***
Шаг. Вдох. Выдох. Шаг. Стук каблуков по кафелю. Закусанная губа и взгляд, что ходит то в одну сторону, то в другую, будто бы занимаясь врачебной зарядкой. Чувствовать себя скверно перед дверью в долгом и тягучем, словно мед, который стекает с ложки, ожидании — тоже врачебная обыденность, однако парень даже и не знал, что познает это все и полностью на своей собственной шкуре. — Сядь уже, — голос у Сенку строгий и твердый. Не просит — издает приказы. Понимает волнение, однако тревогой они горю не помогут. Они ничего вообще сделать не могут! Совсем. Остаётся лишь ждать результатов. Положительных или отрицательных. — Не могу, — прикусывает ноготь, направляясь чуть дальше от врача. Возможно, чтобы не вломил за непослушание и трёпку последних нервов, которых, после учебы в медицинском, осталось явно не так уж и много. Шаг. Вдох. Выдох. Сенку быстро появляется рядом и хватает Укё за руку, буквально оттаскивая к не совсем удобным деревянным скамейкам. Наверное, их пора бы тут уже заменить. Будут такие же, как он, усаживать слишком нервных родственников, чтобы они посидели и раньше времени не поседели, но уже на что-то хотя бы более менее приемлемое. Укё глядит совершенно непонимающе. Губы обкусаны, кровь медленно начинает засыхать и превращаться в одно крупное то-ли тёмно-коричневое, то-ли тёмно-бардовое пятно. Надо хоть как-то начать разговор, пусть он и не клеится, пусть тот буквально живёт на данный момент каждую минуту где-то в своей черепной коробке, прокручивая миллионы различных сценариев. — Ты похож на котенка. Слышать такое от врача — бог с ним, что не придумаешь, чтобы хоть на секунду отвлечь человеческое внимание от внутренних терзаний, так это говорит сам Сенку! Это ж где такое видано вообще? Но парнишка смеётся. И это... Радует, если честно. В их парочку встреч, что прошли за сдачей анализов вместе с Рюсуем, простых приемов, подготовки к тому, что происходит сейчас, его никогда не видели счастливым. Это естественно, логично и понятно, однако его смех был по истине красив. Тихий, немного приглушённый, будто бы специально такой, чтобы не мешать людям, что работают за дверью. И хриплый. Именно от этого самостоятельно, без влияния прямых мыслей, Сенку улыбается, поднимая уголки губ. — Почему это? — жмурит один глаз и потирает его, морщась и снова кусая губу. Нет, ну если тот не прекратит Сенку посмотрит на него одной из своих устрашающих демонических рож и побьет по руке. А не гоже кожу портить! — Милый ты. Стойте, а когда они вообще на «ты» перешли?! — Ах, доктор Ишигами, — прикладывает ладонь ко лбу, прикрывает глаза и дует губы, — какие же вы очаровательные комплименты говорите. Ни один не может устоять от тихого хихиканья хотя бы на парочку секунд. — Вы с Рюсуем подходите друг другу, — не сомневается Сенку, довольно улыбаясь.***
Послеоперационный период — долгий срок для двух возлюбленных. Особенно с осознанием, что человек выжил, что при извлечении цветов хирургическим путем он сам не пострадал. Сенку намного позже расспросит, где именно прорастали цветы, чтобы рассказать всем и показать надежду людям. Однако, наверное, стоит для начала дать этим двоим хотя бы увидеться, поговорить и, наконец, наблюдать, как на почти вечно пасмурном лице начинает проступать счастливая улыбка, а милые, немного пухлые щеки розоветь. Торжественно постоять рядом с палатой, подпирая стеночку, было приятно. Укё заходит с маленьким букетом цветов, немного волнуйся перед встречей, а Сенку даже чувствует ауру первого свидания. Его немного корёжит, но и черт с ним, да? Ждать Укё из палаты, наверное, бессмысленно. Оттого, не пряча улыбку (уже предвкушает успех своей работы!) идёт за кое-какими очень важными бумажками. Работы у него, пусть и не с больными, очень и очень много. И, собираясь уже идти к своему кабинету на этаже ниже, он, стоя в дверях, видит пролетающую по ступенькам, прыгая через две, будто не боясь упасть, мимо бледную фурию. Догадаться, кто это, было не так уж и сложно. Senku. Что успело произойти? Ukyou. Он забыл. Он забыл, что любил меня. Сенку цепенеет. Стоит, как вкопанный, без возможности сдвинуться хотя бы на миллиметр. Тупо глядит то ли в экран, то ли через него, стараясь переварить данную информацию. Быстро стучит пальцами по экрану. Понимает ведь, что ловить сейчас "реального" Укё будет совершенно бессмысленно — доведет до слез, возможно. Да и просто давить на него не хочется. Лучше прийти к Нанами самому и узнать более подробно, но иметь и связь с Сайондзи. Senku. Конкретнее. Что он забыл? В сеть тот входит, на удивление, достаточно быстро. Возможно, тому сейчас нужна поддержка, но парень ее вряд-ли сможет получить конкретно от врача. Все они должны были понимать, на какие риски идут и уже то, что Рюсуй жив доказывает успешность операции. А