I know that you say I get mean when I'm drinking But then again sometimes I get really sweet So what does it mean if I tell you to go fuck yourself Or if I say that you're beautiful to me It's affection, always You're gonna see it someday My attention for you Even if it's not what you need Cigarettes after sex — Affection
Утром Чарли просыпается от холода — во сне Николь забирает все одеяло себе и еще долго не может прийти в себя от осознания, что все это — взаправду. Чарли улыбается, глядя на то, как первые солнечные лучи ласкают лицо Николь, и та поворачивается на другой бок, подальше от окна, чтобы продолжить спать. Шарлотта не знает, что ей дозволено, потому решает, что лучше будет не трогать Николь, как бы ей того ни хотелось. Чарли преследует стойкое желание коротко поцеловать ее в лоб, щеки и нос, провести рукой по волосам и хриплым после сна голосом сказать: «Доброе утро», но пока что это не в ее возможностях. Пока что. Чарли аккуратно выбирается из кровати и идет в ванну, чтобы покурить прямо там и помыть голову, а затем шлепает босыми ногами обратно до постели. Она порядком замерзла, так что в конечном итоге слегка тревожит Николь, чтобы одеяло досталось и ей, а затем прижимается к женщине, вдыхая ее запах. — Ты холодная, — тихо жалуется Николь, не поднимая век, — ладно, иди сюда, — Уилсон поворачивается лицом к Чарли, и та готова поклясться, что в этот момент у нее в глазах вспыхивает целый миллион сверхновых звезд. Николь обнимает Чарли за талию, по-собственнически закидывает на нее ногу и снова пытается заснуть, заранее понимая, что уже вряд ли получится. Чарли не знает, почему бог оказался так милостив к ней, раз позволяет всему этому произойти. Может быть, ей удалось немного застыдить его, когда она обозвала его «небесным папашей», предварительно изрядно напившись дешевым вином, а после этого упрекнула его в наплевательском отношении. Как бы там ни было, эта крохотная, казалось бы, ничего не значащая сцена позволяет Чарли понадеяться на то, что их совместное проживание с Николь может быть не так далеко, как ей казалось изначально, и впереди у них еще бесконечность таких же утр, как это. — Я даю тебе еще десять минут, потому что в моем расписании у нас дальше идет секс, а потом завтрак, — шутит Чарли, и Николь тихо и солнечно смеется, от чего по коже девушки непроизвольно пробегают мурашки. — Можно я посплю двадцать, если мы сэкономим время и совместим завтрак и секс? — бормочет Николь, и Шарлотта хихикает и качает головой. — Как ты себе это представляешь? Разобьешь об меня яйца? — Уилсон наконец-то открывает глаза и хитро улыбается, словно огнем накаляя многострадальное сердце Чарли, которое, как оказалось, сделано вовсе не из металла. Шарлотта не может перестать любоваться ее улыбкой, и это так по-дурацки ванильно, что хочется встряхнуть саму себя за плечи. — А вот и нет, — лукаво отвечает, прикусывая нижнюю губу и на мгновение задумываясь, — все очень просто, мисс Джонс. Я возьму взбитые сливки, нанесу их на… — Николь не успевает договорить, потому что Чарли молниеносно краснеет и закрывает ей рот ладонью, но вскоре убирает руку, решив, что Николь не будет продолжать. — Какая поразительная скромность. Ты случайно не снималась в «Последнем американском девственнике»? — Эй! Только я имею право шутить над тем, что у меня не было секса! Однажды этот день настанет, и я позвоню тебе самой первой, чтобы оповестить! — Поверь мне, я буду в курсе, — Николь многозначительно подмигивает, и Чарли хочется закрыть горящее лицо подушкой, а затем хорошенько в нее покричать. — Но если честно, я думала, что ты шутишь, — в ответ на это заявление Чарли непонимающе хмурится. — Почему это? — С твоими внешними данными в твоей постели должна была побывать куча девушек, — парирует Николь, словно это само собой разумеющееся, и словно Шарлотта действительно понимает, насколько красива. — В моей постели бывали разные крошки. От чипсов, например, — Николь хмыкает, будто и не ожидала иного ответа — разумеется, Чарли переведет ее комплимент в шутку, пытаясь тем самым не выдать своей уязвимости и неуверенности в себе. — А если серьезно, мне интересно… Ну, типа, как оно? — «Как оно»? — Николь давит в себе смех, стараясь не акцентировать внимание на том, как неловко Чарли интересуется, — мне казалось, что ты из тех, кто может спокойно сказать слово «секс», — Шарлотта лишь закатывает глаза, — «Как оно» что? Как это происходит или приятно ли это? — Чарли садится на кровати и отводит от Николь взгляд. С одной стороны, ей хочется, чтобы Николь поделилась своим опытом, а с другой стороны, тогда непременно придется слушать о Фрэнке. — Расскажи все, — бормочет и смущенно чешет затылок, чему не может не умилиться Николь. — Мне было семнадцать, когда я впервые переспала с парнем. Его звали Пол и он был капитаном школьной команды по футболу, — Николь старается как следует его вспомнить, но выходит так себе, — от него были без ума все мои одноклассницы, но встречалась с ним я. Мы недолго встречались, около трех месяцев, и он был ужасным хвастуном. Хвалился мне, что он очень опытный и у него было