Прими таким, какой я есть

Кто битым жизнью был, тот многого добьётся. Пуд соли съевший, выше ценит мёд. Кто слезы лил, тот искренней смеётся. Кто умирал, тот знает, что живет… Омар Хайям. Поцелуй, такой нежный, еле ощутимый, как касание пуха на губах, но пробивающий, словно щупальца медузы, все клетки порцией яда страсти. Глаза Сэми прикрыты от наслаждения, он ждёт ещё ласк, приоткрывая губы, натягивая майку мужчины, чтобы тот вновь склонился и повторил. Морской прибой облизывает его ступни, приятно охлаждая кожу, бриз теребит мокрые после купания волосы, а на лице, подставленному Джуну, скопились солёные капли, мокрые ресницы дрожат сомкнувшись. Старший проглаживает большими пальцами щёки малыша, слизывает стекающие с волос дорожки моря и тяжело вздыхает от волнения в грудине. Каждый раз, как первый, Сэми готов для него всегда и на всё, но Джэджун боится ненароком стать требовательным клиентом, перед которым малыш почувствует лишь рабочий долг, боится использовать это тело для своих утех. После секса с Юнхо, который оставил лишь омерзительные воспоминания, Джэ не понимает, как Сэми принимает его в себя, как получает удовольствие от этого из раза в раз и просит большего, раздирает его кожу ногтями, оставляет укусы на теле и требует трахнуть его так, чтобы тот забыл последние пять лет, чтобы забыл про окружающий мир и чтобы видел только его. Джэджун подхватывает верхнюю губку и оттягивает её, скользит языком по зубам парня и с силой сминает его губы, а в это время руки сжимают мокрый купальный костюм на талии всё сильнее, выдавая его возбуждение, вспыхнувшее лишь при закидывании малышом головы назад в немой просьбе. Это движение всегда срабатывает как стартовый пистолет, теряется периферийное зрение, в центре внимания остаются только эти отдающиеся губы, зазывающее тело и собственное оглушающее дыхание, просыпается какой-то первобытный голод, не желудка, а члена, и на мозг давят безумные мысли: «взять, моё, затрахать», но сердце трепещет, как бабочка, над этим нежным цветком и порыв сдерживается, вызывая нетерпеливую истому в теле. Джэджун сгребает руками одежду младшего и готов уже её стянуть, а руки Сэми обвиваются вокруг его шеи, он тянется на носочках вверх, тело изгибается в жажде касаний и поцелуй затягивается, нежность пропадает, зубы оцарапывают раскрасневшиеся губы обоих, тихое «ммм» с томным придыханием туманит мозг Джуна. — Хочу, хочу тебя, малыш! Больше жизни хочу, — быстро выпаливает старший задирая мокрую ткань наверх. Но Сэми его останавливает: — Подожди, постой, — он хватается за его руки. — Я схожу сначала в душ, эта соль неприятно сушит. И я не хочу здесь сгореть. Джэджун осматривается. Безлюдный пляж, лазурная вода моря, белоснежный песок, неподалёку снятый им домик, спрятанный между пальм — этот оазис в пустыне мегаполиса мужчина выбирал тщательным образом. Залив Дадунхай очень оживленное место, но он нашёл парочку затерянных уголков, чтобы остаться наедине со своим малышом и спокойно отдохнуть. Полуденное солнце нещадно пекло, и Сэми был прав, завались они сейчас прямо здесь, на пляже, вечером, скорее всего, кожу пришлось бы снимать, как одежду. — Тогда я помогу тебе смыть всю соль, — Джун сжимает ягодицы парня в нетерпеливом возбуждении, последние три дня, что они пребывают в этом райском уголке проходят в водовороте еда-возбуждение-секс-сон-еда и так далее по списку, но Джун лишь больше подсаживается на тело парня, как на наркотик, в невозможности насытиться им. Изучив его вдоль и поперёк, он сильнее удостоверился, что прекраснее его малыша нет на свете и так хотелось, чтобы их объятия, переплетения горячими и влажными телами после занятий любовью не прерывались, но Сэми строго следил за режимом питания, поэтому отрываться приходилось. А недовольное пыхтение старшего исчезало за готовкой на кухне. Их совместное времяпрепровождение