* * *
Вера всё знала. Всё понимала. Но на что ей это «понимание» сдалось? Лучше бы и правда была дурочкой, верила каждому слову. Обжигалась бы, но ожог – вспышка, потом заживает. Куда больней понимать и ничего с этим не делать. Снисходительно кивать каждому дню и играть по чужим правилам, лететь в бездну, ещё и смеяться над собой... Вера ведь осознавала. «Серафим то, Серафим это». Чем больше Серафима, тем меньше её, меньше Димы. Последний становился грубее с каждым днём. Как понял, что её, дурочку, обвёл, так сразу стёр наигранную улыбку и касаться перестал. А она даже поверила, что ей заинтересуются со временем. Ну, мало ли, поиспользовал изначально, не конец же? Мог проникнуться... Не конец, да. Вот уж точно. Диме было мало. Он хотел знать о своём дружке всё. И Вера, которой терять особо нечего, сама над собой издеваясь, отвечала на любой вопрос. Звонил ли сам, звонила ли она, писал ли он, писала ли она... и глупость, и дурость. Сама виновата, выходит. Хоть где-то «сама». На день рождения не пришёл, а она приглашала. Зато пришла Диана. Ввалилась, уже пьяная, и притёрлась, как обычно бывает, пропахшая маслом и ацетоном. Мягкая, как кисть. Хлопала очаровательными ресницами, говорила о том, о сём. Принесла бутылку с собой. Бабушка спала, а они вместе шёпотом сплетничали об этой странной парочке – «Дима да Серафим». Болтали, сидя рядом с теми самыми холстами, повёрнутыми лицевой стороной к стене. Теми, что Вера никак не могла выбросить. И когда Диана лезла обниматься, ну кто способен был сказать «нет»? Вот и Вера молчала. Как и всё время, что та тёрлась рядом. Молчала, написывая Диме о том, как Андрей таскает Серафима с собой. Молчала, подставляясь под Диановы ласки. Не возникала никак, задаваясь риторическим вопросом: а зачем? Может, нет у всего этого цены, которую надо платить. Нет ни её, ни смысла. Всё громыхнуло разом. Так бывает – ломается друг за дружкой, как по сценарию, и за очень короткое время. Диана на её глазах присосалась к тому самому выродку, что про них мерзости распространял. Специально, намеренно, дабы уколоть и задеть. А Дима... ну, а Дима перестал отвечать на сообщения. Читал и не отвечал. Так что, она пила. После дня рождения вполне законно. За дурость, в целом, расплачиваться ведь самой. Бабушка беспокоилась: Вера не возвращалась домой, прогуливала школу, перестала скрывать, что курит. Восемнадцать, мол, есть, и ладно. Зачем притворяться? А в тот день, конкретный и паршивый, её добили просто. Вера аж телефон уронила, увидев, как Диана прислала ей откровенные фотки... с тем дебилом на фоне. Кривлялась на камеру, подмигивала, приписывала всякое, словно не «подруге с привилегиями» писала, а так, знакомой по тусовке. Как если бы не было между ними ничего. Как если бы у самой Веры к Диане ничего не было! Номер набрался сам. Вера давила из себя улыбку, стоя напротив зеркала в клубной уборной. Не к кому было идти за помощью. Некому было плакаться. — Да? — Эй-й, привет, — весёлые, почти «счастливые» интонации, а в уголках глаз – едва не лившиеся слёзы. — Как насчёт... приехать ко мне? — Ты пьяная? — Не-е-ет, конечно, нет, — Вера могла поклясться, что до этого момента не сильно прикладывалась к коктейлям. — Так, чутка... выпила. Хах, бывает. — Не могу. Извини. Это глухое «извини» прозвучало так не искренне. А на что, собственно, Вера надеялась? Ясно же для чего она Диме изначально. Вчера она решила, что хватит. Раз не отвечает – то пусть подавится. Не будет она сообщать, куда там Серафим собрался сегодня. Плевать на них двоих, что на первого, что на второго. Но сейчас почему-то сказала, в надежде, что последний крючок зацепит Диму хоть как-то: — Не интересно, где твой мальчик? И по гробовой тишине по ту сторону поняла, что попала в точку. Вот как... понятно. Как же кристально и чисто