Пакетик дофамина

      В день, когда Вадим впервые за долгое время появился на пороге квартиры Марса, он был всерьез обеспокоен состоянием друга. Он боялся, что Марс мог просто не впустить его. Не столько по причине определенных действий Вадима, сколько потому что парень закрыл себя в этой грязной квартирке от людей, от мира, в каком-то смысле даже от самого себя. Вадим очень боялся приходить. Его пугали мысли о том, что он мог увидеть, но Вадим не мог не прийти.       — Господи, Марс! Когда ты в последний раз выносил мусор? — воскликнул он, доставая из-под мойки до отказа переполненное мусорное ведро.       Нет, Вадим боялся не грязи и вони. Он был не брезглив. Его куда больше напрягал Марс. Вернее, то, что от него осталось.       — Не помню. Давно, — отозвался парень. По тону его голоса было слышно, насколько сильно он не хочет говорить.       Марс сидел на старом деревянном подоконнике с облупившейся белой краской, навалившись спиной и затылком на оконную раму. Его трясло. На расстоянии в полтора метра Вадим очень отчетливо слышал его рваное дыхание. Марс выглядел таким подавленным, абсолютно разбитым, беспомощным. Именно это Вадим меньше всего хотел видеть. Он не мог смотреть в эти красно-зеленые глаза, в которых потух свет. Марс был жив, но в то же время будто уже умер.       Вадим скользнул взглядом по кухне, посмотрел в коридор. Эта квартира стала склепом его лучшего друга.       Вадим, стараясь ни о чем не думать, перевязал мусорный мешок и отнес его в прихожую, затем оторвал от рулона новый и принялся наводить порядок на кухне.       — Бля, чел, у тебя из холодоса несет так, будто там кто-то сдох.       — Весьма вероятно, что так и есть, — произнес Марс безразличным тоном, продолжая дрожать.       — Тут не то, что мышь повесилась. Тут сдохло целое крысиное семейство, — сказал Вадим, скидывая в мусорный пакет испорченную еду.       Он зачем-то пытался шутить, хоть сейчас это ему крайне плохо давалось. Вадим делал все, чтобы не поддаваться той хандре и безнадеге, которые одолевали в стенах этой жалкой хрущевки. Ради Марса ему нужно было оставаться веселым и ни в коем случае не показывать, что он чувствует при взгляде на друга.       — Зачем ты в очередной раз нянчишься со мной? Я не понимаю, — проговорил Марс спустя пару минут, наблюдая за Вадимом, снующим с тряпкой по кухне.       — Потому что я твой друг.       — Друзья не обязаны это делать,... но ты делаешь.       Вадим прервался и посмотрел на Марса с раздражением.       — Потому что мне не насрать на тебя, — проговорил он, протирая лоб тыльной стороной ладони, сжимавшей тряпку. — Возможно, даже больше не насрать, чем тебе на самого себя.       — Блять, только не надо сейчас..., — Марс не смог продолжить мысль, потому что прям в эту секунду его стошнило на пол.       — Твою ж мать, — вздохнул Вадим.       — Прости, я сейчас уберу, — небрежно вытерев губы рукой, торопливо произнес Марс, слезая с подоконника.       — Да сиди ты! — закатив глаза, наказал Вадим и пошел в ванную за тряпкой побольше. ***       Как Вадим сказал однажды Даяне, они с Марсом знали друг друга с четырех лет. Однако их общение было непостоянным. Настоящими друзьями парни стали гораздо позже.       Детьми они играли в одной песочнице, жили в одном доме. Это продолжалось три года, ровно до тех пор, пока семья Марса не уехала в Новосибирск. Общение прервалось, но лишь на время. Родители Марса по никому не известным причинам вернулись в Красноярск, когда их младшему сыну стукнуло двенадцать. Вадим и Марс стали учиться в одной школе, ходили в один и тот же класс.       Долгое время их дружеские отношения оставались довольно поверхностными. Марс со всеми так общался, не делясь ничем, останавливаясь на уровне шуток и бессмысленных обсуждений.       