Немой диалог

      Врачи держали Томаса в процедурной часа четыре. Периодически измученная фигура на каталке перевозилась из кабинета в кабинет, но Дэвиду, чинно сидящему в приемной, никто не спешил что-либо сказать. Как бы, зачем?       Неважно, что он привез этого парня, неважно, что в регистратуре оформил его на свою страховку, вообще не заботясь и о сумме обследования и о дальнейших процедурах, лечении, медикаментах. На Дэвида, казалось, просто забили. Уже третья по счету чашка какой-то бурды из автомата, которая планировала быть кофе, но оказалась просто теплой коричневой жижей. Риддла даже не волновал вкус напитка: главное было занять чем-то руки и мысли.       Высокий мужчина, явно дорого и опрятно одетый, сидел весь перемазанный в чужой крови и уличной грязи. Его бы сейчас в отделение полиции для допроса везти, но, судя по состоянию Томаса, никто из врачей не считал Дэвида причастным к акту насилия, только свидетелем. Конечно, потом пойдут допросы, вызовы в полицию, попытка составления фоторобота и еще куча всевозможной волокиты, от которой Риддл бы очень хотел оградить Томаса… но правовая система не особо интересуется эмоциональным состоянием жертв. Главное — следовать букве закона.       Долгое время спустя к Дэвиду все-таки вышла уставшая, хоть и миловидная медсестричка, с какой-то слишком угрожающе-толстой папкой с анализами и еще Бог весть чем. Подойдя к мужчине, она начала перечислять все травмы, которые получил Том: какая потребуется терапия, сколько времени это все, предположительно, займет. Но Дэвид не слушал. Точнее, слушал вполуха, потому что его внимание было приковано к слабо выползшему из кабинета Томасу. Парень бесцветно улыбался врачу, что-то ему строго-назидательно говорящему, и натягивал на разбитые кисти рук рукава странного бордового свитера, вообще непонятно откуда взявшегося. Лицо было в синяках, но почему-то выглядело не таким уж и пугающим.       В движениях блондина скользила неловкость, неуверенность, зажатость. Казалось, что ему не комфортно принимать помощь. Или, может быть, дело было в том, что большое количество людей увидели его в таком избитом состоянии? У Дэвида внутри что-то кольнуло. Уже третий раз из-за этого мальчика, да что же это такое?!       Все было очевидно: парень вообще не заслуживал всего происходящего с ним. Ладно бы его настигло что-то одно! А сколько всего Дэвид еще не знает? Томас вскинул взгляд на своего спасителя, задержавшись, но уже через секунду на мужчину смотрели серые ледышки. Не то чтобы он ожидал увидеть благодарность или восхищение, но такой лед резал своими острыми краями, не подпускал. — Сэр, Томас Андерсон подписал добровольный отказ от госпитализации. И так как он вписан в вашу страховку, мы обязаны вас об этом предупредить, — голос медсестры прозвучал где-то слева снизу, учитывая их разницу в росте. Дэвид лишь кивнул девушке, чиркнув подпись там, куда она ткнула пальцем.       Вручив Дэвиду папку с историей болезни Томаса, все окружающие, казалось, сразу потеряли к нему интерес. Том резко оказался один, все еще глядя своими серыми льдинками на Дэвида, пряча ладони в рукавах растянутого вишневого свитера. Откуда он взялся вообще, этот свитер? Дэвид, не вынимая рук из карманов, подошел ближе к Томасу, который, как показалось мужчине, разве что силой воли не дернулся от него в сторону. — Ты отказался от госпитализации, — проговорил он, глядя на парня. Тот лишь кивнул, не отрывая взгляда. Разница в росте сантиметров в десять, может даже больше, но Том не робел, несмотря на то, что все происходящее ему явно доставляло дискомфорт. — Это из-за того, что я оплачиваю твое лечение? — снова спросил Дэвид и снова получил утвердительный кивок. Чего и стоило ожидать, в принципе. — Давай я тебя хоть домой отвезу. Все равно в больничной кассе надо забрать твои медикаменты.       