помнит он что-то или нет — какая разница? Да, это странно. Да, Сенку разберёт это позже, потому что вмешательство было лишь в грудной области, не затрагивая мозг, так почему же? Ukyou. Он помнит нас друзьями. Он помнит, что приходил со мной в больницу, но не помнит, почему. Не помнит! Называл меня другом, улыбался, шутил... Значит, ханахаки с удалением из тела, все таки, забирает с собой что-то. Воспоминания. Черт, а это сложно! Как вообще связаны кровь, по которой выясняется предрасположенность, цветы и воспоминания? Если два первых понятия ещё как-то можно склеить, то это... Полнейший бред! Ukyou. Мы должны были пожениться... Senku. Мне жаль. Сухо. Он не знает этого человека полностью, так что слишком мало переживает его трагедии. Ukyou. Да ни черта не жаль! Кажется, тот уже начинает писать более гневную тираду на счёт самого Сенку, однако, за неимением времени все это выслушивать и отвечать, мужчина правда старается хоть как-то поскорее вправить ему мозги самой истиной. Вот и все. Senku. Твой жених только что спас жизни людей, которые без какой-либо надежды приходят ко мне. Каждый устал бороться. Они идут на смерть. Ты знаешь, какого им. Мне жаль, что он забыл, но он хотя бы жив. Прими это и, не знаю, влюби в себя заново. Фыркает, откладывая телефон в карман. Очень долго стоять в лестничном проёме, тем более с бумагами в руках — трудно. Неготовые мышцы начинают покалывать, а тот старается быстренько уйти к своему кабинету. Ладно, этим он сегодня вряд-ли займётся, но стоит их там хотя бы оставить. Вибрация где-то в районе его бедер, в халате, чувствуется ещё в то время, пока мужчина считал взглядом квадратики на кафеле. Всего лишь одно сообщение, что для такого состояния весьма странно. Тот послал его к черту? Понял и принял? Все ещё продолжает писать и показывать свою боль и ненависть к врачу? Ukyou. Возможно, ты прав. Неосознанно хмыкает. А как же иначе то? Senku. Конечно я прав! Ukyou. Совсем ты людей не чувствуешь.. И выходит из сети. Возможно, показательно, а может оттого, что появились дела. Да хотя бы возможно успокоится. Каждому сильному человеку нужно время, чтобы побыть слабым. Особенно если случилось подобного рода потрясение. Наверное, это и правда весьма большая потеря... Переваривая эти мысли он и берет блокнотик и поднимается на этаж выше. Рюсуя, всё-таки, осмотреть надо! И поспрашивать уже лично.***
Сидеть перед палатой твоего личного пациента вместе с его уже-не-партнером... Странно. Они оба молчат, а солнышко только-только начинает припекать, раздавая каждый свой лучик и больным, и здоровым людям. Каждому, кто хоть раз взглянет на нее. — Я... Я не знаю, что делать, — выдает из себя Укё. Голос совсем не хриплый, а тон скорее просто пустой, чем расстроенный. Возможно, подумал на счёт всей ситуации, а не бился в истерике. Сенку мог бы даже улыбнуться — это сильно. — Поговори с ним, — пожимает плечами. Совет простой, на то и дельный, — покажи ваши общие фотографии, расскажи истории. Что угодно, что может помочь! — Как в Гравити Фолз? Слышится смешок. Он пролетает к ближайшей стенке и ударяется о нее гулкие эхом. Больница ещё не проснулась. — Как в Гравити Фолз, — отвечает Сенку утвердительно, даже кивает головой! Молчание, по началу, неловким не было. А потом оно затянулось и, кажется, обоим захотелось спрятаться. Воздух этого коридора, места перед конкретной дверью — все пропитано недосказанностью и каким-то вопросом, который побоялись задать, какой-то фразой, которой не сумели выговорить. — Мне жаль, что я не могу помочь чем-то. Первым сдается врач. Иронично даже. Все, что он говорит — пара слов, одинаковых слов! — а какая разница! В этот раз чувства то действительно есть. В этот раз он пусть и не так горюет, но видит, как именно это и делает Сайондзи. Трудно оставаться спокойным после черт знает какой продолжительности времени и смирения со смертью, волнением перед и во время операции, а потом эмоционального потрясения в виде исчезнувших воспоминаний. Ишигами сейчас мог того даже похвалить. Справляется, малый. — Я не виню тебя в этом, — поджимает губы и прикрывает глаза. Стены этого коридора выдерживают ещё один тяжёлый и протяжный вздох. — Рад, что ты это понимаешь. Они оба сидят рядом, так что Сенку может разглядеть чужое лицо. Оно было по истине очаровательным и даже подходило под общественные стандарты красоты, что весьма интересовало. Милый и мягкий нос, округлое лицо с щеками, за которые то и дело хочется ухватится и потянуть, как будто играя с ребенком; чёткие тёмные брови; пухлые губёшки. Приятно их целовать, наверное. Взгляд не был виден прямо сейчас, но доктор мог поклясться: тот оставался выразительным. Однако, была одна маленькая деталь, которая весьма смущала. — Угадай, где ресничка, — улыбается. Помнится ему, как однажды