой степени, что едва находил в себе силы фонтанировать эмоциями: — Вообще нет! Пара толчков и… я просто кончу тебе в глотку, чел!       — И что?       Серафим резко опустил глаза, о чём мгновенно пожалел. Дима, смотревший из-под паутины кудрей, сжимавший в одной руке его член, а в другой – свой… Дима с влажными от слюны покрасневшими губами и таким тёмным-претёмным взглядом… выглядел настолько горячо, что Серафим, не веря в такую возможность, возбудился ещё больше, попрощавшись с крышей до конца этой ночи уж точно.       — Пиздец…       — М?       — Ты просто… пиздец, — Серафим не мог подобрать слов, и когда Дима, взглянув исподлобья, снова вобрал его член ртом, застонал во всё горло, нахуй забыв, что дома кроме них есть кое-кто ещё.       Дима, правда, об этом тоже не напомнил. Почему?! Ведь он же тут весь из себя такой ответственный, умный, старательный, всё и всегда знает, за всем следит… почему тогда даёт скулить на всю квартиру?!       И лишь подавшись бёдрами навстречу, лишь зарывшись в Димины спутанные кудри, Серафим вдруг понял, почему. Всё просто. Диме это нравилось. Так же сильно, как и Серафиму нравилось быть для него кем-то особенным.       Вверх, вниз, толкаясь в его влажный рот, Серафим старался сдерживать себя хоть немного. Дима, одной рукой дрочивший себе, вторую положил Серафиму на живот и, царапнув ногтями, повёл выше, до самой груди.       Серафим понимал, что близок. Ещё немного и он просто не сможет продержаться дольше. И несмотря на то, что мозг совсем заплыл, он нашёл в себе силы вцепиться в Димины волосы и приподнять его голову, наблюдая за тем, как ниточка слюны тянется от влажно блестящего члена к розовым губам.       Блядский боже…       — Стоп, стоп… сейчас кончу, — прохрипел Серафим, отвечая на немой вопрос. — Не могу… не хочу тебе в рот.       Дима кивнул. Серафим, тяжело дыша, с щемящей нежностью разглядывал его лицо. Удивительно, но больше не красное. И в этом моменте, когда смущение отошло на второй план, а на первый выползли чувства, он ощутил себя полностью обнажённым. Духовно и физически, во всех смыслах. С покрасневшими от тех дурацких слёз глазами, вот ведь номер-то, и… Это не пугало, не расстраивало, не злило.       Серафим жаждал быть таким рядом с Димой.       Потому что эти переживания принадлежали не только ему одному.       — Иди сюда, — прошептал Серафим, от переизбытка эмоций едва не бросившийся в слёзы опять.       Дима повторно кивнул, не произнеся ни слова, и приподнялся на локтях. Серафим, обхватив его за шею, повалил на бок, тут же закидывая ногу на мокрое бедро. Оперся лбом о лоб, успокаивая дыхание, чувствуя, как воздух комнаты холодит вспотевшую спину. Дима нащупал его член, но Серафим резко мотнул головой:       — Подожди. Я тоже… тоже потрогать хочу…       — Себя?       — Тебя.       Дима ткнулся губами в макушку, тяжело выдыхая. Серафим счёл это за согласие. Погладив бок, нашёл его член ладонью. Подумал, что первый раз касается другого парня не через одежду… так по-новому. Как трогать себя, но не себя, и вообще, пальцы немеют…       Серафим был на грани.       — Можем притормозить, — Дима, тяжело выдохнув, потёрся щекой о его лоб: — Хочешь?       — Нет, — прошептал Серафим едва слышно, глядя на линию острых ключиц и узоры вен под бледной кожей. — Устал, и... Хочу кончить…       Диме хватило всего пары движений рукой.       В один миг стало так хорошо, что Серафим, закатив глаза, не смог больше ни о чём думать. Лёгкие наполнил Димин запах, волны горячей неги стянули спазмами живот и цветные пятна поплыли под веками. Приятная утомлённость растеклась по телу, ведя за собой, заставляя расслабиться полностью. Серафим подумал, что мгновение – и он отключится, уснёт. Слишком много для него одного…       Дима поцеловал его в губы, тягуче и так же устало. Серафим продолжал держать Димин член ослабшей рукой, и не понимал, кончили ли они оба, или только он?       Неловко, глупо, наверняка не так, как следовало. Но здесь и сейчас он хотел одного: лежать, прижавшись к бледному плечу лицом, и слушать стук Диминого сердца.       Сердца, бьющегося для него этой ночью.