много девушек, а мне просто хотелось почувствовать себя взрослой и привлекательной. Я думала, что морально готова, но когда он снял трусы, мне показалось, что я сейчас заплачу, — Чарли прыскает, и Николь беззлобно отмахивается. — Я просто не ожидала! — А чего ты ожидала? Что у него в трусах букет полевых цветов будет и феи с прозрачными крылышками? — Помолчи, — притворно-серьезно вздыхает Николь, хотя вид позабавленной Чарли ей очень нравится, — он продержался минуты две, наверное, а затем начал оправдываться, в то время как я смотрела в потолок и думала: «И это все? И этим постоянно занимаются взрослые?» Я была разочарована, потому что было неприятно и странно, и в моем воображении все случается совершенно иначе. Вскоре мы расстались, я больше не хотела заниматься сексом, выпустилась из школы, но потом на одной из университетских вечеринок познакомилась с другим парнем, и мы переспали. Это было здорово. Тогда я узнала про оральный секс. — Он… тебе…? — Чарли старается не думать о том, каково это - быть на месте того незнакомца, однако воображение то и дело подбрасывает ей непрошеные сцены. Она густо краснеет, и Николь улыбается. — Да. — просто отвечает Николь. — Это был второй раз, когда я увидела член, так что мне уже не хотелось выколоть себе глаза… Практически не хотелось. — Не знаю, мне кажется, что это так сложно… Надо делать все правильно, выглядеть привлекательно, еще и как-то наслаждаться самому. И если это все приходит только с опытом, то тогда меня точно ожидает позор, а я этого не вынесу, — Чарли вздыхает, и Николь кладет свою руку на тыльную сторону ладони девушки, ласково поглаживая кожу и заставляя чужое дыхание сбиться. — Это вовсе не сложно, особенно если сначала спросить, что и как нравится твоему партнеру. Если вам обоим комфортно друг с другом, то ты в любом случае будешь наслаждаться процессом. Тогда у тебя не возникнет беспокойства по поводу того, как ты выглядишь со стороны. — А как понять, что мне нравится, если у меня никогда не было секса? — Чарли тянется к тумбочке за пачкой сигарет, ловко выуживая одну и поджигая ее. — Я могу это с тобой обсудить, но не уверена, что можешь ты, потому что мои вопросы будут достаточно личными и интимными, — Джонс пожимает плечами, мол, валяйте, и блаженно затягивается. — Ты же мастурбируешь? — Чарли мгновенно давится сигаретным дымом, и Николь смеется, — я предупреждала. — Мне как-то вообще не до этого было, — отвечает проседающим после кашля голосом, — мне кажется, что это… странно. Весь этот процесс. Нет, то есть, это нормально, когда так делают другие, я ничего против не имею, просто для меня это какая-то дикая хрень. Если бы кто-то сказал Шарлотте, что однажды они будут лежать с Николь на кровати и обсуждать мастурбацию, она бы послала этого человека подлечить голову в психоневрологическом диспансере. Эта реальность, в которой они действительно говорят о подобных вещах, кажется галлюцинацией или очень странным сном. — Хорошо, следующий вопрос. Ты уверена, что тебе вообще хочется секса? Может быть, ты асексуалка, — Николь делает паузу, прежде чем продолжить, — в этом нет ничего плохого, просто если тебе кажется, что ты должна заниматься сексом, потому что им занимаются другие, а отсутствие половой жизни делает тебя неполноценной, то это не так. Ты никому ничего не должна. — Э-э-э… Ну, не то, чтобы прям хочется… Я не сижу и не мечтаю о всяком таком без перерывов… Нет, просто иногда я чувствую… э-э-э… Чарли ощущает себя настолько по-дурацки, что предпочла бы врезаться головой об стену несколько раз с большим удовольствием, чем продолжать захлебываться в «э-э-э» и собственном смущении. Николь дипломатично поднимает руки вверх, посмеиваясь, и Чарли улыбается, качая головой. У нее никогда не было подружек в школе, чтобы обсудить волнующие ее вопросы, и сейчас она чувствует себя так, будто вышла на лед не с коньками, а с гребаными роликами. — У меня такая странная штука в этом плане, потому что меня привлекают только те люди, с которыми у меня прочный эмоциональный коннект. Я не из тех, кто займется сексом на первом свидании, потому что я просто не могу найти людей, в которых не влюблена, привлекательными… — Чарли вдруг пугается своих слов, ее глаза расширяются, и она восклицает: — Черт! Я имела в виду… Обобщенное «люди» напрочь теряет свою нейтральность, поскольку и Николь, и Чарли знают, что влюблена девушка в кого-то конкретного — и этот кто-то сидит совсем рядом и выслушивает речи Шарлотты о том, что ее возбуждают исключительно объекты симпатии, а не какие-нибудь там актрисы и Синди Коллинз. Николь снова беззлобно смеется, словно не видя в словах Чарли ничего плохого. — Это называется демисексуальность, — просто отвечает она, — ограниченное сексуальное влечение. И это тоже нормально. С тобой все в порядке, не переживай, — а затем выдерживает небольшую паузу, тихо проговаривая себе под нос, будто задумалась, и оно само сорвалось с языка. — Только со мной хочет переспать Шарлотта Джонс… Надо почтить за честь… В это же мгновение в голову Николь прилетает подушка.***