понятно, надо было догадаться с самого начала. — Ты... — Ага. Знаю. Я мно-о-ого знаю, — Вера сдерживалась как могла, ведомая азартным злорадством. — Приедешь? Скажу тогда. — Слушай, мне не... — Андрей! — на это имя Дима всегда хмурился. — Он уехал с Андреем. «Трахаться» – едва не донеслось вдогонку, но Вера воздержалась. Мало ли, Дима воспримет её слова от начала и до конца серьёзно. — Куда? — Приедешь – скажу. Вера бросила трубку. Кинула адрес в сообщения. Выключила телефон, ведя дрожащим пальцем по паутинке трещин на недавно ещё идеальном экране. Всхлипнула. Как она дошла до жизни такой? Дура! Никому не нужная, некрасивая пьяная дура... И наивная, потому что в глубине души как никогда ждала его. Хоть на мгновение, на секунду. Верила, что он выслушает, чуть-чуть задержится, может, с собой заберёт... вытащит из этого противного места, даст пощёчину, в конце концов, чтобы одумалась! Просто что-то, кроме равнодушия. Вера вышла в зал. Заказала на баре очередной коктейль, покрепче. Мир кружился вокруг морем ярких вспышек, а она, еле доковыляв до уборной, облокотилась о раковину. Не надо было пялиться на других, этих, веселящихся там. Нет, надо на себя. На то, как слезились покрасневшие глаза, как опухли искусанные губы... Ей хотелось смеяться. Петь, танцевать. Кружиться, пока не отрубит. Хотелось реветь в чужое плечо. В Димино, вот он как раз пришёл, смотрит волком. Смешной, грубый, ненастоящий! — Ну? Где он? — Так тебе всё и скажи... Вера едва стояла на ногах. — Ты написала! Пришёл, довольна? Давай адрес, быстро. Вера покачнулась. Он даже не попытался поддержать. — Подожди... подожди немного, не убежит он... и поедешь... послушай, мне... мне надо. — Что тебе, нахер, надо? Вера запнулась. Тихонько рассмеялась, приложив дрожащую ладонь к лицу. — Поговорить. С кем-нибудь... — Ты в стельку. Говори адрес и я пошёл. Могу такси вызвать, хочешь? Надо? — Не надо, не надо, — замотала головой Вера, едва различая его силуэт, стоявший слишком далеко. Дима что-то говорил. Вера что-то отвечала. Она смеялась, а он, наконец-то подойдя, грубо схватил её за плечи, встряхнув. Крикнул, что Серафим «где-то там сейчас». Так да, сам же туда поехал, конечно там! А Вера здесь. И ясно стало вдруг: ничего не ждёт её. Ни поддержки, ни помощи. Всё равно Диме, и больше – поебать ему. Пьяная Вера вдруг подобралась вся. И остатки гордости нашлись, те маленькие её крошки. Гордости совершенно безумной, безбашенной. Вера отошла к одной из кабинок. Толкнула дверь. Та в сторону очень долго и долго отъезжала, казалось так, потому что алкоголь – волшебник. — Что, ради своего Серафимки всё сделаешь, да? — Всё. Вера, присев на крышку толчка, зарылась пальцами в волосы. — Тогда трахни меня. До конца надеялась, что одумается, что хоть это его образумит, но нет. Сказал ведь – всё. —...трахни меня – будет адрес... И трахнул.* * *
На носу март. Февральские капризы и холод отступили под давлением грядущей весны. Вера слонялась призраком от дома до школы. От школы до каких-нибудь тусовок. С тусовок обратно. Домой, под одеяло на привычную раскладушку с продавленным матрасом, в обнимку с телефоном, отключив уведомления соцсетей, тупя в сериалы. Она была со всеми и одна одновременно. Старалась не думать, что «мерзость» случилась. Новый Год прошёл, а она как будто застряла в ноябре. Три месяца. Достаточно, чтобы забить, да? Сейчас она тоже лежала, укутавшись в одеяло. Бабушка приготовила оладьи. Так и не сумев выманить на кухню, принесла ей в комнату. Прошаркала лоскутными тапочками до окна, поставила на подоконник. Проверила, не дует ли на внучку. Вздохнула, не произнеся ни слова. Вера была очень благодарна, но не могла и мускулом двинуть. Лежала себе овощем, смотря в телефон. Как и вчера, и позавчера, и каждый вечер. И хоть уведомления соцсетей