Том задумался на секунду, а потом кивнул, и этот жест был какой-то такой равнодушно обреченный, что Дэвиду хотелось сгрести в охапку этого парня и прижать к груди.       Так нелепо же: он его совсем не знал, они никогда не общались нормально, у них даже не было нормального знакомства, по сути, и крохи выводов об этом человеке Дэвид мог сделать только из скудно наполненных страниц в социальных сетях.       А вот у Томаса о Дэвиде могло быть всего одно мнение: охуевший мудак, который пытался его изнасиловать. Все.       Дорога к дому Томаса, ожидаемо, проходила в тишине, и впервые эта тишина Дэвида душила. Привычный к шумному окружению, он обычно ценил эти короткие моменты затишья, но сейчас отчаянно хотелось поговорить. Любым способом, хоть немножко, хоть в переписке. Бледное лицо Томаса то и дело рвано подсвечивали уличные фонари, от чего он выглядел еще более измученно. Пока не приподнял голову, глянув на Дэвида, и не потянулся к телефону.       Дэвид же, который большую часть поездки пялился именно на этот бледный профиль, не мог не покоситься в телефон боковым зрением. —“Спасибо, что спас меня. Не знаю, что было бы, если бы не ты», — механический женский голос Google переводчика заговорил внезапно громко из телефона Тома. Сам же парень поднял глаза на Дэвида, и казалось, что серый лед начинал подтаивать. Или это, все-таки, блики ночных фонарей? — За что они тебя так? —чуть севшим голосом спросил Дэвид. Он никогда не умел реагировать на благодарность, и в этот раз тоже не смог. Руки на руле только сжались сильнее немного, и голова коротко кивнула. — «За то, что я пидор», — совершенно без эмоций проговорил роботизированный голос, и также ровно выглядело лицо Тома на пассажирском сиденьи. — Откуда они знают? — «Все знают», — и в этой простой фразе, в этом измученном лице было так много боли, что Дэвида накрыло ею: как этот мальчик мог ее всю переживать, выдерживать?       Очевидно же, что если Дэвид в два клика мышкой смог добыть столько информации о парне, то другим это особого труда не составило. Особенно, если ты живешь в поганом районе, а судя по трущобам, в которые они заезжали, Том жил именно в таком. Слухи расползаются быстро, и любая компрометирующая информация могла стать смертельной. Особенно когда все статьи в интернете только и орут, что тебя насиловал отчим за то, что ты посмотрел гей-порно.       Ком в горле проглотить не удавалось. Пальцы на руле сжались настолько, что ногти оставляли идеальные полумесяцы на ладони. — Меня зовут Дэвид, — негромко проговорил мужчина, впервые открыто посмотрев в глаза парню, который лишь приподняв бровь, держа в руке телефон. — И я не всегда такой мудак, каким ты меня узнал. Наверное, я хотел бы сказать, что «да я вообще не такой, да я не знаю, что на меня нашло, да у меня впервые!», но эта хуйня не имеет оправданий, поэтому я и не буду оправдываться. Мне очень жаль, что я позволил в твой адрес такое. Мне отвратительно, мерзко, и я не могу простить сам себя, но у тебя прощения попросить обязан. Даже если это ничего не даст, я хочу, чтобы ты знал: я искренне, до глубины души, каждой клеткой своего тела прошу у тебя прощения, — он вроде бы и говорил ровно, без надрыва, но в этой интонации было столько эмоций, столько рваных жил, что не заметить было невозможно.       