Прими таким, какой я есть

Сильнее, чем измен, я боюсь только не узнать об этих изменах. Ужасно любить человека, который этого уже не заслуживает. Владимир Высоцкий. Атласный короткий халатик с кружевной отторочкой по краю, пушистые тапочки с помпоном и неизменная книга в руках. Сэми сидит в кресле, нога на ногу и побалтывает ступнёй, на конце которой кое-как держится одна тапочка. Охранник вносит в комнату поднос с едой и ставит на стол перед креслом. Сэми даже не отрывает взгляд от книги в это время, полностью игнорируя его. Когда мужчина уходит, парень осматривает содержимое тарелок и брезгливо отодвигает, но одно блюдо оставляет рядом. Он берёт палочки и принимается за еду. Видео ставится на паузу, картинка приближается, и Ким рассматривает пристально лицо своего любимого мальчика, на котором отобразилось удовлетворение от пищи. Юнхо всё-таки оставил флешку, хоть и не получил за неё ничего. Странный он тип, Ким никогда не мог понять его до конца, хотя это было взаимно. Юнхо тот ещё ублюдок, но очень хороший друг, а по совместительству и единственный. Видео продолжается, немного перематывается вперёд, на тот момент, когда в комнату входит Хайтен. Цзюнь так и остается сидеть в кресле. Они перекидываются фразами, Хайтен подходит к парню и начинает его гладить по лицу, но Сэми вздрагивает и отстраняется, на что Хайтен хватает его за волосы и заставляет сидеть спокойно, ударяя несильно затылком по спинке кресла. Ким быстро убрал руку с мышки, чтоб не раздавить её ненароком, и глубоко затянулся ядовитым дымом. Цзюнь поморщился, закусил губу и дал себя погладить. Хайтен прижался к самому креслу, его рука стала сползать ниже, под ворот халатика, поглаживала грудь, спустилась ещё. Цзюнь уже обречённо отложил книгу в сторону и просто ждал приказов, отвернувшись от мужчины. Хайтен встал перед ним, подал руку, чтоб помочь тому встать, развязал его пояс, и халат заструился с плеч. Цзюнь остался в кружевных слипах и коротком топе на бретельках, Хайтен прижал его к себе с жадностью, впиваясь тому в шею, на которой и так не было живого места от засосов, как и по всему телу. Взгляд Сэми брошен в сторону камеры и он что-то говорит шаркающемуся об него мужчине, на что тот тоже оборачивается раскрасневшимся лицом на камеру, достаёт из кармана пульт, и видео отключается. Зря он это посмотрел, зря. Сейчас Джуну хотелось убить так, как никогда в жизни. Ещё ни разу его так не распирало на насилие, как сейчас. Хотелось продать остатки своей гнилой души дьяволу, чтобы тот преподнёс это отродье, лапающее его мальчика, на блюдечке с голубой каёмочкой и Джэджун смог бы спокойно на нём оторваться, чтобы заглушить эту боль. Ким вспоминает все болевые точки на теле, все болезненные приёмы, изощрённые способы пыток, про которые читал. Ему не удастся их испробовать, но всё же помечтать было неплохо. Завтра… завтра всё решится. Или он умрёт, или этот Хайтен. Возможно, придётся просто взять его в заложники, если Сэми не будет с ним, и действовать уже по обстоятельствам. Но в любом случае Джун уже подготовил новые документы на себя и на Сэми, а также билеты на рейс в Пекин. Так же приобрёл туристические путёвки на остров Хайнань. По плану они должны там отсидеться и позже вернуться под новыми именами уже в Сеул. *** Сэми смотрел на принесённый наряд: шёлковая свободная блуза белого цвета с высоким воротником, пластрон и узкие чинос коричневого цвета, жилетка коричневая в жёлтую полоску и такого же цвета оксфорды. Хайтен сказал, что сам выбирал всё, и, как есть, с размером даже угадал. Сегодня новый хозяин решил вывести его на вечеринку. Неделю Саймон ублажал этого мужчину, чтобы тот стал немного доверять. Но в ответ всегда просил, чтобы тот показывал онлайн-видео его Джуни, чтобы удостовериться в его целости. Наблюдение так и не снято, и Цзюнь дождаться не мог вечера, чтоб увидеть своего любимого. Как объяснил Хайтен, в квартире оставили записку и сейчас Ким думает, что Сэми сбежал с любовником, поэтому парня на данный момент никто не ищет. И всё бы ничего, главное, чтобы Джуни никто не трогал, но вчера вечером Хайтен принёс фотографии с наблюдения. Сделаны были через окно, качество так себе, да и света маловато, но видно всё. На кровати два голых тела в обнимку: Ким и этот Чон. Такого удара