Кофейня, на работу в которую Чарли приходит устраиваться, выглядит вполне себе сносно: небольшая, светлая и уютная, со смешными котиками на картинах и бежевыми стенами. За большими окнами хлопьями падает снег, и Шарлотта ненадолго переключает внимание на происходящее на улице. В помещении достаточно тепло, а из колонок, располагающихся по углам, играют песни Тейлор Свифт. По правде сказать, Чарли ожидала худшего: ей казалось, будто после «Goodman's Bookshelf» любое другое место работы покажется ей адом, но здесь было довольно мило, и она даже испытывает некоторую вину, словно изменяя своему книжному. За одним из столиков сидит молодая афроамериканка с макбуком и бумагами и, встретившись с ней взглядом, та спрашивает: — Это ты Шарлотта Джонс? — Чарли кивает, и незнакомая девушка улыбается, — я как раз тебя жду. Присаживайся. Шарлотта никак не думала, что собеседование будет проходить именно так: никаких тесных кабинетов, строгих мужчин в костюмах и дребезжащей официальности. С другой стороны, Шарлотта и не в HR-менеджеры метит, однако в ее голове все происходит совершенно по-другому. Это будет ее первое настоящее собеседование — и плевать, что она хочет стать бариста, а не президентом. Когда она устраивалась на работу в «Goodman's Bookshelf» — не то чтобы она действительно это планировала — Гудман лишь спросил: «Вы готовы?» и на этом, собственно, все. Чарли присаживается рядом с афроамериканкой, стараясь выглядеть раскованно и уверенно в себе. — Меня зовут Меган, — Шарлотта снова кивает, хотя могла бы выдавить из приличия банальное: «Приятно познакомиться». — Какой твой любимый кофе? — Пряный чай-латте, — Меган смеется, будто услышала искрометную шутку, а после, поняв, что Чарли серьезно, вздыхает. — Это даже не кофе. — Ну какой-то кретин же додумался назвать его «латте»! — возмущается Джонс, с опозданием на секунду осознавая, что с таким успехом ее вообще никуда не примут, и надо все-таки взять себя в руки, а то от нервов она слабо понимает, что несет. — В этом есть доля правды, — пожимает плечами Меган, выглядя при этом абсолютно спокойной — кажется, что весьма резкое заявление Чарли ничуть ее не смутило. — Тогда следующий вопрос для тебя. Как справишься с ситуацией, когда клиент останется недовольным своим заказом и начнет кричать? «Попрошу его поцеловать меня в задницу», — искренне желает ответить Шарлотта, но все-таки сдерживается. — Переделаю заказ и верну деньги? — Меган принимает ответ, что-то отмечая в своем листке. — В анкете ты указала, что до этого работала в книжном магазине, причем довольно продолжительное время, так что наверняка знаешь, как находить общий язык с клиентами. «О, блять, да, — думает Чарли, — спросите об этом у Николь Уилсон». — Однако здесь дела обстоят несколько труднее, поэтому придется иметь много терпения. Стажировка длится пять дней, пять часов в сутки, она не оплачивается. Научишься взбивать молоко, готовить напитки из меню, работать с кассой. Потом тебя ждет экзамен, и если все пройдет успешно, будешь бариста. Не опаздывай, заплетай волосы, носи форму и улыбайся… Либо хотя бы смотри не так грозно. Впрочем, всю информацию я скину тебе на почту, мне лишь нужно было на тебя посмотреть. — Типа, гожусь ли я для модельного? — Меган смеется, отмахиваясь. — Типа, я хорошо чувствую людей. Так что, думаю, мы сработаемся. Приходи завтра к девяти.***
Николь напевает под нос мелодию одной из песен Фрэнка Синатра, пока протирает пыль на подоконнике. В голове то и дело всплывает диалог с Чарли о сексе и, боже, она точно не должна об этом думать, но отчего-то то и дело возвращается к смущенной Шарлотте с пунцовыми щеками. Она изо всех сил старается не представлять, какая Чарли в постели — требовательная и нетерпеливая или нежная, с подрагивающими от волнения руками? Она будет сдерживать стоны, кусая губы, или лихорадочно вскрикивать одно-единственное имя, принадлежащее Николь? Черт возьми, Уилсон настолько погружается в эти мысли, что не замечает, как уже пять минут протирает и без того чистый подоконник, будто пытаясь проделать в нем дыру. Ей так хочется показать Чарли, как все бывает на самом деле, когда ты занимаешься сексом с человеком по любви, когда о тебе заботятся и любуются так, словно твое тело — это искусно написанная картина. И Николь клянется, что будь у нее такой шанс — шанс окончательно провалиться в эту пропасть и не терзаться мыслями об измене, она бы им безоговорочно воспользовалась. Николь дышит тяжело, и ее грудь вздымается с каждым новым вздохом, а возбуждение между бедер практически болезненно пульсирует. Вот настолько она хочет Чарли Джонс. Вот настолько она влюблена. — Николь? — женщина наконец отвлекается, от неожиданности вздрагивая. Судя по Фрэнку, он обращается к ней уже не первый раз, однако она все пропустила из-за чертового разбушевавшегося воображения. — Я… — Эртон сглатывает, отводя взгляд в сторону. Ему нестерпимо больно смотреть на свою жену, когда весь ее вид указывает на то, что у нее кто-то есть, и этот «кто-то» занимает все пространство в ее голове. Оттого следующие слова даются тяжело, — я уезжаю в командировку через несколько дней. Она принесет большую