15:05
«Собирался провести его в тишине и покое. Тебе что?»
15:06 «Ску-у-у-учно… Какой же ты скучный!»15:08
«???»
15:10
«Пошёл нахуй тогда»
15:11 «Погоди! Ты ведь даже не выслушал моё предложение!»15:12
«Предложение?»
15:13 «Как насчёт встретиться и выпить вечером? Скажем... часов в семь?» 15:18 «Эй?» 15:21 «Ау?»15:23
«Мы никогда не встречались на выходных, если только нас не дёргали по работе»
15:24
«Почему вдруг?»
15:25 «Ну, у Оды возникли непредвиденные обстоятельства и он меня продинамил. А я уже настроился на выпить чего-нибудь»15:27
«Выходит, я замена Оды?»
15:28 «Зачем ты переспрашиваешь то, что и так очевидно?» 15:32 «ПЕРЕСТАНЬ МОРОЗИТЬСЯ, КОГДА С ТОБОЙ ГОВОРЯТ»15:33
«Я не хочу.»
15:34 «Почему?»15:35
«Потому что»
15:36 «Но, почему?»15:37
«Потому что»
15:38 «Если ты такая ленивая задница, могу купить бутылку и приехать к тебе»15:38
«Я не хочу, Дазай»
15:39 «Да что тебя заело?! Другие слова знаешь?»15:40
«Другие? Как тебе слова: тебя сегодня кинул не только собутыльник, но и бесплатная проститутка?»
15:45 «Я заеду за тобой в семь» 15:47 «Не заставляй меня ждать» 15:49 «Ладно, так и быть, оплачу тебе первые два стакана» 15:51 «Три» 15:53 «Хорошо, сегодня плачу я, но только потому, что ты платил дважды в прошлые разы» 16:00 «Можешь сам выбрать, куда пойдём!»16:01
«Так значит, это свидание???»
16:02 «А ты, значит, резко не ослеп?!» «И это НЕ свидание!»16:03
«Хорошо. Буду ждать тебя в семь на наше НЕ свидание»
16:04 «Овца тупая»16:05
«Дебил»
Между тем, Накахаре в тот день понадобился целый час, чтобы точно определиться, на какое плечо ему лучше всего уложить хвост непослушных рыжих волос. В конце концов, это была левая сторона, а сами волосы были закреплены при помощи уже немного потёртой чужой запонки, которая прекрасно служила вместо заколки и незаметно терялась среди прядей, а владельцу не была возвращена лишь по той причине, что Чуя о ней постоянно забывал. Ещё одна наглая ложь, как и то, что Дазай её якобы не замечал, потому что его руки довольно часто этот самый хвост самолично распускали и запонка с громким звоном летела на пол.***
[В то же время…] Дазай резко и с чувством захлопывает свою старенькую, потёртую и многострадальную раскладушку, после отправляя ту в карман. Голова закипает и ему срочно нужно прийти в себя, потому что эта рыжая сука невыносима и определённо вьёт из него веревки. Вопрос только: в какой именно момент Дазай вообще дал позволение на то, чтобы им так нагло манипулировали? Как так получилось, что он идёт на уступки перед тем, как именно ему проводить свои выходные? Какого чёрта он зацепился за Накахару, при этом даже не удосужившись на самом деле позвонить Оде и спросить о встрече на сегодня? Почему он не злится, а, наоборот, с замиранием сердца идёт и нервно начинает теребить бинты на своих руках кончиками пальцев, думая о том, что стоило бы их сменить на сегодня. Не потому, что те износились или сильно испачкались в крови и грязи, а потому, что Чуя наверняка опять начнёт скулить, что от Дазая воняет, даже если бинт менялся всего пару дней назад. Слушать его нытьё было ещё той пыткой, но Осаму больше не хочется показывать ему свои изъяны, пусть полностью избавиться от них и невозможно. Погружённый в свои мысли, Дазай не замечает как быстро пролетает по коридорам основного офиса мафии, даже не здороваясь в ответ со встречными подчинёнными. Его голова занята совершенно другим и отвлечь его мог только особо сильный раздражитель. Такой как раз-таки нашёлся в звонком голосе Анэ-сан, что доносился из кабинета Мори, дверь которого была непозволительно приоткрыта, пусть даже на маленькую щель. Её вполне хватило, чтобы Дазай без усилий смог прислониться к закрытой части второй двери и детально расслышать весь разговор сестрицы и босса. — …Как бы там ни было, я всё равно считаю, что их постоянное взаимодействие выльется в большие проблемы в будущем для мафии, — по чувственному тону было понятно, что Коё чем-то очень возмущена, но всё же она пыталась быть достаточно сдержанной в своих доводах, понимая с кем сейчас говорит. — Чуя преданный нам и пойдёт на всё, чтобы защитить свой единственный дом, но Дазай… Неужели Вы сами не видите, что этот крысёныш тянет его за собой на дно? — И всё же, с появлением в наших рядах «Двойного чёрного», мафия как никогда установила свой авторитет и право называться сильнейшей и ужаснейшей, — пусть Мори с присущим себе уважением относился к девушке, но её доводы пока не впечатляли. — Раньше у меня и правда были поводы сомневаться в Дазае, но теперь, его существование имеет для нас смысл. — Дазай страшилище, а Ринтаро боится страшилищ! — отзывается и третий детский голосок, доносящийся из кресла у камина, в котором Элис упорно рисовала свой очередной шедевр, вооружившись альбомом и фломастерами. — Элис, милая, где ты на нахваталась таких ужасных слов?! — в обращении к девочке Мори моментально