Сэми, честно, не ожидал, он не мог поверить в это и пересматривал несколько раз. Нашёл ещё несколько фото, где они целуются на выходе. — Хм, теперь ты понимаешь, что это была не любовь? — Хайтен усмехнулся шоку на лице парня. — В жизни нет любви, есть связи, которые удобны двоим людям и обоих устраивают. Не прошло ещё и недели, а твой дружок уже утешился. Да, Чон тот ещё прохвост, оказывается. — Заткнись, Чарли, пожалуйста, — Сэми максимально возможно сжал эти фотографии в руках, так же как и зубы, чтобы не закричать сейчас истошно от горечи. — И оставь меня, сегодня хотя бы, в покое, — напряжение, накопившееся за всю эту неделю несвободного секса, потихоньку перерастало в истерику. Сердечная мышца изредка останавливалась, пропуская удары, все внутренности сжимались, причиняя душевную боль, и эта неотступная мысль «измена» убивала всё сознание. — Сэми, сейчас тебе лучше не оставаться одному, — рука мужчины легла на плечо парня и утешающе сжалась. Сэми вновь посмотрел на смятое фото сквозь накатившие слёзы. Это хён, точно, ошибки быть не может, и кровать их, и дом. Может, эти двое и раньше встречались. Кто знает? Ведь они близкие друзья, или уже партнёры. Руки начали дрожать от переизбытка чувств и мыслей, Сэми вскинул голову вверх, чтобы унять слёзы, но было уже поздно и солёные дорожки пролегли по щекам. — Я помогу тебе утешиться, — Хайтен полез с объятиями, быстро снимая едва прикрывающий тело халатик. Сейчас Сэми каждый день приносят новый комплект атласно-кружевного белья, которые так нравятся хозяину. — Саймон, — крикнул Цзюнь и с силой оттолкнул надоевшее до седых волос тело. Какой сейчас может быть секс, когда мир вокруг рушится, как карточный домик, земля уходит из-под ног, а в душе всё горит синим пламенем? — Блять, когда ты запомнишь, что меня зовут Саймон? — он вскочил с кровати, чтобы скрыться в ванной, как обычно делал в истериках, но Чарли быстро реагирует и успевает зацепиться за его руку, дёргая на себя. — Успокойся, Сэми, перестань, — парень брыкался в чужих руках, пытаясь вырваться. Его деланное равнодушие сломалось и сам он весь сломался. Наконец Хайтен замахивается и влепляет парню пощёчину, опрокидывая того на кровать. — Хватит, я сказал. Возьми себя в руки, наконец, — крикнул мужчина. Сэми закрыл лицо руками, съёжился и тихонько подвывал. Чарли, тяжело дыша, посмотрел на ревущего парня и даже совесть взыграла в груди. Он прижимается к нему, обнимает. Голос звучит гораздо тише, обволакивающе фальшивым теплом. — Прости, так надо было. Просто успокойся. Не переживай так из-за этого. Я дам тебе больше, чем он. Слышишь? Чарли осыпает его поцелуями по телу, шепчет какие-то обещания лучшей жизни, увещевания, что этот наёмник не достоин такого, как он, одновременно руки стягивают с дрожащих бёдер кружевное бельё… Всё прошло, как в сером тумане или дыме, раз так едко щипало глаза. Единственное, что понял Саймон, это то, что секс не останавливает истерику и, когда Хайтен всё-таки слез с него, Сэми всё равно закрылся в ванной и свернулся клубочком под раковиной. Сил на слёзы уже не было, но алгоритм действий при истерике, выработанный за столько лет, менять не хотелось, поэтому он просто смотрел пустым взглядом на кафель, сидя на полу. Тем же взглядом он и сейчас смотрел на наряд, принесённый охранником. Как сказал Хайтен, он должен сегодня блеснуть, да вот только энергии не хватает даже на слабое сияние, не то что блеск. Одежда была красивая, дорогая, Цзюнь оценил по достоинству, из-за этого вообще не хотелось её надевать и марать об своё гнилое тело. Такое гнилое, что, казалось, воняет по всей комнате. Сэми чувствовал себя сейчас как труп, изъеденный червями и закопанный ни во сырой земле-матушке, а в выгребной яме. Та же бездонная яма зияла и внутри него самого. Он сидел в кресле, обняв собственные колени, притянутые к животу. На теле опять новый кружевной комплект, заботливо принесённый с утра охраной. Краем глаза Цзюнь замечает, что дверь оставлена по недосмотру открытой, но бежать он уже никуда не хочет, не видит смысла в этом. Ещё ночью была мысль покинуть эту тюрьму, чтоб найти хёна и лично из его уст услышать правду, но эта мысль перегорела. Он не сможет выдержать это ещё раз, а блеснуть слезами перед старшим не хочется. Была мысль просто