Мой сладкий кошмар

Лёгкие постепенно выжигало изнутри. Кислорода не хватало, и тонкие губы с трудом умудрялись делать мизерные глотки, от которых горло будто обматывали и затягивали колючей проволокой без возможности получить такой жизненно необходимый вдох. Тело ломит. Голова разрывается изнутри, потому что мысли в ней не могут встать в последовательный порядок, вызывая мигрень у своего хозяина и желание просто упасть на колени, взвыв волком. Дазай не обладал какой-то отличительной сверх подготовкой своего тела и поэтому подобный марш-бросок плачевно сказывался на его состоянии, вынуждая впадать в истерику ещё сильнее. Но он должен был бежать: со всех ног, без оглядки, сбивая с ног всех зевак на своём пути. Он должен был успеть. Больше не оставалось времени на проработку идеального плана, в котором можно было бы выйти сухим из воды. Вселенная попросту издевалась над ним, с насмешкой разрушая всё ценное вокруг него, но самого Дазая всегда оставляла невредимым, чтобы он смотрел на адское пламя, что раз за разом выжигало дыру в его сердце, оставляя лишь дымящийся чёрный уголёк. Он ошибся. Одасаку часто говорил ему, что одному человеку не нужно контролировать всё, ведь это попросту невозможно, да и не имеет никакого смысла, ибо подобное подвластно лишь Богу. Жизнь интересна именно тем, что преподносит тебе порой самые непредсказуемые вещи, в рутину которых ты погружаешься с головой и, возможно, в этом и был её тайный смысл — удивляться подобным вещам, о существовании которых ты мог не догадываться всего секунду назад. Мысль об этом должна была наталкивать тебя на желание жить, вот только Дазай никогда не обладал подобным желанием по известным лишь ему причинам. Кто знает… Возможно, на сотый раз просмотра одного и того же фильма, тебе просто становится скучно и ты хочешь выключить телевизор. Коридоры здания Портовой мафии слились перед глазами воедино, пока Неполноценный продолжал мчаться со всех ног в надежде ухватить свою последнюю соломинку, чтобы разорвать проклятый замкнутый круг причинно-следственных связей, с которыми он устал бороться как против ветра, который ускользал между пальцев и оставлял его ни с чем. Но, скорее всего, сам Осаму был причиной катастрофы, происходящей вокруг него. Потому что он был слишком юн, беспечен и не слушал собственные голоса разума, ведь тех… Было у него достаточно много, и все как один твердили, что он не всемогущ, что судьбу не переписать, что люди умирают. Последний резкий поворот за угол, на котором Дазай входит в дрифт и чудом умудряется устоять на ногах, скользя ботинками по гладкой поверхности пола. Он на месте. У него всего один шанс всё исправить. Влетая в их с Чуей кабинет, Дазай на своё счастье застает там рыжего, сидящего на краю столешницы своего стола и беззаботно изучающего в одной руке папку с документами о предстоящей работе по контрабанде драгоценностей, который от такого внезапного появления напарника подпрыгивает на месте и едва не опрокидывает на себя стакан горячего кофе в другой. Заметив непривычно взмыленного парня, Чуя сперва удивляется, потому что порой эту Скумбрию не заставишь пройти пешком двести метров после миссии, а сейчас тот выглядел так, словно пробежал марафон через всю Йокогаму. Но подобное необычное поведение быстро наскучило и Накахара лишь раздражённо закатил глаза, вновь возвращая всё своё внимание на бумаги и кофе. — Дверь прикрывать не забывай, придурок, не создавай мне тут сквозняк, — презрительно отзывается Чуя, делая небольшой глоток. — ЧУЯ, ПРОШУ!.. — у Дазая по-прежнему нет времени на ссоры и выяснение отношений, поэтому он сразу же переходит в наступление и… Буквально бросается Чуе в ноги и берёт те в захват кольца рук, не давая тем самым вырваться. — ТЫ ДОЛЖЕН МНЕ ПОМОЧЬ! УМОЛЯЮ! Я ВСЁ ЧТО ХОЧЕШЬ СДЕЛАЮ, ТОЛЬКО ПОЙДИ СО МНОЙ И ПОМОГИ МНЕ ПРЯМО СЕЙЧАС! — тараторя всё это на одном дыхании, он едва ли не захлёбывается в подступающей истерики, а помимо безграничной мольбы, его глаза постепенно наполняются слезами, от чего голос даёт предательскую надломленную трещину: — Пожалуйста, Чуя… Достаточно сложно было передать, что в тот момент испытывал Чуя, потому что, ну… Вот Дазай. Он плачет. Он на коленях перед ним и выглядит настолько жалким, что вызывает желание ущипнуть себя побольнее, дабы развеять настолько нереалистичный сон. И Чуя щипает себя: раз, второй — ничего не помогает, Дазай по-прежнему остаётся здесь, как умалишённый обнимая его за ноги. Наверное, Накахаре