меняется со строгого босса на любящего папочку, который души не чает в своём маленьком сокровище. — В этой жизни я боюсь лишь того, чтобы тебя не настигло плохое настроение! — в ответ на это Огай удостоился лишь кривляния с вытянутым языком от ребёнка. — Мори-сан, — серьёзно прерывает его Озаки, вынуждая снова обратить на себя внимание. — Я доверяю побуждениям Чуи на все сто, он никогда не предаст Портовую мафию по своей воле. Но, как Вам известно, Дазай мастер в промывании мозгов и боюсь как бы он не начал в открытую использовать силу Порчи против нас всех. — Может раньше в твоих словах и был смысл, но сейчас, я наблюдаю совсем противоположное, — по-прежнему стоящий за дверью Дазай и внимательно слушающий каждое слово, не может сейчас видеть лиц, но, он точно уверен, что Мори улыбается подобно Чеширскому коту. — Как по мне, на нашу удачу сыграли банальные подростковые гормоны и не более. — Я… Не совсем понимаю, о чём Вы… — растерянно бормочет Коё и самую малость напрягается, зная к чему могут привести «коварные планы» их главы. — Помнишь, что я тебе рассказывал про удачный симбиоз? — чуть склоняя голову на бок, протягивает Огай, буравя собеседницу леденящим душу взглядом. — Что это взаимное существование двух организмов… В нашем случае, как Вы сами выражались, «паразитов», так? — по памяти пересказывает девушка. — Вот именно! Ключевое слово: «взаимное», — восторженно подмечает Мори. — Если раньше Дазай действительно был бесконтрольным юнцом, который мог в любой момент вонзить мне нож в спину, то теперь, на его пути стоит маленькая, но очень упёртая рыжая совесть, которая так просто не даст ему спуску. —… — Коё быстро проморгалась, пытаясь понять, к чему же клонит Огай. — Вы думаете… Что Чуя способен контролировать Дазая? — М-м-м… Не совсем! Скорее, Чуя выйдет неплохим рычагом давления в его воспитании, — хитро подмигивает он. — Поверь мне, твоему ненаглядному воспитаннику даже делать ничего не нужно, лишь слушать твои умные наводки и мудрые наставления. На этом моменте Дазай напрягся всем телом как одна большая струна, потому что разговор явно набирал горячих оборотов. Он даже сильнее вжался ухом в дверь, дабы не упустить ни единой детали. И идиоту было понятно, что Мори уже давно ведёт против него двойную игру. Но Осаму никак не ожидал, что наставник упадёт настолько низко, чтобы втягивать в их личное дерьмо сестрицу и его маленькую глупую овечку, которого хотят использовать в качестве оружия или… Или уже используют?.. — Вы же не думаете, что я соглашусь навредить Чуе, даже если таков будет Ваш приказ?.. — Никто не говорит вредить, — перебивает её мафиози. — Обучай его как и до нашего разговора. Учи защищаться, давать отпор, контролировать себя. Он полезен не только лишь своей силой, но и тем, что Дазай постепенно проглатывает наживку. Ещё год или два и они полностью рискуют поменяться своими ролями. Такова уж природа первой влюблённости. Говорю тебе как человек, который разбирается в детях и их психологии. — Ни черта ты в ней не разбираешься, Ринтаро! Я тебе сто раз говорила, что хочу синее платье! СИНЕЕ! А ты что?! Снова купил мне дурацкое розовое! — возмущенно завопила Элис и даже запустила в Мори одним из своих фломастеров, который тот поймал не сложнее, чем летящий в него нож. — Прости, дорогая, но мы сейчас говорим немного про другую «любовь», — усмехается Огай и аккуратно откладывает фломастер в сторону на своём столе. — …Заставлять Чую спать с ним, даже если сам он этого не захочет?! — ошарашенно и с нескрываемым отвращением восклицает Коё, таращась на мафиози с открытым ртом. — Ну, знаешь, мне не показалось, чтобы Чую прям приходилось заставлять спать с Дазаем. Как по мне, оба очень довольны общим результатом своих… взаимодействий, — хмыкая, пожимает тот плечами. — Просто… Умерь свой пыл в отношении Дазая. Пусть Чуя видит и берёт с тебя пример. Пусть Дазай чувствует, что ему самому нужны эти отношения. — И что потом? — настороженно спрашивает девушка, всё ещё мало довольная таким планом. — Приручим дикого пса, — поясняет Огай и, словно подытоживая, откидывается спиной на спинку своего кресла. — Он уже вошёл в клетку. Скоро дверь закроется и лишь нам решать: будет он охранять двор на цепи, или же стоит его усыпить. Где-то за дверью кабинета раздаётся гортанное злобное рычание того самого пса, но ни Мори, ни Коё его не слышат, потому что он слишком быстро отлипает от двери и уносится прочь по коридору, а потом ещё по одному, и ещё. Совсем скоро ноги заносят Осаму на служебную лестницу, где тот не задумываясь вымещает свою злость на противопожарном щите. Дазай не думает, а просто со всего маху ударяет кулаком по застеклённому оборудованию, от чего стекло разбивается и со звоном разлетается на тысячи мелких осколков по полу, заодно посыпая собой обувь Неполноценного. Дазай проводит без движения ещё где-то полминуты: тяжело