Но уже тогда Вадим стал кое-что замечать. Марс носил одежду с длинными рукавами, никогда не приходил в шортах, даже в жаркие майские деньки, однако перед физкультурой в раздевалке Вадиму не раз случалось увидеть его оголенные руки и ноги, на которых часто были синяки. Порой так и рвался вопрос: "Кто тебя вечно разукрашивает?" Конечно, Вадим никогда бы его не задал, даже будь они с Марсом лучшими друзьями. Вадим старательно делал вид, что ничего не замечает.       В восьмом классе их посадили за одну парту. Тогда парни стали чуть больше общаться. Им было весело проводить время вдвоем, они срывали и прогуливали уроки, но еще многого друг о друге не знали.       Марс частенько пропускал школу, в чем его вечно упрекали учителя. В четырнадцать парень начал работать, и прогулы стали куда более частыми. Он мог отсутствовать неделями. Одноклассников Марс уверял в том, что все из-за работы, но Вадиму казалось, это далеко не единственная причина. Он давно догадывался о проблемах у Марса дома.       В узких школьных кругах ходили слухи, что отец Марса уголовник, убийца, насильник. Верить всему было глупо, но Вадим понимал, что эти сплетни родились не на пустом месте. Ему хотелось поговорить с Марсом об этом, но как о таком вообще говорить?       Все свершилось само собой, когда парням было по пятнадцать.       Майские праздники. Вадим гостил у приятеля со школы. Он не знал нынешний адрес Марса и был уверен лишь в том, что тот больше не живет с ним в одном доме.       Выйдя в подъезд и минув пару этажей, Вадим услышал, как сверху распахнулась чья-то дверь, прозвучал грубый мужской голос. Он разливался по подъезду, отдаваясь эхом. Короткая фраза, которую Вадим не смог разобрать.       Подняв голову, он увидел, как из квартиры кто-то выбежал. Черная не застегнутая толстовка, белая футболка под ней, спортивные серые треники. Парень поднял растерянные зеленые глаза, и они моментально встретились со взглядом Вадима, застывшего на лестничной площадке пролетом ниже.       У Марса текла кровь из разбитого носа и лопнувшей губы. Дверь за его спиной все еще была открыта, а в квартире кто-то продолжал надрывать глотку.       Марс смотрел на Вадима ровно секунду, а потом закатил глаза, сорвался и побежал вниз по лестнице. Пробегая мимо Вадима, он пихнул его плечом. Возможно, нечаянно, просто не рассчитал расстояние.       «Марс», — окликнул его друг, желая остановить.       Внезапная встреча при столь неприятных обстоятельствах ввела Вадима в ступор. Он пришел в себя полностью, когда их с Марсом разделял уже целый этаж.       Вадим побежал следом. Он вылетел за Марсом во двор.       Был май, но земля и воздух еще не прогрелись настолько, чтобы можно было выбегать вечером из дома в тонкой толстовке. Вряд ли Марс об этом хоть на секунду задумывался.       Он быстро шагал по тропинке через двор, пока Вадим пытался его догнать.       «Да остановись же ты!» — выкрикнул он, когда до друга оставался метр.       Сделав последний рывок, Вадим крепко схватил Марса за локоть, вынуждая остановиться. Тот резко обернулся, отдергивая руку.       — Что? — почти крикнул он, с возмущением воззрившись на Вадима.       Другу стало не по себе от этого взгляда. В глазах Марса смешались досада и стыд. Еще там были слезы, которые можно было заметить только благодаря желтоватому свету уличных фонарей.       Вадим поднял руки вверх со словами:       — Спокойно. Не злись, пожалуйста. Я шел от Андрея. Не знал даже, что он живет с тобой в одном доме.       — Да мне все равно, откуда и куда ты шел. Какого хрена ты бежишь за мной?       — Я... хочу помочь.       Ответной реакцией Марса на эти слова была злость. Видя это, Вадим поторопился добавить:       — Я давно обо всем догадывался. И я могу попытаться помочь.       