стоило бы максимально высмеять подобную ситуацию, да только умом он понимал, что если Дазай опустился до подобного, миру как минимум скоро наступит конец, а это не могло не пугать до усрачки. Продолжая выслушивать несвязный поток речей о какой-то помощи и впитывать в штаны ручей из слёз и соплей напарника, Чуя попытался как-то незаметно выскользнуть из плена его рук, но попытка не увенчалась успехом — почувствовав чужое телодвижение, Дазай только сильнее стиснул руки вокруг его бёдер. В конце концов, Чуе ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть, предчувствуя надвигающуюся головную боль, и попытаться ненавязчиво выяснить, что же всё-таки произошло. — Дазай… — он аккуратно тормошит его за плечи, стараясь привлечь внимание и отчасти это сработало, потому что на Чую моментально уставилась зарёванная моська с опустошённым взглядом. — То что ты сейчас страдаешь и портишь мои штаны за тридцать тысяч йен, совершенно не наталкивает меня на нужную мысль, что же с тобой всё-таки приключилось. Ты мог бы быть конкретнее. — Он убил их, — жалобной скулит Дазай, будучи на грани, уже надувая пузыри из слюны, свисающей с губ. — Кто кого убил? — всё ещё не понимает Накахара, хотя на слове про убийство немного напрягается. — Андре Жид, — Дазай честно пытается собрать все мысли воедино, чтобы объясниться. — Взял и подорвал детей, за которыми присматривал Одасаку! — Ты… — услышав про детей, Чуя будто прошибает ударом молнии и в голове неосознанно всплывает картина, когда Дазай без капли жалости сжигал детей Овец, силой заставляя напарника за этим наблюдать, вслушиваясь в их жалобные вопли агонии. И теперь этот ублюдок… — Ты убивал детей. Самым жестоким и отвратительным образом даже для мафии. А сейчас тебе вдруг стало не плевать на каких-то сирот, с которыми таскался Ода? Моральный урод — это самое ласковое, как можно тебя назвать. — ДА ПЛЕВАТЬ Я ХОТЕЛ НА ЭТИХ ДЕТЕЙ! — нервы Дазая сдают окончательно и он резко вскакивает на ноги, решительно смотря на Чую. — Одасаку из-за них теперь вне себя от гнева и прямо сейчас отправился убивать Андре! Но я знаю, чем в итоге это всё закончится: они оба погибнут. А я не могу… Снова допустить этого… — секундная решительность угасает во взгляде Дазая так же быстро, как и появилась. Теперь он снова похож на избитого щенка, что ищет защиты подле ног хозяина. — Даже мне не под силу предотвратить эту схватку, но ты… Ты, Чуя! Ты не входящее в план звено, которое может прервать цепочку событий! Твоя сила может спасти Одасаку, если мы прямо сейчас отправимся к ним! — он с уверенностью хватает Накахару за руку и уже собирается тащить его за собой, да только сам Чуя остаётся стоять на месте, от чего Дазая по инерции повело в обратную сторону, стоило ему ощутить сопротивление. — Ну же, Чуя, чего ты ждёшь?! Это работа для Двойного чёрного! — он с удивлением глядит на рыжего, совершая ещё одну попытку его тащить, но всё остаётся безрезультатным. — Это работа для Дазая Осаму, — холодно отчеканивает Накахара и, наконец, дёргает и высвобождает ладонь из чужой хватки, начиная медленно её растирать через перчатки. — Меня это никоим образом не касается. Тем более, босс приказал мне не покидать здания мафии, пока Мимик разгуливает в окрестностях. — Но ведь… — Дазай явно обескуражен, вынужденный просто пялиться, как Чуя неспешно продолжает заниматься своими делами. — Он же мой друг… — Целиком и полностью сочувствую ему, — иронично фыркает Чуя. — Но какое мне до этого дело? По правде говоря, Чуе сейчас было крайне тяжело сдерживать выпирающую через край счастливую улыбку и немного сумасшедший смех, который заливисто раздавался в его голове. Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя настолько хорошо, что был готов вскочить на стол и пританцовывать как какой-нибудь персонаж диснеевского мультфильма. Ему нравилось видеть и упиваться отчаянием Дазая — человека, который утащил его в бездну и всё то время с наслаждением наблюдал, как Чуя отчаянно барахтается в пучинах его тьмы. Но сегодня был день, когда они наконец-то сменили роли и теперь настала очередь Чуи свысока смотреть на постепенно уходящего на дно Дазая. Они оба тонули, но сам факт возможности утопить соперника на минуту раньше себя невероятно будоражил, разгоняя азарт по венам. У Чуи никогда не было конфликтов с Сакуноске, потому что они не так часто пересекались и общались. Но именно он был тем, на кого Дазай всегда с лёгкой руки разменивал Накахару, будто