за разделочным столом в фартуках и с ножами в руках было тоже приятным, хоть и затягивалось надолго, потому что Джун больше тёрся о малыша, при любом удобном моменте стараясь его пощупать и бесконечное количество раз целовать. Немудрено, что разок они недоглядели за обедом и сожгли блюдо, сжигая в это время друг друга. В планах Джуна были многочисленные посещения исторических и культурных мест, а также расслабляющие спа салоны и ночные развлекательные клубы, но пока что эти пункты его очередного провального плана отодвигались на потом. Они полностью погрузились друг в друга, Ким с трудом вспоминал, что нужно отвечать, закидавшему сообщениями, Юнхо. И в ответ обычно писал какую-то непонятную хуйню, лишь бы откреститься. Продукты им доставляли прямо на дом, Джун договорился с хозяином домика, что тот будет привозить им с рынка всё что нужно, а он ему доплатит. Поэтому причин покидать домик пока не было. В первый же день Ким заказал две бутылки вина, и подвыпившие тела издевались друг над другом всю ночь, доводя до безумного пьяного восторга. А на утро, голый, в одном фартучке, Цзюнь, растолкал спящего хёна и потащил на кухню, чтобы тот показал своё мастерство с ножом. Впервые за последние несколько лет мужчина позорно порезался, наблюдая за голыми ягодицами парня, напрягающимися и расслабляющимися при ходьбе Цзюня мимо него. — Тогда возьми полотенце, я буду ждать тебя, — Сэми высвобождается из объятий и направляется к небольшому, но уютному домику, полностью благоустроенному и подготовленному больше для медовых отпусков. Это даже не домик, а бунгало. Вся атмосфера внутри здания прямо была насыщена любовным уютом, белье подобрано с принтами сердец, губ, черный атлас с ярко-алыми розами, или желтый с картинками парочек розовых поросят, бесстыдно изучающих камасутру по всему полотну, по дому проведена светодиодная подсветка для атмосферы интима, по тумбам расставлены фигурки амурчиков, на стенах висят непристойные картины художников 19–го века, а по углам натыканы аромасвечи и вазы с цветами. Огромная кровать на открытой веранде с антимоскитным балдахином была предназначена не только для спокойного сна, оплетенная лентой фонариков и закиданная подушками в форме сердца, а также приготовленные рядом полотенчики и салфетки, которые помогали в решении некоторых проблем после секса. Сэми очень нравился этот домик и заниматься любовью он хотел лишь в этой кровати, а не на песке под горячим солнцем, поэтому просто оставил старшего и спешно направился туда, где только один вид и воспоминания о предыдущих днях заставляли дышать жаром. Парень уже расплылся в улыбке, предвкушая их «обед», когда услышал за спиной приглушенные два хлопка и болезненное шипение старшего. Он беспокойно оборачивается: Джэджун зажав руками бедро, согнулся и смотрит куда-то в сторону, из плеча по руке растекается кровь, так же как из-под ладоней пробивается красное пятно. — Сэми, уходи, быстро! — кричит изо всех сил Джун, уже падая от боли на здоровое колено. Цзюнь со страхом смотрит в сторону и видит приближающуюся четвёрку вооруженных «ёжиков», позади которых не спеша идёт Хайтен. Он всё-таки нашёл их и надо бы бежать, но Сэми не мог оставить раненого Джуна на растерзание этого ублюдка, один раз он так ушёл и будет жалеть об этом всю свою жизнь. Он, наоборот, бежит к своему мужчине, пусть их и убьют, но вместе, рядом. Но «ёжики» достигают Джуна быстрее, двое направляются к парню, а двое начинают избивать раненого мужчину. — Что вы делаете, уроды! — Сэми истошно кричит, бьётся в схвативших его щупальцах, ему заламывают руки назад, натягивают до боли связки плечей. — Чтоб вы сдохли, ебучие псы... ублюдки... сволочи, отпустите его, — Сэми пытался перекричать своё сердце, которое сейчас оглушало паническими ударами, наблюдая как Джуна запинывают, его мужчина уже даже не мог сопротивляться и