прибыль и… — обычно, когда ранее Фрэнк говорил о деньгах, он всегда излучал гордость, а сейчас он останавливается, будто понимая, что никакие деньги не улучшат ситуацию. Он практически на девяносто процентов уверен, что жена ему изменяет и добровольно отлучается по работе. Это полнейший проигрыш. — Ты бы могла поехать со мной. Я понимаю, что у тебя есть твое радио, и я не говорю, что это неважно. Просто мне будет тебя не хватать. Николь молчит, точно также избегая зрительного контакта. Жалость, как ни смешно, вполне безжалостно душит, и от этого хочется соскрести с себя кожу. Фрэнк заслуживает лучшего. И сама Николь тоже. — Мой коллега заболел, и если я возьму внеплановый отпуск, на работу меня больше не пустят, — ложь дается настолько легко, что на сердце делается невозможно тяжело. — К тому же ты знаешь, что я буду там лишней. Это совершенно не мой мир. Фрэнк никогда не был романтиком, однако в голове невольно пронеслось, что еще десять лет тому назад не существовало мира Фрэнка и мира Николь. Он был у них общий. Один на двоих. В какой момент все изменилось? — Я поглажу тебе вещи, — пытается смягчить углы Николь, подходя ближе к мужу и на секунду порываясь дотронуться до его руки в знак поддержки. — И не забывай хорошо питаться. Ты же не хочешь, чтобы я звонила твоим друзьям и заставляла их как-то повлиять на тебя? — Фрэнк усмехается, но выходит слишком устало и вымученно. — Боюсь, что мы будем только «словесно ублажать» друг друга, или как ты там это назвала в прошлый раз. Раньше это прозвучало бы обвинительно, с заметным раздражением, потому что жена выставила его полнейшим посмешищем, но сейчас Фрэнк как будто дал трещину и перестал в привычной себе манере злиться на Николь: в основном он злился только на себя и на идиоток из бухгалтерии. Он бы пожертвовал чем угодно, лишь бы только все вернулось в привычное русло, и Николь снова принадлежала только ему. Николь бы отдала еще больше, лишь бы только наконец бесповоротно закрыть эту главу.***
Чарли старается: слушает внимательно все, что ей говорят, возится с кофемашиной, учит пропорции, выдерживает торопливое посетительское: «А можно как-нибудь побыстрее?» Не бегает на перекуры каждые двадцать минут, не отвлекается на телефон и терпит попсу, которая играет в кафе. Если бы Чарли могла, то поставила бы себе памятник при жизни, потому что, когда она вытирает столик после разбрызгивающих чай детей, она даже не бросает им в догонку: «Еще раз выкинете что-то такое — и я упеку вас в приют». Меган хвалит ее за успехи, и Шарлотта собой гордится — несильно, но все же — ведь она попробовала нечто новое, и нечто новое на удивление получилось. Она сдает экзамен и первым же делом пишет об этом Николь, зная, что женщина за нее искренне порадуется. charlotte jones: меня взяли на работу! я теперь умею готовить и лавандовый раф, и моккачино, и матчу! забегай после работы в «coffee break», что-нибудь сварганю Николь отвечает через несколько минут, и губы Чарли помимо воли расползаются в улыбке, когда она читает новое сообщение. Nicole Wilson: Ты большая молодец! Я в тебе не сомневалась! Nicole Wilson: Хочешь после этого пойти в парк на мини-пикник? charlotte jones: это свидааание? мадам каприз зовет меня любоваться вечерним монреааалем? Чарли просто дурачится — она понимает, что это не свидание, а дружеская прогулка с легким гомоэротическим подтекстом, но не может отказать себе в удовольствии подколоть Николь. Nicole Wilson: Если тебе хочется, можешь называть это свиданием. Я не против Nicole Wilson: И, к твоему сведению, мадам Каприз будет любоваться не Монреалем, а некой Чарли Джонс От неожиданности Шарлотта выпускает телефон из рук, тихо чертыхаясь и старательно пытаясь побороть смущение. Если бы она могла только помыслить о том, что Николь позовет ее куда-то с романтическим подтекстом, она бы, очевидно, выбрала бы одежду получше и накрасилась подобающим образом, но сейчас на ней только длиннющие джинсы и худи с выцветшим принтом. Когда к кассе подходит посетитель и делает заказ, Чарли продолжает сверлить взглядом диалог, выпаливая раздраженное: «Да подождите вы! Меня впервые позвали на свидание!» Клиент понимающе кивает, и Шарлотта ему за это благодарна. В семь часов вечера Николь заходит в кофейню в новом оранжевом пальто, и сердце Чарли падает в пятки, если не сказать, что прямиком в Ад. Она не может побороть волнение каждый раз, когда видит Николь, и глупые бабочки в животе порхают внутри с такой силой, что еще немного — и они точно прорвутся наружу, заполонив собой помещение. Николь улыбается, заглядывая Чарли в глаза, в то время как Джонс не может перестать любоваться раскрасневшейся от холода Николь. Подумать только, эта женщина пойдет с ней на свидание! Или на что-то вроде свидания, но сути это совершенно не меняет, так как у Чарли вообще есть возможность встречаться с Николь наедине. Николь такая ужасно красивая, и Шарлотта чувствует себя чудовищно глупо в своих коричневом фартуке бариста и дурацкой кепочке. — Могу я заказать средний тыквенный латте и черничный чай, который уместится в термосе? И что-нибудь из выпечки, которую