дыша, скрипя зубами, нервно сжимая кулак с окровавленными костяшками и торчащими из них маленькими блестящими кристалликами. Его тошнит. Но тошнит не из-за сомнительного качества сэндвича, который он успел перехватить ещё утром, а от того, что Мори почему-то вдруг посмел усомниться в нём. Что якобы Дазай тупая марионетка, которой можно так просто помыкать, если рыжая овца раздвинет перед ним свои ноги. Неужели босс действительно решил, что сможет контролировать его через Чую? Что ж, в таком случае, это была его главная ошибка, потому что Дазай не собирается так просто плясать под чью-то дудку. Если Мори уж так хочет подарить ему куклу в красивом наряде, чтобы та опутала его своими же прозрачными нитями, то Осаму даже не попытается обрезать эти нити. Он просто оторвёт кукле голову. Когда состояние аффекта спало и Дазай вновь стал ощущать острую боль в руке от порезов, он небрежно оторвал и обмотал ту куском бинта, а после достал из кармана мобильный, быстро набирая на том новое сообщение.***
Не совсем понятно, для кого Чуя пытался строить эту максимальную незаинтересованность от предложения встретиться. Скорее всего он сам для себя не хотел сознаваться, что ему хочется встретиться с Дазаем вне рабочее время. Правда, можно ли было считать его таковым? Вряд ли придя на встречу окажется, что его напарник на удивление приятный человек, который не язвит, не подкалывает и имеет больше одной клетки мозга для адаптации в нормальном социуме. Было даже смешно, но, вопреки всему, Накахара всё никак не мог дождаться этого НЕ свидания. А как ещё объяснить то, с какой тщательностью он подбирал выходной наряд (тот, который по словам Осаму бесил его меньше всего), психовал со своими непослушными волосами, которые как обычно стремились торчать в разные стороны и никак не укладывались в аккуратный хвостик, а после просто ждал. Ожидание оказалось самой мучительной пыткой, потому что до семи оставался целый час, что тянулся словно вечность. Бездумное хождение по квартире туда-сюда никак не скрашивало это время, по телевизору тоже показывали одну нудятину, да и вообще Чуя не любил его смотреть — купил просто для мебели, которая, как все говорят, должна быть в каждом приличном доме. Выпить? Глупая затея, они ведь и так поедут пить. В итоге, рыжий решил немного умерить свой пыл на балконе, устроившись на нём в маленьком кресле и с пачкой сигарет. К счастью, та была практически полная, а значит будет возможность немного порелаксировать. И первая сигарета сгорает практически залпом, помогая слегка расслабиться и поплыть по течению своих мыслей. Чуя думает, уже более неспешно потягивая вторую сигарету, как судьба вообще привела его к такой жизни. Сила, которой он не хотел, семья, которая убила другую его семью, несносный напарник, вспоминая которого веснушки на щеках слегка заплывали розовым румянцем. Пусть Дазай бесил самим своим существованием, но Накахара не в состоянии отрицать самому себе, что тот является той самой встряской, которая так ему необходима, дабы не сойти с ума в этом сумасшедшем мире. Мире, который полон грязи, лжи, бессмысленно пролитой крови, что навечно застыла на коже рук и её не выжечь даже огнём. Дазай идеально вписывался в этот мир — был лучшей его ипостасью, но, вопреки здравому смыслу, он был настоящий. Чёртов мимик, паразит, клещ на твоём теле — он не пытается быть кем-то другим, а открыто заявляет, что не бросит тебя, пока не высосет все соки. Такова была его природа и Чуя не мог осуждать, потому что и сам был не лучше. В отличии от Осаму, ему приходилось прятать своего внутреннего монстра, вот только… Был ли он настолько ужаснее самого Неполноценного? Дазай обещал подчинить его, а не значит ли это, что он нашёл себе равного в этой борьбе паразитов? На ветру сгорала и роняла пепел уже шестая сигарета. Лёгким Накахары мог позавидовать любой профессиональный плавец, да только толку с него... На его часах уже была половина восьмого, а с балкона Дазая не наблюдалось даже на горизонте. Возможно тот, как обычно, хотел побесить Чую и посмотреть на его выдержку, но это было бы смешно в первые двадцать минут, а не когда стрелки на ручных часах рыжего достигли отметки ровно в восемь вечера. Солнце уже скрылось за горизонт, на улице стояла привычная осенняя прохлада и постепенно начинал моросить мелкий дождь. Пустая пачка сигарет бездумно скомкана и с чувством летит вниз, нисколько не заботясь об охране окружающей среды. Чуя подрывается с кресла и делает ещё несколько шагов в одну сторону и в обратную — насколько это позволяют размеры балкона. Первая мысль: что-то случилось. Возможно Осаму с присущей себе неосторожностью наткнулся по дороге на недоброжелателей и разгорелась обычная перестрелка? Бред. Дазай не из тех, кто тратит на подобные неприятности слишком много времени. Мысль вторая: по пути к Накахаре он обнаружил замечательный новенький мост и