едва ли там оставили живое место на теле. — Я думаю, что пока этого достаточно, — подошедший Хайтен со скукой в голосе остановил бойню, брезгливо глядя на окровавленное тело у ног. — Давайте в дом, здесь сейчас жарко. Охранники подхватили полуобморочного Кима под мышки и потащили в дом, другие двое так же повели Цзюня, следившего мученическим взглядом за своим мужчиной, за ногами которого тянулся кровавый след. — Весьма недурно, — Хайтен вальяжно расселся на диване в гостиной и осмотрел обстановку в стиле «кантри» — Но я бы такое не выбрал, — он вытянул ноги вперёд и уложил их на журнальный столик, а сам откинулся на спинку и заложил руки за голову. Напротив него держали Сэми, а Джуна бросили истекать кровью у порога. — Чарли, отстань ты уже от нас, сколько можно? — Сэми цедит сквозь зубы, глаза яростно стреляют ненавистью, пытаясь убить на расстоянии. — Что ты присосался, как пиявка? — Сэми, потише. Ты сейчас не в том положении, чтоб клыки скалить, — тот лишь улыбнулся в ответ. — Я тебя предупреждал, что убью эту мразь, если ты не будешь слушаться? — он посмотрел на кашляющего кровью Кима. — Уф, сколько крови, совсем плох. Ему осталось недолго, скоро он представится… — переводит взгляд на парня. — Я обходился с тобой по-хорошему, заботился о тебе, терпел твои капризы, а ты решился на такое, разве это справедливо? Цзюнь даже не смотрел на него, игнорируя всю эту болтовню, глаза наливались слезами, а внутренности просто сжимались в предчувствии, что его Джуни может сейчас умереть второй раз, тот, после которого судьба не даст более шансов на счастье. Вздрагивающее от кашля тело, болезненное хрипение и слабые попытки подняться, не увенчавшиеся успехом, говорили о том, что конец близок. Вокруг собиралась лужа крови, белые льняные штаны мужчины промокли от красной жижи и облепили ноги. — Джуни, Джуни ты слышишь меня? Не умирай, пожалуйста, — слабые попытки привлечь к себе внимание любимого мужчины не увенчались успехом. Сэми потянули руку и он взвыл от боли. Хайтену надоело ждать какой-либо реакции на его слова и смотреть на жалкое сопереживание умирающему. — Больше я не буду таким мягким и галантным, как раньше. Может, тоже хочешь умереть с ним? — он смотрит в мокрые глаза, полные ненависти к нему. — Что ж, это можно, тем более ты немало крови из меня высосал, с этим нужно кончать, — Хайтен встает с дивана и подходит к парню. Он сжимает его подбородок, рассматривает пристально лицо, поворачивая то в одну, то в другую сторону. — Не пойму, чем ты меня так зацепил, но такие привязанности мне ни к чему. Эти слабости могут подорвать мой авторитет, — Чарли вплетает пальцы в его волосы и оттягивает голову назад, разглядывает шею и мечущийся кадык, пальцы свободной руки проходятся от подбородка до яремной впадины, ногтями царапая нежную кожу. Его всегда возбуждало это тело, покорно отдающееся и в то же время строптиво игнорирующее его чувства. Пальцы сжимаются на горле, и лицо парня начинает краснеть, а Хайтен в это время его целует, наслаждаясь вырывающимися хрипами в его губы. Его член моментально реагирует, наливается цементом и натягивает ширинку серых шорт. Хайтен отпускает горло, облизывает свои губы и закусывает от желания, увеличивающееся от тяжёлого дыхания Сэми. Рука сползает к вороту костюма и пытается разодрать, но мокрая синтетика не поддаётся. — Дай мне нож, — Хайтен протягивает руку «ёжику» и нервно теребит пальцами, оттягивает ворот и проходится лезвием по ткани. Сэми сжимает веки, в страхе, что сейчас где-то в теле раздастся боль, но нож полосует лишь одежду на нём, оставляя полностью нагим. — Я лично тебя придушу, — рычит Хайтен в испуганные глаза. — Но сначала выебу до зубов, чтобы твоя глотка порвалась от криков, которые будет слышать твой любовник-неудачник, а после я перережу и ему горло, если тот сам ещё не сдохнет, — он в бешенстве отбрасывает