Марс смотрел все так же с досадой. Его широко раскрытые глаза блестели. В голосе прозвучало отчаяние, когда он сказал:       — Как?!       Вадим понимал, что это далеко не самый удачный момент, чтобы озвучивать все, что он думал ранее по поводу ситуации Марса. Ведь сейчас Вадим смотрел на своего друга, который явно был в беде, и не мог собрать мысли в кучу. Им обоим нужно было успокоиться.       — Ты же не собираешься назад. Так, может, мы пройдемся? — предложил Вадик.       Марс, до этого дышавший так, словно пробежал марафон, медленно выдохнул. Вадим ощутил, как напряжение между ними стало спадать. Веки Марса чуть опустились. Он стал часто моргать, и его глаза перестали так блестеть.       — Есть покурить? — сухо спросил он.       — Да, — Вадим вытащил из кармана ветровки пачку сигарет, достал одну, сунул себе в зубы, а затем протянул руку с открытым блоком Марсу.       — Только давай сначала уйдем с этого поганого двора?       Они прошли парочку кварталов, не говоря друг другу ни слова, остановились в чужом дворе. Лавочкам у подъезда они предпочли старые качели. Марс стал замерзать, натянул капюшон на кудрявую голову, застегнул толстовку. Кровь на ветру быстро засыхала и темнела. Ни у кого из парней не было салфеток, поэтому Марс просто забил, оставив все как есть.       Взяв у Вадима сигарету, он откинулся на металлические прутья, служившие спинкой качелей и задрал голову вверх.       — Ого. Смотри, сколько звезд, — нарушив долгую тишину, произнес Марс, а потом хрипло усмехнулся.       Вадим не верил своим ушам. Несколько минут назад Марс был в полном раздрае, а сейчас ведет себя так, словно ничего не случилось. Однако парень решил подыграть и тоже посмотрел на небо. Звезд там в этот вечер, действительно, было куда больше, чем обычно. Даже млечный путь смутно прорисовывался на иссиня-черном небе. Впечатляло и завораживало.       — Да. И правда, много.       — Красиво, — с мечтательной улыбкой проговорил Марс, разваливаясь на качелях, будто они были большим мягким креслом.       Он курил, держа сигарету в зубах, и почти не брал ее в руки.       Вадим опустил взгляд в землю, думая, как начать этот серьезный и жутко неприятный разговор.       — Марс?       Парень вопросительно промычал.       — Ты никогда не думал поговорить с кем-то из учителей о том, что происходит у тебя дома?       Марс не сменил положения, но поежился, то ли от холода, то ли от раздражения.       — Взрослые люди смогут что-то предпринять. Они помогут, — продолжал настаивать Вадим, сев боком, чтобы видеть Марса перед собой.       — Бля. Ты серьезно? — выгнув бровь, спросил тот.       Вадим впервые наблюдал, как его друг скрывается за иронией, защищается от правды, обесценивая слова собеседника.       — Серьезно.       Марс напрягся, стал ерзать на деревянном сидении качели. Он понимал, что от этого диалога ему не убежать, как бы он ни старался. Поэтому парень только больше злился и нервничал.       — Вадь, это все бессмысленно, — тихо проговорил он, выбросив бычок и сунув замерзшие руки в карманы толстовки.       — Почему?       — Забей. Ты не понимаешь.       — А по-моему, я все хорошо понимаю, — уверенно произнес Вадим.       Марс повернул на него голову и посмотрел из-под нахмуренных бровей.       — Ты же просто боишься.       На долю секунды Вадиму показалось, что Марс начнет протестовать. Вероятно, тот и сам так думал, но, вместо этого, парень расслабил лицо, перевел взгляд на траву и ответил весьма неожиданно для Вадима:       — А ты бы не боялся?       Эти слова ввели Вадика в ступор. Он не представлял, что ответить. Марс молчал, продолжая разглядывать траву.       — Я думаю, что кто угодно бы боялся, — осторожно проговорил Вадим. — Но я не знаю всей ситуации.       — Хочешь узнать? — Марс резко повернул голову на друга.       