VII
Кажется, уже сотая дверь за этот поход отварилась, впуская двух изрядно озябших и привыкших к темноте смотрителей внутрь. Холл, больше напоминавший странный подъезд был пуст и имел всего одну створчатую дверь в самом центре дальней стены, такой же серой, как и все вокруг. Оснащенные ручником массивные ставни не вписывались в технологичность подвалов музея, будто погружая всех вошедших в абсолютно другое место, вдали от серых, монотонных стен треклятого Колодца. — Как там говорилось в инструкции? "Ваш отпуск — дело случая."? — Уилбур развернулся, чтобы задвинуть железный засов на хлопнувшей за ними двери, отрезая тем самым единственный путь наружу. Затвор щелкнул, оповещая смотрителей, что теперь они заперты внутри. — Я не помню, Уилбур, ты сожрал инструкцию четвертых этажей еще в первый месяц. — закатил глаза Джордж, приближаясь к неясному резному рубильнику, вмонтированному в стену возле двухстворчатых дверей. — Ты убеждал меня, что тебя не существует! — всплеснул руками Уил, поворачиваясь к стоящему у противоположных дверей Джорджу лицом. — И у меня бы получилось, если бы не этот дурацкий вековой совет! — уже со смехом попытался в своей манере оправдаться Джордж, хватаясь за украшенную чем-то вроде мезенского стиля росписью. — Вот надо же было им пойти с переписью персонала. Чего там переписывать? Два на седьмом, два на четвертом и один.. — В аду этот "один". — закончил за напарника Уилбур, становясь перед створками необычной для музея конструкции. — И останется там, покуда не случится второе пришествие. — Знаешь, — Джордж покрепче ухватился за рубильник, поднимая взгляд на замершего в ожидании Уилбура. — иногда я забываю, что уровень твоего интеллекта чуть выше, чем у собаки. Джордж опустил рычаг.VII
Створки дверей со скрипом старого, едва живого металла отворились, впуская в бетонную коробку холла теплый, неяркий свет лампы, подвешенной к потолку. Смотрителей встретила кабина лифта, больше напоминавшая музейный экспонат, чем реальное средство передвижения между этажами, какое сейчас есть почти в каждом доме. На работников смотрели обшитые ковролином золотисто-красные стены, снизу и сверху слегка недостающие до потолка и пола таким образом, что если приглядеться, можно было увидеть пространство в котором перемещался сам лифт. Уилбур, растянувшийся в самой широкой улыбке, на которую только был способен, шагнул внутрь, закрывая Джорджа от желтого света кабины. Где-то внутри двухцветных стен тихо зазвучала музыка. Джордж мог с точностью сказать, что это была немало известная "Everybody loves somebody" от Frank Sinatra. В их с Уилбуром квартире была эта пластинка, однажды найденная в пыльной коробке, оставленной бывшими смотрителями. Тогда Джордж нашел проигрыватель, полюбив эту старую песню по новому. На счет любви Уилбура к джазу он сомневался, учитывая его характер и страсть к адреналину, потому редко звал его послушать пластинку вместе. Отвлекла Джорджа от раздумий о музыке и глупых людях холодная ладонь, неожиданно схватившая его за руку. Еще каких-то пол года назад он бы испугался внезапности этого жеста, но сейчас лишь спокойно проследовал за схватившим его Уилбуром внутрь. Двери захлопнулись. "Этаж?" В тишине легкой мелодии, доносившейся откуда-то за пределами лифта раздался глубокий баритон, заставивший Уилбура с неясной стати сжать руку Джорджа крепче. Пожилой мужчина стоял к смотрителям спиной. В красной шапочке, золотистом пиджаке и белых перчатках он напоминал консьержа из старых фильмов, которые обычно крутят на рождество. Его правая рука лежала на позолоченной катушке, цепь от которой уходила в подпол лифта. Второй рукой он придерживал свой причудливый головной убор. "Минус четвертый, сэр." Услужливый тон Уилбура показался Джорджу одновременно знакомым и неправильным. Навивал воспоминания о рабочих днях, о неприятном ознобе при виде этих мерзких, кровожадных лиц. В памяти всплывали фрагменты с первых месяцев работы Джорджа в Колодце, в одиночку. Напуганный, непонимающий и одинокий. "Отправляемся, господа." Пожилой мужчина поклонился, запуская механизм ручного подъема лифта. Джордж поднял глаза на Уилбура, слегка сощурившись от попавшего в них теплого света. Всмотрелся в напряженное, улыбающиеся лицо, в темные кудри, неряшливо падающие на грязный халат в желтом, приглушенном мерцании. Он вспомнил, как заставлял Уилбура стирать бедную, замученную жизнью вещь, чтобы с ним можно было находится рядом не испытывая рвотных позывов. Легко улыбнулся. Лифт тронулся. Как по команде оба смотрителя развернулись друг на друга, чтобы встретится выжидающими взглядами на долгие семь минут. У лифта, как и у всего в музее был свой механизм работы, основанный на человеческом присутствии и заставляющий действовать по своим правилам. В "Безликом лифте", как называли его сотрудники, было несколько правил: нельзя ездить одному, это приводило к неминуемой смерти. Если человек оставался в кабине один, то лифт, не желая отпускать нового гостя предлагал ему остаться, но остаться в понимании подобных механизмов означало одно — умереть, потому вход в одиночку был под запретом. Втроем же заходить было достаточно безопасно, чтобы не прикрыть этот аттракцион удачи к чертовой матери. После путешествия в копании из