ᗸỄℊ৮ ӬŤỞ ₮Ô ĘℊӤḨÇ⍑βěਮӇőỂ, կŢΌ ŤӸ Ẏᛖêℰᗯѣ, ႡႸЯ. ∌⍑Ǿ ₮ӫ, ӵέℾÒ ₮Ӹ ŤÄҝ ÕŢႡÃЯĦዙỢ ӂǠӜℊℯᙡ৮, Կעя. ӴẎя… ᗾӹगɣℭ₮ӥ ᙢėዙя ự ᙢӸ ΌŢǿḾḉṪӤʍ. kẵᶄ ḿӹ ᗸ¢ē୮∂ẫ ∂ĒሎᎯሊӤ, ҹ௶я. ŤσለѢĶΘ Tӹ น я, ӵẎя. ႡעЯ…
— …Чуя-сама, Вы слышите меня?.. С Вами всё хорошо?.. Облившись холодным потом от непрекращающейся зудящей трели в голове, Накахара с глазами, полными испуга, нервно дергается от голоса, который был вполне себе реальным: немного хриплый и низкий, но принадлежащий по всей видимости какому-то юнцу. Чуя, явно не ожидавший встретить кого-то постороннего, на секунду даже подумал, что незаметно для себя выпустил демона и тот всё-таки пришёл убить его, однако реальность оказалась куда более приземленной. В этом вечернем полумраке рядом с ним возник всего лишь… мальчишка. На вид тому было явно не больше четырнадцати, однако бледный и явно нездоровый вид лица смело прибавлял ему лишние годы, подчёркивая ауру до невозможного вымученными глазами и абсолютно черной одеждой на тощем теле. Его голос, как Чуя заметил ранее, был сипящим и с придыханием от явного недостатка кислорода, что часто бывает у детей, живущих на улицах в холодную пору и страдающих всевозможными лёгочными заболеваниями. Всю неловкость мальчика подчёркивала также и его скованная поза, в которой он опускал глаза в землю и неловко мялся на одном месте. Сначала Чуя откровенно не понял такой на него реакции, но потом… Ох… Точно же! Он мысленно хлопнул себя по лбу, наконец-то приходя к выводу, что парень явная молодая шестёрка, которая посмела подать свой скованный лай на теперь уже Члена Исполнительного Комитета Портовой Мафии. И осознав это, самому Накахаре стало немного неловко, потому что он совершенно не привык к тому, что теперь перед ним будут все выслуживаться и ходить в поклоне. Он же… Всё тот же Чуя! Такой же мальчик с улиц, как и этот перед ним, но теперь их разделяла невероятно большая пропасть. — Я… Да! Всё нормально! Я просто… Решил отдохнуть от шума и прогуляться в тишине, — нервно мешкаясь, Чуя мотает головой, стараясь привести себя в норму и надеясь, что в такой темноте парень не увидит его влажных глаз и румянца на щеках. — А ты?.. — О… Мне было велено отыскать Вас и убедиться, что всё в порядке! — неожиданно затараторил мальчик, хотя до этого казалось, что тот и двух слов связать не может. — Хироцу-сэмпай сказал, что Вы можете… Я не уверен, что конкретно он имел ввиду… — «Сбежать из-под алтаря»? — иронично предположил Чуя, насмехаясь над собственными словами. — …Д-да! Что-то в этом роде… Я не совсем понял… — Не переживай, — тут же отмахнулся Чуя, окончательно успокоившись и как ни в чём не бывало начиная щупать все свои карманы на одежде в поисках сигарет и зажигалки. — И можешь передать Хироцу, что я принял свою участь. — Прикажете пойти и прямо сейчас доложить ему об этом? — На всякий случай уточняет парень, наконец-то отрывая взгляд от земли и кое-как пытаясь смотреть хотя бы через плечо Накахары, но с явной боязнью прямого зрительного контакта. — Чё… Нет! Я не это имел ввиду! В смысле… Не собираюсь я отдавать тебе приказы! Чуя уже и сам запутался, что хотел сказать, едва ли не взвыв от сложности этого сраного «классового неравенства». Однако его пыл поубавился, когда он заметил, что мальчик перед ним явно нервничает от непонимания, чего от него хотят. Пришлось быстро взять себя в руки, чтобы всё-таки не терять лица перед младшим, раз уж теперь Чуя в ответе за подобных ему. — Сегодня явно не тот вечер, чтобы отдавать приказы, ты так не считаешь? — Со вздохом уже более мягко поинтересовался Накахара. — Поэтому ты сам в праве поступать так, как считаешь нужным, — понаблюдав за тем, как мальчик всё ещё разрывается в непонятках, Чуя решил просто сменить тему, наконец-то доставая из кармана пиджака пачку сигарет и из неё же зажигалку. — Ты куришь? — Нет, — тут же отрицательно замотал тот головой на предложенную сигарету. Чуя лишь хмыкнул и зажал фильтр у себя между зубов. Мальчику было определённо странно вот так общаться со старшим не только по возрасту, но и по званию, но от того не менее интересно, поэтому он всё же рискнул сделать шаг вперёд и поравняться с Накахарой в одно плечо, когда тот отвернулся, чтобы не дымить в его сторону. Теперь их двоих окружала ночная тишина и полупрозрачный белый дым одной сигареты, от которого младший то и дело уклонялся, чтобы не быть тем самым пассивным курильщиком. — Похвально, что ты не куришь, — решив хоть как-то поддержать разговор, отозвался Чуя, стряхивая пепел прямо на газон. — А я вот с детства как к этой дряни привязался, так бросить и не могу. Дурная