Том, ожидаемо, молчал. Но сейчас это не была тишина, связанная с немотой, сейчас он и правда слушал, перебирая пальцами по сенсору экрана. Судя по точке на карте, которую Томас указал в навигаторе, они уже почти подъезжали к дому, и Дэвид мысленно бился в истерике: он вообще не был готов завершать их первый диалог в конце такого ебнутого дня.        И если в голове у мужчины был хаос, и он не знал как выразить свои эмоции, как продолжить разговор, как не задеть этого израненного физически, и морально парня еще больше, то внешне он держался с почти немецкой вышколенностью. — Что на тебе за свитер-то? — со смешинкой в голосе спросил Дэвид. Том, словно забыв о свитере, приподнял руку, рассматривая ткань и… улыбнулся. Впервые Дэвид увидел улыбку на этом бледном лице с цветущими гематомами. И такая она была мягкая, такая уютная, что в нее хотелось кутаться, и тереться щекой. «Блядь, что за мысли вообще?» — «Медбрат дал, я и забыл о нем. На моем худи живого места не осталось», — жаль, что механический голос никак не смог передать даже толику той улыбки, что еще виднелась на губах Томаса. — Ага. А пальто где? — с ухмылкой спросил Дэвид, бегло глянув на Тома, и трижды пожалел о сказанном. Глаза парня распахнулись в ужасе, он сам как-то сжался в комочек и судорожно начал что-то печатать в телефоне, но Дэвид тронул его руку, привлекая внимание и останавливая. — Забей, я понимаю, что ты забыл его в клинике. Я заберу.       Пальцы под рукой перестали печатать. Том вообще как-то весь замер, распахнув глаза, и Дэвид почти чувствовал его взгляд на коже, там, где он, почти не задумавшись, тронул кисть парня. Медленно убрав от него руку, словно от бешеного кота, который вмиг исполосует кожу, Дэвид припарковался у какого-то подъезда.       Вообще, он ожидал увидеть у Томаса похуже жилье, но все было не так плохо. Да, трущобы. Да, не лучший район. Но квартал был чистенький, сам дом был даже не покрыт граффити, и битых окон тоже не наблюдалось. Том быстро выполз с переднего сиденья, прижав к себе увесистый пакет с лекарствами, и остановился у входной двери в подъезд.       Томас хоть и выглядел хрупким и побитым, но его лицо было на редкость спокойным. За недолгую жизнь его помотало, как нерадивую дворнягу, и он смотрел на Дэвида так устало, что тот, уже который раз, поймал себя на мысли, что хочет его обнять. Протянутая рука Томаса, вроде, привычный мужской жест, но когда между вами гребаная стена из говна и боли, и твоя жертва тянет к тебе руку — все как-то в голове переворачивается. Для Дэвида и перевернулось, и он пожал руку Тому.       Хотелось говорить, но было не о чем. Уставшее лицо парня только подталкивало к тому, что стоило бы свалить и оставить его в покое. Дать прийти в себя хотя бы. — «Спасибо еще раз», — снова прозвучал голос гугл переводчика. —Поправляйся, — коротко ответил Дэвид, садясь в машину.       Мысли были тяжелые, дорогая еще тяжелее. Расфокусированный взгляд, внезапно навалившаяся усталость, желание как-то помочь и не лезть одновременно. Пальто и правда нашлось в больнице, его, видимо, охранял местный больничный кот, улегшись на нем и мурлыча как трактор. Это было самое милое за сегодняшний день, однозначно.