тот был ненужной пылящейся вещью. Возможно, некая ревность была бы глупой со стороны Чуи, ведь они с Дазаем не были чем-то обязаны друг перед другом и в верности не клялись, однако, сам факт происходящего, когда всё, за что так боролся Дазай, сейчас ускользает у того из рук, невероятно грел испорченную душу Чуи, который упивался его отчаянием. Чуе сейчас определённо было хорошо. — Ты не можешь… так поступить… — Осаму продолжает стоять на своём и пытаться вразумить помочь ему, но делает это уже без особого энтузиазма, от чего голос заплывает отчаянием. — Как поступить, Дазай? — притворно-наивно поёт рыжий, пронзая его удивлённым, но острым взглядом, таящим в себе хладнокровный расчёт за все обиды. — Я не могу отпустить тебя одного? Ну же, Дазай, беги, играй со своим лучшим другом Одасаку, — не разрывая зрительного контакта, Чуя вальяжно обходит свой стол и садится в кресло, перекидывая ногу на ногу и скрещивая руки на груди. — А я, пожалуй, останусь здесь. Один. Как и обычно. Разве не этого ты хотел? Быть один, Дазай. Это ведь твой удел, к которому ты всегда так стремился. Так что я тебя отпускаю. Выслушав столь пламенное наставление, Дазай какое-то время ещё находился в прострации, смотря куда-то сквозь реальность. В мыслях неустанно проворачивались цепочки событий, которые случились или могли случится, поступи он хотя бы немного иначе. Это конец. Закономерный, приводящий ко всё той же мрачной концовке, которую Дазай сочинил и написал собственными руками. Он был глуп и беспечен, когда думал, что сможет так легко обмануть вселенную, действуя в одиночку. Но он слишком поздно осознал слова Одасаку — тот был прав абсолютно во всём и одному человеку это неподвластно. Возможно и можно было бы что-то предпринять, но беспечность Неполноценного в итоге сыграла с ним злую шутку, и теперь он один против всего мира, вынужденный сражаться за абсолютное ничего, потому что даже его он недостоин просто так. Это его вина. Когда Дазая немного отпустило и он вновь более осознанно посмотрел на Чую, им за мгновение овладела неконтролируемая ярость. Даже не обходя стола, он попросту запрыгивает на него сверху как зверь и не даёт напарнику шанса осознать происходящее, моментально хватаясь обеими руками за его глотку, постепенно всё сильнее сжимая кольцо пальцев. Чуя в такой ситуации только и может, что издать короткий хриплый стон, ухватившись обеими руками за запястья Осаму. Однако на этом его реакция закончилась. Дазай весьма удивило, что на попытку его придушить, Чуя упрямо сжимал губы и смотрел на него с откровенным вызовом, не смотря на то, что капилляры в белках начали постепенно лопаться, размалёвывая глаза красной паутинкой. Чуя не проронил ни слова, лишь громко пыхтел и не отпускал его рук, что только сильнее бесило Дазая, потому что он хотел, чтобы Чуя по полной ощутил его боль сейчас. Но это было бессмысленно, ибо Накахара уже давно жил с этой болью, которой теперь делился с ним сполна. — Это всё… Его сраный план, — устрашающе рычит Дазай, не без наслаждения рассматривая постепенно синеющее лицо напарника, который уже начал пускать пенистую слюну. — Запер тебя в башне как принцессу. Подстроил всё так, чтобы Одасаку отправился на заведомо смертельную миссию. Пытается надеть на меня намордник, чтобы вместе с тобой воспитать из нас идеальное оружие для своих целей. — Ты… Чокнулся… — кое-как сипит Накахара и уже чисто на инстинкте самосохранения пытается разомкнуть чужие руки на своей шее. — Может, мне и правда следует убить Мори и занять его место? — за попытку говорить Дазай только увеличивает давление под ладонями и немного приподнимает Чую над креслом, от чего тот вынужден упираться ногами в пол без риска свернуть себе шею. — А ты будешь моим псом, который служит за право жить и выполняет все мои приказы. Постепенно, речь Чуи стала превращаться в одно сплошное несвязное бульканье и отчаянные попытки вдохнуть немного кислорода, но хватка Дазая была беспощадной, не давая никакой возможности это сделать. Он стал дёргаться в конвульсиях, пытаться оттолкнуть или ударить бинтованного ублюдка, но силы стремительно покидали его тело и перед глазами начало мутнеть, а мышцы всего тела слабели. Дазай ведь правда мог с лёгкостью прикончить сейчас Чую, чтобы на одну проблему в его жизни стало меньше, но он не стал. В самый последний момент, когда рыжий находился практически на грани сознания, он резко расслабляет руки и швыряет его тело обратно в кресло, оставляя