работа усугубляет дурные привычки! — Усмехнулся он и мальчик едва заметно подхватил его улыбку одним уголком губ. — Да мне и нельзя… — неловко буркнул младший. — Мори-сама сказал, что при моём диагнозе сигареты равносильны мгновенной смерти, а я пока не собираюсь умирать. — Тут он прав, конечно… Стоп, что? — в один момент, всё внимание Чуи переключается на мальчишку, в то время как сигарета в собственной руке начинает просто тлеть без дела. — Не пойми меня неправильно, но… С каких пор Мори лично проводит медицинский осмотр у… Эм… Ну… — Отбросов? — совершенно безразлично поинтересовался мальчик. — Нет же! Разумеется я не это хотел сказать! — возмущённо фыркнул рыжий, явно недовольный тем, что ему теперь приписывают какой-то глупый чин, а всех остальных он якобы ровняет с грязью у своих ног. — Буду откровенен: ты «шестёрка». Так откуда вдруг такое рвение босса Портовой Мафии наблюдать за твоим здоровьем? Если только… Ты эспер? Если да, то, видимо, с очень полезной способностью. Энтузиазм мальчишки, который и до этого был не особо велик, угас ещё сильнее, словно тот стыдился не только своего происхождения, но и самого факта появления на свет. Чуя сразу это понял, потому что знает, каково быть на его месте, когда весь мир против тебя, а ты в нём — лишняя, никому не нужная ошибка. Наверное… Стоило бы как-то подбодрить мальца, но только сам Накахара был откровенно плох в переговорах, предпочитая слову дело и используя зачастую насильственные методы. Независимо от того, что говорят и как сильно презирают Дазая, в Двойном чёрном именно он отвечал за планы и переговоры, будучи катализатором всех идей; в то время как Чуя представлял собой исполнительную боевую единицу. Возможно, в этом и заключался их секрет — они были нереально хороши в том, что делали. — Вы правы, босс никогда бы не взялся за подобного мне, даже с учётом моих способностей, но… — Наконец-то подаёт голос мальчик, то и дело уворачиваясь от дыма, который всё летел в его сторону. — Дазай-сэмпай поручился за меня, и я не собираюсь его подводить! Я хочу стать лучшим для него! Образ маленькой тихой тени в миг преобразился в ком нескончаемой энергии и энтузиазма при упоминании Дазая, словно тот был как минимум Господь Бог в его заблестевших глазах. Вот только сам Чуя абсолютно не разделил таких радостных нот, будучи настолько шокированным, что зашелся в удушающем кашле, поперхнувшись очередной дымной затяжкой. Судорожные хрипы его кашля точно распугали всех бездомных животных вокруг, из-за чего Чуя просто бросает остаток сигареты на землю и тушит её носком ботинка, решив и сам не травиться, а ещё прекратить дышать на бедолагу рядом, которому просто духу не хватало отойти в сторону. — Кхах!.. Я… Правильно понимаю? За тебя поручился Дазай?! — всё ещё немного откашливаясь от остатков дыма, переспросил Накахара, явно отказываясь верить собственным ушам. — Дазай. Дазай Осаму. Хренов суицидник всея мафии. Ебучий демонический вундеркинд, хотя насчёт последнего я абсолютно не ручаюсь. Мы точно говорим про одного и того же Дазая??? — …Полагаю, что про одного, — мальчик явно не ожидал настолько бурной реакции со стороны старшего и снова немного поник в голосе. — Дазай-сэмпай лично взялся обучать меня, сказав, что при правильном подходе я смогу послужить на благо мафии. Он… Сказал что видит во мне потенциал. Ещё никто никогда не говорил мне подобного… Все видели во мне лишь дикого зверя. То, как этот мальчишка с горящими глазами распинался о Дазае, заставляло Чую не на шутку затревожиться. Уж кому как не ему знать, что слепая вера в этого ублюдка может выйти боком любому, кто оступится и пойдёт за ним. Это бесило, потому что, даже обладая отвратительной славой в кругах мафии, Дазай продолжал тянуть к себе несчастных доверчивых жертв, как мотыльков на свет. И почему-то именно сегодня Чуя решил, что непременно положит этому конец. И пускай его крылья уже сгорели в этом пламени, он всё ещё может предупредить об опасности других мотыльков. — Как, говоришь, тебя зовут? — внезапно меняя русло разговора, интересуется Накахара, ведь как-то так получилось, что всё время их беседы он грубо не удосужился спросить имя своего нового знакомого. — А-Акутагава! — так же резко протараторил тот. — Акутагава Рюноске, — заметавшись как пугливый зверёк, он встаёт в прямую стойку и делает уважительный поклон, от которого Чуя только незаметно морщится, потому что не привык к такому. — Для меня большая честь познакомиться с Ва… — Что ты думаешь о Дазае, Акутагава? — перебивает рыжий, смотря на Рюноске холодным, пронизывающим