***

      «Выходи на улицу» — засветилось на экране телефона Тома. Номера в телефонной книге не было. Да и писали ему только друзья, знакомые по работе и мама — но точно не в смс! Уже давно все использовали мессенджеры. Что за олдскульный подход к переписке?        Прижав для эфемерной безопасности боевую дворнягу к груди, Томас решился выглянуть в окно. Ну, да. Черный Мерседес, стоимостью со всю его квартиру вместе с мебелью, стоял под окнами, а его владелец привалился к капоту, держа телефон в руке. Том тут же спрятался в квартиру, словно вот заметь его мужчина, сразу что-то изменится. И так же приперся к нему под дом уже! Кстати, зачем?        Можно бы написать, что он не дома, и вообще, предупреждать надо, да и к чему эти спонтанные визиты? И так мало приятного от вынужденного общения с этим человек, который, чтобы загладить вину, решил оплачивать все его, Томаса, больничные счета. Но переводить это в какой-то личный формат общения вообще не хотелось. Не тот это человек, с которым можно заводить дружбу. Не тот, с кем стоит проводить время. Он тварь и мудак, и если уж позволил себе один раз проявить благородство, то нечего его так активно навязывать.        «Зачем ты приехал?» — такая же короткая смс, и мокрый нос собаки активно пытался помешать ее написанию. Животное упорно не хотело выступать щитом и в целом не желало больше висеть в руках хозяина. Томас, на правах главного в этой семье, тряхнул собаку, чтобы она присмирела, но та лишь возмущенно и коротко завопила, свешивая голову на бок.       «Твои лекарства привез.»       Вроде бы имеет право писать, и надо бы ему быть благодарным, но не получалось. От его присутствия Томасу становилось не плохо — страшно. Страшно быть рядом с ним, страшно любое взаимодействие. Даже его помощь: адекватная, уместная, какая-то даже неожиданная — не расслабляла ни капли. И не должна была. Том принципиально не хотел рядом с ним чувствовать себя ни спокойно, ни хотя бы нейтрально.       В зеркале на Томаса смотрел растрепанный молодой человек, и он придирчиво зачесал пальцами волосы назад, пытаясь как-то привести себя в порядок. Синяки на лице не особо-то проходили, разве что, губа уже затянулась, вот бровь была еще знатно распухшая. Но все это меркло по сравнению с тем, насколько были страшные гематомы на ребрах, почках и бедрах. Безразмерный худи и такие же спортивные штаны удачно скрывали все, а еще нигде не давили и не причиняли боль, так что движения у Тома были менее скованные.       В остальном Томас не заметил в себе ничего бросающегося в глаза. Казалось, он вообще не осознавал свою привлекательность: раз за разом прячась за мешковатыми одеждами, не уложенными волосами и вековыми синяками под глазами, ставшими частью его внешности, несмотря на молодой возраст.       От природы симпатичный, с аккуратными чертами лица и полноватыми, розовыми губами, удивительно гладкой кожей, светлыми, натуральными блондинистыми волосами: Том забивал свою красоту и сексуальность, стараясь не выглядеть привлекательным… ни для кого.       Женщины его по-прежнему не интересовали, а перед мужчинами — желанными и привлекательными — возникал ожидаемый, липкий страх.        Но в фантазиях раз за разом были они: высокие, сильные, с накачанным телом, красивой улыбкой и обязательно крепкими руками с выделяющимися, пухлыми венами. Такими руками надо было крепко обнимать, держать на руках, вжимая в стену, а еще растягивать под себя неуступчивое тело…       Довольно популярный кинк, но Томасу всегда мечталось, чтобы грубоватые сильные руки были не только напористыми и умелыми, но очень нежными. С ним. Чтобы вот нечаянно, совсем легко, царапнув его кожу огрубевшими мозолями от штанги, тут же погладить подушечками пальцев. Чтобы скользить по нагревающемуся телу с мягким, внимательным нажимом, и замечать каждую ответную реакцию. Чтобы вообще хоть раз, вся нежность, вся внимательность какого-то единственного мужчины была вся обращена к его, Тома, телу.        