убежать от Чарли, но куда, к кому? Попасть опять к кому-то на член и отрабатывать удовольствие? Пусть уж лучше этот продолжает издеваться, в конце концов, ведь об этом мечтал когда-то Цзюнь. Возможно, скоро Чарли его просто убьёт, а может, ему повезёт и он просто надоест, как предыдущие фавориты, и его всего лишь оставят в покое. Бежать совсем неохота, и Сэми устало встаёт с кресла и начинает одеваться. Вместе с одеждой доставили и украшения: браслет из желтого золота с чёрными ониксами и одно большое кольцо, так же с чёрным ониксом. Это уже было как в форме извинения за вчерашнюю оплеуху. Саймон осматривает себя в зеркало, подбирает выбившуюся прядь, поправляет галстук и воротник, закрывая засосы под ним, проверяет плечи жилетки — привычка, ничего не сделаешь. Кожаные туфли приятно скрипят, дорогой парфюм заглушает тошноту, дело осталось за алкоголем. Может, всё не так уж плохо? Сейчас никуда не надо бежать, и Джэджуну ничего не грозит. Возможно, тот даже будет счастлив с Чоном. В конце концов, это не плохой вариант, чем затасканный уже многими Сэми, на заднице которого и клейма ставить некуда. — Ты очень красив, Сэми! — в комнату вошёл Хайтен и подсматривал, как тот крутится перед зеркалом. — Ты готов? — Да, — коротко ответил парень. Хоть он и решил многое про себя, но приятнее от этого Хайтен для него не становится и всё также не хочется с ним говорить. — Как ты себя чувствуешь? Может, ещё не время… — Всё хорошо. Я хочу прогуляться, — «и выпить». Сэми проходит в двери, куда его жестом приглашает Чарли. Перед ними идут двое «ёжиков» и замыкают процессию ещё двое. *** Приём проходил в загородном доме того самого кандидата, который сейчас стал мэром. К новому начальству приехали пожать ручку многие сильные сего города. Тот постарался пригласить всю знать, чтобы завести знакомства и связи, укрепляя свою, ещё шаткую, власть. Цзюнь не раз бывал на таких раутах, в качестве эскорта богатеев-одиночек, женатые вызывали лишь в гостиницы, чисто для секса. Ещё с порога Сэми вылавливает поднос с шампанским и хватает два бокала, предлагая учтиво один своему кавалеру. В дом разрешено брать не более одного охранника на человека, иначе здесь людей в чёрном было бы больше, чем гостей. И вот один из «ёжиков» блуждал на некотором расстоянии за парой хозяина. Цзюнь лишь тяжело вздыхает от этого эскорта, но это лишь малость, хорошо хоть не в наручниках за спиной и полосатой пижаме по кругу гулять. Он с неприкрытой скукой на лице следует за своим хозяином, жмёт поданные ручки и почти пытается улыбаться, и, конечно, ни о каком поддержании разговора не может быть и речи, лишь короткие сухие ответы на немногочисленные вопросы. Его рука частенько тянется за следующим бокалом шампанского в надежде найти успокоение своей душе на дне. И совсем скоро настроение улучшается, а точнее, приходит полный похуизм на всё и на всех. Это состояние так нравится Сэми, оно затуманивает разум, расслабляет сжавшееся сердце и изредка натягивает его губы в улыбке. Но такое состояние и затягивает на продолжение, хочется ещё бо́льшего праздника, ещё бо́льшего похуизма. И рука вновь тянется к полному бокалу, ещё и ещё. Пока не становится плохо и не начинает укачивать. — Что-то мне душно, — жалуется он Чарли, держась за его руку. — Потому что ты напился чересчур. Пойдём в сад, там посвежее, — Хайтен ведёт парня за собой. Ночной воздух действительно облегчил немного его состояние, но к горлу стала подступать тошнота, которую Цзюнь усиленно сглатывал. — Как ты? — Уже лучше, спасибо, — Сэми кивает головой, хотя сам бледнеет. В это время раздаётся телефонный звонок. Хайтен смотрит на абонента и поджимает губы, но отвечает. — Если это не конец света, я тебя прибью. Сказал же, что сегодня я занят, … Что? Какой взрыв? … А вы где были в это время? … Блять, и за что я вам плачу? Без меня ничего не говорите, я скоро приеду. И звони срочно юристу, пусть улаживает всё прямо сейчас… И срать я хотел, что ночь, — Хайтен ещё больше поджимает губы. — Мы уезжаем, сейчас же, — говорит он «ёжику», и в это время, не сдержавшись, Цзюнь усиленно прикрывает рот ладонью, а его тело содрогается в спазмах. — Вот, чёрт! Отведи его в уборную, а потом отправляйтесь домой. Я беру одного нашего и на склад. Не спускайте с него глаз, головой