взглядом. — Нет, я не собираюсь докладывать ему про тебя. Мне просто интересно именно твоё мнение о нём. — Э-э-э… Ну-у-у… — Рюноске лишь растерянно чешет затылок, пытаясь подобрать нужные слова. — Он… Удивительный?.. Уж точно не похож ни на одного из людей, коих мне доводилось знать лично. Дазай-сэмпай безусловно умён и силён! Иногда мне кажется, что у него есть ответ на любой вопрос. А Ваша с ним совместная работа… — …худшее, что могло случиться в Йокогаме, — с тяжким вздохом заканчивает за ним Чуя, горестно осознавая, что Акутагава уже попал в паучью сеть своего напарника. — Что?.. — непонимающе спрашивает Рюноске, не зная, к чему клонит старший. — Да так… Ничего. Не бери в голову, — тут же отмахнулся рыжий, решив что не стоит скидывать на парня ещё и проблемы своего бытия. — Просто, знаешь, я не хочу ни в чём тебя переубеждать, потому что слишком хорошо знаю Дазая и то, как он умеет запудривать другим мозги, — он поднимает серьёзный взгляд на Акутагаву. — Но я хочу поделиться с тобой своим видением Дазая, в надежде, что рано или поздно ты прислушаешься к моим словам. — Я не совсем понимаю Вас… — растерянно промямлил Рюноске, явно немного нервничая из-за своего незнания. Накахаре стало откровенно смешно от всей ситуации. Он — провозглашенный самим Дазаем цепной пёс, сейчас пытается учить глупого щенка не наступать на те же грабли. Но мог ли Чуя так поступать? Мог ли он уберечь кого-то от демона, жертвой которого сам же и стал, теперь барахраясь в нескончаемой пучине разрывающих на двое эмоций? Тонкие пальцы в чёрной кожаной перчатке неосознанно зарываются в рыжие пряди. Чуя всегда так делает, погружаясь в свои мысли или стоя перед нелёгким выбором. Он долго и пронзительно смотрит на Акутагаву, но на самом деле глядит куда-то сквозь него, словно пытаясь найти нужный ответ в окружении, что мирно спит в ночи и не собирается давать подсказок. Им практически овладевает мигрень от чувства безысходности, как внезапно лопается давно уже натянутая струна и… Ответ приходит сам собой. Пальцы натыкаются на ту самую запонку, что верой и правдой уже долгое время служила Чуе в качестве заколки для его отросших волос. Запонка, которую Дазай словно терновый венец возложил ему на голову, а Чуя посчитал его своим личным даром, слепо отказываясь замечать сухие, пронизывающие кожу шипы. — Безусловно, Дазай один из самый необычных и гениальных людей, которых мне самому доводилось встречать, — слова Чуи льются размеренно, словно давно заученный сценарий, не отражающий в его голосе ни единой эмоции. — Но этот человек, как проклятие, будет преследовать тебя по пятам, если ты не постараешься дать ему отпор и выберешь себя, а не его дурную прихоть. Как жаль, что я сам не понял этого намного раньше. Пальцы в волосах чуть более сильно сжимают треклятую запонку и, если бы не перчатки, на подушечках уже остались бы отпечатки мелких драгоценных камней. Акутагава внимательно следит за каждым плавным движением старшего, словно боясь упустить в нём даже одну деталь. — Дазай-сэмпай — ваше проклятие? — неуверенно спрашивает он. — Ох, безусловно, — кривая губы в откровенно нездоровой ухмылке, отвечает Чуя. — Но я собираюсь избавиться от этого проклятия, — одним плавным движением руки, он захватывает запонку пальцами и тянет её в сторону, позволяя рыжим кудрям в быстром потоке струится через защёлку до тех пор, пока те не высвобождаются из неё полностью. Само ювелирное изделие в безмолвии падает на землю, а Чуя впервые за долгое время чувствует настоящее облегчение, теперь уже смотря на Акутагаву глазами, в которых горит желание жить. — Прямо сегодня. Прикроешь меня?
***
Время уже успело перевалить за полночь. Улицы опустели, освобождаясь от беспрерывного шумного потока городской суеты с вечно куда-то спешащими людьми. Сейчас, на фоне каменных джунглей лишь изредка мерцали одинокие силуэты возможно не совсем законопослушных граждан, бездомные животные, а так же слух резало завывание холодного ветра. И в свете дня Йокогама не всегда могла похвастать дружелюбием некоторых своих районов — ночью же они и вовсе вызывали неподдельный страх простых зевак и словно шептали, что их следует обходить десятой дорогой. К счастью, Накахара Чуя не относился к разряду простых людей, потому что его самого с лёгкостью можно было приписать к тем самым монстрам, что свободно разгуливали в тени, наводя ужас на прохожих. Но порой даже монстры не могли быть досконально расчётливыми, продумывая каждый свой шаг в нападении на невинную жертву. Возможно, конкретно сейчас это было невозможно, потому