И если бы в другом мире, в какой-то другой, никогда не существовавшей реальности, Том и Дэвид оказались бы… просто знакомыми, просто приятелями — парень бы на него запал. Запал бы враз и надолго, потому что Дэвид он был абсолютно и целиком в его вкусе. Такие же уверенные и красивые мужчины приходили в его фантазии, мокрые сны и терзали, мучили воображение своей недоступностью. Рост, идеальная, проработанная фигура, на которой просто охуительно смотрелись деловые костюмы, поставленная речь, бархатистый голос, выразительные скулы и челюсть… Дэвида, наверное, можно было бы назвать красавчиком: в женской среде уж точно, но, в большей степени из-за ухоженности и в целом его образа.       Если бы, если бы… он враг. И от этой мысли нельзя избавляться, даже если тело находит внешность мудака сексуально привлекательной.       Собака, прижатая к груди, по-прежнему никак не желала принимать свою участь, когда Том, плотнее стиснув ее и сунув ноги в растянутые кеды, по лестнице сбежал к парадной. Дэвид задумчиво крутил в руках телефон, но, сразу же заметив Томаса, как-то открыто улыбнулся, что аж заставил парня нахмурится. — Твои лекарства, — мужчина кивнул на капот, на котором стоял бумажный пакет из медицинской кассы, а еще пару стаканов с напитками из ближайшей кофейни, коробка с пончиками и круассанами. — Я не знал, что ты любишь из сладостей, поэтому захватил свое любимое, — спокойно проговорил Дэвид, хватая один из стаканов и делай глоток. — Думал, пообедаешь со мной, — хитрый взгляд поверх стаканчика. Взрослый же мужик, а вон как глазками стреляет! — С чего бы это? — механически проговорил голос переводчика из телефона Томаса. Молодое лицо хмуро и с недоверием смотрело на какого-то уж слишком расслабленного и добродушного. — Ну, я ехал к тебе почти сорок минут, чтобы привезти лекарства, которые, так уж вышло, выписывают на мою страховку, — карие глаза сощурились, но в них не было никакой угрозы или недовольства. Наоборот — они неотрывно смотрели на Томаса, пока их владелец левой рукой уже открывал коробку с круассанами, покрытыми и карамелью, и шоколадом, и даже ореховой крошкой. — Как зовут твою собаку?       Томас посмотрел на Дэвида, как на придурка. Тот, надо признать, вообще не понял причину такого взгляда, но особо никак не поменялся в лице. — Никак не зовут. Я же не разговариваю. Так что она реагирует на хлопки, — только после этой роботизированной фразы Дэвид понял причину того самого взгляда, но только посмеялся сам с себя, прижав пальцы к переносице. — И правда, я не подумал, — пауза между ними почему-то не была напряженной. Мужчина осторожно поднял пальцы и поднес их к мордочке собаки, которая, недолго обнюхав, почему-то признала в Дэвиде хорошего человека и смазано лизнула пару раз. Такого предательства со стороны животинки Томас, конечно никак не ожидал. Мстительно сунув собаку под мышку, он, сам не понимая почему, вцепился во второй стакан, заметив одобрительную улыбку Дэвида. — Я не буду с тобой есть. Спасибо за лекарства, — надо бы изменить голос в гугл переводчике на мужской, а то как-то странно выражать свои мысли женским голосом, когда в твоей голове он вполне мужской.       Резко схватив пакет с капота, Томас скрылся за дверью дома, пулей взлетев на третий этаж, сопровождаемый возмущенным воем корги-дворняжки. Такие катания на руках по лестничным пролетам явно не были ее любимым развлечением, поэтому, оказавшись на полу квартиры, она от души облаяла хозяина и утопала на любимую подушку отдыхать.       Зачем он приехал? Ладно, с этим разобрались: ему выдают лекарства и он их, как законопослушный и ответственный гражданин, везет пострадавшему. А вот эти все жесты с привезенным кофе и сладостями?       Противно. Охуевший мажор, решивший загладить вину пачкой пончиков? Да что он о себе возомнил вообще!       У Томаса в груди была настоящая буря: любое взаимодействие с Дэвидом вводило его в неминуемый стресс, после которого требовалось еще час успокаиваться. И благо с паническими атаками он научился справляться еще в юном возрасте. Сердце билось где-то в горле, адреналин гонял в крови и даже собственный пульс шумел в ушах.       Страх-страх-страх. Снова и снова. Как убрать этого человека из своей жизни? Как сделать так, чтобы его никогда не видеть?       Врачи дали четыре недели на восстановление. С такой страховкой на работе легко и быстро оформили больничный, хоть Том и рвался туда уже вчера.       Четыре недели дали на восстановление, а прошла всего одна.