сейчас пускает пузыри где-то в проливе или создаёт пробку на проезжей части. Уже более разумное предположение, но Дазай скорее сначала встретится с Чуей, чтобы потащить его смотреть на свой прыжок, потому что он конченная королева драмы и жаждет внимая зрителей. Томительное ожидание непонятно чего сводит с ума и в конце концов Чуя не выдерживает: сам хватается за телефон, закрывая нахрен дневную переписку и целенаправленно набирает номер Дазая, прикладывая телефон к уху и выжидающе пыхтя как чайник забытый на плите. Первый длительный гудок, второй, третий… На пятом палец уже постепенно тянется к кнопке сброса вызова, но внезапно гудки всё-таки замолкают и в трубке раздаётся слегка расслабленный голос напарника на фоне какой-то лёгкой музыки: — Дазай на проводе слушает. — Я бы больше обрадовался, если бы ты висел на этом проводе! — резко огрызается Чуя, но радый хотя бы тому, что этого дурачка никто не прикончил по пути или его не сбил грузовик. — Где тебя носит?! Уже начало девятого! — А… О, точно! — словно ловя озарение всей своей жизни, откликается Осаму. — А я всё думал, про что же я забыл! — …Может объяснишь? — Чуя слегка опешил, откровенно не понимая, что на этот раз решил выкинуть его напарник. — Сам ведь сказал, что заберёшь меня в семь. — Да, знаешь, тут такое дело… — Накахара будто сейчас перед собой видел, как Дазай неловко почёсывает свой затылок, пытаясь придумать какое-то внятное оправдание. — Так уж вышло, что Ода всё-таки выкроил для меня свободное время, вот мы и пошли выпить. — Это… Шутка такая, да?.. — теперь уже Чуя откровенно охуел и даже упал задницей обратно в кресло с совершенно каменным выражением лица, нервно сжимая телефон в руке. — И ты просто забыл про меня? Даже не удосужился позвонить и сообщить о сменившихся планах? — в горле застрял горькой комок, но рыжий всеми силами держится и стискивает зубы, чтобы голос не дрогнул. С другой стороны, его никто не видит, а значит нет смысла скрывать катящихся по щекам слёз. — Ну, ты ведь и сам вроде не особо хотел. Считай, что избавил тебя от ужасного времяпрепровождения со мной, — Дазай говорил как ни в чём не бывало, параллельно, кажется, вливая в себя стакан спиртного. — Но спасибо, что побыл временной заменой. Возможно в другой раз я всё же оплачу нам обед. — «Временной»? — хрипло повторяет за ним рыжий, который сам сейчас был уже бледнее стенки. — Значит, я всего лишь временная замена для тебя, да? — Перестань постоянно заставлять меня повторять дважды, — фыркает Осаму в трубку. — Сегодня вечер субботы. Иди лучше тоже развейся где-нибудь… Алло?.. Кажется, последнюю фразу Дазай уже говорил в никуда, потому что Чуя точно не помнил, на каком моменте отключился и при помощи силы гравитации со всего маху отправил несчастную пепельницу с балкона в длительный полёт так, что та в секунду скрылась за верхушками дальних домов. Тело пробил мандраж и он даже не пытался утихомирить или как-то стереть поток своих слёз, от которых даже чокер умудрился намокнуть, не говоря уже о воротнике пиджака, которым парень не чураясь стал вытирать мокрый покрасневший нос. Накахара прекрасно знал, что такое физическая боль, потому что она неотъемлемая часть его работы. Он так же был знаком с душевной болью, ибо многим приходилось жертвовать, от чего мозги под конец дня закипали не на шутку. Когда-то Чуя думал, что нож, который Буичиро воткнул в его бок, был самым болезненным и отвратительным его ранением, мелкий шрам от которого так и не захотел заживать. Но то лезвие предательства, которое Дазай только что вонзил в его спину, было куда более ужасным. С появлением Оды рыжий только лишний раз убедился, что Дазай не видит в нём ничего, помимо обязанности навешенной Мори с идеей «Двойного чёрного». Для напарника он лишь инструмент для достижения определённых целей, а Чуя-идиот напридумывал себе каких-то глупых фантазий, что, возможно, Дазай не такой уж плохой человек, если попытаться его понять. Накахара пытался. Правда пытался: долго, нудно, по несколько раз, но всё всегда заканчивалось тем, что Осаму самым жестоким образом вырывал из его рук доверие к себе, а после небрежно швырял то на землю и с чувством втаптывал в грязь подошвой обуви. «Ты для меня ничто. Пустое место. Полный ноль» — Дазай ни раз повторял эти слова даже вслух и в лицо напарника, но тот, почему-то, всё равно не верил в них и продолжал следовать за ним. Словно верный дворовой пёс… От этих мыслей становится смешно и Чуя действительно улыбается, что в сочетании с его зарёванным лицом придаёт ему немного сумасшедший и даже жуткий вид. Выходит, Дазай снова оказался прав и Накахара не представляет из себя ничего, помимо слепой собачьей веры, которой просто нужен кто-то для контроля над ней. Он снова проиграл, потому что оказался слабее. Чуя проводит на балконе ещё примерно час, неосознанно ёжится от ночного холода и бездумно глядит куда-то вдаль: перед глазами проносятся люди идущие с работы, мелькают фары автомобилей, бездомные животные шатаются туда-сюда. Постепенно дорожки слёз высыхают, оставляя после себя немного воспалённые мешки под глазами и по-прежнему красный нос. Но уличный воздух даёт какое-то облегчение и даже умиротворение. Накахара вдыхает полной грудью, в голове затихает белый шум и он постепенно успокаивается, после чего резво поднимается с кресла и уходит с балкона обратно внутрь квартиры. Что правда, там он не задерживается надолго, а лишь надевает свою любимую шляпу и хватает ключи от мотоцикла. Сегодня и правда вечер субботы. Ни к чему сидеть дома.***