что монстр готовил расправу над таким же монстром, который и сам без зазрения совести способен впиться клыками в твою глотку и очистить свою территорию от кровожадных конкурентов, чтобы ему самому досталось больше свежего мяса. Чуя давно перестал бояться монстров вокруг, потому что это априори было сложно, когда один такой на постоянке живёт внутри тебя, а второй умудряется отравлять твою жизнь, будучи весьма близким… коллегой по работе. И именно к этому второму «работяге» Накахара так усердно держал свой путь в ночи на своих двоих. Сбежать с собственной вечеринки виновнику торжества не составило труда, потому что большая часть мафиози уже успела налакаться халявной выпивки, а остальные… Безмолвно минуя толпу, Чуя неосознанно пересекся взглядом с Мори. Этот зрительный контакт длился уж точно не больше одной секунды, однако произойти за неё успело многое. Огай был удивительным человеком, который словно успевал прочесть твою мысль ещё до того, как ты успеешь сформулировать её в своей голове. И вот тогда Чуе почему-то показалось, что тот сразу просчитал его намерения, посмеялся над ними и дал своё на то согласие в форме: «Сильно не шумите, мальчики, всё-таки ночь на дворе» — и всё это за одну блядскую секунду, по окончанию которой Накахара чуть ли не поседел. И всё-таки, Чуя не думал замедлять шаг на пути к своей цели, что простирался вдоль местного криминального гетто, в самом конце которого и располагалась обитель Дазая. Дополнительным топливом и мотивацией для рыжего послужила позаимствованная прямо со стола в ресторане бутылка вина, которую он удачно умыкнул под шумок и опрокидывал в себя крупными глотками на протяжении всей дороги. Возможно, таким образом он пытался унять внутреннюю дрожь в груди, потому что чёткого плана действий у него не было, а вот сучонок Дазай умел мыслить на ходу с обдумыванием десяти шагов наперёд. А может, как бы глупо это не звучал, алкоголь служил для Накахары своего рода анестезией, чтобы отбросить сожаления и притупить все чувства, который он сам же себе напридумывал, но напарник одним махом взял и вернул его с небес на землю. Наверное, ему даже нужно сказать спасибо, за то, что тот собственноручно сорвал этот дурацкий пластырь, на что сам Чуя всё никак не решался. Все раны заживут. А ему следует начать думать головой. Пьяной, но всё же головой. Пьянящая красная жидкость опаляет горло словно огнём, в голове уже немного шумит, ноги подкашиваются, но продолжают упрямо идти к своей цели. Так удачно сложилось, что бутылки вина Чуе хватило впритык на всю дорогу и, как только он подошёл к расшатанной деревянной двери входа в подъезд, та окончательно опустела. Резко задрав голову вверх, Чуя на каком-то животном инстинкте выпячивает язык вперёд и поднимает над собой перевёрнутую бутылку, чтобы таким образом «вылакать» остаток вина, который мелкими каплями ещё какое-то время капал ему в рот. Но когда и капель больше не осталось, несчастную бутылку просто отшвырнули в посаженную около дома клумбу. Только за счет примявшихся цветов та не разбилась вдребезги, что вполне себе могло разбудить половину района и привлечь к мафиози ненужное постороннее внимание. Дазай жил на втором этаже, что по природе своей было весьма забавно и иронично, потому что Чуя лично не раз насмехался над ним по этому поводу, ибо с такой высоты уж точно невозможно убиться. Правда Дазай на это приводил целую кучу железных аргументов, что возможно умереть даже от падения с дивана, а в его конкретном случае достаточно просто сигануть из окна головой вниз, чтобы переломать себе все шейные позвонки. На встречный вопрос Накахары, почему тот всё ещё не совершил блистательный выход «рыбкой», Осаму неприятно морщился, бубня что-то про уровень адской боли, в случае не мгновенной смерти. О да, Дазай ненавидел боль и даже можно сказать боялся её, что являлось одним из немногих рычагов давления, которыми Чуя мог хоть как-то повлиять на него. Многие страшились Дазая, который в свои юные годы успел заработать репутацию кровожадного мафиози не только словом, но и делом. Трудно было подсчитать то количество трупов и сломанных жизней, что тянулись за ним кровавым шлейфом, и начало его уже было даже не разглядеть. Настоящее проклятие, взращённое Мори Огаем, пустившее свои убийственные метастазы в самые глубокие вены мафии. Многие могли согласиться с тем, что в толковом словаре Даля в обозначении слова «Чума» явно не хватает фотографии одного злополучного мальчишки, которого даже ребёнком трудно было назвать, стоило лишь заглянуть в его глаза, переполненные