будешь ты? — Здесь вкусные синнабоны. — Давай, — говорит Николь. Она расплачивается, отдает термос, бросает щедрые чаевые в прозрачную баночку рядом, а после садится за столик и наблюдает за нервными махинациями Чарли, когда та готовит кофе. Шарлотта знает, что на нее смотрят, потому теряется, разом забывая о том, как пользоваться кофемашиной и мозгами. В помещении располагаются люди с ноутбуками, второй бариста тщетно пытается стереть пятно от глинтвейна с дивана, и Николь проникается атмосферой, позволяя мыслям плавно перетекать с одной на другую. Шарлотта отдает Николь заказ, снимает фартук и кепку и относит их куда-то, а затем присаживается рядом. — Открой крышу, — бормочет она, и когда женщина повинуется, ее взгляду предоставляется нарисованное на кофе сердечко. И этот крохотный жест так трогает Николь, что она накрывает своей рукой руку Чарли. Джонс сглатывает, когда по ее телу пробегает разряд тока. — Не торопись с любезностями, вдруг латте будет гадким, — но он оказывается вкусным, и Чарли испытывает крохотный прилив гордости. Угодила. — Вообще, моя смена закончилась полчаса назад, но мне хотелось, чтобы ты попробовала. Уже после, сидя на клетчатом пледе под деревом в парке, Чарли пьет черничный чай и смотрит на то, как снежинки кружатся под фонарем. Полумрак добавляет ситуации интимности и спокойствия, и ей так хорошо, что холод отступает на задний план. Здесь оказывается мало людей: иногда по освещенной дорожке проходят собачники или пробегают спортсмены, но в основном довольно тихо, и никто не обращает внимание на Николь и Шарлотту. Они словно скрылись от всего мира под дубом, и не было никого, кроме них вдвоем. Николь уже продолжительное время молчит, и Чарли придвигается к ней поближе, высекая в памяти мелкие детали: влажные от снега рыжие волосы, распахнутое пальто, под которым виднеется бордовая водолазка, вытянутые ноги в клетчатых брюках, слегка осыпавшаяся тушь. Чарли осторожно, словно боясь спугнуть, заправляет прядь за ухо Николь, чувствуя, как кончики пальцев вибрируют от прикосновений. Николь не возражает, и Шарлотта нежно проводит руками по скулам женщины, от чего та начинает моргать чаще. Чарли преодолевает последнюю дистанцию между ними, и их лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. Николь закрывает глаза, и Шарлотта расценивает это как знак молчаливого согласия, припадая к чужим губам с розовой помадой. Это было мучительно хорошо. Николь отвечает на поцелуй со всей присущей ей нежностью, и разум Чарли окончательно распадается на атомы. Шарлотта цепляется за плечи Николь в оранжевом солнечном пальто, будто боится потерять равновесие, и Николь кладет свои руки ей на талию, удерживая от падения в пустоту. От Николь пахнет привычными духами, от Чарли — черничным чаем и корицей, и когда девушка углубляет поцелуй, их языки сталкиваются, и Шарлотта издает мелодичный стон в губы Николь. Джонс пугается своей же реакции, волнуется, стесняется, что никак не могла сдержаться, хочет отстраниться, но Николь пресекает эту слабую попытку, не давая Чарли отступить. Это было самое лучшее, самое приятное поражение из всех возможных. Они целуются до исступления, до головокружения, до онемения в губах. Шарлотта чувствует язык Николь в своем рту и сжимает ноги изо всех сил, понимая, что еще чуть-чуть — и она просто начнет скулить от возбуждения. Николь останавливается, облизывает распухшие губы и смотрит на Чарли затуманенным взглядом, пока та пытается прийти в себя. У девушки, кажется, зрачки затапливают радужку, зеленые глаза блестят лихорадочно, как у наркомана, и им обеим, безусловно, необходимо продолжение в чьей-то постели. Николь требуется вся возможная выдержка, чтобы не пригласить Шарлотту к себе, пока Фрэнк в отъезде, а затем трахнуть так, чтобы у Джонс подкашивались колени. — Черт побери, Николь, — наконец шепчет Чарли, ощущая себя пьяной, в то время как по спине Уилсон пробегают мурашки от того, как Шарлотта выдыхает ее имя. — Я уже готова была начать просить. Если бы Чарли это сделала, Николь бы точно слетела с катушек и послала чрезвычайно далеко все моральные принципы. И Николь хотелось сказать что-то совершенно другое, но вместо этого с губ срывается: — В следующий раз, моя девочка. Потерпи до следующего раза. Остаток вечера они гуляют возле пруда, держась за руки. Николь первая переплетает их пальцы, и у Чарли в голове проносится ровно тысяча «вау». У Николь руки мягкие и теплые, у Шарлотты — холодные и влажные, и она так волнуется, что иногда забывает, как дышать. Николь не признается в любви, не говорит громких слов о вечности, но Чарли этого и не требует, потому что все до приятного очевидно, без всяких загадок и тайн. Откуда в Николь столько храбрости? Еще совсем недавно они не разговаривали целый месяц после их первого поцелуя, а теперь все развивается настолько стремительно, что Чарли не успевает привыкнуть. Но что она знает наверняка, так это то, что она не позволит Николь отступить. Останется с ней до победного, до их личного хэппи-энда, вытерпит неопределенность в отношениях, будет вместе вопреки всему, вдвоем против