нож в сторону. — В спальню его, привяжите к кровати, — Сэми тут же тащат в его обожаемую постель, где он совсем недавно планировал заняться любовью с Джэджуном. — Хайтен, ты ненормальный извращенец, больной на всю голову, будь ты проклят, дерьмо собачье, — Цзюнь почти выплёвывал оскорбления, уже не боясь смерти. Когда его подталкивали мимо Кима, он увидел, что тот лежит не шевелится, и душа парня вспыхнула от новой волны горя и ненависти в одно время. Ему фиксируют руки к столбикам кровати, разложив его на живот, пока Хайтен медленно раздевается, аккуратно складывая одежду, подходит к тумбочке и просматривает содержимое. Как он и предполагал, там есть всё необходимое. — Подождите пока вон там, полюбуйтесь морем, — мужчина отправляет охрану за шторы веранды, когда они отходят от парня. — Хорошо выглядишь, Сэми, — Хайтен обошёл его со стороны ног, где тот не мог его видеть, так как натянутые в разные стороны руки не давали возможности повернуться. — Убери свои щупальца, — визжит Цзюнь, когда хватают его лодыжки, и начинает дёргать ногами, пытаясь сбросить хватку. Пальцы лишь сильнее сжимают щиколотки и разводят ноги в стороны. — За время разлуки твоя кожа стала такой чистой, неужели этот Ким такой бесстрастный, что не поставил ни одного засоса? — Хайтен прижимает раздвинутые бёдра парня своими коленями, окончательно фиксируя положение Сэми в виде звезды, тому остаётся лишь беспомощно крутить головой. Вспотевшие ладони мужчины проходятся по бокам тела, проглаживая изгибы, сжимая судорожно кожу, сдерживаясь, чтобы не разорвать прямо сейчас, гневно пыхтящего парня под собой. — Нет, просто это ты ёбнутый садист, который может кончить только при насилии. Не понимаю, что нашли в тебе твои фавориты, ты настолько омерзителен в постели, что блевать каждый раз хотелось. Айщ, — Сэми корчится от царапающих ягодицу ногтей, сдирающих до крови кожу. — Ещё один фетиш, неимоверно возбуждающий меня — это кровь, — Хайтен склоняется и слизывает красные подтёки, а бёдра Сэми дёргаются, пытаясь увернуться от щиплящего раны языка. — Если я пущу тебе кровь внутри, то и смазка не понадобится. Трахнуть окровавленную задницу, разрывая израненную плоть — это интересный опыт, — Хайтен задумчиво смотрит на разведённые ягодицы. — Хочешь, я пощекочу твою простату сталью? Паника внутри сердца парня перебила бешеный пульс, почти до остановки, а через момент, после осознания, что задумал Хайтен, запустила его с ещё большей мощностью. — Эй, — мужчина кричит охраннику. — Дай мне нож. — «Ёжик» вспомнает, что его нож выбросил хозяин, и берёт у напарника, подаёт, сидящему на парне, Хайтену. — Свободен. Цзюнь нервно дёргается, понимание того, что это бесполезно, абсолютно не останавливает его потуги. Он хватается за верёвки и натягивает, пытаясь разорвать их, пятки вздёргиваются и вновь резко вбиваются в кровать, чтобы сбросить двинутого психа, парень рычит сжимая до треска зубы, но когда сталь касается нежной кожи ануса, он замирает в страхе, закрывает глаза, в мозгу страшные картинки и представления адской боли. Хайтен оттягивает одну ягодицу, пальцем разводит сфинктер, спина парня сотрясается в немых всхлипах от ужаса, он пытается глубже вжаться в кровать, а ещё лучше провалиться сквозь землю. Всё самообладание сорвалось, и слёзы хлынули водопадом, он мотал головой в отрицании того, что происходит. — Нет… Нет… Не делай этого… — Ты так этого боишься, Сэми? А может тебе пон… — Чарли не успел договорить, заткнутый глушителем выстрел в голову сбросил его тело в сторону, из-за штор выглянул охранник и его мозги так же разлетелись, а второй даже не успел выглянуть, как его тело рухнуло с края веранды на землю. Сэми сквозь слёзы пытался рассмотреть происходящее вокруг. Джэджун бросает пистолет и из последних сил разрезает верёвки, сдерживающие Сэми. — Как ты, малыш? — шепчет он разбитыми