отвечаешь. Понял? Охранник кивнул, и Хайтен быстро ушёл, а «ёжик» потащил давящегося Цзюня в туалет. Кое-как дотерпев до спасительного унитаза, Сэми, уже потеряв любое смущение и самообладание, прорвался блевать. «Ёжик» стоял тут же рядом и принимал на себя все укоризненные взгляды других посетителей уборной, но терпеливо ждал. Когда из горла уже ничего не лезет, кроме кишков, Сэми идёт умываться. Стало гораздо легче, хотя земля всё равно ходила ходуном, а руки дрожали от перенесённых спазмов. Цзюнь пробулькал горло и смочил лицо, что-то подсказывало, что впереди тяжёлое похмелье и разборки с Хайтеном. Да плевать. Уже на всё плевать. Цзюнь выпрямляется, достаёт бумажные салфетки и протирает лицо, смотрит в отражение зеркала, за спиной угрюмо стоит охранник. — Ну, что смотришь? — недовольно бросает Цзюнь. — Завидно? Урод… — Нам пора уезжать, господин Хайтен будет сердиться, — суровый бас вызывал мурашки. — Да срать я хотел на вашего господина Хайтена, — Цзюнь равнодушно поворачивается в сторону выхода и выбрасывает салфетку в урну. За спиной слышит негромкое хрипение и какую-то возню. Он лениво оборачивается… «Ёжик» с ножом в ухе, а рядом человек, который только что справлял нужду в кабинке. Глаза Цзюня резко округляются от увиденной картины, адреналин бьёт в сердце, но тело не двигается. Парень смотрит на спину убийцы, вытащившего резко нож и тут же отступив в сторону, чтоб хлынувшая кровь не запачкала его. Челюсть Цзюня отвисает при виде свалившегося окровавленного тела «ёжика». Мужчина поворачивается к нему лицом. — Джуни? Это ты? — сначала пришла долгожданная радость, но за ней резко всплыла злость. — Ты что, убил его? — Сэми вжимался в стену за своей спиной и смотрел на труп. — Сэми, нам надо уходить и побыстрее, — Ким беспокойно хватает парня за руку и тащит на выход, но тот вырывается и возвращается обратно. — Я с тобой никуда не пойду. Не трогай меня и уходи отсюда. Сейчас быстро обнаружат это, — Сэми со страхом в глазах показывает пальцем на гору мяса. — Сэми, ты что? Это же я, твой хён, я пришёл за тобой. Нам надо уходить, — Ким ошарашенно потянулся к своему мальчику, но тот лишь отпрянул от него. Двери уборной открываются и появляется Чон. Блять, вот только его для полноты чувств не хватало. Вот тут-то Сэми срывается. — Убирайся, не хочу я никуда с тобой идти, — шипит он. — Юнхо? А ты откуда здесь? — удивляется Ким, глядя на друга, подпирающего двери. — Я так-то приглашённый, друг, так сказать, хозяина. Почему вы так долго? … Смотрю, ты легко этого уделал, милый, — он с улыбкой смотрит на труп. Ким лишь рыкнул недовольно в ответ. «Милый»? Значит они действительно вместе? Значит это правда?» — Цзюнь улавливает между мужчинами какие-то взгляды и его начинает трясти. — Заткнись, Чон. Сэми, нам нужно уходить, — Ким вновь тянет руки к Сэми, но тот лишь забивается в угол, уже отходя к пугающему до тех пор телу. — Нет, я никуда с тобой не пойду, — он уже начал повышать голос. — Убирайся, не хочу тебя видеть. — Джэ, да у него шок, вырубай, а то всё завалит, — Чон уже тревожно смотрит на парня, который ещё больше перепугался от его слов. — Не трогайте меня. Не подходи ко мне, — Сэми закричал, когда Джун подошёл и резко ударил его в область сонной артерии. Тот охнул и обмяк, падая прямо в руки хёна... *** Джун прошёл в особняк, пригласительное хорошо сработало, и сейчас он стоял в тёмном углу с бокалом мартини в руке. Долго ему искать не пришлось, Хайтен весьма приметная фигура, да и Сэми не серая мышь. В этих брючках он выглядел восхитительно, а жилетка идеально подчёркивала его стройную фигуру, и это подмечал не только Ким, гости не раз бросали комплименты в его адрес, но тот лишь сухо благодарил их. Джун с наслаждением наблюдал издалека за своим мальчиком, готовый прямо сейчас подойти и увести его отсюда. За неделю он соскучился до жути, переживал каждую минуту, выкурил несметное количество сигарет, а после просмотра видео чуть с ума не сошёл. И вот он рядом, только руку протяни. Ведь, казалось бы, чего проще, подойди и возьми его за руку. Здесь столько народу, что Хайтен не посмеет устраивать скандал, но как только они переступят порог этого особняка — им конец. Джун следовал за ними неотступно, держась всегда за спиной Хайтена, охранник постоянно осматривал