Смерть Даниила Данковского

По ком звонит колокол? По безвременно ушедшему ученому, сметенному его заклятым врагом, страшной Смертью. А звон расползается по теплому влажному воздуху, оплетает щупальцами Собор и дышит каждому человеку в затылок. Шаги вокруг глухие, да и много их. Шуршат, стучат, шаркают и звенят о плитку и землю. Кто-то бормочет, кто-то всхлипывает, кто-то опять закашлялся и остановился в стороне, пытаясь отдышаться. Гроб несут. Ему душно. Голова раскалывается от боли, ему больно моргать правым глазом, тот почти и не видит чётко. А зачем ему видеть? Он же мёртв. Нет, нет, глупости. Он еще не мёртв. А вот человек в гробу — да. Ему душно. Он не может вытянуть руку, она во что-то упирается перед ним, шершавое, будто дерево. Кровать под ним покачивается, словно люлька под присмотром заботливой матери, и он почти чувствует себя уютно. Потом что-то ухнуло в яму. Его сердце. Горстка земли упала на гроб, стукнула так легонько мелкими камушками и соринками. И еще раз. Еще три раза. Еще два. Зашумела лопата, загребая неподатливую землю. Та чувствует, что негоже ей покрывать такого человека, он предназначен для того, чтобы в небесах летать, а не лежать в земле. Но кто её спросит. Дышать становится всё тяжелее, ему не хватает воздуха. Звуки людей становятся глуше, кто-то рыдает, но слышно ему это через вату, через слой воды, земли, ему ничего не слышно. Душно. Ему душно. Он задыхается. Он не может двигаться, и лёгкие его начинают тлеть — мотор сгорел. Сгорают альвеолы, как подожженный тополиный пух, превращаются в серый летящий пепел, сгорает и сердце, взрываясь совсем тихим хлопком, и он понимает, что сейчас сгорит и он, сгорит его мозг и глаза, которые давно уже видят только темноту. Жар подбирается к горлу, обдаёт ноздри и сушит губы, а головная боль выдавливает слёзы из ноющих глазниц. И никто ему не поможет. Его похоронили.