— И потом… Ты можешь представить, что он мне сказал?! Что я всего лишь дурацкая, никому не нужная, временная замена! Я ему не нужен! А потом… Потом… Что Ода куда лучше меня сосётся в десна! — Прямо так и сказал? — Я что, похож на человека, который будет тебе врать?! — Накахара-сан, в данный момент, Вы похожи на человека, у которого я вынужден забрать ключи от личного транспорта до завтрашнего утра, — милая и добродушная улыбка бармена нисколько не отнимает твёрдости его слов и того, с какой настойчивостью он отнимает из рук рыжего брелок с ключами от его мотоцикла, со звоном отправляя те под барную стойку в маленькую вазочку к остальным таким же ключам, чьи владельцы и посетители сего заведения будут плестись сегодня домой на своих двоих. — Придёте за ними завтра. — Наглец. Так бы и прикончил тебя, да больно лёгкая у тебя рука на хорошую выпивку, — фырканье Чуи с бульканьем тонет в уже пятом стакане с виски, который он опрокидывает в себя, слегка пошатываясь на высоком деревянном стуле у стойки. — Если с моим мотоциклом что-нибудь случится… — Знаю-знаю, Вы вернётесь и сравняете это место с землёй по щелчку пальцев. Я слышу это уже на протяжении тех двух лет, что Вы сюда захаживаете с Дазай-саном. — НЕ СМЕЙ ПРИ МНЕ УПОМИНАТЬ ИМЯ ЭТОГО БОЛВАНА! — секундная вспышка гнева Чуи оборачивается тем, что он со всего маху хватает и разбивает к счастью пустой стакан об пол, тут же привлекая к себе внимание всех здешних посетителей, но бармен делает короткий жест рукой, мол «Всё в порядке и беспокоиться не о чем», дабы не развязывать никому не нужные конфликты. — Я… Я заплачу за него. — Ни к чему, — мягко покачивает головой мужчина, которому на вид чуть больше тридцати, но это не мешает ему с уважением относиться к своему гостю; и его осведомлённость к принадлежности Накахары к Портовой мафии играет здесь далеко не главную роль. — Это всего лишь мелкие предвиденные расходы заведения. Чуя отвратительно переносил алкоголь. Что было ещё более отвратительно по его собственному мнению, так это то, что об этом знали все. Почему? Разумеется не без подачи глупого Дазая, который счёл своим гражданским долгом распиздеть на всю Портовую мафию и прилегающие к ней негласные филиалы, что Накахара Чуя является никудышным алкоголиком. Естественно это было максимально утрированное заявление, потому что до состояния бормочущей тряпки Чуя не напивался практически никогда. Он любил хороший алкоголь, но лишь в тех дозволенных пределах, в которых его можно слегка посмаковать и насладиться. Обычно, он останавливался на двух бокалах, а то и на одном. Просто однажды Дазай решил провести эксперимент: насколько же хватит его напарника, если без остановки подливать в его бокал. То был день, когда они едва живыми вернулись с миссии, в которой был замешан съехавший с катушек эспер. По итогу они потеряли десяток людей и сами едва спасли свои задницы не без помощи Арахабаки. После такого был грех не напиться и Накахара не особо этому сопротивлялся, желая забыться и совершенно не подозревая о последствиях тех слухов, которые раздул Неполноценный уже на следующее утро. Кошмар дошёл вплоть до той стадии, что Коё убила целый час на лекцию для него о вреде алкоголя, а ещё припоминала и закрепляла материал предыдущей лекции на тему употребления наркотиков и почему это плохо. В тот день Чуя ненавидел всех: начиная сраным Дазаем, заканчивая своим ужасным похмельем. И всё же, со слухами о том, что он якобы заядлый алкаш Чуя смирился, считая себя выше всех тех идиотов, которые так считают. Отказываться от любви к хорошим бутылкам вина он не собирается, а если кто-то посмеет вякнуть ему упрёк, он не задумываясь отправит придурка в полёт до самой стратосферы. Единственным человеком, на кого не распространялось данное правило, был как раз-таки бармен, что по воле судьбы обслуживал многих членов мафии, которые захаживали к нему: был для них другом и теми самыми ушами, в которые можно выплеснуть всё, что накопилось. В итоге вышло так, что простой парень за стойкой был осведомлён о самых мрачных деяниях в Йокогаме, но с него, как говорится, что с гуся вода. Среди мафиози и других бандитских группировок даже ходило негласное правило, которое были обязаны выполнять