окружающих, но то ли он не замечал наблюдающего Кима, то ли он просто не знал его и поэтому игнорировал. Кима здесь никто не знал, а потому никто и не подходил, поэтому он был свободен в своей слежке. Легко теряясь в толпе гостей, он мог проходить совсем рядом и слышать редкие фразы. Но ничего интересного не звучало, а Сэми вообще почти постоянно молчал. Ким только наблюдал, как тот заливает в себя алкоголь и уже начинает покачиваться, тормозить в движениях, пропускать мимо ушей вопросы, заданные ему. Хайтен берёт Сэми под локоть и ведёт в сад. Это удобное место для убийства, слабая подсветка, мало народу, но если Ким нападет на Хайтена, его убьёт охранник и наоборот. Двоих сразу ему не удастся незаметно устранить, поэтому Джэджун выжидает, прячась в затемнённых углах сада. Что-то происходит, и Хайтен уходит оставляя скукожившегося Сэми с охранником. Ким следует за ним, в надежде перехватить того, пока он один, но на крыльце к нему сразу подходят трое псов, и Джун, державшийся уже за лезвие и мысленно перерезая горло, недовольно отступает. Он упустил этот шанс, другого может и не быть. Он ещё следит за тем, как Хайтен с одним из охранников садится в поданную машину. «Ну что ж, есть шанс отбить Сэми». Джун возвращается в дом и торопится в туалет, где по его мнению сейчас должен испражняться пьяный малыш. Он входит в уборную, так и есть, за дверями кабинки слышны болезненные отрыжки, и тут же стоит этот пёс. Ким моет руки в ожидании и незаметно наблюдает за амбалом, который брезгливо поднимает Сэми и подводит его к раковине умыться. Ким быстренько занимает кабинку, чтобы не маячить на глазах, и дожидается, когда все, кроме жертвы, уйдут. Приоткрыв немного дверь, он продолжает наблюдать. Сэми приводит себя в порядок, его бледное лицо с усталыми пьяными глазами вызывает в сердце мужчины невыносимую тоску. Он обнимет его, прижмёт к себе и будет гладить и целовать, пока тот не начнёт улыбаться как прежде. Но не сейчас. — Ну, что смотришь? Завидно? Урод. — Нам пора уезжать. Господин Хайтен будет сердиться. — Да срать я хотел на вашего господина Хайтена. Они уходят и туалет пуст, Джун резко выходит из кабинки, хватает амбала за шиворот, разворачивает и вонзает нож в его ухо, пробивая мозг, ждёт, пока тот обмякнет, и вытаскивает лезвие, отходя в сторону. Амбал падает, а за спиной слышится негромкий вскрик страха. Джун поворачивается, его мальчик белее снега, с огромными от страха глазами, пытается что-то сказать. Его нужно срочно уводить, пока никто не заметил ничего. Но Сэми слишком напуган, ошарашен, отказывается идти. Ким пытается его уговорить, время уходит, шансы спокойно уйти как песок сквозь пальцы теряются. Двери в туалет открываются, и Джун напрягается, уже готовый убивать дальше, но это оказывается Юнхо. «Блять, а он откуда здесь?.. Понятно, гость». Ким вновь упрашивает Сэми уходить, но тот как-то обозлился уже, видимо, увидев как Джун убивает, любви и восхищения в нём поубавилось. Чон предлагает его вырубить, так как тот, скорее всего, в шоке и ничего не понимает. Джун, скрепя сердцем, делает это, подхватывает обмякшего мальчика, закидывает на плечо. С таким грузом будет сложнее выбраться. — Ты куда собрался? — останавливает его Чон. — Тебя сейчас там порвут, только выйди. — Попробую через задний двор вынести, сделаю вид, что он пьяный. Больше выхода не вижу. — Подожди, ты ничего не продумал? Это твой план? Кое-как непонятно как? Пиздец. Всё нужно делать за тебя, — Чон держит его за рукав пиджака и достаёт телефон. — Я думал, у тебя есть какой-то реальный план, а ты как первоклашка по ситуации действуешь. И как ты наёмником только работал, не понимаю. — Я обычно убиваю, а не спасаю. Сохранить чужое тело гораздо сложнее, чем своё собственное, — ворчит Ким. — И что бы ты без меня делал? Значит так, сейчас вырубят электричество во всём доме. Камеры тоже. У тебя будет всего три минуты, так что двигаться придётся очень быстро. Иди через кухню, там сейчас никого, выходи на задний двор, двигайся через сад в северо-восточном направлении, найдешь там калитку, через которую прислуга мусор убирают. Вот дубликат ключа, — Юнхо подаёт опешившему Киму рельефную железяку. — За домом моя машина с водителем, я заберу твою, давай ключи. Ким отдаёт свой брелок с ключом. Чон