абсолютным всепоглощающим «Ни-че-го». Вообще, в пьяной голове Чуи даже не зародилась мысль, что его нерадивого напарника может не оказаться дома, даже в столь позднее время. Без каких-либо препятствий, упрямо и напролом, он преодолел дверь в подъезд и стремительно пронёсся по лестнице до второго этажа. Конечная точка пути была всё ближе, и вот — Чуя уже стоит, пыхтя от злобы, напротив двери квартиры Дазая. Игнорируя сам факт существования звонка, рыжий что есть мочи начинает долбить кулаком по двери, не выбивая её с петель лишь потому, что не активировал свою гравитацию, считая сердечным долгом совершить кровавую расправу голыми руками. По другую сторону доносится лишь тишина и терпение Накахары практически достигает своего предела. Он заносит руку для очередного удара, но в этот раз уже концентрирует энное количество энергии в зажатом кулаке, чтобы избавиться от раздражающего препятствия, однако, не успев сделать рывок вперёд, рыжий тормозит и зависает в пространстве со стеклянными глазами, стоит двери всё-таки самостоятельно щёлкнуть замком и отвориться. На свет, как и предполагалось, высовывается заспанная примятая физиономия Дазая, который, видимо, сам лишь недавно вернулся домой, ведь даже не удосужился раздеться, завалившись спать прямиком в своём любимом (и наверняка единственном) чёрном костюме, что выглядел сейчас не лучшим образом с бесчисленным количеством складок и половиной расстёгнутых на рубашке пуговиц. Лохматая сонная голова не сразу соображает в происходящем и Осаму требуется время, чтобы нормально разлепить глаза и увидеть… — …Чуя? — тут даже Дазай изумился, совершенно не ожидая встретить на своём пороге напарника в столь поздний час. —… — Какого хрена ты тут делаешь? — заспанно бормочет он. — У нас что, появилась работа, но Мори в силу своего старческого маразма разучился пользоваться телефо… Договорить Дазаю не даёт прямой удар по роже. Смачный, звонкий, с моментальным переломом носовой перегородки и хлынувшим фонтаном крови, который заливает огромными багровыми пятнами его белую рубашку. Атака произошла настолько быстро и внезапно, что Неполноценный оказался чисто физически не в состоянии удержать своё тельце на ногах и просто упал на задницу вглубь коридора квартиры, рефлекторно зажимая пальцами нос. В его голове играет хор звенящих колокольчиков, из-за чего приходится очень сильно постараться, чтобы сфокусировать взгляд на своём бестактном госте и попытаться при этом не захлебнуться собственной кровью или не блевануть от мерзкого привкуса железа во рту. Но не смотря на своё внешне хилое телосложение («Дрыщ на ножках» — как порой любил обзывать его Накахара), Осаму был далеко не робкого десятка и внутренней концентрации ему было не занимать. Да, он ненавидел боль, но ещё больше он ненавидел тех, кто безнаказанно ему эту боль причинял. В тусклом свете наружного освещения, перед глазами расплывается тощий, слегка покачивающийся из стороны в сторону силуэт Накахары: его явно дёграет от злости, кулаки нервно сжимаются, готовые для драки, а ещё запах… В одну секунду выражение лица Дазая меняется с потерянного на жуткую насмешливую ухмылку, потому что даже разбитый нос не может помешать почувствовать запах алкоголя, исходящий от напарника. — Я, конечно, догадывался, что ты не доживешь до старости и сдохнешь, погружённый в беспросветный алкоголизм, но не думал, что это произойдёт настолько скоро, — ехидно прыснув, Дазай кое-как находит в себе силы медленно подняться на ноги, уже просто рукавом стирая хлещущую кровь и тем самым размазывая её по лицу, становясь похожим на безумного кровожадного пса ничем не хуже самого Чуи. — Не самое лучшее начало карьеры на роли Исполнителя, ты так не считаешь? — Зачем тебе Акутагава? — это единственное, что грозно рычит Чуя, начиная медленно сокращать дистанцию с напарником. — О-о-о! Так, ты уже успел с ним познакомиться? — Дазай всё ещё продолжает давить глупую кровавую лыбу, но вместе с тем незаметно пятится назад, явно не желая сейчас совершать близкий контакт с Чуей, у которого глаза пылали праведным гневом. — Ну, знаешь, пацан показался мне достаточно способным, вот я и решил пригреть несчастного сиротку, — он пытается косить под дурака, но это явно не особо помогает скрасить ситуацию. — Что ты собрался с ним делать? — Чуя остаётся непреклонен и чем больше он злится, тем сильнее пол под ним начинает трястись, создавая небольшие вибрации, которые явно ощутит весь дом. — А что, ты ревну… ДА КАКОГО ХУЯ?! Очередная попытка притвориться идиотом не проходит для Дазая бесследно, потому