Он был нервным. Марс никогда не делал того, чего не хотел. Так было в тех сферах его жизни, о которых Вадим знал. Марс явно не желал ничем делиться, но по какой-то загадочной причине он продолжал сидеть на качелях, слушать Вадима и худо-бедно отвечать на его вопросы. Вадику казалось это парадоксальным. Единственное, что могло объяснить такое поведение, так это то, что часть Марса хотела поделиться с Вадимом. Он разрывался изнутри от противоречий. Отчасти поэтому парень срывал злость на друга.       — Вадь, возможно, ты не знаешь, но мой отец уже сидел. И это ничего не изменило. Этому подонку все сходит с рук. Каждый раз он отделывается малой кровью, понимаешь? От него страдаю не только я, но и мама. Мне-то похуй, но вот, когда он маму....       Он прервался и вздохнул. Ему не нужно было договаривать, чтобы Вадим понял.       — Но..., Марс, и тебе, и маме помогут. Надо просто найти надежных людей.       — Или меня просто отправят в детский дом.       — Кто тебя отправит? У тебя же есть мать. Она ведь.... У тебя же с ней хорошие отношения?       Марс засмеялся. Что-то в этом полном сарказма смехе пугало Вадима, казалось ему нездоровым, ненормальным.       — Хорошие, — просмеявшись, ответил Марс, разглядывая сложенные на животе и испачканные кровью руки. — Но она далеко не мать года, уж поверь. Правда, она хотя бы меня любит.       — Значит, она послушает тебя, если ты попросишь ее вместе с тобой обратиться за помощью.       — Не послушает, — Марс замотал головой. — Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я пытался. Это безнадежно.       — Тогда... давай вдвоем попытаемся что-то сделать? Я готов помочь.       Марс медленно поднял голову и посмотрел на друга неопределенным взглядом. Он был удивлен и тронут предложением помочь, но считал это очень глупым.       — Спасибо, Вадь, но ты не знаешь, о чем говоришь. Слова двух детей ничего не значат. Мы не докажем. На мне практически не остается следов побоев. Батя свое дело знает.       — Чел, да ты посмотри на себя в зеркало! — стал возмущаться Вадим, крепко сжимая руки на прутьях качелей.       — И что? — сухо спросил Марс. — Пойдем в ментовку? Накатаем заяву на моего отца, и все так легко поверят пятнадцатилетнему пацану? Ты серьезно думаешь, что в нашем мире все так просто работает?       — Да я знаю, что все не так просто...       — А если и сработает, то я могу оказаться в детдоме, — с горечью произнес Марс, перебивая. — Моя мама — алкоголичка, Вадим. Это не пустой страх. Если меня заберут, она останется наедине с этим козлом. Ты это понимаешь?       Марс сел, упершись локтями в колени, согнувшись и низко опустив голову. Глаза его изучали землю под ногами, обутыми в старые резиновые сланцы — первое, что попалось парню под руку из обуви, когда он решил выбежать в подъезд.       — Я не хочу в детдом. Лучше, блять, так, чем туда. Там я не смогу наблюдать за отцом, не смогу следить, чтобы он меньше вредил маме. Сейчас пусть хотя бы на мне срывается. Так лучше. Я не могу оставить маму. Просто не могу. Я здесь с тобой сижу-то только потому, что ее сегодня не будет дома, уехала по делам.       Повисла тишина. Вадим продолжал смотреть на Марса, думая, что сказать. Казалось, друг отбросил все его предложения. Вадим уже и сам стал верить, что вариантов нет. Вероятно, в случае Марса их, правда, больше не оставалось. Точно парень был прав в одном — они всего лишь дети. А дети имеют куда меньше возможностей, чем им бы хотелось.       Марс боялся рисковать, но Вадим теперь мог легко его понять. Он не знал всех мотивов Марса. Маловероятно, что парень назвал все. Хотел ли он засадить отца за решетку? Или жалел и его в том числе? Вадим не знал. Но спустя годы ему все больше казалось, что Марс никогда не желал отмщения.       