на тонкой шее отчётливые багряные отпечатки пальцев, которые будут заживать не один день и даже неделю. Когда кислород снова ударил в мозг, Накахара будто прозрел, начиная надрывно кашлять и жадно хватать ртом воздух, стараясь прийти в себя. — Ты… Если вдруг… Кхах!.. Ты посмеешь… — ему пока сложно говорить, чтобы глотка не выпускала вместе со словами свистящие звуки, но Чуя глядит исподлобья на Дазая с лютой ненавистью, очень жалея, что не умеет уничтожать взглядом. — Если с боссом что-нибудь случится… Я вздёрну тебя на крышу, оболью помоями и буду наблюдать, как птицы пожирают тебя живьём, — судя по тону и серьёзно настроенному взгляду, Чуя не шутил. — Я не стану предателем, как ты. — Нет, не станешь, — утвердительно кивает Дазай и мигом спрыгивает со стола. — Возможно, так и правда будет лучше. Чтобы наши пути разошлись. Гнев и истерика больше не владеют им. В который раз Чуя видит перед собой совершенно пустой взгляд Неполноценного, в котором одновременно таится всё и ничего. Бездна вновь раскрыла свою пасть, чтобы показать себя во всей красе, чтобы напомнить суицидальному мальчишке в чьей он власти. Только Чуя с этим не согласен и никогда не будет. — Дазай… Прекрати, — он делает безнадёжную, но отчаянную попытку хоть как-то вразумить напарника. — Не делай глупостей. Неужели ты и правда так просто всё просрёшь? — Я не могу так просто сидеть сложа руки, Чуя, — это звучит как крик отчаяния, потому что Осаму и правда его ощущал. — Я должен хотя бы попытаться спасти его. — Что ж… — тяжело вздыхая, Накахара потирает переносицу. — Надеюсь, ты спасёшь его. Более они не обменялись ни словом, даже не смотря в стороны друг друга. Чуя лишь молча сел обратно в кресло и отвернулся на нём к окну. Сзади послышались шаги Дазая, которые стремительно стихали по мере его отдаления, пока не послышался закономерный звук закрывающейся двери, что сопроводился тихим печальным вздохом рыжего. За окном солнце постепенно опускалось к горизонту, разливаясь по небосводу кроваво-красным закатом и застилаясь серыми грозовыми облаками. Дурная примета, пророчащая чью-то ужасную грязную смерть. Чуя какое-то время неотрывно глядел на всё это буйство красок, копаясь в собственных тяжёлых мыслях. Должен ли он был отпускать Дазая? Правильно ли поступил, что послушался приказа Мори оставаться на базе? Было ясно лишь одно: кто-то где-то запустил обратный отсчёт, но никто не мог сказать точно, что их всех ждёт, когда на таймере высветятся нули. «Это работа для Двойного чёрного» — без остановки слова Неполноценного продолжали вертеться в голове. Двойной чёрный был создан для борьбы за мафию и её интересы, а теперь, получается, сам Чуя предал свои идеалы, когда решил отсидеться в стороне? Когда-то Накахара был готов сражаться бок о бок с Дазаем против всего мира, но Дазай предпочёл выбрать этот самый мир вместо Чуи. И кто из них был большим эгоистом сказать сложно. Слишком многое приключилось, через слишком многое они прошли вместе, чтобы так просто давать заднюю. Они две стороны одной монетки — совершенно разные, но абсолютно одинаковые. В самый ответственный момент Чуя бы не знал, как справляться без Дазая против их врагов, Дазай, аналогично, всегда рассчитывал на Чую и его понимание сумасшедших планов. Если они и правда хотят побеждать вопреки всему, то им суждено быть вместе как напарникам, как злополучным друзьям, как двум осколкам с идентичными гранями раскола, которые однажды отыскал Мори Огай и соединил, давая шанс на новую жизнь. Будет полным идиотизмом заканчивать всё именно так. Резко вырываясь из бесконечного потока мыслей, Чуя больше не в силах взвешивать все «за» и «против». Он вообще никогда не любил рассуждать здраво, отдавая эту инициативу Дазаю, а сам предпочитал работать кулаками. Вот и сейчас. Он не думает, а просто резко срывается с места и бежит по пути, которым некоторое время назад ушёл Дазай. Коридоры сменялись этажами, люди едва не были сбиты с ног, но Накахара продолжал мчаться, как верный пёс потерявший своего хозяина. Выбегая на улицу, он решает не тратить время на транспорт, а просто пользуется прелестями своей способности, мчась и перепрыгивая по крышам до примерного места, где должны были встретиться Ода и Андре. Дазай непременно будет там. — Только дождись меня… — выдыхает он практически себе под нос во время очередного затяжного прыжка между крышами. — И проследи, чтобы Одасаку не натворил глупостей. Потому что никто сегодня не умрёт.