губами, пытаясь как-то держаться на ногах. Цзюнь вскакивает не дожидаясь, когда спадёт вторая верёвка, выхватывает нож из ослабевших пальцев и сам заканчивает дело. Подхватывает мокрого от крови мужчину и помогает лечь на кровать. — Джунечка, ты только не умирай. Я сейчас, только потерпи, умоляю, — он бежит за телефоном, кое-как на ломаном английском вызывает скорую и возвращается к любимому с аптечкой в руках. — Солнце моё, милый, — он перетягивает рану в бедре и плече, перекисью смачивает разбитые губы и скулы, протирает от крови лицо, насколько это возможно. — Только не умирай, не умирай, не умирай, — тараторит он, целует прикрывающиеся глаза лисы. — Останься со мной, пожалуйста, я не выдержу вторых похорон, — он завыл в голос, не получая никакого ответа от старшего, лишь болезненный потухающий взгляд, гасящий и его надежду, ту которая умирает вроде бы последней, но сейчас она песком просачивается сквозь пальцы, оставляя в душе лишь исколотые, кровоточащие раны. Джэджун. Когда плечо пронзила жгучая боль, а перепонку коснулся звук глушка, Ким сразу понял опасную ситуацию, бедро пробила вторая пуля, он оглядывается по сторонам и, узнав Хайтена, кричит побелевшему от увиденного Цзюню, чтобы он уходил. Но парень кинулся к нему в своём переживании за старшего. Двое псов, налетев, с размаху начали лупить его, свалив на песок точными ударами по торсу и голове, просто стали запинывать, ломая кости. Ким лишь защищал болевые важные места, когда успевал. Хруст костей, свист воздуха в перебитых лёгких, мат псов — перебивали крики малыша. Его тащат в дом и бросают у порога, неаккуратное движение и острая боль в лёгком заставляет закашляться, выплевывая хлынувшую кровь оттуда. Когда удары закончились, Ким быстро собирал свои раскиданные извилины в одно целое и продумывал план, инстинкты самосохранения, а также адреналин отключали его восприимчивость к боли. Он вслушивался в сторонний разговор, слышал как Сэми ругался, как угрожал ему Хайтен, как тот подошёл к парню и стал срывать с него одежду. Кашель наконец удалось передышать, перебить потребность выплюнуть лёгкие, и Ким замер, вновь продумывая свои действия. Мимо него проводят малыша, с веранды слышатся крики, Ким осматривается по сторонам. Двое псов, охраняющих его, разбредаются по комнате, сканируя обстановку, наивно оставляя раненого зверя без присмотра, полагая, что тот уже не жилец. Ким зацепляется шатающимся взглядом за брошенный нож на полу, совсем рядом, только протяни руку. Он бросает косые взгляды на охранников и ,когда один в беспечном измерении шагами комнаты поворачивается к нему спиной, он, собирая остатки сил, на одном вдохе вскакивает, хватает нож, обнимает сзади мужчину и проводит лезвием по горлу, второй достаёт пистолет, но брошенный в лобешник нож пресекает выстрел. Резкий скачок с пола забирает много энергии, и Ким тяжело опирается на спинку дивана, к нему подступает уже тьма, он готов провалиться в бездну освобождения, но болезненные крики малыша заставляют взять себя в руки, и он, забирая из рук мертвого «ёжика» пистолет, качаясь и хромая, идёт на веранду. Картина, где голый Хайтен сидит на растянутом по кровати голом Сэми, ему совсем не понравилась, от слова абсолютно, и он вскидывает руку с оружием. Перед глазами всё расплывается и он не учился меткости стрельбы, но расстояние между ними было небольшое и первая же пуля сбросила Хайтена с кровати, выбрасывая его мозги на постель, тут же со стороны появился охранник и Джун, не размышляя, спустил курок, а за этим он различил и последнего мужчину, которого так же нагнала пуля. Руки сработали безотказно, расплывшееся зрение не подвело. Он бросает пистолет на пол, в изнеможении подползая к Сэми, рядом с которым лежал нож, и начинает резать верёвки. Чувство отсутствия опасности его расслабляет, и он сваливается в руки малыша, что бережно укладывают