что у него заканчивается путь отхода и он упирается спиной в стену. Чуе это только на руку и, сократив дистанцию до минимальной, он без слов и лишних эмоций замахивается кулаком и пробивает в стене сквозную дыру ровно в том месте, где всего секунду назад находилась голова Осаму. И если бы тот вовремя не увернулся, простым переломом носа уж точно бы не отделался, ибо даже без применения способности Накахара вполне себе мог проломить ему нахрен череп. В воздухе зависает немая пауза, нарушаемая лишь тихим скрежетом осыпающейся кирпичной крошки и синхронно тяжелым дыханием двух парней. Их взгляды пересекаются: безмолвные, дикие, словно два хищника, которые нацелились на одну добычу и лишь длина когтей решит, кто выйдет из этой схватки победителем. Но никто пока не решается наносить следующий удар. — Если хоть пальцем тронешь его… — хрипло, будто не своим голосом, выдавливает из себя Чуя прямо в лицо Дазая. — Если даже подумаешь сотворить с ним то же, что сделал со мной… — Он мой подчинённый, — резко наперекор чеканит Дазай, смотря в глаза напарнику без капли страха. — Так что не тебе решать, какими методами воспитания мне пользоваться. А если ты думаешь, что твоё повышение что-то меняет в нашей с тобой работе… Должен тебя огорчить! Дазай не просто так выжидал. Подгадав нужный момент, он проводит контратаку и так же замахивается в Чую кулаком, в надежде как можно лучше украсить эту чересчур симпатичную мордашку. Однако в этот раз его «гениальный» план оборачивается полным провалом. Вопреки поддатому состоянию, Накахара видимо на силе самого гнева контролирует ситуацию и просчитывает бездарный по его мнению удар. Кулак Неполноценного так и не достигает чужого лица, потому что Чуя ловко выставляет по ходу движения открытую пятерню и с легкостью тормозит эту атаку. Именно здесь Дазай просчитался, потому что Чуя был по-прежнему сильнее и лучше подготовлен физически, а потому, стоит рыжему со всей силы стиснуть пальцами его кулак и вывернуть кисть в обратную сторону, Осаму взвывает раненым зверем и падает коленями на пол, пытаясь таким образом сбавить давление на руку, которую Накахара и не думает отпускать. Добыча стала охотником. Без сострадания и каких-либо мук совести Чуя буквально упивается моментом, смотря, как окровавленная моська Дазая корчится от боли, и глаза его едва ли не заплывают слезами. Он хочет навсегда запечатлеть в мозгу эту жалкую картину и поместить её на самое видное место в своей памяти, чтобы после бесконечно ею наслаждаться. Сегодня настал переломный момент в его жизни, когда он победил, по крайней мере, одного монстра, что неустанно терзал его душу долгое время. Ему не нужна Порча, чтобы расправиться с Дазаем — он может сделать это голыми руками и это ощущение пьянит похлеще любого дорогого вина. Но тщеславие Чуи в конечном результате тоже не проходит без оплошностей. Дазай был достаточно близок к нему сейчас, чтобы суметь резко боднуть его головой в живот и тем самым сбить с ног. Воздух за секунду выбило из лёгких и Чуя делает судорожный выдох, отпуская чужую руку и по инерции делая один шаг назад. Для Осаму этого достаточно, чтобы быстро вскочить на ноги и провести следующую атаку. В этот раз Накахара не успевает ретироваться и так же получает в челюсть. Настала его очередь слышать звон и быть малость обескураженным от всей ситуации, однако, стоит бешенным голубым глазам разглядеть в полутьме довольную рожу Дазая, как вся боль разом отходит на второй план. Он рычит в подтверждении своего статуса агрессивного цепного пса и не задумываясь проводит серию ударов, от большинства из которых Неполноценный не в силах увернуться и снова получает своё, но в этот раз не только по лицу, но и в солнечное сплетение и живот. Последний такой удар снова отнимает силы и Дазай падает на пол, обессиленно упираясь в него руками и пытаясь как можно скорее перевести дух. Но Чуя не позволяет, быстро подлетая и впиваясь рукой в каштановые кудри, тем самым поднимая голову Осаму вверх под звук его болезненного шипения и заглядывая в отчаянные озлобленные глаза. — А знаешь, мне ведь тоже всегда было плевать, какой между нами статус, — сплёвывая в сторону сочащуюся из разбитой губы кровь, презрительно фыркает Чуя, лишь сильнее сжимая пальцы на чужих волосах. — Вопреки всему, что ты, ублюдок, посмел со мной сделать, в конечном итоге я начал думать, что мы с тобой по крайней мере друзья. Почему-то я думал, что смогу понять тебя и ход твоих мыслей. Вдруг ебучий-Дазай-мать его-Осаму знает что-то об этой жизни и поможет мне открыть на неё глаза, — ещё