***

К тому моменту как Чуя добирается до одного из раскрытых мафией убежищ Мимика, солнце окончательно скрывается за горизонтом, окуная город во мрак и снижая температуру, от чего рыжий впопыхах тонул в клубах пара от собственных тяжёлых вздохов, потому что погода выдалась холодной, а его пробежка достаточно длительной. Найденный адрес был похож на какой-то давно заброшенный особняк, по виду которого сложно было сказать, обитал ли там кто-нибудь живой. Но тайное убежище террористов было на то и тайным, чтобы полиция и простые зеваки не смогли заподозрить что-то неладное. Хотя здесь… было уж слишком тихо. Приземлившись во внутреннем дворе, Чуя не обнаружил ни намёка на сопротивление, что заставило напрячься, ведь, вполне возможно его люди заполучили подставной адрес, и теперь ему придётся искать иголку в стоге сена. Однако, вопреки здравому смыслу, Накахара облегчённо выдыхает, когда, толкнув незапертую входную дверь, обнаруживает за ней целую гору трупов тех самых террористов из Мимика, которые, по всей видимости, и соображать толком не успевали, когда получали свою роковую пулю прямо в лоб. Явный почерк работы идеального убийцы Сакуноске, который так глупо зарывал свой талант киллера в землю. Впрочем, сам Чуя не мог про себя сказать, что ему прельстит ходить по телам мёртвых врагов. В его предпочтении было запугать и покалечить для большей внушительности своих слов, а вот к убийствам он прибегал только в тех случаях, когда иного выбора не оставалось. Так что… Глубоко в душе он мог понять Оду за его не желание марать руки кровью, ведь сам Чуя предпочитал прятать те в карманах от лишних глаз. Впереди простилался длинный тёмный коридор. И раз уж враги в этом здании, как оно видно, закончились, Чуя решает не быть слишком осторожным и сразу же срывается на бег, используя трупы как путеводную нить, на конце которой он надеялся найти Дазая и Оду. Он не мог опоздать. Всё не могло закончиться вот так. Трупов постепенно становилось всё меньше, и последний такой привёл его к высокой массивной деревянной двери, которая, впрочем, не представляла из себя никакого препятствия, ведь Чуя умудряется снести её собой при помощи лишь одного удара плеча. Петли жалобно скрипят, половинки распахиваются в сторону и Накахара скользя ботинками по полу едва умудряется затормозить после разгона, жмурясь от попавшего в лицо из высоких окон лунного света. Пару секунд его слепит от резкой смены яркости, а потому он не сразу понимает, что вообще происходит в этой комнате. — ДАЗАЙ! Я здесь! Я пришёл! Я… — когда глаза немного привыкли, Чуя наконец-то смог увидеть силуэты перед собой, от чего весь энтузиазм постепенно стал сползать на нет, вместе с его улыбкой. В серебряном блеске луны, на полу мерцали две огромные лужи крови, в каждой из которых лежало по телу. Одно из них принадлежало тому самому Андре Жиду, за которым и полиция, и мафия вели такую рьяную охоту. Но сейчас Накахаре не было абсолютно никакого дела до смерти главы преступной группировки, потому что второе тело в пропитавшейся кровью одежде принадлежало Сакуноске Оде. Его лицо было спокойным как для того, кто умер на своей смертью: прикрытые глаза, разглаженный лоб и губы, которые словно пытались исказиться в облегчённой улыбке. За свою относительно недолгую жизнь, Чуя успел повидать немало смертей, но ни одна из них не охлаждала его кровь до леденящего душу страха как сейчас. Он привык убивать. Он не знал, как правильно реагировать на небезразличную смерть. И это пугало. Чуя делает короткие неуверенные шаги вперёд, тормозя прямо около Сакуноске, надеясь, что если рассмотрит его получше, то ответ о необходимых действиях придёт сам собой. Но этого не случается. Озарения не приходит, и он лишь продолжает шокировано пялиться на труп, не в силах связать мысли воедино. — Он уже остыл, — неожиданно раздаётся откуда-то из мрака комнаты до боли знакомый, без эмоциональный голос. — Где-то слышал, что с человеком ещё можно попрощаться, пока его тело не остыло. Но ты опоздал с прощаниями. — Дазай, я… — Чуя потерян, напуган, не знает, что сказать, но не двигается с места, с замиранием сердца наблюдая, как постепенно из тени на него выходит Дазай. — Решил лично взглянуть на шоу? У Чуи перехватывает дыхание, когда Осаму всё же появляется на свету. Он выглядит иначе. Нет, спавшая с правого глаза повязка, что теперь небрежно колыхалась в воздухе при каждом шаге парня, практически не смущала, потому что Накахаре не раз доводилось видеть лицо напарника «целиком». Куда больше его напрягало то, что сам взгляд Дазая как-то изменился. Было сложно сказать что именно было не так, но с глаз определённо спала некая призма, через