всех. Потому что Чарли понимает, что Николь счастлива, и ей это необходимо, ей необходимы эти, казалось бы, маленькие, ничего не значащие жесты, а еще свобода — единственное, чего не может дать ей Фрэнк, и единственное, что может предложить взамен Чарли. Чарли готова за это драться — падать на колени, сдирать кожу, получать синяки и ссадины, а затем подниматься, гордо расправляя плечи, и с вызовом смотреть в лицо тому, что встанет у нее на пути. И, может быть, Николь и Шарлотта, Н + Ш, это Неудачная Шутка, Новые Шрамы и Никаких Шансов, но Николь и Чарли, Н + Ч, всего две чертовы буквы, это Неугасающие Чувства. Ради этого стоит сражаться. — Тебе страшно? — неожиданно спрашивает Джонс, и Николь останавливается на месте, переводя взгляд с Чарли на темное небо Монреаля, с которого на их головы падает снег, оседает на одежде и тает, как сахар в термосе с черничным чаем. — Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся… — Чарли хмурится, смутно припоминая строки из прочитанной литературы. — Это же из «Преступления и наказания»? — Николь улыбается, кивает, и Чарли пытается выудить из ума какую-нибудь цитату в ответ. — Изменения сами собой не происходят, только ты сам в силах изменить мир. — Кто так сказал? Лев Толстой? — спрашивает Николь, и Чарли смеется. — Дарвин из «Удивительного мира Гамбола». Он не лев, он карасик на ножках.***
На прощание Николь коротко целует Чарли в щеку, отстегивает той ремень, и девушка счастливо машет в ответ, выбегая из машины и вихрем залетая в подъезд. Николь не двигается с места — обессиленно кладет голову на руль, словно вся жизненная энергия разом покидает ее тело. Никто не обещал, что будет легко. Никто вообще ничего не обещал. Она дала Чарли понять, что между ними будет секс, ласково назвала ее «своей девочкой», так что ни о каких твердых моральных устоях и речи идти не может. Это значит, что в ближайшее время она обо всем расскажет Фрэнку, соберет вещи и подаст на развод. И позволит себе быть счастливой. Тревожность накрывает ее всякий раз, когда она остается наедине со своими мыслями, и будущее кажется настолько сложным и простым одновременно, что этот парадокс ломает мозг. Ощущение такое, словно сторожевую собаку наконец-то сняли с цепи и отпустили на все четыре стороны. Николь с этим разберется. Она с этим обязательно разберется, и тогда чувство вины покинет ее насовсем, и старые воспоминания уступят место новым, и ей будет хотеться возвращаться домой. Все бы было хорошо, если бы не один чертов секрет. Такой крохотный, но в то же время громадный, что ты можешь свободно положить его в карман, но если вдруг задумаешь нырять, он неподъемным валуном потянет тебя ко дну. Маленькая пуля, которая пробивает грудную клетку насквозь. — Когда же это закончится… — задушенно шепчет Николь, не поднимая голову от руля, но в скором времени заставляет себя нажать на «газ» и двинуться дальше. Чарли буквально сбрасывает кроссовки с ног, на ходу снимает с себя худи и джинсы, наступает на штанины и практически падает, однако все-таки удерживает равновесие. В полнейшей темноте идет до спальни, падает на кровать и достает телефон, набирая Томаса. Ей просто жизненно необходимо поделиться всем тем, что сегодня произошло и не произошло. Спустя несколько гудков в трубке раздается голос Олсена. — Привет, Ло. Я сейчас рассчитываю юнит-экономику для стартапа, и… — Чарли не дает ему закончить, взбудораженно перебивая. — Это, конечно, невероятно интересно, что ты делаешь свою тупую домашку, но у меня сегодня было свидание с Николь! И я думаю, что мы будем вместе! Ну, то есть, пока никто из нас не предлагал друг другу встречаться, но мы будем! А если не будем, я ее нахер убью, клянусь, придушу собственными руками! — эта возбужденная тирада была совершенно не в духе Чарли. Обычно это Томас отвечал за то, чтобы болтать без умолку, но теперь Джонс его вполне понимает. — Ага… Круто. Надо вычислить стоимость привлечения клиента, то есть, если поделить… — бормочет Томас, и Чарли понимает, что тот вообще не слушает, полностью сконцентрированный на своей математике для пижонов. — Олсен, мать твою за ногу, вычисли, скольких усилий мне стоило привлечь внимание Николь! Ты слышишь меня?! Мы ходили на свидание! Свидание, Олсен! И пока ты трахаешься со своими табличками в Экселе, у меня тут настоящий секс прямо на горизонте! — Томас, наконец, отвлекается, воодушевленно вскрикивая: — Что?! Ло, это просто супер! Føkk! Noe så jævla utrolig!! — Чарли никогда бы не назвала себя знатоком норвежского языка, однако она понимает, что Томас не скупится в нецензурных выражениях. — Я так рад за вас! Но… Что насчет мистера Эртона? — Чарли вздыхает, закатывая глаза. — Наш любимый крошка Фрэнки встанет раком на коленки. Как у вас с Сашей? — Томас молчит некоторое время, медлит, и Чарли это напрягает. — Она рассказала мне про свою зависимость и тот случай в клубе… Спасибо, что дала ей признаться самостоятельно. Она это очень ценит. И я. Правда спасибо, Ло, мне намного лучше оттого, что я услышал это от нее. Мы, ну, будем делать все, чтобы таких ситуаций больше не было, — Чарли отмахивается, хотя