Парень весь съежился под толстовкой и снова навалился спиной на металлические прутья качели.       — Вадим, я хочу тебя попросить никому не говорить ни об этом разговоре, ни о том, что ты видел, — достаточно спокойно, но серьезно заговорил он. — Если начнутся всякие... разбирательства и прочая хрень, я сразу пойму, что это ты, и тогда... мы не друзья больше.       Вадим посмотрел недовольно, но кивнул, когда Марс с нажимом спросил:       — Ты понял?       Затем парень чуть смягчился и добавил:       — Не лезь в это, Вадим, пожалуйста. Мне не нужна твоя помощь, как и чья-либо еще. Я сам разберусь с этим дерьмом.       — Хорошо, Марс. Я тебя понял, — вздохнув, ответил Вадим и потупил взгляд в землю.       Какое-то время они продолжали сидеть на качелях, изредка обмениваясь отвлеченными фразами, но, в основном, в тишине. Каждый думал о своем.       Вадиму становилось зябко, даже в ветровке. Вечер был не по-майски холодным.       — Как скоро ты планируешь возвращаться? — спросил он.       — Не знаю, — пожал плечами Марс с равнодушным видом. — Не хочу пока туда идти.       — Но уже почти ночь. И ты замерз, я же вижу.       Марс издал ироничный смешок.       — И ни в таком виде приходилось на улице ночевать. Забей. Иди домой, если нужно. Все окей.       Вадим думал недолго. Поднявшись с качелей, он посмотрел на Марса и решительно произнес:       — Вставай.       — Че? — оторопел парень.       — Ниче. Вставай, говорю. Переночуешь сегодня у меня.       Марс растерялся.       — Я... не могу.       — Родители против не будут. И у меня как раз есть надувной матрас. Так что давай, пойдем.       Марс смотрел на Вадима, быстро краснея. Ему было неловко, и он по-прежнему находился в растерянности. Никто ничего подобного для него прежде не делал, поэтому Марс не мог и предположить, что Вадим предложит ему свою квартиру в качестве ночлега.       — Я не знаю, что сказать, — только и смог выдавить из себя Марс.       — По дороге ко мне придумаешь. Но сначала купим салфеток и ототрем всю эту кровищу, чтобы маман не пугать. ***       — Столько лет прошло. Я все тону в том же дерьме, а ты все так же помогаешь мне не захлебнуться, — произнес Марс с грустной усмешкой, скрестив руки на больном животе.       — Совсем не в том же. Ты просто нашел новую кучу, — пытался взбодрить Вадим друга.       Марс с ногами сидел на диване. Вадим тут же, чуть поодаль. Быстрая уборка кухни была завершена, и они решили переместиться в комнату. Марса все еще мутило. Он старался меньше двигаться, поставил рядом с диваном ведерко на случай повторения того, что произошло ранее на кухне.       Его перестало так трясти, однако теперь он казался Вадиму еще менее живым.       — В том же. Просто я перешел на новый уровень пиздеца, — Марс запрокинул голову и усталыми воспаленными глазами уставился в потолок.       Вадим хотел возразить, напомнить другу его победы над обстоятельствами, все то хорошее, что он делал в своей жизни, но не стал. Марс может решить, что Вадик просто его жалеет. Это не поменяет его низкое мнение о самом себе.       — Я говорю это куда реже, чем стоило бы, но... спасибо тебе за все, — проговорил Марс, изучая пожелтевший потолок.       — Поверь, чаще не стоит. Это «все», про которое ты говоришь, я делаю и для себя тоже. Просто потому что так хочу.       Марс поднял голову и посмотрел на Вадима как-то уж очень печально.       — Еще... я должен сказать.... Прости за тот удар.       — Ты все верно сделал. Я не должен был давать Даяне таблетки. Я поступил неправильно.       — Да. Но я не должен был бить. Избивать людей — это отвратительно.       Вадим долго думал, как подойти с тем вопросом, который его тревожил. Лишь снаружи могло показаться, что ему дается легко общение с Марсом, даже когда тот погружен во мрак. На самом же деле Вадим очень тщательно подбирал слова.       