набирает номер на телефоне. — Интересно, и что я должен буду за это сделать? — Ким с подозрением смотрит на друга. Тот, вроде, не делает всё так бесплатно. Неужели затребует что-то? Хотя Ким сейчас на всё согласен, лишь бы вынести из этого особняка своего мальчика и улететь уже к хуям собачьим. — Это Чон, — Юнхо дозвонился. — Вырубай прямо сейчас. Держи пока я не позвоню, — он кладёт трубку, а в ответ на вопрос младшего тянет его к себе и быстро напористо целует. Свет гаснет, музыка затихает, сигнализация начинает пикать, люди в темноте шепчут вопросы. Ким отталкивает Юнхо с его слюнявым языком и бросается на выход. — Просто не забывай мою доброту, — кидает ему вслед Юнхо. Ким чуть ли не на ощупь пробирается, но вот гости достают телефоны и включают режим фонарика, что облегчает передвижение наёмника. Он видит всех и старается быстро и аккуратно обойти, особенно хозяйскую охрану, но с бесчувственным телом на плече это было трудно. Три минуты, это так мало, но, похоже, хватает, чтоб изменить очень многое, и Ким уже оказывается в саду, когда загорается свет. Он видит кованую калитку, железяка подошла, хоть и с трудом. За домом действительно стояла машина с заведённым двигателем. Ким заваливает тело на заднее сиденье и сам запрыгивает на переднее. — Давай в аэропорт гони, — распоряжается он, и машина срывается. Ким беспокойно оглядывается назад, где комочком уложен Сэми. У них должно всё получиться. Назад уже дороги нет. Хайтен сразу поймёт чьих это рук дело, когда они обнаружат мёртвого наблюдателя, приставленного к Киму. — Мы едем в аэропорт, в машине новые документы, деньги, билеты и вещи, так что ты тоже должен подъехать, — Ким звонит Чону. — Ха, а что мне за это будет? — тот в своей манере спрашивает с заигрыванием. — Блять, Юнхо, да ты заебал. Ты уж или не делай тогда ничего, или отъебись просто от меня. Что тебе надо? Бери машину и катись в аэропорт. — Ничего не могу поделать с собой. Твоя задница свела меня с ума, — Юнхо как-то легко обо всём рассуждает, хотя прекрасно знает, что Ким всё равно выберет Сэми. — Давай секс, прямо в аэропорту, в туалете? Горячий такой, опасный секс... — Мать твою, да он издевается! — Ты больной? Тебе что, больше член никуда приткнуть? У тебя целый гарем, — Ким взорвался. — Да я сам приеду за вещами. — Джэ, успокойся, милый, — слышен смешок. — Я пошутил. Привезу я тебе твои шмотки, вот только здесь немного утихнет, полицию уже вызвали, скоро и сам Хайтен прибудет. У него сегодня день не задался, да и ночь тоже. Кстати, твоя задница действительно ничего… Ким сбросил вызов, не дослушав комплимент в адрес своей пятой точки. С каких пор стало вот так легко вывести его из себя, довести до отчаяния, как там, в туалете, или до растерянности, когда Сэми всеми силами отказывался с ним идти? Ким сам себя не узнавал. Если бы не предусмотрительность Юнхо, всё давно бы уже провалилось. Он не смог продумать всё, его мозг работает очень плохо, нет никакой 3d-картинки, чтобы адекватно рассуждать и планировать, сейчас все его действия основаны только на эмоциях. Возле аэропорта Ким потихоньку приводит Сэми в чувство. Тащить бесчувственное тело в международную аэрогавань будет, по крайней мере, безрассудно. Сэми вяло открывает глаза и смотрит непонимающим усталым взглядом на старшего, осматривается по сторонам. — Где мы? — он морщит брови, пытаясь вспомнить, что произошло. Водитель безучастно смотрит на парня и ждёт, когда они освободят автомобиль. — Сэми, мы в аэропорту, нам нужно идти. Сегодня мы улетаем в Китай, — Ким помогает ему подняться и сесть. — В Китай? Зачем? — тяжелый туман в голове от обморока и остатков алкоголя не даёт здраво рассуждать, а залежавшиеся мышцы кололи от онемения. — Мы полетим отдыхать. Тебе нужно расслабиться, любишь море? — Джун гладит его вихры на голове и массажирует кожу, чтоб тот быстрее пришёл в себя. — Море? Да, — наконец до Цзюня доходят обрывки последних происшествий, и он начинает закипать, бледность исчезает, уступая место гневному румянцу. — А с чего ты взял, что я хочу с тобой ехать? Зачем ты вообще меня сюда притащил? Ты спросил моё мнение? — Что? Разве ты не хочешь? — Сэми лишь отодвинулся от старшего в сторону двери. — Что случилось, малыш? — Ким держит его за руку и проглаживает запястье. Опять этот