знает, что Томас ее не видит. — Без проблем, жертва капитализма. Давай, делай свои уроки, и чтоб с двойкой ко мне не возвращался, — Томас смеется, и Чарли осознает, как сильно ей не хватает компании друга. — Приходи в «Coffee Break» с ноутбуком, ты впишешься в эту хипстерскую публику, которая заказывает маленький кофе и занимает место по три часа. — Обязательно заскочу. Люблю тебя, заноза, — говорит Томас напоследок, слыша в ответ очаровательное: «Пошел ты». Тишина и полное отсутствие света в комнате пробуждают чувство одиночества: раньше оно было гораздо, гораздо сильнее, а сейчас оно лишь слегка укрывает собой, словно одеяло, и даже не с головой — а так, где-то до подбородка. Чарли достает из тумбочки нераспечатанную упаковку сигарет и зажигалку, и маленький оранжевый огонек на мгновение разгоняет тьму. В последнее время она редко курит, и стабильная пачка в день незаметно сменяется на какие-то шесть сигарет. Чарли глубоко затягивается и закрывает глаза, от чего яркие вспышки-воспоминания со свидания начинают мелькать с завидной скоростью. Ей бы очень хотелось, чтобы Николь лежала рядом с ней, медленно гладила по волосам, и Чарли бы чувствовала бесконечное тепло, идущее от ее тела, и запах древесины, кофе и бергамота. Внизу живота приятно тянет, когда она представляет близость Николь, ее нежные руки с длинными пальцами и мягкие губы, которые этим вечером с таким удовольствием присваивали губы Чарли. Джонс игнорирует возбуждение, сосредотачиваясь на тлеющей сигарете, однако ей так хочется прикоснуться к себе и… Нет, только этого ей не хватало. После этого она не сможет смотреть Николь в глаза, сгорая от непонятного стыда, и да, пусть Николь и сказала напрямую о «следующем разе», но это… Все равно как-то по-другому. Уилсон же не мучается подобными желаниями, Чарли и представить не может, чтобы та, ну, мастурбировала на Шарлотту, поэтому и Чарли не стоит заниматься чем-то подобным. Джонс же умеет держать себя в руках — не всегда, но в целом-то — а так она будет смахивать на гипервозбужденного подростка в пубертате, если уже не смахивает. Конечно, была вероятность, что у Чарли просто напряженные отношения со своим телом, и она не совсем стремится найти с ним какой-то коннект из-за нелюбви к себе, но так бы наверняка сказал психолог, а им вообще не следует доверять. Чарли бросает бычок в рядом стоящую кружку, поднимается с постели, включает свет — тот неприятно бьет по глазам, ослепляя — и подходит к большому прямоугольному зеркалу в полный рост. Чарли сердито смотрит на свое отражение, отмечает старые шрамы из детства, напоминающие ей о том, кем она была когда-то в прошлом, мысленно ругает себя из-за того, что они делают кожу неидеальной. Маленькая грудь, непонятно откуда взявшиеся синяки, острые колени, выпирающие ребра, которые того и гляди прорвутся наружу. Ни капли женственности, черт побери, сплошная ломаность и резкость. — Какой-то ужас, — резюмирует Чарли, садясь по-турецки возле зеркала. Как ее можно хотеть, как можно находить привлекательной? А если Николь передумает, когда Чарли разденется? А если Чарли попросту не захочет раздеваться в таком случае? Чарли опускает голову на колени и несколько раз бьется о них лбом. Совершенно глупая, дурацкая идея посещает Джонс к четвертому удару, и желание истерически засмеяться щекочет и царапает горло. Спонтанная мысль кажется одновременно самой разумной и неразумной вещью на планете, и Чарли впивается пальцами в волосы до боли, словно та сможет перекрыть беснующийся поток сознания и стереть идею из головы. Чарли просто хочет увидеть реакцию Николь, и исходя из этого, она либо слегка наберется уверенности в себе, либо окончательно потонет в пучине самокритики. Ей нужна оценка Николь до того, как все зайдет слишком далеко, и поэтому можно… Нет. Да? К черту. Чарли взбудоражено идет к кровати, дрожащими руками берет телефон и снова подходит к зеркалу. На ней лишь трусы и черный лифчик, и от осознания того, что она собирается сделать, Джонс испытывает нервозность в какой-то нереальной степени, помноженное на предвкушение. Конечно, она может выставить себя полнейшей идиоткой, но лучше пусть Николь увидит Чарли такой сейчас на безопасном расстоянии, чем потом вживую. Тогда Джонс, вероятно, придется столкнуться с разочарованием Николь с глазу на глаз, а это будет ужасно плохо. И вообще… Это всего лишь тупое селфи в зеркало. Немного откровенное, если уж на то пошло, но фотография Николь в платье с большим декольте тоже не была апогеем целомудрия, а между ними тогда даже не было ничего такого. Чарли садится на колени, чуть склоняясь вбок и одной рукой придерживаясь за пол, нажимает на значок камеры и делает снимок. Замирает, отправляя Николь селфи, а после отбрасывает телефон в сторону, как можно дальше от себя — должно быть, именно так убийцы откидывают окровавленный нож. Почти две минуты Чарли не дышит, ожидая ответа, и когда его получает, взгляд никак не может сфокусироваться на тексте. Ощущение было такое, словно она только что прыгнула с парашютом. Nicole Wilson: Господи, Чарли, у меня на несколько мгновений сердце перестало биться Nicole Wilson: Ты очень красивая. Очень, моя девочка Лицо Чарли пылает великим римским пожаром, средневековыми кострами инквизиции, адским пламенем. Сладкое «моя девочка» только усугубляет ситуацию, подкидывает дрова в огонь и затапливает все бензином. Ощущение, что она делает что-то неправильное, запретное, кажется одновременно самым законным и безошибочным. Nicole Wilson: Надеюсь, твои выходные свободны. У меня на тебя грандиозные планы. Тебе должно понравиться charlotte jones: мне чертовски понравится, никки***
