Любовь к Богу

На улице стремительно холодало, по коридорам монастыря уже с неделю гулял неприятный ветерок. Эта ночь выдалась особенно морозной, все монахи неуютно ежились под своими тонкими рясами и словно пещерные люди с головой прятались под добытыми некоторыми из них меховыми шкурами. Только один человек в святой обители столкнулся с проблемой совсем иного рода… Тома снова стали преследовать эротические сны… Стоило юноше немного расслабиться и забыть красочные картины, которые бесстыдно рисовало его воображение, как они с новой силой возобладали над его праведной стороной. Они стали еще ярче, еще пронзительнее, врезались в сознание, казались настолько реальными, что даже пугали. Эти сны вызывали безумную реакцию тела: юноша не просто был возбужден, он как будто горел снаружи и изнутри. Все ощущалось Томом сильнее, чем прежде, любое прикосновение было болезненным. Юный монах избавился от покрывала, избавился от одежды — тщетно. Раз за разом, он пытался уснуть спокойно, но воспаленное сознание вновь возвращало его в преисподнюю желания. Тело требовало удовлетворения. Никогда прежде с ним не случалось ничего подобного, ничего похожего на этот кошмар. Желание, подобное горячке, мучило его. Будучи не в силах больше выносить этот водоворот ощущений и инстинктов, юноша встал, он хотел сейчас же броситься в ледяную воду, но ноги повели его не к реке… Том и сам не заметил, как оказался на пороге комнаты Локи. Он стоял, тяжело дыша, его волосы и виски были мокрыми от пота, ноги чуть согнуты, лицо перекошено от судорог, он думал бежать отсюда, но конечности отказывались слушаться… — Том? — спросонья пробубнил Локи и приподнялся на локтях. Юноша не знал, что ответить, да и вряд ли бы смог в его состоянии придумать достойное оправдание. — Что случилось? — Мужчина поднялся с постели и стал медленно приближаться. Он выходил откуда-то из темноты, постепенно вырисовываясь в тусклом лунном свете, только его глаза, что бы ни было, всегда оставались в темноте…  — Выглядишь неважно, ты заболел? — спросил он. Локи прикоснулся рукой ко лбу юноши, тот лишь слегка покачнулся и прикрыл глаза. — У тебя жар. Ты простужен или что-то вроде..? — Локи казался немного растерянным. — Вероятно, боги не болеют, да? — тяжело произнес Том каким-то низким неестественным голосом. — Я болен, правда, очень болен, но это не простуда… — Что тогда? — …Это вы… — Я? — Не делайте это удивленное лицо! — воскликнул юноша раздраженно и прерывисто, как будто из последних сил. — Вы знаете! Вы все знаете! Я испытываю… испытываю что-то… странное, ненавистное мне. Но что бы я ни делал, как бы ни заставлял себя, я не могу перестать думать… о… вас… сэр… Локи смотрел внимательно, озадаченно, без презрения. — Я могу помочь, если ты сам хочешь этого, — прошептал мужчина и погладил Тома по щеке. Тот, словно котенок, потянулся навстречу прикосновению и даже еле уловимо замурлыкал. «Нет, — шептал юный монах в отчаянии, когда Локи медленно приблизил свое лицо, — нет, — твердил юноша и неосознанно приоткрыл рот, — нет, — еле дыша, произнес он, закрыл глаза и впился нетерпеливым поцелуем в губы Локи…» Маленькими цветными осколочками посыпалась невинная душа Тома куда-то в бесконечность сумрачной кельи. Когда все закончится, он осознает, что все это время стоял над пропастью, глядя на водопад, и не мог достаточно далеко отойти от края — падающая в никуда вода завораживала, притягивала, она умоляла: «Прыгни, ну же, прыгни!» Юноша просто не смог сопротивляться, он подошел так близко, что его унесло течением… Локи был дьявольски прекрасен. Он прикасался к телу Тома, словно ловкий органист к клавишам своего инструмента, играя незнакомую мелодию, то нежно и завораживающе, то вдруг дерзко и грубо. Эта музыка окутывала со всех сторон, ласкала и проникала внутрь, разливаясь теплом по телу. Она успокаивала и возбуждала, мурашками разбегаясь по спине и вибрируя чуть пониже пупка. Локи был похож на льва, такой большой и сильный с этими шикарными черными волосами. Как по-кошачьи изящно под кожей перекатывались его мышцы, и тяжело на выдохе из горла вырывались стоны. Он доминировал, подчинял себе, и Тому хотелось покориться, раз за разом ощущать уютное тепло его тела, его силу, которой дышала широкая грудь, его мужественность, его дикость. Локи казался таким огромным на фоне худого бледного юноши, он изучал его, как изучают старинный ценный артефакт: жадно, страстно, но так бережно, словно боясь повредить любым лишним прикосновениям. Пальцами и ладонями он исследовал каждый уголок этого не до конца сформировавшегося мальчишечьего тела. Он гладил шею и грудь, касался ягодиц, проводил руками по внутренней стороне бедра, спускаясь ниже до икр, щиколоток и пальцев ног… А Том словно маленький волчонок вгрызался в кожу Локи, забывая себя, забывая весь мир, он царапал спину своего любовника, всем телом отзывался на каждый его поцелуй. И сам он целовал, безудержно, ненасытно, он хотел попробовать его всего, каждый кусочек кожи, хотел вдохнуть его мужской взрослый запах. Одурманенный им, словно маковыми цветами, Том снова и снова шептал имя, будто помешанный, он не мог остановиться. Вместо стона, вместо вздоха, вместо слез он твердил это имя, то тихо, еле слышно, то вдруг громко кричал так, что даже в его ушах отдавалось эхом: «Локи! Локи! Локи!» Юноша действовал неосознанно, он двигался по воле естества: словно кот, выгибался в спине, ногами обнимая тело лжебога, откидывал голову, выставляя белую шею, и трогательно немного по-женски прикусывал нижнюю губу. Его светлые волосы спутались, тело покрылось алыми засосами, на щеках горел румянец, он был прекрасен с этой порочной, чувственной стороны. Локи и сам восхищался этим беловолосым чертенком, любовался своим творением, возможно, лучшим из всех, таким юным, чистым и сексуальным. Эта сексуальность была выше простых человеческих желаний, выше пошлости, выше порока. Эта картина воплощала истинный эротизм, истинную красоту плотской любви. Таким можно только родиться… Таков был Том — мальчишка-монах, забывшийся, потерявшийся в чувствах юноша, падший ангел…