которую Неполноценный всегда смотрел на мир. В нём не было печали, сожаления или ненависти. Это был новый взгляд, который был адресован лично Чуе. Безразличие. Конечно, Дазай постоянно пытался демонстрировать Накахаре то, насколько ему на него плевать. Но тогда его глаза горели огнём, черти плясали в них, и в такие моменты был заметен блеск настоящего желания жить. Противореча самому себе, он не мог жить без Чуи и чёткой уверенности, что будет бесить его до конца своих дней. По всей видимости, дни того Дазая действительно подошли к концу, потому что нынешний утратил способность чувствовать хоть что-то, находясь рядом с рыжим. И Чуя это видит. Ему страшно от осознания, что он убил Дазая. Своего Дазая. Того, который всегда его злил, бесил до пены изо рта, сводил с ума своими странностями, пугал своими поступками, будоражил прикосновениями и всегда давал понять, что никогда не оставит Чую одного. Что бы не случилось, он всегда клялся бесить его до скончания веков, что в переводя с дазаевского означало «Я буду рядом». Но тот Дазай мёртв. Чуя убил его собственными руками, а теперь был вынужден растерянно пялиться на совершенно чужого для себя человека, который смотрел на него так, будто они и не были знакомы. Будто и не было этих трёх лет. Заводить сейчас бессмысленный диалоги на тему «кто прав, а кто виноват» Дазай не имел ни малейшего желания. Смирив ягнячьи глаза Чуи ледяным взглядом, он молча обходит его и, сунув руки в карманы ненавистного теперь плаща, который пропитался кровью друга, направляется к выходу из зала. Погружённый в себя, в голове его вертелись только две мысли: последние слова Одасаку о его месте в мире и то, как следует провести предстоящие похороны, потому что, честно, он понятия не имел как хоронить людей не в братских могилах, хорошенько поливая тела бензином. От осознания этого Осаму даже ухмыльнулся, возможно и правда признавая факт правоты друга, что ему следует поработать над своим поведением. Чуя, всё это время потерянно стоящий и пялящийся ему в спину, в конце концов не выдерживает и срывается с места в попытке догнать Дазая, попытаться поговорить и всё ему объяснить, хотя он и не знает, как вообще можно оправдать себя в данной ситуации. — Дазай, постой! — максимально сократив дистанцию, Накахара вот-вот собирается ухватить напарника за плечо, чтобы остановить и развернуть к себе, но встречается с препятствием в виде резкого выпада руки Неполноценного, раскрытая ладонь которого одним сильным ударом врезаемся ему в грудную клетку и Чуя просто не успевает увернуться, по инерции обескураженно падая на задницу. — Давай поговорим! Ты же не идиот! Ты прекрасно знаешь, что это не я его убил! Прошу… Не уходи… Мне… Мне так жаль… — на последних словах голос подводит его и срывается на практически жалобный собачий скулеж. Услышав столь слёзные оправдания, Дазай остановился. Он не развернулся, даже не оборачивая головы в сторону Чуи, больше предпочитая сейчас смотреть в пустоту, чем на него. Им завладела ещё одна мысль — крайне тяжёлая в понимании, что этот нерадивый пёс никогда не оставит его в покое. Как бы далеко в лес ты его не завозил, но блохастая шавка всё равно каким-то чудом найдёт дорогу обратно. Это могло создать некоторого рода проблемы и самым простым способом решения было прикончить Чую уже окончательно. Именно что застрелить, как неизлечимо больную собаку, дабы избавить от страданий всех разом. Рука в кармане подрагивает, когда через ткань плаща нащупывает злосчастный пистолет за поясом. Дазай отчётливо понимает, что может прикончить Чую прямо сейчас, потому что этот идиот в силу своего дурацкого чувства вины вполне возможно даже не будет сопротивляться, активируя гравитацию. Он, блять, хочет нажать на спусковой крючок, но вопреки здравому смыслу, почему-то не может. Метания от «правильно» и «неправильно» разрывают его голову на части. К горлу подкатывает омерзительный горький комок, от которого уже собственный голос готов сорваться на жалостливый крик о помощи. Сердце в один миг замирает, переставая пропускать удары, стоит Осаму услышать первый всхлип позади себя. А потом ещё один. и ещё один. Чуя, больше не в силах сдерживаться, начинает тихо плакать себе под нос, даже не найдя силы подняться — так и стоя на четвереньках, видя, как собственные слёзы крупными каплями заливают паркет под ним, смешиваясь с каплями чужой крови, которую разбрызгало по комнате во время решающей перестрелки. Ему больно, потому что он устал быть сильным. И Дазай разделяет с ним идентичную боль, ведь он тоже устал. Настало время сделать выбор и, если Чуя так упрямо продолжает сопротивляться, Дазай простит его эгоизм и любезно решит за