абсолютно все, что нельзя убивать того, кто тебе наливает. И все его безоговорочно придерживались. Опять же, Дазай привёл Чую в этот бар, но за него рыжий был весьма благодарен. Хоть что-то мудак сделал правильно и без неприятных последствий для напарника. — Мне кажется, что Вам уже достаточно, — сохраняя мягкую монотонность в голосе, сообщает бармен, когда рыжий пытается самостоятельно дотянуться через стойку за новым чистым стаканом. — Ой, да ладно тебе! — разочарованно скулит Чуя, но, вопреки всему, слушается и роняет свою задницу обратно на стул, грустно подпирая щеку рукой. — Я же тебе кассу делаю. Разве это не твоя работа? Ну, знаешь, соглашаться на прихоти клиента, подливать ему без остановки и делать кассу? Твой босс на тебя молиться должен. — Ну, мы ведь оба знаем, чьему боссу подчиняется мой босс, — с ухмылкой и более тихо бормочет бармен, тщательно протирая бокалы. — И если тот другой босс узнает, что я безбожно спаиваю его несовершеннолетнего подчинённого, боюсь, моего босса лишат лицензии, а меня — работы. — Ладно-ладно, убедил! — немощно скулит Накахара, растирая гудящий от такого количества сложной информации висок. — Пожалуй, ты прав, мне уже пора. Как бы ты это назвал? «Недетское время»? — Может, стоит вызвать Вам такси? — будто не слыша вопрос до этого, интересуется мужчина, отставляя бокал в сторону. — Не, обойдусь, — отмахивается Чуя и медленно слезает со стула, матерясь про себя, что тот чересчур высокий и его ноги не достают до земли добрых двадцать сантиметров. — Хочу пройтись пешком и немного подышать свежим воздухом. — Накахара-сан! — внезапно окликнул того бармен, когда Чуя уже навострился уходить, но теперь был вынужден обернуть и уставшим взглядом дал понять, что он, всё-таки, слушает. — Может быть, это не совсем моё дело, но… Тот человек, имя которого Вы не желаете слышать, когда приходит сюда один, всегда заказывает два стакана чего бы-то ни было. При этом, пьёт он только из одного на протяжении всего вечера, говоря что второй «Для его хорошего друга». —… — Чуя аж проморгался несколько раз, действительно туго соображая, к чему тот клонит. — И что? Но этот вопрос остаётся без ответа. Точнее, слова не требуются, потому что бармен лишь слегка с улыбкой кивает в сторону второго, нетронутого за весь вечер бокала с виски, который Накахара так же заказал, но, кажется, напрочь про него забыл или просто предпочёл игнорировать сам факт его существования. Прямо как с Дазаем. И Чуе потребовалось ещё по меньшей мере секунд тридцать, чтобы до его прокисшего в спирту мозга дошло, к чему хотя бы примерно клонит этот наглец за барной стойкой. Когда озарение всё же происходит, рыжий сперва кривится в отвращении от своих мыслей, а после, так же молча, показывает бармену средний палец, разворачивается на носках на все сто восемьдесят и покидает бар, слыша за спиной тихий добродушный смех. Будь это любой другой человек, он был бы уже мёртв. Ночные улицы Йокогамы встречают поддатого мафиози завывающим холодным ветром своих тёмных переулков. То тут, то там шныряли такие же нетрезвые прохожие, но толком увидеть их можно только по силуэтам, потому что с освещением в этом районе было напряжённо. Источниками света здесь служили лишь вывески магазинов да забегаловок, но от их мигающих разноцветных лампочек приходилось только щуриться и с неприязнью отворачивать лицо. Чуя никогда не боялся в одиночку шляться в ночи, потому что не считал, что найдётся в этом мире идиот, который рискнёт на него напасть. Обычным людям он просто был не интересен, а тем, кто в какой-либо степени относился к криминальным отраслям уже давно было известно про некую «Рыжую гончую» Портовой мафии, которая стирала противников с лица земли всепоглощающим пламенем. Отлично придуманная байка для японских страшилок, чтобы пугать маленьких детей. Накахара на подобную чушь лишь кривил лицо или устало закатывал глаза, особенно когда случайно слышал разговоры зевак об этой самой «гончей». Кто-то приписывал ужасу мафии оголённый череп объятый адским пламенем, кто-то острые длинные клыки, что в секунду могли распороть жертву напополам, кто-то обмолвился, что видел этого Дьявола и у него определённо были рога. Существо не пощадит любого, кто перейдёт дорогу мафии, нарушит городской закон или не будет слушаться родителей. Значило ли это, что Чую наглым образом оклеветали неким посланником божьим, чья цель вершить справедливость? Он об этом не задумывался. Ему откровенно было плевать, кто его там боится, лишь бы это не нарушало собственный покой. Но должны ли были его бояться те, кто был связан с ним глубокими дальними связями, которые, казалось бы, давно разрублены и никого не осталось на том конце? Кого должен бояться монстр: врагов или, всё-таки, друзей? — Н-Накахара-сан… Неужели… Это и правда Вы?! — дрожащий юный голос доносится откуда-то извне, когда Чуя был глубоко погружён