трех и более человек жалобы шли лишь на тошноту, головокружение и тесноту, потому никто по поводу ежегодных поездок в Безликом особо не возражал. С проездом подвое же возникали определенные трудности, о которых, конечно, предупреждали при знакомстве с Безликим, но лишь вскользь и без должного внимания. Проблема состояла в том, что по какой-то причине лифт заставлял тех двоих, кто осмелится ступить в его кабину, видеть "изнанку" второго человека. По началу из-за своей неопытности Джордж сравнивал лифт с Ловцом Грез, думая, что принцип работы у них одинаковый, но после нахождения путеводителя по экспонатам Колодца изменил свое мнение, выработав тактику против этого безнравственного механизма. Лифт не показывал сокровенные мечты, как Ловец — он показывал то, что пытаются скрыть. Не важно, были то мечты или уже случившиеся события, планы. Он показывал изнанку человеческой души: после того, как кабина с парой человек внутри трогалась, по стенам расползались яркие образы чужих и личных жизней, рассказывая то, о чем не должен был знать никто. Вещи, которые должны быть унесены в гроб так легко всплывали на стены позолоченного лифта, как трупы с не проколотыми легкими по весне. Самым странным Джорджу казалось то, что лифт настолько услужливо позволял тебе увидеть тайны твоего напарника по несчастью, но свои секреты на стенах ты увидеть не мог. Из этого следовало, что если твой напарник увидит твои мысли, ты не узнаешь, что именно он увидел. И наоборот. Потом, прознавший о теориях Джорджа Уилбур каким-то образом выяснил, что лифт Колодца активно используется теми из правительства, кто заслужил доверие их босса. Используется в своих корыстных целях, конечно, но не стоит без дела. Когда лифт впервые тронулся с новоиспеченными смотрителями внутри, Джордж приказал Уилбуру смотреть ему в глаза безотрывно, иначе тот лишится всех своих наркоманских привилегий. Уил колебался, даже спросил, почему нельзя просто закрыть глаза, на что Джордж обозвал его непробиваемым дебилом и тот, в силу потребности в некоторых вещах, возражать не стал. Двадцать шесть успешных поездок за все время, Джордж гордился собой. Казалось бы, такой простой план, а какой великолепный! Для подтверждения своей гениальности, Джордж фокусируется на чужом задумчивом взгляде. Думает, что как-только они выйдут на нужном этаже, то стоит похвалить Уилбура за соблюдение правил. "Остановка на минус втором." Басит лифтер и кабина дергается, чтобы остановиться и распахнуть двери на минус втором этаже, впуская внутрь невидимых попутчиков. По какой-то причине лифт делил существ из разных пространств, не давая им увидеть друг друга, но позволяя почувствовать и даже прикоснуться, если возникнет желание. При том эффекты видений не рассеивались даже при присутствии третьего существа, но другого вида. Честно сказать, обоим смотрителям всегда было до безумия любопытно с кем таким они едут в лифте, но возможности увидеть у них не появлялось. "Трогаемся, господа." Кабина снова вздрагивает, оповещая пассажиров об отбытии лифта с этажа. Джордж в который раз фокусируется на темных глазах, смотрящих куда-то сквозь него, вспоминает поправку в своде правил Безликого: "ПРИ ПОПУТЧИКАХ НЕ ГОВОРИТЬ!", — гласила корявая надпись под сводом. В спину что-то с силой ударяется, толкая Джорджа вперед. Он отворачивается вправо, чтобы не упасть лицом в торчащую из нагрудного кармана Уилбура ручку, врезается щекой в колючий свитер перед собой, распахивает глаза, совершая раковую ошибку. Картинки впечатываются в мозг как пули, похожими на детский пазл кадрами. Перед тем, как с силой зажмуриться, проклиная все на свете и отворачиваясь от стены, Джордж успевает в красках увидеть как его самогó с ненормальной силой втрахивают в поверхность, похожую на письменный стол. Он видит себя с почти бордовым телом от непонятных отметин, укусов. Он нечаянно скользит взглядом вверх, замечая, как его собственные глаза там, на стене, закатываются слишком сильно. Через мгновение Джордж видит Уилбура со спины. Тот держит петлю на своей шее, поправляя ее трясущимися, почти белыми руками. Старая квартира погружается в молчаливый мрак по мере того, как Уилбур сдвигается вперед на ржавой табуретке, как по доске. Потом Джордж видит море. Тихое, спокойное море. Его волны еле заметными гребнями перекатывают песок с берега в розоватую воду, позволяя слышать тихий шелест пены. Теплый закат окрашивает поверхность воды во все оттенки красного, отражаясь в прибрежном песке. Джордж резко поднимает руку, чтобы нащупать лицо Уилбура и ладонью закрыть ему глаза. Чувствует, как его дрожащей руки касаются холодные, спокойные пальцы. "Лифт прибыл на минус четвертый этаж." Джордж нервно выдыхает, распахивая глаза снова. Ладонь с Уилбуровского лица он убирать был не намерен, пока не оглядится сам. Но опасения были напрасны и теперь лифт выглядел так, каким был изначально — просто лифтом, с теми же красно-золотыми стенами и повернутым спиной пожилым провожатым. Уилбур, не выдержав такой долгой паузы сам убрал чужую руку от своего лица и потянул Джорджа за собой наружу, подальше от этого чертового поющего подтверждения существования восемнадцатого века. "Седьмая комната минус четвертого этажа." Уилбур улыбается, но уже по-другому.