них обоих. Он сделает это не для себя, он сделает это для них. Лишь для них двоих, не беря в расчёт никого и ничего: будь то Одасаку, Мори или вся проклятая Йокогама вместе взятые. Сама Вселенная неустанно что-то нашептывала Дазаю, и он больше не может постоянно затыкать уши. По бледной щеке пробегает одинокая слезинка и Осаму очень надеется, что её блестящей дорожки не будет видно в лунном свете, потому что он разворачивается к Чуе лицом, встречаясь с таким же печальным и заплаканным взглядом. В воздухе повеяло лёгким чувством дежавю, словно это уже было и они вернулись в итоге к тому, с чего начинали когда-то. Пальцы ещё несколько секунд непроизвольно ощупывают рукоятку пистолета, но в конце концов Дазай тяжело выдыхает и отводит руку в сторону. Он не убьёт его. Он убьёт их обоих, причём сделает это в самый негуманный способ. Это будет двойное самоубийство Двойного чёрного. Даже если Чуя никогда не хотел умирать и просто боялся в этом признаться. — Ты никогда не сможешь его заменить, — сухо произносит Дазай, вынужденный сейчас напрячься всем тело, чтобы голос предательски не дрогнул. — Как бы ты не старался, что бы ты не делал, но ты всегда останешься для меня на последнем месте. Нет, знаешь… Ты даже не попадёшь в этот рейтинг, потому что я с куда большим удовольствием поставлю в его конец тупицу Акутагаву, но уж точно не тебя. — Что…? — в недоумении произносит Чуя, но Осаму не даёт ему вставить и слова. — ТЫ ОШИБКА! — рявкает Неполноценный, тем самым шугая Накахару и вынуждая его напрячься от волнения. — Ты и вся твоя жизнь не стоили бы ничего, если бы я не притащил тебя в мафию в тот день, — сделав пару шагов вперёд, Дазай наклоняется к рыжему, чтобы выплюнуть ему все обиды прямиком в лицо. — Твой удел лишь сдохнуть в какой-нибудь канаве в полном одиночестве, потому что жить ты не достоин. Но убивать тебя нет никакого смысла, потому что так пропадёт веселье с отчаянными попытками несчастного Чуи доказать, что он чего-то стоит, показать, что он якобы человек. — Перестань… — сердце Чуи сжимается с каждым отвратительным словом, которым награждает его Дазай. Пусть оскорбления и были словесными, однако сложно было избавиться от того самого чувства, когда Буичиро пырнул его ножом на утеху глаз овец. Только тогда удар был один, а сейчас Накахара был вынужден терпеть тычок за тычком от человека, который тогда его спас. — Ты бесил меня, — Осаму не прекращал сбавлять напор. — С самого первого дня и до глубины души. Мне хотелось прикончить тебя, выдавить из глазниц эти мерзкие голубые глаза, а труп сбросить с пирса в порту на растерзание местной фауны. — Ты ублюдок… — Чуя больше не скрывает катящихся по щекам слёз, но теперь, вместо жалости его лицо искажается в озлобленном оскале, словно ещё немного и он вцепится ублюдку в глотку. — И ты всерьёз мог думать, что я могу любить тебя? — с насмешкой ухмыляется Неполноценный и снова выпрямляется, презрительно глядя на напарника сверху вниз. — Всё, что мне в тебе нравилось, это твоя тупость и слишком лёгкая управляемость. Согласись, не каждый день находится такой пёс, который беспрекословно выполняет твои команды, а при любом проявлении мнимой симпатии послушно раздвигает ноги в надежде, что его полюбят как-то по-особенному. — Я ПРИКОНЧУ ТЕБЯ, УРОД! Собственно, Чуя не хотел развеивать в глазах Дазая свой статус бешенного пса, поэтому решил наглядно продемонстрировать что будет, если такой всё же сорвётся с цепи. Сделав один быстрый рывок вперёд, Чуя вкладывает в свой сжатый кулак всю боль, обиду и страдания, который испытывал из-за Дазая на протяжении трёх лет. Удар приходится точно в челюсть со звуком явного перелома, однако… Почему-то на мгновение Чуе показалось, что Дазай даже не попытался увернуться, хотя по всей логике должен был это сделать, потому что знает про все его боевые приёмы. Но... нет, Осаму открыто принимает удар такой силы, что банально не может устоять на ногах и безмолвно заваливается на пол. Чуя не теряет времени. Он подлетает к нему и вдогонку начинает прописывать удары с ноги уже валяющемуся на боку Дазаю, который всё же пытается сопротивляться и выставляет руки в места прилетающих ударов. Но это мало помогает, потому что рыжий по-прежнему сильнее и без капли жалости продолжает наносить ему удары в живот, по рёбрам и лицу, превращая последнее в кровавое месиво. Хочется выть от боли и обиды, которая постепенно затмевает разум Накахары настолько, что он с особой силой замахивается тяжёлой подошвой ботика над головой Осаму и… останавливается. Всего какая-то пара сантиметров до виска, что могло пророчить вполне себе смертельный удар, но Чуя тормозит, заставляя зажмурившегося Дазая