хмурый взгляд вводит его в ступор. Неужели Сэми действительно добровольно пошёл к Хайтену и вся эта операция по спасению никому и не нужна? — Ты. Случился ты, — голос парня задрожал. — Что ты наделал, хён? Я видел… — он замолчал, сглатывая подступивший комок отчаяния и злости. — Почему ты так легко это сделал? — Ты хочешь остаться с Хайтеном? Я сделаю, что ты скажешь, только объясни. Ты любишь его? Тогда ты действительно сам ушёл к нему? — Ким поджал мучительно губы. Даже одна только мысль о том, что его малыш любит другого, разрывала его сердце на части, и эта боль была посущественнее, чем огнестрельная рана. Он выпустил вырывающуюся руку малыша, отслеживая её путь к груди. — Что? Ты думаешь, что я решил потаскаться? Выбрал этого богатенького ублюдка? Ты правда поверил той записке? — Сэми всё-таки спустил слёзы. Намечались нехилые разборки, и водитель с тяжёлым вздохом вышел из машины. — Ну конечно, в твоих глазах я ведь просто шлюха продажная. Кто позвал, туда я и бегу. Скажи, ты хоть немного страдал, когда меня похитили? Хоть немного переживал? Или сразу позвал в свою кровать другого мужика? — О чём ты? Сэми, я не понимаю… — в мозг закрадывалось страшное осознание того, что Цзюнь знает про их секс с Юнхо. — Чон… «милый»… Даже не отпирайся, я видел ваши фото. Или это была подделка, «милый»? — Цзюнь распалялся всё больше, возвращалась его вчерашняя истерика, которую Хайтен просто заткнул ненадолго, а сейчас она прорывалась наружу. — Сэми… это не то, что ты думаешь, — Джун двигается к парню, но тот ещё больше вжимается в двери. — Я всё тебе объясню, только давай улетим. Готовы все документы, вещи. Пожалуйста, нам нужно идти. И прости меня. — Я никуда не хочу с тобой лететь. Как вы мне все надоели с этим своим «прости», — Цзюнь нащупывает за спиной ручку двери и открывает, чуть не вываливаясь наружу. — Оставьте меня в покое, — водитель придерживает выпавшего парня, тот выходит и быстрым шагом направляется в неизвестную ему сторону, лишь бы подальше отсюда, подальше от хёна, который даже не отрицал этот секс. Сейчас ему надо спрятаться и всё обдумать. Он лавировал между припаркованными машинами, пытался понять, куда идти, но ничего в голову не приходило. Ким выскакивает из машины и бежит за Сэми, но тот ускоряет шаг. Ким хватает его за руку и тянет к себе, Сэми пытается освободиться, но сильные руки хёна просто опутывают его, вжимают в себя, удушают объятиями. — Сэми, прости меня. Я знаю, что недостоин, но прости. Это ничего для меня не значит. Я люблю только тебя. Я не смогу без тебя. Прости, — Ким так испугался, никогда в жизни так не боялся потерять своего малыша. Внутри всё переворачивалось от слёз младшего, причиной которых вновь стал он. Он целовал его глаза, собирая солёную влагу, целовал шепчущие проклятия губы, он готов был на всё ради него, но только не отпустить, и руки сжимались, всё сильнее обхватывая любимого человечка. — Зачем ты это сделал? Будьте вы оба прокляты, ненавижу вас. И тебя, и Чона, и Хайтена и всех, всех, всех, — истерика из последних сил помогала вырываться из стальной хватки, но этого было мало. — Не верю. Дай мне шанс всё исправить, Сэми. Я докажу, что люблю тебя. Всё будет как прежде. Вот увидишь, я всё исправлю, — он посмотрел в мокрые распухшие карие глаза, хотелось утонуть в них, раствориться в этих слезах, наполнить каждую клеточку малыша собой. — Как? Как ты собираешься это сделать? Выжжешь память? Заставишь замолчать сердце? Что ты сможешь сделать? — парень кричит, а ноги его начинают слабнуть, подгибается то одна, то другая. Да и мозг слабнет, все эти стрессы добивают его, но тёплые руки поддерживают, горячие губы целуют и успокаивают. Сэми действительно хочет всё забыть и быть, как прежде, счастливым, как тогда, когда только пришёл в гарем, когда ещё не знал всей этой блядской натуры людей, не знал всего этого пошлого разврата и зла, когда его тела никто не касался. Как было бы хорошо просто отмотать назад и идти по другой дороге, более ровной и гладкой, без режущих камней под голыми ступнями. — Я просто буду любить тебя, буду всегда рядом, буду заботиться о тебе. Только дай шанс. Мы сейчас улетим и останемся с тобой вдвоём. Нам больше никто не нужен, только ты и я. Мы поговорим обо всём, подумаем обо всём. Если за это