в свои мысли, неспешно плетясь по пустому тротуару. — Я думал, что мафия убила Вас! — А..? — Чуе сейчас не то что соображать, даже говорить трудно, но он пытается сфокусировать взгляд и расплести несчастный язык, на котором до сих пор остался привкус вина и виски. — Мы знакомы? Знакомы или нет, но молодой мальчишка лет двенадцати с замиранием сердца подбегает к покачивающемуся от ветра Накахаре и смотрит на него так, будто перед ним кумир всей его жизни. Чуя правда пытается вспомнить, щурит глаза, чтобы картинка в тех не двоилась, буквально дотошно изучает каждый сантиметр смазливого личика напротив, но правда до него доходит лишь тогда, когда он обращает внимание на до боли знакомый синий браслет на чужом запястье. Овца. Парнишка явно был из ранних овец, что объясняло их символику и то, что он узнал Чую. Скорее всего некто из детей их организации, что было крайне удивительно, ибо перед глазами Чуи моментально встала картина пламени, жалобных детских криков и сумасшедшая физиономия Дазая. Неужели кто-то спасся? Неужели Дазай допустил оплошность и не искоренил проблему полностью? Глупо было гадать, да и рыжему сейчас это трудно давалось, так что он просто таращился на ребёнка напротив себя, словно перед ним предстал призрак давно умершего прошлого. — Мы лично не знакомы, но мои родители… Они были преданы Вам и той правде, которую Вы несли среди овец, до тех пор, пока их… — мальчик заметно поник и отвёл взгляд, явно предаваясь не самым приятным воспоминаниям. — Правде?.. — Чуя не сразу понял, но осознание прошлой его жизни быстро проносится в голове и до него доходит, насколько же запутан и несчастен этот ребёнок. — Слушай, парень. Нет никакой правды, тебе ясно? Есть лишь то, во что ты сам веришь, поэтому брось эту затею. Беги и выбери нормальный путь достойного человека. — Но… Как же… — в тусклом свете одиноких вывесок можно было заметить, как на глазах ребёнка мелькнули слёзы, от чего Чуя ещё больше опешил. — Вы говорили нам всем, что Портовая мафия наши враги. А что теперь? Сами стали её частью? Ради чего тогда, скажите, мы боролись? Почему следовали за Вами? Почему моих родителей..? В тот день… Когда явился мужчина в чёрном плаще… Вы были с ним! — не смотря на столь юный возраст, мальчик рассуждал более здраво, чем любой взрослый, а ярости и непониманию в его глазах можно было только посочувствовать. — Вернитесь к Овцам! С Вами всё будет как и раньше! Пожалуйста… Ради тех, кто пережил ту бойню. Вы же сами говорили, что никто не смеет нами помыкать и Вам под силу стереть любого с лица земли. — Всё не так просто, как тебе кажется… — у Чуи даже алкоголь немного выветрился из головы, потому что на его место пришла мигрень. Он никогда не был силён в здравой политике между разными организациями, а сейчас пытается каким-то образом объяснить всю трудность бытия двенадцатилетке. Смех, да и только! — Я больше не ваш лидер и не в праве распоряжаться как вам жить. Хотите моё мнение? Портовая мафия не такое ужасное место, как я сам когда-то считал. Может для тебя это прозвучит вопиюще, но мы всеми силами пытаемся сохранять мир и равновесие в городе, чтобы такие дети как ты могли спокойно жить. — Я не ребёнок! — возмущённо взвизгивает мальчонка, вопреки этому показывая всю свою «взрослость» быстрым топотом ног по асфальту. — Ну да, конечно, — иронично цокает языком Накахара, от чего-то предаваясь воспоминаниям, что и сам когда-то был таким же праведным малолетним активистом. — Всё-таки, поступай как знаешь, потому что только ты хозяин своей судьбы, понимаешь? Не каждому дано иметь выбор, а у тебя он, пока что, есть. — Хотите сказать, что у Вас его нет? — слезы в юных зеленоватых глазах в момент улетучились и на Чую снова смотрели уверенным взглядом. — То есть, Вы в плену у мафии и лишь они могут диктовать Вам как жить? — Эм… Не совсем, — Накахара чешет затылок, ибо вопрос откровенно застаёт врасплох и он сам задумывает над тем, кто же является хозяином его собственной жизни. — Я добровольно перешёл на их сторону. Возможно не сразу, но это было правильным решением. Йокогаме нужен порядок и Портовая мафия даёт мне все необходимые ресурсы, чтобы его наводить. А так… Я прихожу каждое утро добровольно и так же вечером иду домой. Если правление нового босса станет под сомнение, молчать я не собираюсь. — Значит, слухи не врали, ты действительно предал Овец, — голос паренька тут же сменяется с мягкого на жёсткий, а заодно исчезает и всякое уважение к старшему, но Чуя не в праве злиться на него за это. — Овца, сбросившая шкуру и оказавшаяся волком Портовой мафии. — Не забывайся, пацан, — Накахара тоже не собирался сюсюкать в ответ на грубость, даже если перед ним стоял ещё ребёнок. — Повторюсь: не мне решать, как тебе жить, но не вздумай делать глупости в адрес мафии, если не хочешь кончить как большинство овец, — он выплюнул это максимально зловеще, но не