его на кровать. Всё самообладание мужчины теряется, когда он видит заплаканное лицо своего мальчика, и его начинает тащить в ту самую чёрную воронку, что обещает избавить от всех проблем. Сэми просит его, умоляет, плачет, но сил больше нет и Джэджун прикрывает глаза. *** На сообщение о пулевом ранении службой спасения были также вызваны полицейские. Первыми прибыли медики. Быстро проверив первых попавшихся мужчин в гостиной и констатировав смерть, они проходят на веранду: на краю лежит ещё один человек с простреленным черепом, возле кровати голый мужчина, его переворачивают и тоже фиксируют пробитый мозг, а на кровати молодой голый парень обнимает бессознательного мужчину и ревёт, покачиваясь как сумасшедший. Врачи накидывают на него плед и спешно принимаются за реанимацию окровавленного мужчины на кровати. Они бесполезно пытаются общаться с воющим парнем, языковой барьер очень труден, да и его состояние оставляет желать лучшего. Кима грузят в карету скорой помощи, Цзюню ставят успокоительное и обрабатывают царапины после внешнего осмотра и оставляют его на попечение полицейских, прибывших после них. Цзюнь рвётся ехать с медиками в больницу, но его задерживают до выяснения обстоятельств, горящее безумие в глазах парня, заставляет представителей власти задуматься о вызове других медиков, со смирительными рубашками в аптечке. Но лекарство начинает действовать, выгоняя адреналин из крови, и Цзюнь успокаивается, почти теряя сознание от обречённости, хотя остатки слёз ещё сочатся. Он сидит на кухне, с чашкой кофе в руках, закутанный плотно в плед, у него уже сняли отпечатки пальцев, взяли кровь на анализ, списали данные с их паспортов, вскоре должен приехать, вызванный из отделения партнёр-переводчик, а так же психолог. По всему дому работает бригада экспертов-криминалистов, вычищая и высматривая каждый дюйм, фотограф не перестаёт щёлкать вспышкой, детективы описывают мёртвых, о чём-то переговариваются между собой, один полицейский приставлен к Сэми. В дом прибежал владелец, завидев мигалки издалека, и сейчас его допрашивали. Он что-то быстро тараторил и изредка косился на закутанного в плед обнаженного Цзюня и нервно сглотнул, когда заметил узлы верёвок на его запястьях и размазанную кровь по лицу. После лекарства, его взгляд становится стеклянным, Сэми лишь изредка моргает, чтоб согнать слёзы, его тело дрожит от озноба, хотя полицейские, наоборот, оттягивают тугие воротнички от вспотевших шей. К нему подсаживается женщина, видимо психолог, но без переводчика она только и может, что поглаживать парня по трясущимся плечам. Он завис где-то в своей прострации и сейчас с удовольствием спрятался бы в ванной, под раковиной, но его туда не пускают. Последние несколько безумных часов накрыли его сознание, как цунами, и он чувствовал себя растением, если они вообще могут чувствовать. Когда приезжает переводчик, с Цзюня снимают показания, он рассказывает многое, но истинную причину нападения утаивает, сочиняя, что просто должны были денег Хайтену и тот решил с ними разобраться самолично своеобразными методами. При рассказе его передёргивало от ужасных воспоминаний, а когда полицейские задавали вопросы более интимного характера, тот вообще чуть не блевал, всё ещё призрачно ощущая сталь между ягодиц. На протяжении нескольких часов продолжалась пытка допросом и наконец детектив решает, что его можно отпустить. Цзюнь тотчас же идёт в душ, смыть с себя кровь, соль моря и ужасные воспоминания. Трупы к тому времени уже увозят, на полу остаются лишь очерченные силуэты. И опять спешно собираются вещи, частично Цзюня, частично Джуна, за остатками они ещё вернутся, он надеется. А пока хватит этого, чтобы переночевать в гостинице, потому что здесь он не собирался оставаться, но в первую очередь Цзюнь, конечно же, едет в больницу, адрес которой ему написали на бумажке, он суёт