время мне не удастся тебя переубедить, то я уйду. Но эти две недели разреши быть рядом. Разреши, пожалуйста. — Две недели? — от усталости голос Цзюня хрипит, он бессильно кладёт голову на плечо старшего и хлюпает носом. — Хорошо, я согласен, — даже самому стало легче от этих слов, ведь любить он не перестал, несмотря на злость и обиду. Он даст шанс, тем более, что у него остаётся лишь одна дорога, к Чарли, а возвращаться из рук хёна туда он не хотел. Ким ведёт Сэми к машине, тот садится на сиденье, но ноги оставляет снаружи, лишь прислоняется плечом к спинке сиденья. Ким, завидев издалека приближающуюся фигуру Юнхо, сам к нему навстречу идёт, чтобы Сэми не увидел его, иначе не избежать очередной стычки. — Ну, как твоё чадо? Оклемался? — они оба направляются к машине Кима. — Да, просто очень устал. Хайтен сообщил ему про нас, видимо, даже фото были. Это добило его совсем. — О, так нам можно не скрываться, милый? — Чон опять начинает стебаться над младшим. — Чон, сука, — Ким хватает мужчину за лацкан пиджака. — Ещё раз назовёшь меня милым и я разукрашу тебя под звёздную ночь ван Гога. — Ну, это лучше, чем твой нож на моих яйцах. Ты становишься добрее ко мне. Это прогресс, — Юнхо открывает машину. Ким забирает быстро всё своё, отдает ключи от своей квартиры и уходит, таща за собой чемодан. — Милый, а поцеловать на прощание? — Ким с рычанием матерится и слышит за спиной смех. Юнхо с усмешкой смотрит вслед уходящему другу. Ему понравилось доставать его, впервые он видит его таким эмоциональным и при этом так сильно сдерживающим себя в руках. Похоже, что любовь к мальчишке раскрыла его полностью, вернула его человеческую сущность, и теперь Юнхо не беспокоится, что тот сорвётся на наркоту или петлю, если, конечно, его туда не подтолкнёт сам Цзюнь. — Где ты был? — беспокойно спрашивает Сэми, отнимая голову от подголовника. — Мне привезли вещи и документы. Пойдём, нужно всё оформить, вылет через полчаса, — Ким подаёт руку и Сэми, раздумывая момент, берёт её. Никаких улыбок, никаких поцелуев, лишь рука в руке, в горячей крепко сжимающей руке хёна, и сердце как валерьянкой заливает. Зависнув на этой руке старшего и надолго задумавшись, Цзюнь очухивается лишь в самолёте. — У меня с собой ничего даже нет. Никаких вещей абсолютно, — он тяжело вздыхает, ослабляет галстук и отворачивается к окну. — Не беспокойся, наберёшь всё в Пекине. Там будет время, — Ким сжимает его ладонь лежащую на подлокотнике. — Разве что, придётся покупать грузовик, чтоб это всё перевезти на остров… — В смысле?.. — возмущенно резко поворачивает голову Цзюнь. — Ты считаешь, что я покупаю много вещей? — он смотрит на ехидную улыбку старшего. — Да у меня, между прочим, меньше шмоток, чем у тебя. И они все нужные… Были, — он вспомнил, что в основном в его гардеробе костюмы для вызовов и красивое бельё. А сейчас ему действительно и нужно-то только пижаму под подушкой, да джинсы с футболкой. А ещё лучше спортивка, она удобнее. Ким поднимает зажатую ладонь и целует в запястье, но Цзюнь, поджав губы, отдёргивает её. Простить он пока не готов, все эти фото стоят перед глазами, когда он смотрит на старшего. Сэми понимал, что и сам эту неделю не «Отче наш» в церкви перечитывал, но у него были веские причины на то, а какая будет отговорка у этих двоих? Переборщили алкоголя, когда продумывали план спасения и решили отметить его утверждение? Градус в крови никогда не являлся отговоркой, это всего лишь ширма для собственной совести, не более. Сэми не понимал, хотел ли он сейчас услышать правду, готов ли он к ней, хватит ли сил принять её. Его подзуживало спросить, чтобы сбросить груз с сердца, ведь хён сказал, что это не то, что он думает, но с другой стороны боялся, что будет только хуже, чем то, что он думал. Лучше бы уж он действительно любил Чона, чем просто скрашивал своё одиночество, ложась с первым встречным в постель, это было бы гораздо хуже, ведь сохраняется риск, что вновь захочет скрасить. — Прости, — шепчет Джун и виновато убирает свою руку. В серых глазах застыла боль, не с таким настроением он планировал лететь в Китай, но как обычно, то, что касается Сэми, планировать совсем нет смысла. Сэми скрещивает руки на груди и отворачивается к окну. В его душе не меньше боли, чем в этих восхитительных глазах.