оставались выключены неделями, звонки-то нет. Поэтому, когда поверх сериала вспыхнул резанувший глаза набор цифр, Вера вздрогнула. Попыталась сбросить, но по иронии судьбы взяла. — Эй, детка, привет! — раздалось в ушах узнаваемым придурковатым тоном. — Слушай, можешь выйти на пять минут? — Ты кто вообще? — прохрипела Вера безо всяких эмоций. — Да ла-а-адно те, узнала же, — Кирилл рассмеялся в трубку. — Выйди, пожалста, ну? Очень надо. — Лень спускаться. — Так я поднимусь! Давай звякну, или код скажешь? Не желая лишний раз беспокоить бабушку, Вера сдалась, нехотя проговорив четыре цифры. Еле заставив себя встать, накинула толстовку и сунула ноги в тапки. Голова кружилась страшно, зрение упало. Немудрено – сидела в кромешной темноте с экраном часами напролёт. На лестничную клетку выбралась, пошатываясь, уставшая уже от одной только прогулки из комнаты. И в моменте, когда увидела ядрёно-фиолетовую шапку, вдруг краем уха услышала, что шаги-то не одни. Пожалела, что закрыла дверь за собой. Теперь, если надо будет уйти от разговора, дольше с замком возиться. — Приве-е-ет, — Кирилл нахально улыбнулся, раскинув руки в стороны: — Что, красотка, не ждала? — Как видишь, — равнодушно ответила Вера и тут же нервно спросила: — Кого ты притащил? — А, да тут дельце такое, понимаешь, — Кирилл, поставив ботинок меж прутьев лестничных перил, глянул в черноту пролётов ниже, натянув эту фирменную ухмылочку. — Кое-кто с тобой поговорить пипец хотел, а ты в сети не появляешься. Вот и решил помочь чувачку, а то ходит ни жив, ни мёртв, на стену лезет. — Не говори, что... — Нет, конечно, — Кирилл фыркнул. — Ты чё? Он никогда. Но зато – эй, давай, шевелись! – некто весьма близкий к теме... Вера догадалась ещё до того, как позади Кирилла показался неловко сглатывающий Серафим. Взгляд её потяжелел, внутри засвербело. Подойти бы и ударить этого... просто за то, что существовал. Сраное имя поперёк горло стояло, и как-то оправдывать человека за ним, мол, «ну он же не виноват, что его лучший друг уёбок...» она даже не думала. Стоило взглянуть в эти светлые глазёнки широко распахнутые, на эту чёлку отросшую посмотреть, на подвижные брови и лицо с поджатыми скулами, будто щёки изнутри жевал, как корова траву... и сразу паршиво на душе. Мерзко и противно. Вера ненавидела его безо всякого стыда. — Я с этим, — она показательно обращалась к Кириллу: — Говорить не буду. Пусть уёбывает. — Да подожди, красотка, не горячись так. Кирилл попытался удержать её за локоть, но Вера легко вырвалась: — Убрал лапы! И подходить не думай, ты мне – никто! — Всё-всё, — Кирилл миролюбиво поднял ладони. — Не буянь, мы ж с миром. — Засунь свой «мир» куда подальше. Уходите, — она достала ключи, сжав их с такой силой, словно чуть что – воткнула бы кому-нибудь в глаз. — Вам тут не рады. Кирилл пожал плечами. Отступил, поглядев на Серафима, мол, сам разбирайся. Тот стоял нерешительно, прямо как тогда в столовой, после первой вечериночки. Мямлил, пытался оправдаться, думал, у Веры с Дианой серьёзно. Да пошла к чёрту эта Диана. Пошли все они, и Кирилл, и Симочка, и его проклятый Дима. Пусть хоть сдохнут! — Один вопрос! — крикнул Серафим, увидев, как Вера воткнула ключ в замочную скважину. — Пожалуйста! Я это... ну... — Что ты там мямлишь? — Вера презрительно скривилась. Он смотрел испуганно, потерянно, стоял в расстёгнутой куртке. Виноватый весь, хотя скорее невдупляющий. Вере даже голос его противен был, но почему-то она отошла от двери, сложив руки на груди. Дала-таки шанс. — Ну, давай, — сказала с вызовом. — Показывай, с чем припёрся. Серафим, не решаясь подойти ближе, продолжал тереться на нижних ступеньках. Кирилл же, опершись о перила, достал пачку сигарет. Достал и, поразмыслив, тут же спрятал. Вера не успела удивиться – чего это он? Постеснялся в чужом