Он бросил взгляд на обломки стула и гитары, покоящиеся у стены. Сердце кольнуло.       — Чел, ты как вообще?       Марс оторвал голову от спинки дивана, положил руки на согнутые колени и стал пальцами ковырять кожу вокруг ногтей.       — Ну, сегодня ночью я готовился откинуться, но, как видишь, я все еще дышу, говорю с тобой и... блюю на пол своей квартиры. Так что, я думаю, все охуенно.       — Какой день ты уже не употребляешь?       — Сегодня — четвертый, — произнеся это, Марс словно опомнился. — ...Был. Утром я достал дозу. Совсем немного. Стало легче. Ненадолго, как видишь.       Вадим не смог сдержать тяжелый вздох.       — Марс, нужно покончить с этим. Иначе ты так и будешь ходить по кругу, продлевая свои мучения.       — Блять, я знаю, — огрызнулся парень.       — А еще ты можешь...       — Умереть, — Марс сердито посмотрел на друга. — Вадим, я знаю. Слышал это дохуя раз, — он снова перевел взгляд на свои руки, а затем добавил очень тихо. — Может, как раз этого я и добиваюсь.       — Марс..., — выдохнул Вадим.       — Прости, — злость Марса быстро стала сходить на нет, возвращалось безразличие. — Но когда ты употребляешь, приходится много думать о смерти, ведь ты всегда рискуешь перебрать с дозой и сдохнуть нахер. Это хождение по лезвию ножа.       Марс запустил пальцы в волосы, потер ладонью лоб. Вадим сам почти ощущал, насколько сильно у того раскалывалась голова.       — Иногда я, правда, не понимаю, зачем я что-то делаю. Все равно из меня уже не получится нормального человека, — сиплый голос Марса был отстраненным, далеким, холодным и совершенно безжизненным.       — Ты несешь бред.       — Говорят, смерть — не выход. Типа она не решает проблем. Я так не считаю. Всегда думал, если в жизни случается пиздец, очень круто, что есть такой способ. Просто здорово, что он есть, понимаешь?       — Нет, не понимаю.       Вадим отвечал автоматически. Ему страшно не нравился этот разговор. Он надеялся, что вскоре они переключатся на обсуждение чего-то более жизнеутверждающего.       — Я к тому, что не обязательно убивать себя. Достаточно просто знать, что ты всегда можешь выпилиться.       — Это как не сдаваться, потому что ты знаешь, что всегда успеешь все бросить?       — И да, и нет. Сдаваться — не выход. Ведь это значит бросить то, к чему ты шел. Но смерть.... Смерть может быть выходом в зависимости от цели. Если кто-то хочет перестать страдать или перестать заставлять страдать других, по-моему, смерть вполне может быть средством достижения для этих целей.       Вадиму становилось не по себе от этих рассуждений. Особенно, когда они звучали из уст такого Марса. Вадик стал все оспаривать:       — Если ты выбрал смерть, то и счастья ты уже тоже никогда не испытаешь. Ты ничего уже не испытаешь, потому что будешь мертв. Ни тебе вкусной еды, ни секса, ничего. Ты избавишь себя от страданий, но и от возможных радостей тоже. И это уже никак не отмотать назад. И ты сам понимаешь это, поэтому ты до сих пор так и не выбрал этот путь, хотя мог. Все потому, что ты просто не хочешь умирать.       — Уверен, что я не выбрал этот путь? — многозначительно взглянув на друга, спросил Марс. — Есть такое распространенное мнение, что наркотики — это медленное самоубийство.       — Я не психоаналитик, но, как по мне, так это слишком категорично. Я тоже могу закинуться, но желания умереть у меня никогда не было. Мать твою, да я люблю эту жизнь! А ты... ты для меня всегда был примером того, как можно продолжать жить, даже если прошел через лютый пиздец.       Вадим и сам не замечал, как под наплывом эмоций говорит все громче.       — И ты все еще живешь. Ты борешься, и это самое главное. Забей уже на свои проебы и просто продолжай! Я считаю, тебе под силу справиться с этим дерьмом.       — Я не думаю, что меня хватит надолго.       — Главное, продолжать эту борьбу.       — Легко сказать, — с досадой усмехнулся Марс.       — Эй, чел, — заговорил Вадим, подаваясь в его сторону. — Я понимаю, что не знаю, какого это, и даже в половину не могу представить, что ты испытываешь сейчас. Но это ведь правда. Выход в том, чтобы продолжать противостоять этой тяге каждый день. Однажды станет легче.       Марс саркастично засмеялся, а потом почувствовал боль и, схватившись за живот, застонал. Вадиму было чертовски тяжело на это смотреть.       — Однажды станет легче..., — повторил Марс за Вадимом, переводя невидящий взгляд на окно. — Пока что так и близко не кажется. Пока что вообще не кажется, что этому однажды придет конец.       У Вадима заболела душа. Они с Марсом крайне редко говорили откровенно. Друга было тяжело вывести на такой разговор, да и Вадим никогда не горел диким желанием. Он знал, что Марс терпеть не может ворошить свое прошлое. Для него это была уже другая жизнь. Не было смысла ее вспоминать. Марс жил так, словно этого прошлого просто не существовало. Вадим знал, что ему это помогает, поэтому избегал что-то напоминать, спрашивать. Но сейчас Марс был непривычно откровенен. И это ничуть не радовало Вадима. Его это почему-то настораживало. Он надеялся, что друг просто устал от замалчивания всего, что творилось внутри. А может, ему это перестало помогать? Парень не знал точно. Как бы то ни было, в его голове роилось столько неприятных, пугающих мыслей, что он просто не мог не спросить:       — Марс, ты ведь... не хочешь умереть?       Он так надеялся, что друг ответит «нет». Марс был не из тех, кто попытается заставить других испытывать к самому себе жалость. Если ему было плохо, и он говорил об этом, это значило лишь то, что ему уже просто невыносимо.       — Я не знаю, — глухо отозвался Марс.       — А раньше? До наркоты были моменты, когда ты понимал, что хочешь умереть?       Молчание. Вадим упорно смотрел на друга и ждал, невольно затаив дыхание.       — Да.       Одно короткое слово. Такое тихое, быстрое и безразличное. Зато честное. Вадим опустил взгляд.       — В детстве?       — Не-а. В день, когда узнал, два года назад. И много дней после.       Марс говорил так спокойно, равнодушно, но лишь потому что не произнес слово «мама». Да, он говорил именно о том дне, когда узнал о ее смерти. Немного помолчав, он продолжил с куда меньшим безразличием:       — Понимаешь, я на нее был зол, чувствовал себя брошенным долгие годы, но в душе я надеялся, что где-то там она, наконец, нашла свое счастье и теперь в безопасности. А она умерла. Да, она пила и не была идеальной матерью никогда, но никто меня так не любил, как она.       На последнем предложении холодный и ровный голос Марса предательски надломился. Его глаза заслезились. Парень опустил взгляд. Он чувствовал, что вот-вот расклеится и не хотел этого допускать.       — Да, это больно, — проговорил Вадим со всем сочувствием, на которое только был способен. — Очень! Но есть люди, которые тебя любят. Они вокруг тебя. Ты не один. Да, это может ощущаться по-другому, но это тоже любовь.       Марс повернул голову на Вадима. Столько боли и усталости было в этих глазах.       — Я люблю тебя, чел, — сказал Вадим. — Даяна тебя любит. Я уверен, есть еще очень много людей, которым ты дорог.       Марс болезненно улыбнулся.       — Возможно, но.... Все не так просто. К сожалению, — сказал он, проглатывая ком в горле.       Вадим придвинулся к Марсу, смотря на него с мольбой в глазах.       — Пожалуйста, я тебя очень прошу. Послушай меня! Не сдавайся, черт возьми.       Вадим слышал стук своего сердца в этот момент, настолько он был взволнован и напуган.       — Если ты умрешь, я не знаю, что со мной будет тогда. Ты мне нужен.