немного погодя, Накахара всё-таки ослабляет хватку и отпускает волосы, позволяя Дазаю мешком свалить на пол и постараться не блевануть после такой встряски внутренних органов. — Но ты и правда открыл их мне, за это говорю спасибо, — он присаживается на корточки, чтобы Дазай уж точно слышал каждое его слово. — Только не на жизнь, а на тебя самого. На то, что ты лишь пустое место. Сраный мимик, который живёт за счёт жизней других, но в конечном итоге всегда остаётся один, потому что от паразита либо избавляются, либо умирают от него же. Это и есть вся твоя подноготная, Дазай. Строишь из себя того, кому якобы никто не нужен, а на деле даже сдохнуть боишься в одиночестве, подыскивая в сопровождение вторую жертву для двойного самоубийства. Ты отвратительно жалок и меня ужасно соблазняет возможность придушить тебя прямо сейчас, да не хочется марать руки и оказывать тебе услугу просто так. Дазай молчит. Сейчас он в состоянии лишь поднять на Чую вымученный взгляд раненого зверька, который, затаив дыхание, наблюдает за охотником, в чей капкан он и попался. В голове всё ещё мутит и он лишь чудом не вернул в обратку всё то, чем сегодня ужинал, из последних сил удерживая рвотные позывы. Кровь противно пульсировала в висках, а та, что в конечном итоге перестала литься фонтаном из носа, уже успела немного запечься на губах, подбородке и шее. Глядя на Двойного чёрного сейчас, сложно было сказать, кто из них является большим чудовищем. Но, безусловно, они оба были ими — оба раненные, оба сломленные, оба способные превратить жизнь другого в ад. Сегодняшняя ночь не была концом чего-то. Она была началом — отправной точкой. Как и предсказывал Мори Огай: алмаз отполировал другой алмаз. В конце концов, избитая рожа Дазая наскучила Чуе, хотя в любой другой ситуации он бы ещё долго ею любовался и подстёбывал напарника за его невезучесть. Но то время прошло. В мыслях сразу же всплывают воспоминания, что, возможно, было в их совместном времяпровождении и много чего… неплохого. То, например, как Чуя учил Дазая нормально курить, а тот кашлял и ныл, что такая смерть небыстрая и совсем невкусная; бесчисленное количество раз, когда они выводили из себя Мори своими ребяческими выходками и потом прятались от него же по всему зданию Портовой мафии в самых тёмных местах, а в последствии узнавали, что во время таких пряток ещё можно поучиться лишний раз целоваться; когда после очередной миссии они уставшие заваливались в бар и подолгу спорили, кто же всё-таки прикончил больше ублюдков; когда Дазай единственный раз за время их сожительства приготовил нормальный завтрак, который сгорел и был пересолен ко всем чертям, но тосты тогда практически удались и их Чуя съел и даже с большим удовольствием. Чуя думал о всех этих моментах через горькую призму, словно не их это была жизнь и вообще не было такого никогда, а он просто всё придумал. И чтобы заглушить пакостное чувство внутри, он поднимается с приседа и начинает нервно ощупывать свои карманы в поисках пачки сигарет, выудив которую, он быстро прикуривает сигарету и делает глубокую затяжку, вместе с дымом выпуская внутреннее напряжение и желание разнести всё вокруг в щепки. Самую малость, но это помогает застелить глупые мысли, но в итоге спокойствие Накахары не продлилось долго, потому что Дазай успел прийти в себя. — Если бы действительно хотел, то давно бы убил, — иронично хрипит Осаму, умудряясь язвить даже в таком плачевном состоянии. — Слышь, ты бы завалил своё ебало, а то ведь и правда это сделаю, даже если потом Мори на пожизненно посадит меня писать отчёты, — грубо рявкает рыжий, делая очередную затяжку. — Так сделай, — глухо и абсолютно без эмоционально произносит Дазай, что кардинально отличалось от его тона всего секунду назад. На Чую уже смотрят совершенно другие глаза: не ехидные и колкие, а пустые и отрешенные. — Собери наконец яйца в кулак и прими решение самостоятельно! Чуя опешил и незаметно напрягся, когда Дазай как ни в чём не бывало достал из-за пояса пистолет, но лишь для того, чтобы положить его на пол и придвинуть чуть ближе к нему. В комнате зависла минутная гробовая тишина, разрезаемая лишь двумя острыми взглядами нерадивых напарников: безгранично пылким и неестественно холодным. Но Накахара первым сотрясает воздух, фыркая в отвращении ко всей этой показухе. — Мы это уже проходили, — струшивая остатки пепла сигареты прямо на пол, а после и швыряя на него бычок, отвечает он. — Он ведь снова не заряжен. Возможно, Дазая просто заебал весь этот театр, а может он не нашел никакого другого способа