с целью задеть или обидеть, а в надежде, что это спугнёт глупого мальчика от неприятностей и тот действительно забудет про само существование любого рода незаконных организаций Йокогамы. Это, можно сказать, было последним благородным подарком бывшего Короля Овец. — Но… Позвольте хотя бы с Вами попрощаться, Накахара-сан! — парня снова будто подменили и он подобрел, молниеносно подлетая к рыжему и заключая его туловище в крепкие объятия. — Я не думаю, что… — у Чуи просто не было шанса увернуться, так что он остался стоять неподвижно, пока маленький клещ, чья голова едва доставала ему до середины грудины, не решит от него отцепиться. В конце концов, рыжий и сам немного остыл: его губы дрогнули в тёплой улыбке и он так же протянул руки навстречу, более нежно обнимая ребёнка в ответ и поглаживая одной рукой по светлой голове. — Надеюсь, ты и правда послушаешь мой совет. — О, не переживайте, Накахара-сан, — с ухмылкой бубнит мальчонка где-то внизу и пока не думает ослаблять свою хватку. — Я прекрасно помню и прислушиваюсь к каждому совету, что Вы когда-либо озвучивали среди овец. — Что ты имеешь в… КХА!.. Скомканные слова просто вылетают из глотки Чуи вперемешку с болезненным криком, который протягивается в сдавленный скулёж. Он глупо позволил себе расслабиться, не оценил ситуацию и не успел вовремя ретироваться. В итоге теперь он поплатился за это тремя резкими ударами ножом чуть выше поясницы. Мальчишка не дал ему ни единого шанса использовать гравитацию, а когда рыжий совсем ослаб, то с лёгкостью оттолкнул его от себя как пушинку и тот повалился на землю, корчась от боли и выпуская изо рта кровавые пузыри. — Как Вы и учили, — хладнокровно произносит парень, презрительно рассматривая на бьющегося в агонии мафиози. — Любой, кто предаёт Овец, достоин только смерти. — Я… Я не… — с тяжёлым придыханием силится выдавить из себя Чуя, а на глаза накатываю слёзы. — Прости… — Вы уже прощены, Накахара-сан, — таким же ровным голосом продолжает мальчик, собственной футболкой протирая складной нож от крови предателя и прячет тот в свой задний карман. — Смерть — Ваше прощение. Так что, покойтесь с миром, бывший король, — на этой ноте, он быстро разворачивается и даёт дёру в переулок, пока никто из прохожих его не заметил. Чуя лишь провожает его исчезающий в темноте силуэт своим расплывчатым взглядом. Силы покидают тело и ему трудно даже попытаться как-то зажать рану. Все чувства обостряются и создаётся впечатление, будто кровь шумным фонтаном вытекает из него со всех щелей, настолько в голове сейчас стучал ускоренный пульс и долбил по вискам. Его бросает в пот, тошноту, отчаяние. Накахара не может, отказывается верить, что после всего пройдённого дерьма он помрёт как нерадивый блохастый пёс от руки глупого ребёнка: в темноте, одиночестве и холоде. Брошенный и никому не нужный… Даже сраный Дазай нашёл ему замену в лице более старшего собутыльника, а не случись этого, возможно сейчас Чуя и не корчился бы на последнем издыхании. Что правда, мысли о напарнике подают в мозг небольшую порцию адреналина, подпитанную ненавистью к этому ублюдку. Чуя на несколько минут снова широко открывает глаза и всеми силами что у него есть переворачивается на раненый бок, чтоб хотя бы под весом собственного тела придавить рану и не захлёбываться кровью. В этот же момент, из кармана на другом боку на землю выпадает мобильный. Руки плохо слушаются, пальцы дрожат и Накахара наспех цепляется зубами за свою перчатку, чтобы стянуть её нахрен и иметь возможность вызвать помощь. Но трудность создаёт уже лужа крови натёкшая под ним, в которую Чуя случайно извалял руку и теперь пальцы предательски соскальзывали с кнопок. Попытка. Потом ещё одна. И ещё. У Чуи начинается тихая истерика, от чего он страшно сипит, выпуская из лёгких остатки воздуха с вылетающими капельками крови. Это конец. Сил не осталось и он роняет руку на асфальт вместе с телефоном. Глаза медленно закрываются, а на щеках застывают одинокие слезинки, которые ловят на себе отблеск экрана мобильника, на котором высвечивается вызов последнего активного номера. Номер Дазая.***
[В то же время…] Для бара, где принято, вообще-то, расслабляться после тяжёлого рабочего дня, здесь играет слишком громкая музыка. Обычно здесь всё по-другому и тихая обстановка способна не просто расслабить, а убить своей скукой. Но так уж вышло, что сегодня у владельца этого места был День рождения, а от того выпивка льётся рекой под пьяные вопли счастливых посетителей, которым пообещали скидку в целых пятьдесят процентов на весь имеющийся ассортимент алкоголя. Откровенно говоря, Дазай успел уже сотню раз пожалеть, что потащил Одасаку сюда именно сегодня, потому что он не был осведомлён развернувшимся мероприятием, но уходить и искать другую забегаловку было уже как-то лень. В итоге, половину вечера Дазай провёл в известных только ему раздумьях о смысле