настороженно приоткрыть один глаз. Чуя пыхтит от злости, но при этом взгляд его уже другой — такой же, с которым ранее встретил его Дазай — в том абсолютно отсутствовали чувства. Ничего не говоря, Накахара лишь поправляет свою немного съехавшую шляпу, а после просто перешагивает через тушу Дазая, очень быстро покидая сперва зал, а за ним и весь особняк. Будет весьма удачно, если Мори не узнает, что он ослушался приказа и попытался помочь шестёрке. Услышав удаляющиеся от себя шаги Чуи, Дазай не без облегчения выдохнул, хотя вместе с воздухом у него изо рта потекла непрерывная струйка крови, оставляя отвратительный металлический привкус на языке. Наверное… Он пока не будет вставать. Да, точно, полежит ещё немного на полу, возможно в надежде, что кости срастутся сами собой, или хотя бы головная боль пройдёт и ему не захочется выблевать все свои внутренности после явного сотрясения. Совершив невероятное усилие, Неполноценный умудряется кое-как перевернуться на спину, ослабляя тем самым давления на места ударов. Какое-то время он просто бездумно глядит в потолок, но затем делает ещё одно, куда более тяжёлое для себя усилие… Он чуть поворачивает голову на бок, чтобы с такого ракурса видеть тело Сакуноске и тихо шепчет: — Надеюсь, ты не ошибся, и я сделал всё правильно. Устало прикрывая глаза, сейчас он близок к тому, чтобы вырубиться и хорошенько отоспаться прямиком на полу. Возможно так он и сделает. Пройдёт какое-то время, раны заживут и Дазай встретит в своей жизни новых людей, обзаведётся новыми знакомыми, но так и не сможет назвать кого-то из них по-настоящему «другом». И всё же, кое-что будет оставаться неизменным. Он по-прежнему будет грезить самоубийством и раз за разом повторять, что ненавидит боль. Дазай ненавидел её не потому что боялся, а потому, что ему было невыносимо испытывать её за двоих. Возможно, он просто идиот. А может дело в том, что он жестоко наврал в каждом слове, которое сказал Чуе в ту самую ночь, после которой они не увидятся ещё долгие четыре года.

***

[…30, 31 глава — «Двойной чёрный»] Враг был повержен. Просто разорван на мелкие кусочки под губительным и устрашающим действием гравитации. Но для ненасытного Бога Разрушения одна отнятая жизнь не значила ничего, будучи одной сотой песчинки в масштабах вселенной, которую он мог поглотить. Он не насытился и не остановится до тех пор, пока не сровняет весь мир с землёй, вытанцовывая в жаре адского пламени. Тело Чуи достигло своего предела, но даже после уничтожения Лавкрафта он не был в состоянии остановиться, создавая всё новые и новые гравитационные сферы, пуляя ими во все стороны и заливисто истерично смеясь. Порча взяла над ним верх и как чума постепенно расползалась по телу множеством рваных алых отметен. Внутренности пылали от невыносимой боли, из всех щелей хлестала кровь, но тварь, взявшая над ним верх, продолжала заставлять его улыбаться, желая поглотить несчастную душу до последней капли, чтобы потом продолжить сеять хаос, наконец-то полноценно взяв под контроль такой желаемый телесный сосуд. Однако, в планы Арахабаки явно не входило, что Чую всё ещё могут спасти. — Враг уничтожен, — голос Дазая доносится до слуха Накахары как через толщу воды, но ему было достаточно, что его слышат. — Отдохни, Чуя. Голову разрывает страшным воплем и только Чуя мог его услышать, потому что принадлежал извечному пленнику, которого снова заперли в его глубокой темнице. Без сил на то, чтобы даже стоять на ногах, рыжий падает на землю и делает судорожные вдохи, вместе с тем стараясь откашляться от попавшей в глотку собственной крови. Он чувствует себя вывернутым наизнанку, но вроде как живым и даже в сознании, а значит Дазай не обманул и снова пришёл ему на помощь. — Твою же…! — Накахара всё ещё силится отдышаться, вынужденный упираться дрожащими руками в выжженную под собой землю, чтобы не упасть окончательно. — Придурок Дазай... Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты останавливал меня сразу же, как дело выполнено! — Я помню, просто… — Дазай с широкой улыбкой присаживается на корточки рядом с ним. — Я честно немножко не удержался и засмотрелся! — Я доверился тебе… — гневно пялясь исподлобья на бывшего напарника, хрипит Чуя. — Я использовал «Порчу»… — из последних сил он сжимает покалеченный кулак и наотмашь замахивается в сторону, лёгонько стукая им по груди Дазая. — Донеси меня… До места эвакуации… Убедись что… Я доберусь… — способность пребывать в сознании окончательно покидает его и Чуя просто валится без сил на землю, моментально и вполне себе сладко засыпая без задних ног. — Не волнуйся и предоставь это мне, дружище, — весьма тепло улыбаясь, выдыхает Дазай.