подъезде, чтоль? Ишь какой культурный. Выблядки. Оба. Да и не только. Что ни парень – все как на подбор гондоны. Кажется, бабушка, ненавидевшая мужчин всю свою жизнь, была очень даже права. — Я не знаю, — произнёс Серафим потерянно, облизав губы. — Где искать, у кого спрашивать... — Парня своего спроси, — холодно отрезала Вера. — Так спрашивал! — Серафим вновь обратил к ней почти умоляющий взгляд: — Всё, нахер, спросить пытался! Молчит. Ему всё кажется «неважным», потому что «закончилось». И намёки эти... я просто не знаю, что делать. Скажи, ну... хотя бы одно: правда, что ты ему сливала, где я? П-правда? Вера, плотно сомкнув губы, думала, стоит ли этой жалкой дряни хоть что-то объяснять. Смотрит ведь так умоляюще, будто не является соучастником! И какого чёрта Кирилл решил ему «помочь»? Вера-то думала они оба поняли друг друга. Оба попались в одни сети, вырвались из них по-разному. Неужели, не понимает? Говорит с Серафимкой, словно тот никакого отношения к мрази веснушчатой не имеет... А, может, и его туда же? Здесь бы Вера очень долго и злостно смеялась, пока не закончится дыхание. Надо же, «выигравший» Димино внимание страдает от него больше всех. Выходит, так? — Предположим, что да, — Вера гадко усмехнулась, так, что на мгновение с самой себя затошнило. — И? Возьмёшь и поверишь мне? Серафим неловко почесал нос фалангой пальца. Глаза его так живо отражали мыслительный процесс ущербно мелкой черепной коробки, что аж жалко дурачка стало. Мда-а-а, поздно осенило идиота, если осенило вообще. — Поверит, — вмешался Кирилл, чьи мотивы Вера до сих пор не поняла. — Куда деваться. Думаешь, выбор у него есть? — Да заткнись, — бросил Серафим, пнув Кириллово колено грязным ботинком. Вера подумала, что полюбовалась бы ещё раз, как грязный след остаётся на узкой джинсовой штанине. Поярче, давай, погрубее. Хоть перебейте все друг друга, ей же на радость. — Почему? — Серафим добавил, сглатывая: — Не просто так же это было, а для чего-то? Он что-то взамен, наверное... — Вау! Глядите! У него работает мозг, — нервно рассмеялась Вера, которую как ураганом бросило в воспоминания, которые здорово бы стереть под корень. — Конечно, идиот, не просто так. — И что это было? То, что взамен? — аккуратно спросил Серафим, облизав пересохшие губы. Вера, вздохнув, глянула на Кирилла, почти сдавшись. Не плевать ли уже? Эти двое её и бесили, и нет. Опять кто-то пришёл, чтобы использовать, да-да. Но ей, дуре тупой, было приятно. Тот лишь факт, что кто-то взял и пришёл, вытащил её из постели. Заставил злиться и ругаться, заставил истекать бесполезным ядом, чтобы меньше внутри, чтобы дышать стало проще... — Ебля без презерватива, вот что это было, — бросила она резко, ощутив, как в носу защипало. — И ложные надежды. Серафим замер, как оглушённый. Как приятно оказалось наблюдать его меловую бледность. «Отрицание», горевшее на бестолковом лбу, попытка поверить, что Вера, такая плохая, стоит и клевещет. Да-да. Обманывайся, дружочек, пока можешь – лучше обманывайся, наслаждайся маленьким счастьем, потому что... Вера заметила, что силуэты парней стали совсем размытыми. И только через секунду осознала, что позорно разрыдалась. Стояла, тряслась, плакала. Заметила то, как Серафим, отступив назад, кинулся прочь по лестнице, и тяжёлый шаг его отразился эхом по подъезду. Заметила, как Кирилл подался к ней, но остановился, увидев вскинутую резко руку, мол, «не подходи, не надо». Наверное, помешкал, пожал плечами и ушёл, не став спорить. А Вера тряслась да кусала губы, лишь бы не разреветься в полный голос. Еле смогла открыть дверь, чтобы тут же упасть в объятия обеспокоенной бабушки и провести в них весь остаток вечера, давясь обидой и ненавистью к самой себе. За то, что она такая глупая-глупая. Такая беспомощно глупая... и беспомощно злая.