показать Чуе свои серьёзные намерения. Всё с тем же фарфоровым выражением лица он снова резко хватает пистолет, отводя руку точно вправо, и нажимает спусковой крючок. Раздаётся громкий выстрел, от которого даже рыжий вздрагивает, а несчастная дверь ванной комнаты зарабатывает сквозное отверстие. На громкий звук сразу же реагируют соседи за стенами, и ранее спящий дом превращается в муравейник, в котором слышится копошение и голоса его жителей. Однако никто не рискует идти на источник звука или вызывать полицию, потому что наверняка все в курсе, с кем приходится пересекаться, забирая почту по утрам, и этот мрачный пацан в чёрном не зря так часто оказывается рядом с компаниями заядлых мафиози. — Будут ещё какие-нибудь аргументы, или ты, наконец, прикончишь меня? — вопросительно изгибая бровь, совершенно флегматично интересуется Осаму. — …Почему? — только и в состоянии выпалить Чуя, который окончательно растерялся в этой дурацкой ситуации. — Ты никогда мне не говорил, Дазай. Почему ты так отчаянно хочешь умереть? — Тебе не понять. И никому из вас… — струна в голосе Дазая даёт фальшивую дрожащую ноту, потому что сейчас он находился на той самой грани отчаянной истерики. — Это… Оно прямо здесь, — он поднимает на Чую свои стеклянные глаза и начинает тыкать себе пальцем в висок с фальшивой кукольной улыбкой. — Всё что было. Всё что есть. Всё что будет. Это невыносимо. Все вы. — Кто эти «мы», Дазай? — настороженно спрашивает Накахара и вместе с тем делает медленные шаги вперёд с целью осторожно забрать пушку из рук этого идиота. — Каждый ты. Каждый я. Каждый Мори. Одасаку. Акутагава. Ацуши. Кунникида. Достоевский… — у Дазая перехватывает дыхание и каждое слово даётся ему с большим трудом, словно вот-вот и его схватит эпилептический припадок. Но он продолжает неотрывно смотреть на приближающегося Чую, пока собственные глаза наполняются слезами и солёные дорожки в конечном итоге смешиваются с кровью на лице. — А кто..? Кто эти трое последних? — не то чтобы Чую всерьёз интересовал весь тот бред, что нёс его напарник, но ему нужно было хоть как-то заговорить ему зубы, в итоге сумев вырвать пистолет из его рук и отойти назад на пару шагов. — Ещё не знаю, — спокойно отвечает Дазай, совершенно не реагируя ни на то, что Накахара отобрал пистолет, ни на то, что в следующую же секунду он всё-таки нацелил дуло прямиком ему в голову. — И не хочу знать. Чуя сейчас борется в огромных непонятках. С одной стороны, вот тот момент, которого он так давно ждал и наконец-то сможет прикончить Дазая, но с другой… Этот идиот либо окончательно поехал крышей, либо просто не договаривает большой кусок истории, как обычно считая, что только его «гений» способен сие понять. Но Накахара не понимал, хоть и отчаянно жаждал хотя бы перед смертью сраной Скумбрии пусть и на йоту, но разобраться, что же творится в этой тёмной башке и что движет Дазаем в его поступках. Впервые в жизни рука с пистолетом подрагивает и Накахара вообще не уверен, правильную ли херню творит. Потому что это ёбаный Дазай, который в лёгкую играет на чувствах и эмоциях окружающих, совершенно не задумываясь о последствиях. Так какова вероятность, что и это не было очередной уловкой? Если так, чего снова хочет Дазай? Каких действий он ждёт от Чуи, буравя его не моргающим мёртвым взглядом? Кажется… за то недолгое время их перепалки, алкоголь чудесным образом сумел выветриться из организма рыжего, ибо вернулись та скованность мышц и критическое мышление. Последним Чуя обычно пользовался на миссиях, в которых Дазай иногда вот так же творил неведомую херню, хотя от него требовал решать эти ребусы. Только на этот раз, ребусом была сама жизнь Дазая, решить судьбу которой выпало на долю уставшего от всего этого дерьма Накахары. Но Чуя решил. Тремор в руке исчезает и он нажимает на спусковой крючок, снова разбивая тишину громким выстрелом, за которым следует… ничего. Лишь дыра в полу и зажмуренная физиономия Дазая, который медленно приоткрывает глаза и понимает, что пуля прошла прямиком рядом с ним. Чуя чисто физически не мог промахнуться, стоя всего в метре, а значит, он и не пытался по нему попасть. На вопросительный взгляд Осаму, Накахара лишь молча разряжает пистолет и бросает теперь уже пустую болванку перед напарником, забирая себе магазин. Затем просто разворачивается к входной двери, лишь напоследок кинув короткую фразу: — Не проспи завтра работу, подчинённый. Дверь за Чуей медленно закрывается, возвращая квартире её привычный мрак, что становится одним целым с Дазаем: его телом, взглядом, чувствами, душой.