Николь бы была не Николь, если бы не отнеслась к первому разу Чарли со всей ответственностью. Она думала о том, как все устроить, еще во время прогулки возле озера, и пришла к одному замечательному выводу. Первый секс в квартире Николь — заведомо проигрышное дело, к тому же Уилсон не настолько сошла с ума, чтобы Чарли находилась в их общей с Фрэнком постели, в месте, где все буквально кричит о присутствии Эртона в доме. Они бы могли заняться сексом у Чарли, и это была неплохая мысль, потому что в знакомой обстановке та бы чувствовала себя более расслабленно, но это было неидеально. Николь хочет, чтобы для Чарли все прошло незабываемо и по-особенному, так что нужно было искать что-то новое. Идею с отелем Николь быстро отвергает: слишком недомашняя обстановка, словно Чарли — это девочка на одну ночь. И, помимо всего прочего, номер в отеле — это не самое уединенное место, поскольку в других комнатах будут люди. И тогда Николь озаряет действительно хорошая мысль. Они могут поехать в Орфорд: небольшое живописное поселение, которое находится в полутора часах езды, с горной местностью и широкой прекрасной рекой. Николь бы вполне могла снять там уютный домик на двое суток. Может быть, кто-то подумает, что она слишком заморачивается и прочее, прочее, прочее, но она не может поступить иначе, когда дело касается ее Чарли. Вернувшись домой, Николь ищет всю необходимую информацию, открывает сотни вкладок в браузере, выбирает подходящий дом — такой, чтобы был не слишком просторным, но и не слишком маленьким, переписывается с арендодателями и внимательно рассматривает фотографии, вглядываясь в детали. В конечном счете останавливается на таком коттедже, который бы точно понравился Чарли, совершенно позабыв о том, что после разрыва с Фрэнком придется искать себе новое жилье. Вероятно, она займется этим в более подходящее время, когда голова не будет полностью забита ближайшим коротким путешествием. Когда она видит новое сообщение от Чарли, на губах появляется легкая улыбка, но, открыв диалог, она моментально пропадает, потому что в комнате вдруг становится слишком мало воздуха. Николь широко распахнутыми карими глазами смотрит на экран, а дурманящее возбуждение со всей силы ударяет ее по затылку. Ее взгляду предоставляется стройное хрупкое тело Чарли с молочно-бледной кожей, так ярко контрастирующей с черным нижним бельем. Николь до боли кусает губы, глубоко втягивает носом воздух и исследует каждый открытый участок тела так, словно в последний раз. Сложно поверить, что еще немного — и Николь сможет увидеть обнаженную Чарли вживую, дотронуться до нее и целовать везде, где хочется. Где просто жизненно необходимо. Николь печатает ответ, не попадая толком по клавишам, поэтому приходится редактировать сообщения по несколько раз. Удивительно, что Чарли на это решилась, особенно учитывая тот факт, что она безбожно краснеет от каких-то шуток Николь. Однако ей бы пришлось соврать самым наглым образом, если бы она сказала, что такой шаг со стороны Чарли ее не устраивает. Николь не из тех, кто выражается, но на самом деле эту выходку Чарли она пиздецки одобряет. «мне чертовски понравится, никки», — отображается на телефоне, и Николь теряет рассудок. Nicole Wilson: Мисс Джонс, имейте совесть, пока вас не поимел кто-то другой в моем лице Дружеские подколы, припорошенные флиртом, стали чистейшим воплощением флирта, где от «дружеских» подколов не осталось и следа. Николь прокусывает губу, и во рту оказывается кисловато-соленый вкус крови, но ее это мало волнует. Николь не волнует ничего, кроме собеседницы. charlotte jones: вы мне угрожаете, миссис уилсон? думаете, это хорошая идея? Чарли играет, издевается, распаляет Николь, и, черт побери, чего Джонс не занимать — так это провокаторских наклонностей. Щеки и шея Николь красные от возбуждения, и ей до одури хочется поставить эту невыносимую девчонку на место. Nicole Wilson: Это не угроза, это обещание. И я полностью уверена, что это восхитительная идея Nicole Wilson: Пора, наконец, заняться вашим воспитанием Между ног сладко ноет, и будь Николь менее ответственной, она бы уже сидела в машине и ехала к дому Чарли, со всей силы вцепившись за руль, но все-таки она не собирается рушить планы и осуществлять задуманное раньше положенного. Рука непроизвольно тянется к кружеву трусов, и Николь издает рваный вдох, касаясь себя сквозь белье. Боже правый, кажется, что она не делала этого целую вечность. charlotte jones: очень на это рассчитываю, миссис уилсон charlotte jones: потому что сегодня ночью мне определенно будет это сниться