эту бумажку таксисту, и уже через полчаса он через онлайн переводчик пытается в регистратуре выведать про хёна. Единственная понятная и очень хорошая информация — это то, что он точно жив и будет жить. А с остальными расспросами отправили к лечащему врачу, но данные паспорта пациента всё-таки выспрашивают, так как медики скорой помощи выведали у безумного Цзюня лишь вымышленное имя. Сэми поднимается на пятый этаж блока интенсивной терапии, куда ему выдали пропуск, на входе его останавливает медсестра, выдает ему халат, шапочку, бахилы (всё как положено), и провожает сначала к врачу. Там они через тот же переводчик общаются и доктор пытается избегать медицинских непонятных терминов, объяснив только, что пули вытащены, потеря крови, сломаны рёбра, пробито лёгкое, сотрясение мозга и сломан нос. Всего много, но это заживёт. Сейчас же Ким просто спит после анестезии. Врач разрешает парню зайти к своему «другу» в палату, но не тревожить, потому что послеоперационное состояние лучше перенести во сне. Сэми, затаив дыхание, смотрит на Джэджуна, легко касается его руки, чтобы удостовериться, что тот тёплый и живой, так как чересчур бледная кожа заставляет сомневаться в этом. Пальцы хёна дёргаются, но тут же успокаиваются. Он тёплый, он дышит, он спит и главное, он живой и им уже не грозит опасность. Опять эта вера в бесконечное счастье заполняет все уголки сознания, оккупирует душу, и тело расслабляется потихоньку. Цзюнь смахивает набежавшую слезу и всё отведённое время просто неотрывно смотрит на любимого. На следующий день Кима перевели уже в обычную палату, без нагромождений пикающих приборов, Цзюнь снял номер в недорогой гостинице где-то у чёрта на куличках, так как всё уже было разобрано между туристами. Добираться до больницы приходилось в течении двух часов, Цзюнь набрал фруктов, напитков, сладостей для своего хёна. Влетая в палату, на которую указала медсестра, он обнаружил, что мужчины нет, он заглядывает в ванную, но там тоже пусто. Через некоторое время его привозят на коляске с перевязки, Цзюнь слышит родной бодрый голос в коридоре и встаёт посреди палаты в ожидании. Почему-то так волнительно, как-будто к чужому человеку подкатывает, как-будто снова с того света ждёт его. Огромный в плечах медбрат закатывает коляску в палату, когда они дружно с хёном посмеиваются. Эта улыбка на бледном лице озарила всю душу Сэми. — Саймон? Давно ждёшь? — удивлённо спрашивает Ким. — Я был на перевязке, прости, — он косится на медбрата. — Это Чан, он один из немногих понимающих английский, его приставили ухаживать за мной, — Чан в это время помогал Киму подняться из кресла, но тот отмахнулся и сам похромал к кровати, морщась в лице. Он кое-как взгромоздился на постель, а Саймон помог его укрыть. Ким поблагодарил Чана, и тот вышел, оставив коляску в палате. — Ты хорошо выглядишь, хён. Я очень рад, — Цзюнь сжимает его руку, прислоняет к своей щеке и нежится. — А с тобой всё хорошо, малыш? — с тревогой в глазах спрашивает тот. — Этот Хайтен… Что там было? — Хайтена больше нет. Полиция занимается этим делом, я сказал, что мы должны были ему денег, вот он и пристал, а тебе пришлось защищать нас. Я пока в гостинице живу. — Тебе всего хватает? Дай мне телефон, надо Юнхо позвонить, он позаботится о тебе… — Даже не думай, — злится Саймон. — У меня всё нормально, а заботу твоего Чона я видал в гробу. Твоих денег хватает на лечение, не волнуйся. Просто встань на ноги, — ладонь Джэ нежно проглаживает его щёку, притягивает Цзюня и хён невесомо касается его разбитыми губами. Этот недопоцелуй подарил больше счастья и удовлетворения, чем полноценный секс с клиентом. — Джуни, ты вновь спас меня, в который раз уже. Я, как ходячая катастрофа, а ты спасатель. — Не могу сосчитать, сколько раз ты меня спасал, так что мы квиты. — Ким вспоминает, как в первые недели их знакомства руки тянулись к порошку, но какие-то воспоминания о мальчишке останавливали его; вспоминал, как после комы готов был в петлю лезть при виде Саймона в обнимку с чужими мужчинами, но ради него же и оставался на этом свете, лишь бы быть рядом с ним. Саймон усмехается этим глупым словам: — Я? Разве что от спокойной жизни, ну или от зла денег. Это я хорошо умею. Обращайся, если нужна будет помощь. Я принес тебе фруктов и вот… — он достает из сумки его нож в кожаном чехле. — Его не забрали в полицию, так как он не участвовал в убийствах, — протягивает хёну. Ким накрывает его рукой, оставляя Саймону. — Пусть побудет у тебя. Ты должен быть очень осторожен. Возможно, за Хайтена будут мстить, я о нём мало, что знаю, но его наркобизнес точно кто-то прикрывает. Так что держи это всегда при себе, пока я вынужден валяться здесь, — его тревожный голос пугает парня. Он только поверил, что сейчас всё наладится и вот опять нужно дрожать в ожидании… чего? Очередного безумия? Сколько это будет продолжаться, сколько кругов ада они ещё выдержат, на сколько спасений хватит здоровья хёна? — Я всё равно не смогу им воспользоваться, духу не хватит, — тоскливо выдохнул Цзюнь. — Всё равно держи при себе, хотя бы сможешь попугать, — Ким уже больше приказывал, настаивал на этом, так ему будет спокойнее. Этот нож не раз уже его выручал, и он уверен, что Сэми он когда-то тоже поможет. — Давай я лучше яблочко тебе порежу. На это у меня хватит духу, — ну хотя бы вот на кухне, тоже неплохой вариант. *** Три недели Кима всё-таки заставили вылежать в китайской больнице, к тому же полиция не собиралась его просто так отпускать, хотя дело было запутанным. Корейские коллеги настаивали, что это нужно всё замять, что ничего страшного не произошло и они сами во всём разберутся, но китайцы вцепились в убийство, как только прознали, что за человек этот Хайтен. Чем глубже они копали, тем интереснее было, и уже Ким отходил на второй план. Джэ всё-таки позвонил Чону и всё случившееся пересказал. Тот, конечно, опять проклинал Сэми, из-за которого это произошло, но Джун резко его осадил и пригрозил, что бросит трубку, если тот не прекратит хаить его парня. Позже Юнхо сообщил, что осиное гнездо, лабораторию Хайтена, разворошили и сейчас поменяют дислокацию, наградят некоторых полицейских за такое громкое дело, Хайтена скоро позабудут, а его наркотиком будет заниматься другой пёс. Нет никаких слухов о том, что за убийцей магната кого-то послали, так что пока всё спокойно. Никто не собирался искать какого-то Шин Тэвука. Китайцам было неизвестно про смерть Пака, а корейцы не заинтересовались неизвестным убийцей Хайтена, поэтому не было проведено никаких аналогий и связей между этими двумя убийствами. Сэми каждый день приезжал в больницу и оставался там до вечера, выкатывая его коляску на прогулку, или в места для курения. Уже на пятый день лечения, когда Цзюнь помогал хёну мыться, того не остановили никакие раны и ломаные кости, подмяв под себя малыша прямо на кафельном полу, он доказал, что состояние его здоровья уже нормализовалось и протяжный скулёж парня это одобрил, хотя потом Саймон его ругал, что тот не бережёт себя, а раны могли вскрыться, и хён пообещал, что впредь будет сдержанным. Этого как раз хватило до следующего дня… а потом и последующего дня. Каждый вечер Сэми довольный выходил из палаты и потом сладко засыпал в гостинице. На день выписки Цзюнь взял билеты для отлёта в Сеул, и из больницы они сразу поехали в аэропорт, получив разрешение полиции. Цзюнь заранее забрал остатки вещей из домика и сдал его недовольному хозяину. Домик с историей убийства четырёх людей немногим туристам придёт по вкусу. Только в самолёте Саймон позволил себе расслабиться, его рука легла на руку старшего, сидящего рядом и ласково погладила, уверяя обоих, что всё у них будет хорошо. Ким подхватил её и сжал, поднося к губам.